[3x3] Эрленские Приключенцы | ходы игроков | Морковные поля

      Жемодрем спал и снились ему...

      Морковные поля. Стройными грядками они уходили вдаль, не кончаясь, не думая о такой глупости, как закончиться. Зелёные вершки выбиваются из земли на полметра, почти скрывая сочные оранжево-жёлтые плоды. И куда ни глянь, во все стороны — морковные поля. Они продолжались в бесконечность. Горизонт стал лишь условностью, ограничением зрения жреца.
      Небо было кристально чистым. Такого оттенка синевы в реальной жизни не увидишь. Ни облачка. Только солнце распространяло свои тёплые лучи во все стороны.

— Эй, очнись! — раздался скучающий голос позади жреца. Непроизвольно обернувшись, Жемодрем увидел тёмную фигуру в балахоне. Она действительно было тёмной, словно являлась тенью, и, сколько бы гном не всматривался в капюшон, он видел только черноту, а не лицо. Незнакомец естественно бы вписался в ночную картину, но здесь, под ярким солнцем, он выглядел странно, как будто день его совсем не затронул и с ним до сих пор осталась ночь.
— Заказывал контролируемый сон? Получай! У меня есть для тебя задание, мой маленький жрец.

      - Чег... чего? - Разлепляя глаза возмутился Жемодрем, - А ну пшел отсюда! - Жрец потянулся за тапком, - Проклятые цыгане. И мало вам: всякие побрякушки, вещи эти троглодитов, главное, забрали, а и еще надо чего-то, - Гном бегло осмотрелся, - Эу, ты, чего, проклятый, и троглодитов спер? - Жрец тут же откинул тапок в сторону, - Красава! Брат! Нет, они мне, конечно, изрядно надоели, но я и не думал, что их можно, хе-хе, просто украсть! Вот ты ж фру-у-укт. - Жемодрем зевнул, завис на несколько минут, - Ты, это, погуляй еще часика два, сейчас, отосплюсь, а потом ты уже и благословения попросишь... и не только. Давай, пока, мух по-отгоняй. - Жрец фыркнул и вновь завалился на бочок.

— Пшёл? Это ты мне сказал "Пшёл"?! — голос чёрной фигуры зазвучал угрожающе.
      В следующее мгновение на Жемодрема хлынул поток воды, в котором не то, что спать, дышать было невозможно.
— В обычное время я бы добился от тебя желаемого, хоть и словами, но не сразу. Однако здесь нейтральная территория и я не могу долго здесь находиться.
      Вода перестала течь на жреца сверху. Остатки её мгновенно впитывались в землю.
— Я твой бог, Жемодрем. И я хочу, чтобы ты исполнил мою волю в этом мире сна. Я обычно мягкосердечно прощаю твое богохульство, но не сейчас.
      Да, голос его сперва непривычный, теперь показался гному знакомым. Видно, общение мыслями в реальном мире всё же совсем другое, чем общение здесь. Ещё обычно неуверенный бог там, здесь вёл себя гораздо уверенней. Кажется, он действительно торопился.

      Жрец, с сожалением для себя, понял, что поспать ему не удастся. То-ли отголоски прошлого подсказывали ему о том, что так-и-так его растормошат, то ли жемодремовская интуиция, которую сам Жемодрем, к своему сожалению, встречал лишь во снах.
- Что? Серьезно? - Гном встал и подтянул штаны, - Ты не даешь мне поспать и во сне? Изверг! Хех, а ты точно такой, каким я тебя и представлял: загадошный, черный. Нет, я против черных ничего не имею, не пойми неправильно. Если уж на то пошло, так черный цвет - говорят, мне к лицу, да. Тебе тоже, вроде как. Хотя, если подумать, то тут больше солнце виновато, а не мама с папой, с югов, но... Ах, короче, черняшка, чего тебе от меня надо?

- Эй, это серьезно ты? Контрольная проверка.
      Раздался отзвук мыслей жреца, будто бы он их сказал вслух.
— Да, это серьезно я, — ответила фигура. — Бореан Ограждающий, а не черняшка. В мире снов мысли становятся словами. У меня уже нет времени, и я потратил много сил, чтобы привязать тебя к этому миру. Слушай, Жемодрем: у людей, с которыми ты ночевал, есть магический предмет, который мне нужен. Они сейчас находятся где-то здесь. Мне нужно, чтобы ты нашёл их и забрал этот предмет. Поймёшь что это, когда найдёшь... Выбраться сможешь... Когда...Возьмёшь его в руки... Иначе останешься... Здесь... Навечно...
      На последних словах аватар бога начал мерцать и становиться всё более прозрачным, пока не исчез совсем. Здесь остались только Жемодрем, морковные поля и солнце.

      - За-ши-бись. - Постановил Жемодрем, после трехминутного молчания в изумлении, - И что? Что теперь? Ну вот. Эй, да ты хоть в курсах, что если я пойду не в ту сторону, то... как бы, все. Не найти мне твой "предмет". - Ответа жрец, видимо, не получил. Почесав пузо, гном начал, - "Эники - бэники"... Ох, черт, да тут везде морковь! Куда ни плюнь - морковь. Морковь, морковь, морковь. Ненавижу морковь! - Крикнул он в небо, - Морковь, - Зло проговорил он, нахмурив брови, в последний раз.
      И Жема пошел по морковным полям, пиная всякую попавшуюся под ноги морковку. Он не знал куда идет, как и не знал почему ему снится морковь, но шел. Шел. И шел по диагонали, ведь это, хотя бы, необычно. Ведь так, хотя бы, встретится меньше моркови.

      Никто не ответил Жемодрему. Его бога больше не было в этом мире. Морковь не была способна отвечать или не имела такого желания. Поэтому оставалось только идти, и Жемодрем шёл куда-нибудь, раз уж в этом мирке всё было одинаково морковно.
      Так бродил жрец несколько часов. Зелёные вершки щекотали ноги и корпус тела. Солнце, как приклеенное, висело в одной точке. Выбивающиеся из земли оранжевые концы моркови путались под ногами, через них было непросто переступать.

      А потом вдруг жрец заметил впереди на горизонте какую-то точку. Увеличиваясь по мере того, как гном к ней подходил, она превратилась сначала в два темных квадратика, а потом и в две цветасто раскрашенные повозки-фургончики. Сейчас они стояли на месте. У одного из фургончиков сломалось колесо, и два смуглокожих мужчины — тех самых, которые играли вчера на лютнях! — спорили друг с другом, порой показывая на поломку.

      - Эй, - Жрец подбежал и отдышался, - Вы как тут? Где я вас видел? Ба-тюш-ки. Так, тихо. Я знаю боевые техники. Слышали о бородатом медведе? Могу продемонстрировать! Не доводите Медводрема! Либо сейчас же вы рассказываете, что тут происходит, либо я... за себя не отвечаю. Я порву вас на столько же кусочков, сколько морковин, между делом, попадется мне под ноги. А их тут ой как много, братишки.
      Жрец встал в боевую стойку, одной рукой схватившись за живот, другой за спину. Это была боевая стойка. Хотя сначала могло показаться, что он переводил дыхание. Тяжелое такое дыхание. Но это была боевая стойка.

— О, дэдушка-лэший! — обрадовался один из мужчин. — Нэ дэрись тока! Мы подэлились с тобой едой, а ты помоги нам тэпер — колэсо трэснуло, панимаэш ли!
      И правда: колесо больше не представляло собой цельную окружность, соединённую спицами с осью, обод в одном месте треснул поперёк и разошёлся новообразованными концами на добрый сантиметр, а то и два.
— Нэ можем проехать из-за этой чертовой морковки! Кому ж она приснилась-то?! Колёса бубух с морковки на землю, с земли на морковку... Нэмудрэно, что одно из колёс не выдержало и сломалос!

- Эй, ты тут? Эй, что за чертовщина, а? Эй! ЭЙ!?
      Раздался голос Жемодрема вдруг над этим миром, но никто не ответил на его вопрос, цыгане словно его не услышали. Привычное присутствие бога в голове также не ощущалось.

— Хэй, с кэм язык чэшешь, Ларко? — послышался голос старика. Он высунулся из повозки и увидел вставшего в боевую стойку Жемодрема. — А-а-а-а, дэдушка-лэший! Можэш помочь?

      - Ну все понятно, - Закатил глаза Жемодрем и, махнув рукой, пошел дальше, пиная морковки. Шел, шел, шел, а потом понял, что в мыслях не может не коверкать слова, подставляя вместо всякой гласной гудэсную: "Э". Жрец вновь подбежал к мужикам, - Ой, ну и чего? Ну и чем я вам помогу? А? Я кое-как в этом сне ориентируюсь, сюжет ну вообще не улавливаю. Нет, ну вы послушайте: Вроде как просыпаюсь, а тут мне какой-то хрен в капюшоне втирает про то, мол, что я во сне. Я снова спать, а он меня во сне пробуждает водой. Я просыпаюсь, а его уже нет. А вода есть. Я уже на этом моменте выпал, - Жемодорем вдруг подумал, что если он почувствовал воду во сне, то наверняка полил дождь или... до этого всего ему приснился кошмар, - А потом он послал меня не знать за чем, а мне это надо? Нет, конечно! Я вообще лунатик, по-моему! А, черт его знает. Ну, я пошел. А тут морковь. А тут и вы. А у вас колесо. А я, как раз плотник! Вот это лучи сошлись, брат! А ничего подобного, я - вор, мошенник, плут и вообще жиробасина. - Он вдруг обиделся сам на свои слова и, взмахнув руками, нервно зашагал дальше. Остановился, - И научитесь говорить! Нэучи!

— Эта он правильно сдэлал, — ответил старик. — Спать во снэ врэдно для здоровья. Люди и асани вродэ нас странныэ потом оттуда выходят, о каких-то уровнях в уровнях говорят. Хотя как на лэших дэйствует, я нэ знаю. А морковь она эта — кому-то приснилась и теперь всэ мы с нэй мучаэмся.
— Ага, — сказал смуглокожий мужчина. — Кто ж такой голодный выдался рядом с нами, всэх же покормили, как слэдуэт!
— Нэ, дэдушка-лэший — говорим, как умээм, чай нэ люди. А выбраться можно только на этих повозках, бэз них — только с помощью богов. Но эсли нэ починим, то останэмся здэс надолго.
      Надолго здесь оставаться было весьма не комфортно, ведь солнце палило, ни капельки не жалея ни Жемодрема, ни цыган-асани.

- <...> А выбраться можно только на этих повозках, бэз них — только с помощью богов.

- Ну тогда у меня козырь в... - Он посмотрел на себя, поправил штаны да и только. - Рук... В штанине. И я не собираюсь его всем показывать. Наглые воришки. Покормылы-покормылы. - Живот вдруг выдал легендарный Жемодремовский рык, - Та ну вас.

      Жрец все так же потопал не зная куда, не зная за чем. Пиная морковки он думал о том, как бы смог починить колесо, но капли пота, падающие с грязных седых бровей, обрывали его добровольные пытки "мозга".

- Эй, - Сказал он просебя, словно крикнул в микрофон, ибо мысль его обрушилась на все морковное поле, - Ар-р-рх! Как отключить эту... штуку, которая мои мысли с неба орет? А? Ох, как же... Ах, это кошмар. Это просто кошмар. Во всех смыслах. Ми... Минуточку. "А я все чаще замеча-а-аю...". Хм... Неплохо-неплохо. А а если? "То-о-олько... М-м-м-м... кружка эля на столе"... Да, в мыслях я пою гораздо лучше, - Начал петь Жемодрем в мыслях, но наяву, будто бы слушал радио, о котором, правда... тут еще никто не знал:


"Жрец по полюшку пошел
Звёздной поступью цариц,
А морковь - ведь не айва,
Тут и корень и ботва.
Заставляют падать ниц!
Не забудутся никем
Башня мага, гоблота.
И таверны горький смех,
Не забуду что во век -
А что я? Все из-за вас!

Только кружка эля на столе.
Боря плачет в голове,
Тихой болью отзывается во мне
Тот подсвечник в пол цены.

Нелегко тебя отдать
Злым изменщикам судьбы.
Мож-т накинули б полтос,
Может быть отдали два:
Я готов продать на бис!
Пусть глаза мои молчат,
Молча смотрят на моркву.
Если кто поймет меня,
Пожалеет и подаст.
Потому, что я проро-о-о-ок.

Только кружка эля на столе.
Жема плачет втихаря,
Жадность гложет, все в округе слышат их:
Ярости и жмотности... кри-и-и-и-ики. "

      Побрёл Жемодрем вдаль от цыган. Те только повздыхали, смотря ему вслед, но больше ничего говорить не стали. Повсюду как и прежде были ровные ряды большой моркови, безоблачное невероятно ясное небо и жестокое палящее солнце. Ничего не хотело меняться. Ничего нового не появлялось на горизонте, как будто те цыгане были единственными, кроме Жемодрема, пришельцами в этом абсурдноватом, но чересчур статичном мире снов. Возможно они и были правы насчёт того, что теперь можно было выбраться отсюда с помощью богов, однако Бореан Ограждающий, бог Жемодрема, так ни разу и не откликнулся в разуме своего жреца после того, как исчез отсюда.
      Видимо, заскучав, Жемодрем принялся петь. Сначала ничего не хотело происходить, но потом, топая и топая дальше, жрец заметил, что обстановка вокруг него начала меняться: ряды морковок пропали вокруг него, теперь за ним сам собой тащился стол, на котором стояла наполненная чем-то кружка; небо вдруг затянули тучи, прикрыв солнце. Раздался гром, спустя несколько секунд где-то вдалеке ударила молния и начался дождь... Из подсвечников.

      Жемодрем находился в шоке. Нет, ладно он во сне пел в караоке, находящееся на небесах, пиная по пути морковки, но чтобы дождик из подсвечников - это слишком. Даже для него. Стоя на месте и уклоняясь от падающих подсвечников, которые, между прочим, весят довольно таки неплохо, быстро он начал перебирать в голове все знакомые мелодии, дабы спасти свою полумедвежью шкурку.

"Постой, Бореан, убери сей подсвечник.
Начальник, але, открой глаза!
Иду за предметом,
А тут средь куплета
Мне стол с алкоголем бьет в глаза.
Но ты же ведь знаешь,
Что дело все это
*та-да-дам*
Закатит... пророковски глаза.

Не жди меня, мама, хорошего сына.
Твой сын не такой, как был вчера.
Меня засосала в сон спьяну та скотина,
А элю простаивать нельзя... "

      Не собрался Жемодрем с мыслями и направился непосредственно к напитку, дабы хоть во сне вкусить это послевкусие начала надуманной реальности.

      Дождь из подсвечников тут же прекратился. Один из последних только торжественно упал на лысую макушку Жемодрема, ставя там официально синяк. Подсвечниковые облака развеялись, вновь открывая взору глубоко-синее небо без краёв и без солнца в нём — потерялось куда-то, хотя вроде светло. Стол с кружкой, к счастью, "не ударил в глаза" (видимо не настолько проникновенно эту часть Жемодрем пропел), а вот скотина появилась самая натуральная, говяжья. Корова, осмотрев голое поле без капли растительности на нём, решила подойти к гному и попробовать обхватить губами шикарный пучок седых волос на его затылке или хотя бы лизнуть его.
      Ну а что Жемодрем, спросите вы? А он захотел испить наличествующий в кружке напиток. Эль. То был славный вкусный эль. Одно только всё портило: чего-то не хватало, чего-то, без чего эль уже не эль, а так — иллюзия на эль. Лёгкой горчинки не хватало, ощущения настоящести эля. Стол слегка подталкивал гнома в сторону, не собираясь останавливаться на одном месте.

      И тут будто в голове сонного жреца что-то повернулось. Это что-то, этот неловкий момент, который Жемодрем замечал при себе не так часто, как хотелось бы, а точнее около раза в год, называлось озорением, а в случае нашего гнома - мышлением. Конечно, эль не соответствовал нормам, составленным Жемодремом еще при службе, но он не стал особо брюзжать на эту тему. Даже в мыслях. Это было ни к чему - ему уже прилетело от его прошлых раздумий о плохом торге.
      Стол пихал его на приключения, стол двигался. Двигался стол. Стол двигался. "Значит нужно залезть на стол!" - Ликующе прокричал жрец подняв указательный палец вверх и, заняв место "почетного зайца", решил воспользоваться местным общественным транспортом.

      Хоп! Гном не без труда залез на стол, который по высоте ему был где-то немного ниже плеч. Сразу же после этого стол перестал двигаться в сторону, где стоял Жемодрем. Он начал подпрыгивать на месте на полметра вверх и тяжело ухать вниз. Видимо, его предназначение заключалось в том, чтобы подталкивать гнома в любом направлении, пусть даже и вверх. Но даже осознание этого факта совсем не помогало Жемодрему удержаться на столе, а уж тыкать перстом в небо, горделиво приосанясь, — так вообще.

      Жрец, под натиском или, если сказать точнее, под прыжками стола, даже не попытавшись удержаться на нем, что в сущности Жемодрема было делом даже и не стоящем того, рухнул на землю. *Если встает/возможны кубы* Опершись руками, бородач лениво поднялся на ноги. Попихав в свою-то очередь стол, попинав его снизу, ударив по нему кулаком решительно и хозяиноподобающе, при том не стерпев нежданной-негаданной боли, закричав и, сжимая ушибленную руку в другой руке, прижимая ее ко второму подбородку, молвил раздраженно деревянному изделию:

- Слушай ты, табурет-переросток, да ты хоть знаешь, что я с тобой сделаю? А? Да ты у меня на факела пойдешь, ветка ты с сучком, на зубочистки - не поленюсь, разлиную. Ах ты ж, тварь неструганная, Буратино хренов. Тьфу! - Плюнул на столешницу Жема и, обидевшись на... стол... пошел себе дальше.

      Стол, выслушав всю негодующую речь гнома, вдруг взял и заскулил, словно испуганная дворняжка. Получив плевок в столешницу, он отпрыгнул и более не смел приближаться к Жемодрему. Даже наоборот, побрёл на своих четверых ножках (хотя раньше ими не двигал вообще, но как-то при этом перемещался) в противоположном направлении.

      Гном пошёл куда глаза глядят. Иногда это направление называли вперёд. Иногда — "сколько же можно уже брести, а?". А в очень редких случаях ещё добавляли: "Бли-ин, все ноги оттоптал!". Жемодрем шёл и шёл. Мир вокруг него вернулся в свою первоначальную форму: солнце взпоявилось на небе, которое вновь стало чистым и голубым, сквозь землю наружу проросли вершки гигантских морковей, сразу ставшими организовать друг с другом ровные ряды грядок. Спустя ещё некоторое время гном обнаружил, что вновь приближается к двум крытым фургонам цыган и к ним самим собственно. Это несмотря на то, что он никуда не сворачивал и шёл в пресловутом направлении, называемом прямо, вроде бы отдаляясь от цыган.
      С прошлого раза уже кое-что здесь успело поменяться. Сломанное колесо так и осталось валяться рядом, но двое мужчин как раз в момент, когда к ним начал приближаться Жемодрем, стали прилаживать к задней оси фургона откуда-то взявшееся новое колесо.

— Эхэхэй, дэдушка-лэший! — высунулась наружу из одного фургона старческая голова, увидела гнома и начала хвастаться. — У нас тут — какоэ счастьэ! — появился стол с кружкой эля на нэм. Мы из столэшницы сразу начали дэлать колэсо. Хорошээ колэсо, с норовом будэт! Тока дожд из подсвэчников был чэрэсчур лишним.

- О, как же я рад за вас! - С явно наигранной интонацией и таким же приятным изумлением кричал Жемодрем издалека, постепенно подбегая к цыганам. - Ну-с, счастливчики, и что теперь? А? Я, знаете ли что думаю: вот с какого такого лешия мне такая... кхк-кхе... "морква" снится, а? А ты не смотри на меня так, старикан - я ведь и огненного змия призвать могу, тварь ты цикличная. Я стол нагнул, что с вами не справлюсь что-ли? - Гном доковылял до ближайшего человека и, схватив его за воротник, затряс, - К-куда-а-а мне идти-то-о-о!? Отвечай, заЭка ты этакая!

      Старик почесал голову, послушав Жемодрема да посмотрев, как тот пытается за воротник его сына ухватиться, и выдал:
— Можэшь, э, с нами сэсть и поэхать. Мы тут собираэмся в рэальный мир вэрнуться, пэрэкантоваться, а потом снова нырнуть, но ужэ в другой сон. В пэчёнках сидит ужэ эта морква!
      Он не забыл потрясти кулаком в сторону ненавистных уже всем овощей. Один из его сыновей, тот, которого Жемодрем не тряс за воротник, пнул хорошенько по новосделанному колесу и то сразу наделось на ось до конца.
— Мы готовы, — кивнули мужчина. — Только вот куда дэдушку-лэшэго посадить, мэст нэт.
— Хорошо, — улыбнулся старик. — Он нэбольшой, в фургоне с жэнщинами и дэтьми сможэт помэститься. Поэдэшь с нами?
      Старик нисколечко не сомневался в том, что Жемодрем и огненного змия призвать может, и стол нагнуть, поэтому относился к гному с уважением и не обижался на угрозы и оскорбления.

- Паэду, паэду, - Пробуднил гном и... залез не в фургон с женщинами и детьми, а прямо к старику, высокомерно отворив дверцу отчаянным жестом руки. - Запрягайте, хлопцы, кони. Я еду. Я выезжаю. И дались мне эти ваши сны! Эти ваши столы и дожди из подсвечников! А я жить хочу - да не просто жить. А доживать. А умереть. Без следа и памяти... Ненавижу я себя. Морковь.
- Галупцы.

      Гном забрался в повозку к цыганам, и они тронулись. Больше никто никогда Жемодрема не видел. Ну, это, конечно, большое преувеличение, так как он всё же мелькал в Фэлоне то тут, то там вместе со своими новыми пёстро одевающимися знакомыми, однако надолго они нигде не останавливались и внешность самого гнома также менялась порой до неузнаваемости.