\Недобрые сны\ | ходы игроков | III. Слепота (fin: Звезда изъята)

Осторожно, двери закрываются! Следующая остановка...

Видавший виды автобус под номером 4*, болезненно качнувшись, двинулся к следующей точке маршрута. Пассажиры, разморенные полуденным солнцем, лениво переглядывались и покачивались в такт движению транспортного средства. Основной поток воняющих причудливой смесью никотина, перегара и парфюмерии представителей рабочего класса всех сортов и мастей уже давно предавался протиранию штанов и натиранию мозолей на переднем фронте свободного рыночного общества. Наполнение автобуса составляли ленивые и сонные, забывшие и опоздавшие, а так же попросту те, кому спешить было совершенно некуда.

Совершенно обыкновенные, впрочем, люди, не лишённые красот и причуд: дамы бальзаковского возраста, оживлённо обсуждающие роль религиозного секса в недавних публикациях одного известного церковного деятеля; пара патлатых студентов, на двоих делящих одну пару наушников; одинокий старик, хмурящий кустистые седые брови; женщина, издалека кажущаяся учительницей литературы старших классов, увлечённо читающая Пелевина; молодая девушка с трёх-пятилетним мальчиком, явно порывающимся сделать что-то весёлое и непростительное; потный добротных габаритов мужчина в мятой рубашке, сжимающий в красных руках потрёпанный кожаный портфель; седовласая старушка, склонившаяся над ежедневной (и бесплатной) газетёнкой; восточной внешности гражданки, всем своим видом выражающие готовность к межкультурному диалогу с сидящим напротив парнем старше двадцати в дорогом костюме.

Кастусь сидел у прохода, а рядом, у окна, сидел Он. Трёхметровый гигант, чья полупрозрачная плоть сплетена из эфирных нитей, светящихся синевой божественных миров. Глаза Его преисполнены владычества, природа коего совершенно ультимативна для жителей невежественного плана. Высший, пришедший из иных пространств, смотрел ровно перед собой, явно не нуждаясь ни в дыхании, ни в кровотоке. Он излучал холод, облачённый в жар, и вызывал в душе чувство инфантильной радости, перемежавшееся с первобытным страхом.

Иные пассажиры автобуса не замечали своего соседства со столь могучим существом, один лишь Кастусь чувствовал каждой каплей текущей в венах крови изменяющее реальность Его Присутствие. Была ли тому причиной Его воля, исключительность мужчины, или обыденность окружающих, сказать сложно: любое объяснение граничило, но не совпадало с истинным.

Так или иначе, бытовая поездка с целью оплаты коммунальных услуг только что кардинально изменила своё значение в жизни Кастуся Казимировича Мицкевича. Голова Высшего медленно провернулась на 90 градусов, и, не размыкая каменных губ, Он произнёс следующее:
- Приветствую тебя, Кастусь, сын кузнеца. Не бойся меня, ведь твой Дух силён. Но твоя Душа едва родилась, и всякое промедление отныне губительно. Ты должен выполнить мою волю, за что я вознагражу тебя Прозрением. Откажи мне, и уделом твоим станет Пепел. Ты должен найти Звезду. Она здесь, в обиталище Скверны, скрыта от взора, но явственна сердцу. Встань, иди и найди Её: я не буду ждать слишком долго.

Казалось бы, чего такого может случиться в автобусе?
Едешь ты по своим делам, никого не трогаешь, проезд оплачен, нос — спасибо ему большое! — перестал посылать информацию о составе и плотности окружающих запахов, то бишь принюхался. Город, чай, а не привольные сельские просторы с лёгким запахом тракторной солярки. Впрочем, и со всем этим жить можно, и улыбаться даже едва заметно, тем самым выгодно отличаясь от, например, хмурого дедушки с кустистыми бровями.
Едешь, значит, себе, едешь... Занял место у прохода удобное, на соседнее — у окна — можно рюкзак поставить. Но нехорошо это, места для сиденья вещами занимать, поэтому устроился рюкзак на коленке. Проходи, желающий, садись.
А сиденье у окна как-то очень вдруг становится из свободного занятым. И вроде бы никто не спросил Кастуся разрешения пройти, подвинуться там, или даже без спроса пройти не пытался. А место занято. Кем-то большим, эфемерным, и в то же время весомым.
И кроме места, становится занятым еще и Пространство. Насыщенным таким становится.
Силой полнится. Величием. Жарким холодом. Благоговейным страхом.
И сразу понятно: ничего не понятно.
Дела...

Первой мыслью было, конечно — перегрелся. Ну, или придремал. Вона, пассажиры-то другие головой не вертят, на диво дивное по соседству с Кастусем не таращатся. Спасительная такая мысль была, успокаивающая. Да жаль, недолго в голове просидела.
Дальше подумалось, что... а ничего дальше не подумалось. Только ощущения эти остались: силы, величия, страха с детской радостью смешанного. И реальности всего этого. Вот просто как факт среди прочих — на улице десятое июня, проезд на "четверке" восемьдесят рублей стоит, квиток на квартплату в кошельке лежит, а рядом с тобой нечто неведомо могучее едет, которое только ты и видишь.
Выпрямил спину Кастусь медленно, застыл в неудобной позе, напряженно косясь на странного попутчика глазом, и не смея повернуть к нему голову. А как голос, к себе обращенный, услышал, так и вовсе глаза расширил в удивлении, глуповато улыбаясь.
Затылок почесал, пытаясь уместить в голове все это, что с ним вдруг приключается. И как-то быстро на второй план отошли и квартплата предстоящая, и кухня заказчика, что сиротливо осталась ожидать заботливой руки Кастуся.
Кашлянул неловко в кулак.
— Эта-а... — протянул негромко и смущенно, и еще больше смутившись от звука собственного голоса, прозвучавшего таким низменным рядом с величием Неведомого. Еще разок кашлянул, справляясь с неловкостью и слова подбирая.
— Выбачайце... нешто потеряли звездочку? Так я сыщу, коли надобно, чего ж не сыскать...
Как лепет детский прозвучал, ей-богу. Лучше б молчал да кивал в согласии.
Плечи опустил, взгляд в пол отправил, кольцо обручальное на пальце теребя машинально.
Стыдно-то как...

- Встань.- Повторил Высший, и тело Кастуся покорно повиновалось, словно жалкая марионетка.- Думай. Ищи. Время не ждёт... Я помогу.- Заключил он, и тут же седовласый старик скорчил страшную гримасу боли. Морщинистые руки потянулись к сердцу, сухие губы раскрылись в жажде воздуха.- Теперь ты понимаешь, что это серьёзно?

Подскочил, ведомый чужой волей. Слова хлёсткие выслушал. Слетело ощущение непонятности разом, и улыбка жизнерадостная с лица следом. Вздрогнул, на муки старика, неподалеку сидящего, глядя.
Два и два быстро сложились.
— Не надо... — прошептал. — Пошто людей мучаешь? Сказал же, сыщу все.
Рюкзак, с колен упавший после вставания резкого, за лямку подцепил.
— Как звезда твоя выглядит? И чем поможешь?
Шёпотом говорит, брови хмуря и едва губами шевеля. А взгляд со старика не сводит.

Муки старика не прекратились, и Кастусь выкрикнул призыв о помощи. В тот же миг всё внимание обратилось к нему, в том числе и мучимого порчей деда. Последний как-то удивлённо выпучил глаза, сощурил и совсем закрыл. Кажется, он только что умер.
- Его время пришло. Как и время искать Звезду, Кастусь. Звезда не имеет обличья в плоти. И одновременно лишь материей рождена. Она сама жизнь, порочный человек. И потому ты её найдёшь. Ищи. Думай. В себе. В других. Всюду! Я не намерен это повторять!

Старик умер. Тихо так отошел. Сердце, наверное.
Слова Неведомого в ушах отдаются колокольным звоном. Тяжелые такие, ухают как камни, в колодец роняемые.
Слезы вдруг на глаза навернулись. То ли скорбь по старику незнакомому, то ли обидное осознание собственной глупости и бессилия.
— И не повторяй.
Буркнул тихо, губами шевеля. Кулаком по глазам мазнул, слезы сгоняя. Рюкзак на плечо закинул, развернулся резко и пошел к дверям автобусным, не обращая внимания на удивленные взгляды пассажиров и сосредоточенно глядя перед собой.
Кто-то, наверное, скорую вызовет сейчас. А может, и милицию.
Шаг, другой. Спинки сидений обшарпанные с поручнями потертыми. И глаза детские, совсем бесстрашно и наивно-любопытно глядящие через поручень то на Кастуся, то на старика, за спиной оставшегося.
Щелкнуло что-то в голове вдруг.
Развернулся так же резко опять. И наконец посмотрел в упор на то, что ворвалось в его жизнь несколько минут назад.
Вдохнул, воздуха набирая.
— Вот твоя Звезда.
Сказал громко, уже не обращая внимания на окружающих, и кулаком себя в грудь стукнул. Там, где сердце все еще бъется.
— В человеке каждом она есть. Богом дана. Мою забери, коли нужно тебе. А их, — руками повел, пассажиров всех охватывая, и чуть задержавшись на ребенке, — не трожь.

- Глупая обманутая порочная тля.- Разразился зловещим недовольством Высший.- Сердце - это не Звезда, ничтожная тварь. Сердца конечны, а Звезда - вечна. Сердец много, она - одна. Ты не понимаешь, но должен понять. СМОТРИ ЖЕ.- И вовсе заорал он, и в тот же миг женщина, читавшая Пелевина, испуганно сжавшись, поднялась в воздух, управляемая чужой воле. Светясь изнутри потусторонней энергией, она возвысилась над своим местом, откинула голову, и...

Невидимый мясник тонкими надрезами вскрыл её плоть. Кровавые линии стремительно расчертили её кожу, сбросив одежду. Женщина даже не кричала. Неведомая сила разорвала её грудь, раздвинула рёбра, и вырвала бьющееся сердце. Сердце брошено в руки Кастусю, ещё живое, горячее.

- ЭТО НЕ ЗВЕЗДА! Найди Звезду, убогий! ИЩИ!

Пространство вокруг казалось сокрытым в полупрозрачной фиолетовой дымке. Гнев Высшего менял реальность. Люди кричали, но крики их были далеки от мира материи. И автобус по-прежнему следовал маршруту, словно водитель не был свидетелем происходящего. Паника оставалась как бы за стеклом, сама жизнь, кажется, замедлилась, следуя воле могучего существа.

Кровь на руках. И сердце, человеческое, живое еще. Бъётся. Горячее.
Люди кричат вокруг. Но отдаленно как-то, будто и не в одном автобусе с Кастусем едут. Отрезаны от него полупрозрачной дымкой, отливающей фиолетовым.
Будто сон все это. Кошмарный такой.
Вот только чувства все кричат о том, что это — явь. Жестокая такая, величественная, могущественная.
И сердце только что жившего человека в руках — как весомое доказательство.
Постоял просто, невидящим взглядом уставившись на кровь на рукаве. К девушке шагнул, осторожно и бережно вложил сердце обратно в разорванную грудь.
— Не сердце...
Шепот сиплый с губ срывается. Края страшной раны скользят под окровавленными пальцами и не хотят смыкаться.
— Душа. Душа у ей была...
Оставил бесполезное и бессмысленное занятие, повернулся опять к Высшему, в пол глядя. Снова щеку утер тыльной стороной ладони, смахивая предательскую слезу и не обращая внимания на длинный кровавый развод, что остался на коже.
— Про душу свою я говорил, — сказал тихо и с безысходностью в голосе. — Но и не она тебе потребна, похоже. А другой Звезды в человеке я не ведаю.
Помолчал мгновение, поднял глаза вдруг. С вызовом посмотрел.
— Да, убогий я. И он, — на старика указал, — и она, — на девушку кивнул. — А пошто мы тебе, такие убогие? Сам-то, чай, звезд с неба не хватаешь, раз я тебе нужен!? — почти на крик перешел.

- ВСЁ ТЫ ВЕДАЕШЬ!- Совсем разгневался Высший, из ноздрей его повалил пар.- Не шути со мной, человек! Душа твоя не нужна мне, хотел бы душу - так и сказал. ДУША. НО ДУША - НЕ ЗВЕЗДА. КАК ЖЕ ТЫ НЕ ПОНИМАЕШЬ!?- Раздражение, ярость и злоба внеземного существа ломали реальность кругом, кровь приливала к вискам, в ушах шумело. Голос, кажется, не только в материи, но и в духе звучал, отражаясь в сферах подсознания неясным злостным кличем.- Все вы убоги, люди, ибо план ваш низок, а намерения - греховны. Я здесь, чтобы найти Звезду. ИЩИ ЖЕ! Иначе всю жизнь твою обращу в пепел, сгною заживо всех, кого знал и видишь, кого не знал и чувствовал. ВСЁ ОБРАЩУ В ПРАХ.

Бывает от действий больно. Когда бьют вот, например.
Бывает от слов больно. Когда дорогой сердцу человек злое скажет.
Но никогда раньше не было Кастусю больно от голоса. Да так, что голова раздувается, зубы ноют, суставы выкручиваются, и кажется, кости потрескивают. А вместе с ними раздуваются атомы, ноют электроны, выкручиваются молекулярные связи и кажется, потрескивает тоненькая ткань пространства вокруг.
Гневный голос.
Злые слова говорит.
И ярость высшего существа настолько чиста и неподдельна, что Кастусь в ужасе зажмуривается на мгновение. Крепко-крепко. Отсекая то, что перед взором намалевано.
И зажимает уши руками, пытаясь унять тяжелые вибрации пространства. Отсекая то, что оглушает разум.
И кажется, даже дышать перестает на миг.
Чтобы ничто не мешало увидеть. Понять. Или хотя бы попытаться ощутить то, о чем говорит ему Высший.

Не слышать. Не дышать. Не видеть. Сильнейшая триада древнейшего рода всколыхнула сердце Кастуся, ослепила душу его, наизнанку вывернула бытия суть, правду отделив от лжи.

Она здесь.

Звезда. Вот она - рядом. Приди - возьми. Это просто. Но цена тому - жизнь.

Звезда возгорается рядом, шепчет нежным ласковым голосом прелестные искренности. Молодая, едва родившаяся. Славная, добрая, светлая. Скоро она будет жечь, но пока - лишь греет.

Среди шептаний бесконечных, бесчисленных, можно разобрать слова: "не отдавай", "они", "умрут", "бездна", "добро", "рай", "он", "немые".

Свет рядом. Горит, переливается, шепчет что-то доброе. Такое непохожее на грохочущий голос Высшего.
И сразу тепло стало. И легко на душе. Нашел ведь, что просили.
Вот она, Звезда. Руку протяни, возьми, да передай.

И видится вдруг: протянул руку, взял бережно. Подержал на ладони, любуясь на красоту, из света сотканную. Теплого, но не обжигающего.
— Да вот же она, — сказал, улыбнувшись, и Высшему протянул, глядя на него весело. — Держи.
Чтоб закончилось все. Чтобы ушел страшный могущественный Высший, не довлел над жизнью более, не убивал никого и не вырывал ничье сердце из груди трепещущее.
Чтобы Пеплом не стать и Прозрение получить.
И еще чтобы кричать перестал.

В тихий шепот вслушался, вник, попытался слова осознать обрывочные.
"Не отдавай".
Глянул на свет, яркий и чистый.
Как взгляд детский. Наивный и бездонный.

И видится вдруг: отвел взор в сторону от Звезды. Вдохнул глубоко, как в последний раз. На Высшего взгляд поднял просветленный.
— Нет здесь Зведы, — сказал, улыбнувшись. — Для тебя — нет.
Плечи расправил, не страшась более гнева Его.
Потому как Звезда — она для кого-то звезда, а для кого-то — жизнь. А ежели чья жизнь на кону — превыше всего она будет.
Так батька воспитывал, так мамка учила. Так Человек от Зверя отличен становится.

Всё кончилось. Звезда, Кастуся ослепив сиянием чудотворным, исчезла. Высший растворился, и в пустом взгляде его читался... страх? Всякое действие прекратилось, казалось, само время встало. Почувствовав неясный душевный порыв, Кастусь обернулся на место водителя и увидел лишь мрак...

Двери автобуса распахнулись, и мужчина, ведомый чем-то, покинул транспортное средство. Перед глазами всё меркло. Смазывались очертания реальности: не разглядеть лица прохожих, не найти линию, где набережная в море переходит. Дышать было тяжело. Глубокий вдох, нисколько не утоляющий жажду воздуха. Отчаянный выдох, вызванный лишь с детства выпестованной необходимостью. После нескольких повторений перешёл на одни вдохи, без выдохов. Подошёл к краю. Руками опёрся на холодный бетон.

Море - вот оно. Чёрное, густое. Впереди набирают силу высокие волны. Кажется, моря здесь быть не должно. Разве это приморский город?..

Наконец мы подошли к финалу. Кастусь поднял голову и оцепенел, видя, как солнце, могучее древнее светило, меркнет.

Раз - и нету солнца. Кастусь остался один. А потом и Кастуся не стало.

Звезда ушла из этого мира.