Sepeliam | ходы игроков | Встреча на улице

Дева посмотрела на отца Бальтазара своими малахитовыми очами и слезы моментально исчезли из ее глаз. Рассмеявшись, словно увидевши старого друга, она, явив свою недюжинную прыть, вскочила на ноги. Священник даже отшатнулся неосознанно, когда она оказалось подле него, лицом-к-лицу.

- Вы священник, священник? - Затараторила она своим пронзительным голоском. - Идемте, скорее!

Не дав Бальтазару и слова молвить, она побежала вперед, - по улице прочь от церкви, - пока не добралась до развилки. Остановившись там, она помахала рукой и, прыгая на месте, что-то прокричала. Священник не расслышал что, хоть и мог разобрать отдельные звучания ее интонаций.
Он знал эту развилку. Одна из дорог вела прямиком к кленовому бульвару. Вторая ползла меж домов и исчезала в темной арке тоннеля, образованного двумя домами. Если пройти по этому тоннелю, ты окажешься на рынке. Куда, интересно, хотела отвести Бальтазара девушка?

Не успел священник додумать эту мысль, как на сцене появилось третье действующее лицо: парнишка в грязной куртке и мятой кепке. Вынырнув из тоннеля, он бегом припустил по улице, прижимаю куртешку к телу обеими руками и затравленно озираясь по сторонам. Остановился он только подле священника. Точнее, не совсем остановился. Сперва он пролетел его, словно и не заметил. Потом, должно быть, признал в прохожем святого отца и вернулся.

Лоуренс так усердно думал мысль о том, что ему срочно надо в церковь, чтобы найти там священника, что чуть не прозевал оного, пролетая того на улице, мчась во всю прыть. Резко остановившись, он мгновенно — с завидным профессионализмом — нацепил на лицо выражение жалостливого щенка, кое в любом верующем и добросердечном человеке (а священники все сплошь именно такие люди!) вызывает приступ жалости к мальчонке и желание сделать для него что-то доброе.

- Святой отец! Святой отец! — затараторил он, глядя на священника чистыми, непорочными бездонными глазами, — Говорят, вы за отдавших Б-гу душу награду обещали? — он утер ладонью нос.

Самую малость не ожидавший столь резкого поворота событий Бальтазар, достаточно быстро придя в себя, смерил мальчика внимательным взглядом, как бы замедляя темп беседы:
- Да, дитя моё, обещал. Тлен усопших должен покоиться в земле, так того хочет Бог... Ты видел умершего? Приведёшь меня к нему, будет тебе награда.

Мальчик моргнул и на секундочку задумался.

- Нет, святой отец, своими глазами не видел. Но служанки на рынке болтали — сегодня утром господин преставился. Хотите, отведу?

- Значит, Господь уберег тебя от прискорбного зрелища. Веди меня к покойному.

- Да, святой отец, Господь милостив к сирым и убогим, — блаженное выражение детского лица. И Лоуренс заспешил к Ореховому особняку, то и дело оглядываясь на священника.

Оставив полоумную девицу ее собственным демонам на растерзание, Бальтазар последовал за Лоуренсом. Идти до орехового особняка было всего-ничего, так что можно было даже надеяться добраться туда до варваров, зовущих себя врачами.

Пройдя по длинной кривой улочке, священник и побирушка оказались на широкой по меркам города аллее. Эта аллея, пусть и не имела названия, была известна каждому жителю города. И причиной тому был вовсе не старый театр, украшавший ее своим мрачным величием. Просто именно тут, на этой аллее проживали наиболее богатые жители города. И ореховый особняк был не последним на этой улице домом.

Обыкновенно, смерть в одном из домов около театра вызывала глубокий резонанс среди населения города. Каждый житель местных особняков так или иначе имел влияние на правящую верхушку, а потому его похороны всегда собирали толпы скорбящих союзников и злорадствующих противников. В этот раз было не так. На улице не было ни души, если не считать усатого мужика в кожаной куртешке и с подбитым глазом, спешно сметающего сор в кучу старой метлой. Да и этот мужик никакого отношения к особняку не имел - так, обычный чернорабочий из роя, взявшийся подметать пороги у богатых.

- Это здесь, святой отец, — на всякий случай сообщил мальчик, подходя к калитке, но не открывая ту. Ибо между побирушкой, пытающимся войти во двор богатого дома, и пытающимся сделать то же самое священником разница разительно велика.

Бальтазар с благочестивым видом осмотрел калитку, внимательно вгляделся в окна особняка и, перекрестившись и прошептав молитву, направился ко входной двери.

"Кто мог отдать Господу душу в столь властном особняке? Какой план Господень я, раб Его, увижу сейчас? Пойму ли я волю Господа или останусь в невежестве? Что таится для меня за этой дверью? Смиренные родственники, скорбящие по умершему, или бесы, демоны, пирующие на его костях?.."

Вопросы витали в голове святого отца, никоим образом не отражаясь на его одухотворённом лице. Он был, как есть, человек Бога. И он пришёл творить Его волю.

Лоуренс же юркнул в калитку вслед за священником, и та со щелчком захлопнулась за его тощей спиной. Мальчик быстро сообразил, что пока он рядом со слугой Божиим, его вряд ли погонят из дома — а если повезет, еще и накормят. Если, конечно, этот благочестивый священник со светящимся добродетелями лицом сам не погонит мальчишку взашей.

Он семенил рядом, прячась за подолом сутаны. Выглядел бедный мальчик скорбно и обиженным судьбой. На худом перепачканном лице верой в добрых людей горели бездонные серые глаза. Он робко взял священника за руку и взглянул на того, безмолвно спрашивая разрешения.

Довольно высокая дубовая дверь встретила священника и побирушку. Не сомневаясь ни секунды, отец Бальтазар ухватился за дверную ручку в форме львиной пасти и громко постучал. Входит без приглашения в таком случае было бы дурным тоном, на который отвечают обыкновенно сокращением похоронного бюджета.

Несколько неприлично долгих мгновений все было тихо. Священник было думал уже повернуть назад, когда по ту сторону послышались шаги, после чего в двери открылось смотровое оконце. Пара хмурых выцветших глаз не замедлила себя через это оконце показать.

- День добрый... господин. - Произношение выдало в человеке слугу. - По какой причине вы изволили посетить ореховый особняк?

Не сказать, что гостям были рады. Слуга, должно быть, рад был бы избавиться от непрошеного гостя в сей час, да не мог по тем или иным причинам.

- Добрый день, сын мой. Воля Божья стала причиной моего прихода. Все мы смертны под Его взором. Умирая, душе требуется избавление, а телу - омовение... Проведите меня к покойнику.- Достаточно самоуверенно завершил Бальтазар, впрочем, святой отец весьма наблюдательно подметил, что чем активней и настойчивей он проявляет себя в своём духовном сане, тем шире раскрываются перед ним все двери. Хотя, возможно, в данном случае придётся и попотеть...

На всё Воля Его.

- Вы ошиблись. Покойных в доме нет.

Слова слуги были вежливыми, а вот интонации вежливостью не отдавали. За вышколенными манерами пряталось презрение. Подобное презрение испытывает сильный к слабому, богатый к бедному. В нем открыто читается вопрос: "почему ты такой жалкий, почему не такой как я?" Как жаль, что люди, испытывающие подобное чувство в большинстве случаев так же уродливы душой, как и жертвы их чувств. Встретив кого-то, кто их превосходит, они несомненно проникнутся к нему завистью и тогда старый упрек сменится новым.

Тут и церковный сан Бальтазара не помогает. И не поможет, скорее всего. Что-то настроило этого слугу супротив гостя.

А может, и правда ничего не было? Бальтазар задумался было об этом на минуту - все-же, нету шумихи вокруг дела. Ан нет - из-за двери послышался женский надрывный плач. И может это просто богатей бьет свою жену - но это хотя бы причина проверить.

Наверное, в этот момент святой отец отправился бы на поиск другого входа, если бы с той стороны двери кто-то не окликнул слугу. Так или иначе, этот кто-то имел должное на того влияние, так что после недолгого разговора слуга все же нехотя отпер дверь.

Войдя, Бальтазар первым делом окинул опытным взглядом обстановку. Из предметов меблировки ему незамедлительно попались на глаза дворецкий, - им оказался полный презрения слуга, - и служанка бальзаковского возраста. Служанка безостановочно рыдала. Дворецкий же уставился на Лоуренса.

Прихожая орехового особняка была не самой большой из городских прихожих. По крайней мере, Бальтазар видел побогаче. Тем не менее, и тут от этой не самой значительной и функциональной комнаты веяло роскошью. Начать хотя бы с того, что коврик под дверью был чище, чем исподнее порядочной девы.

Из прихожей в дом вели три массивные двери. Около одной из них, все еще держась за ручку и не решаясь дверь захлопнуть, стоял сам хозяин дома. От слуг его отличал дорогой кафтан и седина, поселившаяся в его шевелюре. На лице хозяина дома уже образовалась сеть первых морщин, отсчитывающих лета его старости. Должно быть, ему шел шестой десяток.

- Вы тот священник, которого мы вызывали? - С волнением спросил он. - Идемте.

Бальтазару даже врать не пришлось - все сделали за него. Он подчинился своей судьбе - тем более, что судьба обещала приятный бонус за неожиданную секретность. Лоуренс не стал упускать случая. Пользуясь неприкосновенностью священника, он юркнул за ним в нутро дома.

- Мария переживает. - Бросил хозяин на ходу. - Она была мальчику как мать. Ее ребенок так и не родился - выкидыш.

Видимо, Марией была та самая служанка.

- Сюда. - Шепнул старик, открывая еще одну дверь и запуская гостей.

Лоуренс и Бальтазар оказались в просторной детской комнате. У стен стояли ящики с игрушками, которых у Лоуренса никогда не было и не будет. У дальней стены возвышалась широкая кровать с балдахином. Там, закутавшись в белоснежные простыни, лежал мальчик. На вид он был чуть-чуть старше побирушки. Лет двенадцать, может четырнадцать.
Священник осмелился подойти ближе. Уже отсюда он видел, насколько уродлива и неестественна была смерть для этого юнца. Под глазами ребенка пролегли глубокие мешки, кожа выцвела и обрела фактуру пергамента. Что было еще ужасней, Мальчишка выглядел ужасно худым, словно не ел с рождения.

- Ханс заболел три дни тому назад. - Выговорил отец. - Простая простуда, думали мы. Только ко второму дню он отказался от пищи, а затем и вовсе стал чахнуть. Мы позвали лекаря, но тот лишь развел руками. Пожалуйста, святой отец, похороните малыша, как подобает! И... не забудьте, пожалуйста об уговоре. Сделайте это тайно. Не хочу, чтобы моего сына после смерти беспокоили завистники и шуты.

Воистину неисповедимы пути Господни. С порога приглашённый в дом, отец Бальтазар, сам не ждавший подобного, стремительно стал свидетелем некоей страшной семейной драмы. Вид мёртвого дитя поразил священника. Лекарь видел, значит, врачевательство было бессильно. Но что это за болезнь?..
- Лекарь сообщил Вам, от чего умерло чадо?- Задал вопрос Бальтазар, подходя ближе к трупу чада.- Вы хотите, чтобы я сейчас взял ребёнка на руки и шёл с его охладевшим телом по улицам города средь бела дня?.. Я не совсем понимаю... Церковь сделает всё в совершенном секрете, если того желают родственники страдальца... Он будет похоронен по Божьему закону, и блаженная душа его найдёт свою дорогу в Царство Небесное...

- Не смог лекарь объяснить хворь. Сказал, что нет таких болезней в природе. Ханс три дня отказывался от пищи, но сего не достаточно, чтобы свалить человека с ног. Тем более, Ханс хорошо питался доселе. Потом Ханс стал бледнеть. И с каждым днем он казался мне все холоднее и холоднее. Словно мертвый уже был...

Святой отец немедля перекрестился три раза и прочел оберегающую молитву. Действия священника немедленно впечатлили хозяина дома. За это время отец Бальтазар успел окинуть местность на предмет ценностей. Первое, что бросилось в глаза - портреты. Они были на каждой стене и следили внимательно за всеми, кто попадал в их поле зрения. Среди портретов было много статных мужчин и юношей, но почти не было женщин. Единственным таковым исключением была довольно грубая мазня юной дамы, повешенная у самой кровати покойного. К своему удивлению, Священник не обнаружил меж Хансом и сей дивой никаких внешних подобий, что почти наверняка исключало их родство. Куда больше священника поразило то, что эту особу с малахитовыми очами он уже имел счастье повстречать.