[Sw] Шашкой и пулей | ходы игроков | -Арсений

Небо синее-синее, ни облачка, с желтком солнца по серединке. Греет по-весеннему коварно: и припекает вроде, а расстегнись - так в миг простынешь. Народу тьма-тьмущая, целое столпотворение. Толкотня, давка, но и воодушевление. Ликуют, кричат «Ура!», флагами размахивают кумачовыми. К чему бы это?
Огляделся. Ага. За спиной, за волнующейся рекой людских голов арчатая стена Верхних Рядов, впереди, за такой же рекой - красная зубчатая гряда кремлевской стены. Справа виднеется «псевдорусский» теремок Исторического музея. Красная площадь, определенно.
Но к чему бы всё это?

Увлекает толпа за собою, настроением своим пропитывает. Миг назад опасался товарищ Недосыпов, что Москва, что большевики, что не рады ему тут будут. А сейчас, увлеченный потоком, он уж и сам готов кричать "Ура!". Идет, осматривается. Радуется общему воодушевлению, да греется на солнышке.
А небо-то какое! Ни облачка. Синее-синее...

Протолкался вперед, чтобы видно лучше было, раздвигая затянутые в унылое сукно спины - серые, темно-синие, коричневые, в крайнем случае грязновато-белые. Глядя в затылки с нахлобученными кепками и фуражками, думал: странно, гулянье вроде, а где же одежки праздничные? Видать, вся яркая ткань на полотнища знамен и транспарантов ушла - тут и алый, и золотой, и кипельно-белый...
Вот и древние стены кремля украсили кумачом, спускающимся широкими лентами от резных зубцов до земли. На Сенатской башне красуется исполинская композиция - перекрещенные серп и молот, недавно утвержденная эмблема большевистской власти, а под ними...
Да, это что-то новенькое! Приземистое, угловатое пирамидальное здание, облицованное розовым гранитом, при взгляде на которое всплывало в памяти что-то из древней истории, не то про Египет, не то про Месопотамию... И надпись на портике золотыми буквами: "Л Е Н И Н". В каком это смысле - "Ленин"?
Наконец, протиснулся в первые ряды зевак. Удалось рассмотреть получше само шествие. Да это же демонстрация! Стройные колонны мерно вышагивающих по брусчатке (брусчатке? и когда площадь замостили?) людей, вздымают над головами флаги, транспаранты с непонятными лозунгами и лающими наборами букв ("СССР", "Слава ВКП(б)!", "Даешь ББК!", просто "КАУЧУК" и какие-то уж совсем запутанные), непонятные чучела из папье-маше и портреты. Больше всего было портретов двоих: незнакомого, хитровато улыбающегося в пышные усы кавказца и... да, плешивого Ленина, большевистского заправилы.
Народ галдел: то выкрикивал что-то нестройно речитативом, то порывался петь, то просто кричал хором "ура!". Мимо промаршировал, выдувая бодрый марш из сияющей на солнце меди духовых, отряд в шинелях и забавных остроконечных суконных шапках с пришитыми на лоб красными звездами. За военными катил, тарахтя и воняя керосином, внушительного вида трактор.
Рядом кто-то бормотал, не в силах сдержать своих чувств, но не находя нужных слов, чтобы их выразить: "Еб твою мать, а... Нет, ну еб твою мать...", и вдруг присоединился к общему гвалту истошным "Ура!!!"
Тут по правую руку Арсения раздался женский голос, казалось бы негромкий, но удивительным образом перекрывший всю какофонию демонстрации, и прозвучавший абсолютно разборчиво:
-Ну как, товарищ Недосыпов, тебе завоевания революции?
Приятный голос. Низкий, грудной, но не хрипит прокурено, как у революционных эмансипе. Повернулся. Барышня молодая, лет двадцати быть может. Одета простенько: полотняная курточка накинута поверх голубенького сарафана в белый горох, волосы покрыты алой косынкой, только угольно-черная прядка выбивается игриво. Припухлые губки, большие темно-синие, почти черные, глаза, аккуратненький носик. В лице что-то малоросское чувствуется как-будто. Миленькая, и даже более того. Стоит себе, смотрит внимательно в глаза, едва заметно улыбается одними уголками губ...

Увиденное должно было вдвойне неприятно поразить Арсения. В первый раз от того, что в Москве все же продолжают хозяйничать большевики, во второй раз потому, что делают это они весьма успешно и при полной поддержке масс. Но, от чего-то не поразило. Так, тень легкой досады легла на общее приподнятое настроение и растаяло под ударом очередного "Ура!". Арсений уже не боялся быть узнанным и разоблаченным. Пока не услышал голос по правую руку.
Оглянулся, внутренне сжался, лихорадочно ощупывая взглядом говорившую. И по мере осмотра снова расслаблялся и возвращался к прежнему настрою. Ну не может такое милое создание причинить вред кому-либо. Всем своим видом она говорит, что создана для счастья и причинения счастья окружающим.

- Велики. Да не сравнятся с вашими. Одна ваша улыбка сильнее всех речей, сказанных большевиками с трибун. Можете мне верить. Я устоял перед ними, а перед вами поднимаю белый флаг. - Выдал Арсений, дивясь своему красноречию, да и вообще болтливости. Зачем было ей говорить, что он устоял перед большевиками? Болван, но теперь уж поздно. - Но я не помню, чтобы мы были знакомы. А такого товарища я бы точно запомнил.

Девушка строит укоризненную гримасску, впрочем, несколько наигранную, вздыхает, и говорит:
-Эх, мужики, один кобеляж на уме, даром что тилигенция... -она премило налегает на "о", - Знакомы, знакомы, запамятовал ты просто, товарищ Сеня. Или не понял. А вот про белый флаг ты зря... Когда ж ты его поднять то успел? Неужто, когда против народной власти бунтовал в июле?
Она задорно подмигивает, будто говоря: "Да шучу, шучу, не грейся". Потом продолжает, уже серьезно:
-А скажи ка, Арсений Ипатьевич, зачем ты в революцию пошел? Тиранию сергать? Для счастья народного?
Оглянулся опасливо - нет, не слушает никто. Даже в плечи и спину не толкают больше, будто и нету их вовсе, Арсения и барышни этой...

Когда и где мог видеть эту барышню? Арсений мучительно пытался и не мог вспомнить. А в голове назойливо стучали каблуки по мостовой.. мостовой.. мостовой... и когда успели положить? Не могли успеть, а вот она.
Вернулся мыслями к собеседнице. Странная. Все про меня знает, а вопросы задает. Странные, опасные. Но до чего хороша, такой нельзя не ответить.

- Конечно для счастия. Чтобы все были счастливы. Рабочие, крестьяне, крестьянки... Ну и мы немножко. Вы как на счет счастия, ничего против не имеете?

- Я-то не против, и очень даже за. Так ведь счастье, товарищ Арсений, дело такое... Что одному счастье, то другому - горе. Не трудновато ли будет сделать, чтобы все счастливы были? Или, может, ты знаешь, как так сделать? - она покачала головой, - Очень я в этом сомневаюсь... Вот как ты думал: царя-тирана свергнуть, и дальше счастие народное само собой придет? Свергли, постарались. Ты вот по России походил немножко. Сильно счастливее жить стало рабочим, крестьянам да крестьянкам? А тебе самому когда счастливее жилось, до революции, или после?

- Так ведь если нет возможности улучшить старое, то его сломать надо. Иначе нового не построить. А слом - это такое дело, что всем понравиться не может. Вот когда отстроим, что задумали.. - Арсений взглянул на красные полотна и непонятные папье-маше. - Вернее, если бы построили, тогда всем стало бы только лучше. А сейчас не знаю. Может еще не достроили, а может построили, да не то...
И Арсений снова стал вглядываться в окружающие лица, стараясь понять, счастливы ли люди, или только притворяются.

- Да уж, эсеры-то строить взялись всерьез, - голос барышни звучит насмешливо, - экономику добили, армию развалили, бандитов с тюрем да каторги пораспускали, а потом власть большевикам и отдали, вон как славно получилось! Да и старое, правду сказать, зря, выходит, ломали. Гляди-ка, товарищ!
Она указывает ручкой в сторону зиккурата имени Ленина. На верхушке строения показывается целая процессия людей в статских костюмах и мундирах. Собравшаяся толпа с энтузиазмом приветствует их. Но все затмевает появление на вершине новой фигуры - невысокого усатого мужчины во френче защитного цвета и фуражке. По площади прокатывается слитный вздох, а потом барабанные перепонки едва не раздирает вопль всеобщего ликования. Народ беснуется в неподдельном экстазе, будто явлено ему было второе пришествие.
-Знакомься, Арсений Ипатьевич - это товарищ Сталин, большевистский царь. Даже, наверное, не царь, а наместник безвременно усопшего мессии, чью гробницу он и топчет сейчас сапожищами, - девушка хихикнула, - Гений всех времен, между прочим. Самодержец, скажу тебе, такой, что несчастный Никки ему и в подметки не годится. И гляди-ка, народу нравится. Всё лучше, чем завоевания революции в виде дерьма на тротуаре в семнадцатом...
Удивительное дело, но голос барышни слышится ясно и отчетливо, несмотря на оглушительный гвалт вокруг.
-Смотрю, не согласен ты, товарищ Недосыпов? Так скажем об этом прямо и смело!
Не успел опомниться, как бойкая дамочка уже сложила ладошки рупором, и кричит:
-Вся власть Советам! Долой тиранию!
И вновь невероятным образом голос ее перекрывает весь невозможный гам вокруг, только слышат ее теперь, кажется, все, а не только Арсений. Ликующие крики стихают, переходят в глухое, грозное ворчание ошеломленной и рассерженной толпы. Вокруг Арсения и барышни образуется круг пустоты, сжимавшие их до того с разных сторон люди пятятся назад как от чумных. Незнакомка улыбается Арсению, подмигивает, будто только что отпустила забавную,но не вполне приличную шутку, и потихоньку истаивает в воздухе, как облачко пара.
Затравленный взгляд вокруг... Что это? Тут и там плотную людскую массу, собравшуюся вокруг пятачка, на котором Недосыпов остался в гордом одиночестве, рассекают стремительные головы в кепках и фуражках - тел через толпу не разглядеть - старающиеся пробиться к эпицентру. Головные уборы на этих головах разные, да и лица тоже, но опытный взгляд подпольщика безошибочно определяет махровые хари сотрудников карательных органов...

Хотел было поспорить задетый за живое революционер, да не с кем вдруг оказалось. Вокруг толпа, все на него смотрят и наверняка недоброе что-то про него думают. Вот и неприятные лица в толпе показались, что выражением своим отличались от остальных лиц не смутной угрозой или недоброжелательностью, но прямым и твердым намерением сделать Недосыпову много нехорошего. Выход один - бежать. Смешаться с толпой, не смотря на угрюмые лица, расступившиеся от него, как от прокаженного.
Развернулся Арсений, морду лица кирпичом, и уверенным шагом пошел прочь в толпу, раздвигая ее локтями, не обращая внимания на недовольные тычки, окрики, вырывая руки из хватающих его лап, всем телом проталкиваясь дальше, проч от сюда.

Насупился, набычился, вперед пошел, глядя больше под ноги, чем по сторонам, ввинчиваясь в толпу. Чью-то руку скинул, плечом кого-то оттеснил, кому-то и локтем наподдал. Сзади - гневные окрики, приказывающие остановиться.
Поздно, глубоко уже в людскую массу забился. Те, кто вокруг, кажется, уже и не понимают, с чего весь сыр-бор. Шеи тянут, разглядеть, что творится, пытаются.
Шарах! Кому-то в голову умную пришло из револьвера в воздух пальнуть. Тут уж движение через толпу стало просто дрейфом в море людском, прянувшая от опасности человеческая масса повлекла в сторону, все дальше и дальше...
Некоторое время спустя народная стихия исторгла беглеца в проулочек какой-то кривой - не припомнить, чтобы к Красной площади такой примыкал. Много похожих на Москве, в старом городе, соединяющих большие улицы, как капилляры - артерии, но не у самого же Кремля... Пустой, безлюдный на удивление. Едва освещенный из верхних окон домов (и когда завечереть-то успело?). Ну и ладно, нашим легче.
Зашагал вперед, прислушиваясь к неразборчивому ворчанию сотен людей, оставшихся позади. Впереди - арка, перекрытая железными воротами. Заперто, надо обойти. Благо, проулок и в сторону ведет...
-Стоять! - раздается властный окрик. Из глубокой тени у стены на свет выходит человек в статском платье. Немолодой, лет шестидесяти, с умным, интеллигентным лицом, изборожденным глубокими морщинами. Черные волосы с проседью, изрядные усы, круглые очки на носу. Без оружия в руках, но держится очень уверенно.
-Советую сдаваться, гражданин контрреволюционер!

"Это сон, это все бред больного. Не может человек в воздухе растаять, не было тут такого проулка, и стемнело как быстро...", думал Арсений, пробираясь сквозь толпу и дальше по проулку. И уже почти убедил себя, что спит, да внезапный окрик сразу выбил из головы все последние мысли, а заодно набил ноги ватой.

- Вы, товарищ, обознались. Я самый, что ни на есть, настоящий революционер. А вот вы кто таков, чтобы приказывать? Формы на вас не видно, уж не контра ли провокационная?

Говорит Арсений, а сам к перекрестку подходит, да всматривается во все концы проулков и за поворот тоже. Выискивая пути отступления.

Мужчина аж руками всплеснул, будто шутку хорошую услышал:
-Ну вы, батенька, скажете... Меня-то уж, думал, вся контрреволюция в лицо помнит. Я если хотите знать, старый чекист. Можно сказать, матерый сыскной волк, хе-хе... В чем вы, гражданин эсер, сейчас и убедитесь!
Вдруг как крутанется вдруг вокруг своей оси, только полы френча взметнулись. И вот на месте интеллигентного пожилого человека стоит...
Мать честная! Волчище давешний, лесной. Иссине-черный, с горящими алым бесовским огнем глазами, здоровый, как теленок. Зубы скалит, от одного вида которых сразу в раненом боку закололо. И идет к Арсению неспешно, вальяжно, длинным хвостом себя по бокам стегая. Играет...

ссылка

Ух ты ж чертовщина! В одиночку справиться с таким оборотнем Арсений и не надеялся. Более того, перепугался насмерть, начал пятиться, а потом и вовсе побежал куда глаза глядят на заплетающихся ногах. "Сон, сон, это всё сон!" твердил про себя, а сам думал, что скоро ему представится возможность это проверить. Когда волчина ухватит за бочок, боль будет такая, что не проснуться можно только если не спишь.

Страх сдавил горло тонкой удавкой, руки затряслись лихорадочно, а в ноги будто ввели внутримышечно по доброму шприцу холодного утреннего тумана - такие они стали дряблые, непослушные.
Побежал, озираясь на ходу - волчище тоже сорвался с места, набирая скорость постепенно, как-будто с ленцой. Играя с добычей, будто уверенный - не уйдет.
Бежать! Меж теснин московских двориков, через темноту и пятна света, падающего из окон. Не останавливаться, смотреть под ноги. Авось, кривая и выведет - на что еще надеяться русскому человеку?

Сердце колотится, стены давят со всех сторон, оставляя один узкий путь к бегству. А позади смерть, на пятки наступает, спину взгляд алых глаз жжет.
Ноги заплетаются, руки лихорадочно шарят по карманам. По чему по карманам, ведь кортик на поясе? Ладно, уже не важно, правая рука ухватилась за рукоятку пистолета.
Беглый взгляд через плечо, взмах руки назад, выстрел!
Попал, не попал, не время разглядывать. Бежать, дальше, быстрее, вдруг удастся до решетки какой или ворот открытых добраться, а там отрезать ими от себя преследователя лютого.

Шумит в ушах кровь, сердце рвется из груди, легкие разрывает на резких коротких вздохах. Погоня!
Обернулся, пальнул в стремительный силуэт, за спиной в длинных прыжках пластающийся. Зацепил, видать, брызнул от лютого в сторону фонтанчик плоти, вышибленный пулей. Но не сбился волчара с шага, наддал.
И Арсений наддал. Бежит что есть мочи. Только не споткнуться, не запнуться, не упасть.
А вокруг уже не московские улочки - деревья толстенные, в два обхвата, кроны в вышине где-то теряются. Когда перемена произошла, Арсений и не заметил даже...
Да и думать об этом некогда. Бежать!

Обогнув очередной дерево, Арсений набегу снова выстрелил назад, но на этот раз он смотрел не на волка, а больше под ноги. Не дай бог еще споткнуться о корень, что торчат из земли. И откуда вдруг взялись такие заросли в городе? Да и где город? Кругом лес. Более уместная декорация для волка и менее для человека. Тут ворот и дверей уже не найдешь. Разве что на дерево можно вскарабкаться, но пока подходящего ствола не видно, да и волк слишком близко, вот вот в спину вцепится.

Мелькают вокруг древесные стволы, свистит в ушах ветер, веточки под ногами хрустят. За спиной яростный людоедский рык переливами накатывает, и кажется, что горячее дыхание волчье уже шевелит волосы на затылке... А еще быстрее?

Постепенно страх разжимал свои тиски и Недосыпов почувствовал усталость в ногах. Теперь не горячее дыхание в спину и не рычание, от которого волосы встают дыбом, подгоняли Арсения, а усилие воли, не желающего сдаваться медика.
Доктор вспомнил про не так давно открытый секрет надпочечников, названый адреналином, что вырабатывается при страхе и сжигается физическими упражнениями. Видимо, его запас стал иссякать, раз в голову стали приходить такие умные мысли, а в мышцы ног боль напряжения.
А еще Арсений отметил, что волк бежит не так уж и быстро для волка. Либо Арсений слишком быстр для человека. Пусть это будет еще одной странностью за сегодня и пусть она будет существовать подольше.

В какой-то момент Арсений потерял преследователя из виду. Отстал?
Вряд ли. Чтобы четвероногий хищник потерял в лесу двуногую добычу? Невероятно!
И верно, вот он, аспид, мелькает меж деревьями уже левее. Словно корректирует направление бега жертвы. Гонит её куда-то...

Так вот оно что! Все же не тягаться человеку в скорости с волком. Он просто загоняет Арсения куда-то, как гончая псина. Интересно, что же за охотник поджидает человека, раз у него такой оборотень в загонщиках. Ну да мы просто так бежать на выстрел тоже не будем, попетляем маленько.
Недосыпов пальнул еще раз в мчащуюся черную тень и, оттолкнувшись от встречного дерева, резко взял вправо. На сколько сильно это увеличило дистанцию между докторским задом и волчьей пастью, разглядывать он не стал, а что есть духу припустил сквозь лес.

Рывок в сторону, от одного необхватного ствола к другому, потом наискосок что есть мочи... Но что это? Кажется впереди, среди деревьев, теплится какой-то огонек. Точно, трепещущий неровный свет, свойственный живому огню, пробивается через просветы между деревьями.
Еще немного ускорился, напрягая мускулы и связки, хотя, казалось бы, некуда уже быстрее. А вот и источник света показался - небольшая покосившаяся избушка, а огонек в окошке мерцает. И до двери - рукой подать...

Размашисто. Не с пятки на носок, а всей ступнёй бахая, бежит уже Арсений. Что есть мочи бежит к пляшущему перед глазами огоньку.

Последний рывок, последнее безумное усилие... Уже и назад не смотрит Арсений, только вперед, на свою цель. В несколько длинных прыжков кривенькой, но прочной на вид двери достиг, руку протянул к ржавой медной ручке...
Тут-то и настиг его лютый преследователь. И бок обожгло знакомой болью, ослепительным феерверком взрывающейся в мозгу когда кривые желтые клыки вспарывают кожу, словно опасная бритва промокашку.
Только не падать!

- ААааааатстааааань, гаааад!!!! - Вопил медик и рвал на себя ручку двери. Но та, либо была заперта, либо открывалась вовнутрь.
Очередной рывок, и волк отцепился вместе со шмотом одежды и плоти. Арсений ввалился в проем внезапно подавшейся внутрь двери.

Ввалился, а позади, в каких-то сантиметрах от его, недосыповского, так сказать, тыла клацнула страшная челюсть. Еще бы чуть-чуть, и полегчал бы молодой врач на фунт-другой филейной части. Обошлось.
Дверь за собой тут же захлопнул, и не дожидаясь, пока тяжелая туша огромного зверя навалится на эту хрупкую преграду, задвинул обнаружившийся засов.
Закрыл глаза, выдохнул. Повернулся, привалился к спасительной двери спиной и постоял немного, переводя дух. Ушел-таки. Спасся.
-Не тут-то было, товарищ Арсений! Из этого леса тебе не уйти, так и знай! - раздался веселый девичий голосок. Недосыпов встрепенулся, и резко распахнул смеженные веки. Ах, как неаккуратно и глупо! Молодец, вовремя расслабился!
Напротив него стояла, широко расставив ноги, та молоденькая барышня с демонстрации, с которой и начались все злоключения. Она держала двумя руками на уровне глаз пистолет "маузер", тяжелый и угловатый. Вороненый ствол смотрел слепым зрачком прямо в лоб хирургу.
Арсений начал поднимать свое оружие, и "браунинг" даже преодолел половину траектории до линии прицеливания, когда девушка с милой обаятельной улыбкой нажала на спусковой крючок. Жерло пистолетного ствола расцвело огненным цветком и...

...Недосыпов едва не свалился с кровати от судорожного рефлекторного рывка. Мышцы самопроизвольно сократились во сне, бывает... Во сне? Точно, сон. Горячечный бред, вызванный недавним ранением.
Нащупал на прикроватной тумбочке графин с водой, налил себе полный стакан, жадно выпил в три глотка. Привидится же!
В этот момент Арсений почувствовал, что по лицу со лба сбегает густая тяжелая капля. Стер ее ладонью, понюхал. Кровь.
Терзаемый нехорошими предчувствиями, нашел на той же тумбочке коробок спичек и запалил фитилек масляной лампы. Зеркало в комнате тоже нашлось.
Недосыпов удивленно и недоверчиво рассматривал свое отражение - в середине его лба красовалась открытая кровоточащая ранка с опаленными краями. Ожог. Будто об докторское чело кто-то цинично затушил большую толстую сигару.
И Арсений мог совершенно определенно сказать, что когда он в прошлый раз просыпался от жажды, такого украшения у него еще не было в наличии.
Ничего себе сон!