Третий подъезд | ходы игроков | Таня

Нет. Напрасно мы решили
Прокатить кота в машине
Всплыло откуда-то из детства стихотворение Барто. Не стоило его трогать или голос подавать? Не важно. Не стоило переться на эту чертову окраину города под вечер. Как же холодно - такое ощущение словно черти на ледяной сковородке морозят душу до состояния холодной ледышки. Нет, это не холод, это страх так бьёт по мозгам, что хочется плакать от безысходности.
Кот кататься не привык
Бархотноголосый выпустил твой подбородок, но лишь для того чтобы схватить тебя за руку и с силой завести ее за спину. Не привык парнишка, что на него так смотрят.. как на мразь. А что, конечно, обидно - ай-ай-ай, девочка.
- Нам развлечение самое то, как раз и согреемся, - прошипел он. Вторая его рука без всяких затей шарила по твоей груди, больно сжимая пальцами нежную плоть.
Двое других парней незамысловато рылись в твоей сумочке. Ха-ха, дешевый мобильник и пустой кошелек - чтоб вы сдохли, грабители нищих!
К остановке подъехала маршрутка. Пустая. Ярко освещенный салон, выпученные глаза водителя, наполненные страхом за свою собственную шкуру - он едва притормозил и тут же нажал на газ, унося свою драгоценную тушу подальше от опасного места.
Ах, Фортуна, ты коварна. И жаждущим счастья не следует надеяться на тебя.. Однако..
В темноте мелькнул и исчез неясный силуэт. Наверно очередной "храбрец" спешил на помощь. Ха-ха.. Но в следующее мгновение парень спортивного телосложения, который не ожидая никакого подвоха ковырял твой телефон, рухнул куда-то во тьму, под ноги своему тощему приятелю.
Опрокинул грузовик
Жаль что грузовиков три.. Никак одному не справиться с тремя. Это только в кино герои такие, что его бьют-бьют, ноги-руки ломают, а герою хоть бы что - стоит да улыбается.
Завязалась драка. Кто кого там лупит во тьме не разобрать, а к остановке медленно подъехал автобус..

Колесо. Оно может наехать на тебя и вдавить в землю, оставляя только рожки да ножки. Может упруго скакать позади, подгоняя в спину страхом сбывшегося и ждущего. А может вознести тебя на гребень волны, показать золотые, пятнистые вершины и окунуть в долгожданное счастье. Одним словом – фортуна. Она напоминает мне шаловливого ребенка, которому выпала участь быть Богом. И в руках куча маленьких фигурок и манекенов. И так велико искушение поиграться, позабавиться, не понимая – что они живые, что им может быть больно, что они умеют плакать.
Я растерялась. Внутренние инстинкты кричали мне бежать. Поскорее, в смутное, сумрачное тепло старенького автобуса. Запрыгнуть в только-только открывающиеся двери, задрожать, при виде людей, закричать что-нибудь невразумительное и непонятное, вцепиться в кондукторшу, умоляя ее заставить эту посудину уехать от тьмы и холода остановки. Спрятаться в одно из сидений и плакать от того, что я ничем не лучше этих сволот, что я бросила, оставила… не попыталась помочь.
Совесть ведь утихнет потом, так? Ее скрипящий, режущий голос будет истязать меня несколько дней, может, недель. А потом он станет тише, и уже можно будет смело заглядывать в отражение, убеждая себя, что я бы все равно ничем не помогла бы, что сделала бы только хуже. И лица встречных людей станут просто размытыми масками, как всегда, а не упругим отражением собственного бессилия. И все будет хорошо… только по ночам, зажимаясь в холодные объятия одеяла и слушая сопящего отца, я буду думать о темной фигуре спасителя, которого я бросила на остановке.
Все это промелькнуло с львиной скоростью в моей омерзшей страхом голове. Об этом я успела подумать, пока пузатая колымага подкрадывалась к темной остановке. И ноги уже были готовы сорваться и бежать, и тысячи оправданий уже звенели в ушах. И инстинкт самосохранения уже возликовал внутри… но я все еще колебалась. Не потому, что мне хотелось геройски занять место рядом с моим дурным спасителем. Не потому, что во мне жила скрытая натура справедливости. Нет, просто не любила я неправильных поступков, и совесть свою не была готова выдерживать по ночам.
Скрипнув по снегу подошвой, я рванула к автобусу, затарабанила по его дверям, и начала кричать что было силы:
- Помогите! Тут парня избивают! Пожалуйста, помогите!

То ли не все рыцари еще перевелись на земле, то ли мужики тоже приняли на грудь и были не прочь выяснить с кем-нибудь отношения...
Да нет, трезвые - двое обычных мужчин лет под сорок.. Выскочили из автобуса и побежали на шум. Но драться им уже и не пришлось: тощий парень валялся на снегу без сознания - похоже, его вырубили первым же ударом и он просто не рискнул прийти в себя, двое других убежали едва заметив, что твоему нежданному спасителю спешат на помощь. Мужчины вернулись к автобусу уже через минуту. Один из них осторожно поддерживал темноволосого парня с разбитой нижней губой, другой не очень аккуратно тащил тощего негодяя.
- Не оставлять же его на морозе, - словно оправдываясь произнес он. - В милицию сдадим, мы ж не изверги какие.
- Сдадите, - буркнул водитель недовольно и захлопнул двери, через секунду автобус тронулся.

Народу в автобусе было немного, в основном припозднившиеся рабочие с молокозавода. Твой спаситель плюхнулся на одно из свободных мест и устало вытянул ноги. Телосложение спортивное, но вряд ли он спортсмен - слишком напряжен, волосы длиннее обычного, но не очень, глаза кажется серые и ресницы длинные, ну прям как у Мальвины, нос.. похоже по носу тоже попало.. Поймал твой взгляд, улыбнулся - просто по человечески, без заигрываний.

Тело сотрясалось судорогой. Мышцы на руках то сжимались, то разжимались и это происходило совершенно непроизвольно. По хребту гасали мурашки, играя, похоже, наперегонки. И липкий ком внутри живота… он вдавливал все органы, сжимал их. Ах да, еще сердце – оно задало такой ритм, что виски вот-вот взорвутся, а грудь раскроется цветком из ребер.
«Не реветь. Вот не вздумай реветь. Только попробуй, только…»
А в уголках глаз предательски увлажнилось. Пережившему такой стресс организму было все равно на беззвучные мольбы своей хозяйки. Он хотел найти хоть какую-то отдушину, выплеснуть всю гамму чувств.
«Нет, нельзя. Нельзя плакать. Не тут. Держи себя в руках, дура…»
Моя взлохмаченная голова резко взметнулась и прямо уставилась на парня, который рискнул многим ради незнакомки. Я решила отвлечь себя от дрожи и вот-вот готового низвергнуться ниагарского водопада слез его созерцанием. Вроде обычное лицо и нигде не выгравировано примечательных знаков «Superman» или «Batman». И какого черта он меня спас? Зачем? Этот вопрос терзал меня не меньше пережитого ужаса, и только он заставил мое тело оторваться от липкого сидения автобуса и подойти к нему.
Наверное, это было правильно. Ведь, возможно, он спас не только мою честь, но и жизнь. Это благородно, но, что самое важное – это из ряда вон выходящее. Я осторожно умостилась рядом с ним, стеснительно опуская глаза в пол. Передернула плечами – картинки темного вечера все еще проносились перед глазами. И только сумев насобирать кусочки смелости, подняла взгляд и нервно произнесла:
- Я вам невероятно благодарна. Правда. Не каждый осмелится броситься на толпу маньяков. Да и еще защищая незнакомку. Извините, я все еще слегка не в себе, но я хотела, чтобы вы знали, насколько я ценю вашу помощь…

Парень кивнул, и тут же прикрыл глаза - вероятно голова у него гудела от боли и каждое лишнее движение усиливало ее. Справившись с собой, молодой человек посмотрел на тебя и чуть улыбнулся.
- Всегда рад помочь человеку попавшему в беду, - немного насмешливо произнес он. - Но Вам все же не стоило бродить в темноте в настолько неподходящем для прогулок месте. Еще повезло, что автобус так вовремя подъехал, а то я, прямо сказать, едва не получил на орехи от этого их каратиста.
Парень говорил как есть, не преувеличивая и без всякой похвальбы, но именно поэтому тебе отчего-то было неловко.
- А вот и моя остановка, - неожиданно произнес он и неуклюже поднявшись с сиденья, направился к выходу, махнул на прощанье рукой и исчез в темноте позднего зимнего вечера.. А ты была уверена, что он напросится провожать тебя до дома..

Продрогшая до костей и готовая чуть ли не рыдать от холода, ты наконец добралась домой. На кухне горел свет. Папа в мятой синей рубашке с ослабленным галстуком в тон лениво поедал рыбные консервы.. последнюю банку.. без хлеба, потому что хлеба не было. В доме вообще ничего не осталось, кроме трех пакетиков дешевого черного чая, купленного полгода назад по причине отсутствия денег на что-то более приличное, да так и валяющегося в пенале. Черт! Но ведь у отца же должны быть деньги, почему бы ему не купить что-нибудь поесть, а не хавать твою рыбу? В животе обиженно заурчало.. Отец не обратил ни малейшего внимания на твой приход, молча доел консервы и скрылся в своей комнате.
Выпить что ли чаю чтоб согреться?

Одинокий взгляд на дверь, с шепотом закрывшуюся за моим родителем. Не было обиды сегодня. Не было злости. Только печаль. Будто мы живем с ним в разных временных промежутках и невидимый, но ощутимый барьер не дает даже посмотреть друг на друга. Когда я в последний раз говорила ласковое «папа», вместо грубого «отец»? Когда обнимала его? Когда мы просто общались, смеясь и жалуясь друг другу? Я не помню этого. Господи, я ведь действительно не помню.
В памяти остались кровавые дыры, наглухо забитые скотчем. Просто чтобы раны не разошлись, чтобы старая боль не вытекла желчью наружу. Это теперь другой человек и где-то внутри у меня не осталось для него ничего. Одиночество грызло, мечтая о глупостях, а злость рвала, надеясь на его смерть. А будет ли так лучше? Буду ли я вообще плакать по нему? Будет ли мне жалко?
Эти мысли пугали меня. Пугали сейчас сильнее тех ублюдков на остановке. А может пережитая травма просто утраивала все мои ощущения. Я была локатором, который очень щепетильно впитывал в себя эмоции и умножал их.
Устало плюхнувшись на скрипнувший стул, я раздраженно кинула на стол трудовую. Кончик попал в лужицу масла от консерв и я с трепетным вниманием смотрела как расползается жирное пятно. В ноги заполз холод, постепенно поднимаясь все выше. Пальцы онемели, а на ресницы упал груз, весом в несколько тонн.
«Не кисни, Таня. Нельзя киснуть. Такова жизнь, нужно уметь ее принимать. Сейчас ты ничего не можешь изменить. Но у тебя еще будет возможность. Ты должна быть благодарна, что просто жива, что тебя не растерзали на той проклятой остановке»
Вздрогнув от воспоминаний, мне показалось, что я почувствовала ржавый скрип колес, подползающих к скользкой тьме. Ну его в баню. Весь этот мир.
Я вскочила со стула, и заварила чай. Бросила туда побольше сахара, чтоб было хоть как-то попитательнее. Облокотилась о замызганную стену и подумала, что завтра смогу прекрасно поесть на новой работе. Хоть бы только они не передумали, хоть бы место не занял кто-нибудь другой. То кафе было для меня единственным оплотом в этом мрачном, убогом мире.

Грустно попивая чай выглянула в окно. Вновь падал снег, словно бы тяжелый наполненный событиями день желал замести следы. Напрасно..
На площадке перед домом, там где совсем недавно держал свой пост снеговик, вспыхнул огонек - кто-то чиркнул спичкой, но проказник-ветер тут же затушил ее. Через несколько секунд спичка вспыхнула снова. На этот раз она не успела потухнуть и в темноте первой февральской ночи вспыхнул огонек побольше. Вскоре посреди двора появился небесный фонарик. Он поднимался все выше и выше и, в конце концов, замер где-то на уровне третьего-четвертого этажа: бурлящая снегом темнота внизу, бурлящая снегом тьма вверху.. и между ними словно островок света - красный небесный фонарик в форме сердца на которым желтыми буквами было выведено "Я тебя люблю!"
Только сейчас ты вспомнила, что до дня влюбленных осталось всего две недели.

Воспоминание о празднике сделало внутри огромную, кровоточащую дыру. Одиночество. Оно прячется в углах и тоскливо подпевает метелям. Оно холодное и влажное, с большими, невероятно большими глазами. В его нутре скрывается вся боль человечества, все несовершенные дела, все проблемы, которые когда-либо затрагивали этот мир. Одиночество такое мощное, что поток его запросто смывает в пучину ледяной тоски.
Я встала из-за стола. Чашка опустилась на раковину, выпучивая свой беловатый бок с фарфоровыми цветами. Золотая кайма стерлась, и на ее месте были густые, тусклые пятна. Скрипнув стулом, я подошла к окну и присела на подоконник, отодвигая ржавую жестянку, служившую пепельницей. Я смотрела на огонек и темноту, но свет, льющийся из желтой лампочки на потолке кухни, сбивал, мешал, не давал ночи проникнуть в хлипкую квартирку. Поднявшись, я щелкнула выключателем, тихонько достала из куртки последнюю пачку сигарет и нащупала коробок спичек возле плиты. Снова усевшись на подоконник, я полуприкрытыми от грусти и усталости глазами посмотрела вниз, в темноту собственного дворика.
Потянувшись вверх – открыла форточку, которая с трудом поддалась своим заедающим замком. Стужа, вместе с колючей, снежной пылью и осколками зимы, ввалилась внутрь, осыпая меня серебром и холодом. Плечи вздрогнули, а пальцы моментально онемели. Ну и пусть.

Зима. Заморозь мою боль. Выжги своим льдом мою печаль. Замени сердце непромокаемой, непроницаемой глыбой. И пусть оно не бьется больше. Пусть не чувствует этой усталости от убогости и сырости внешнего мира.

Выдох обволок меня туманной дымкой. Дыхание стало прерывистым, частым. А глаза смотрели, не отрываясь, на дворик, на замурованные сугробами лавочки, на красный огонек сердечком. Дрожащие и онемевшие от холода пальцы не хотели послушно доставать примятую сигарету. Бледная палочка, набитая табаком, постоянно соскальзывала и пряталась в недрах коробки. Проказница, я ведь все равно тебя достану, зачем же ты усложняешь мою жизнь еще больше? Неужели весь мир ополчился против меня?

И пусть душа превратится в пленку, покрытую инеем. Пусть замрет кожурой, прочнее стали. Убей во мне человека, зима. Уничтожь чувства. Я так устала ощущать, утопать в этих эмоциях. Бояться и мечтать, любить и ненавидеть, уставать и причитать. Забери, заморозь, не хочу так…

Наконец сигарета сдалась и высунула свою белую мордашку. Подхватив ее непослушными пальцами, я воткнула ее в рот и чиркнула слегка отсыревшей спичкой. Не надо было их держать рядом с раковиной, сколько раз уже повторяла себе, но вечная забывчивость берет свое. Две спички с сорванными головками отправились в жестянку, а третью задул немилосердный ветер. Я с укором посмотрела на форточку, но тут же перевела взгляд назад во двор. Интересно, кто ты, неведомый паренек? Кому посылаешь сигналы и кто твоя незримая любовь? Спит ли она сейчас, или смотрит на твои старания так же внимательно, как и я?
Спичка загорелась и, удивляясь проворности окоченевших пальцев, я умудрилась прикурить.

Замети снегами. Укрой своим покрывалом. Я готова отдать тебе все, что у меня есть. Это ведь и не так много. Пусть умрет тепло, завывая раненной рысью. Пусть застынет в смертельной пляске живость и страсть. Все забери, заморозь, разбей вдребезги или просто выбрось. Оставь мне только ледяной покой.

Легкие наполнил дым. И лопнуло что-то в груди, отзываясь щенячьей тоской. Эта убогая, ущербная жизнь делала меня слабой, больной, раненной. Не оставалось сил ни на что. А ведь так хотелось и падать и страдать, и любить и радоваться. А получалось почему-то только падать и страдать. И то, не по теме.
Ветер швырнул в лицо выпущенный смог и глаза щипнуло. В уголках выступили обиженные слезы, а я растерялась – действительно ли они от дыма?
Раздраженно посмотрев на сигарету, я злобно потушила ее о жестянку, размазывая по донышку недокуренный бычок. Прилипла лбом к стеклу, вглядываясь во тьму. Голову ошпарило холодом. Никогда я не любила холод. Никогда не любила зиму, а сейчас я чувствовала почти физическую потребность в этом замораживающем стекле. Мне казалось, что это поможет, что замурует одиночество в айсберг.
Просидев так несколько минут и ощутив, что холод становится просто невыносимым, я потянулась рукой к форточке, намереваясь закрыть ее, принять душ (если конечно судьба подарила горячую воду этим вечером) и лечь в кровать (и не забыть поставить будильник, часов на шесть).

Зов будильника показался наредкость мелодичным, быть может потому, что предвещал начало новой жизни. По крайней мере, хотелось на это надеяться..
В холодильнике пусто, в кухонных шкафчиках тоже - очень удачно, не надо тратить время на завтрак - можно вволю постоять под мягкими струями теплого душа и неспеша привести себя в порядок. И так же неспеша прогуляться до новой работы - еще темно, но погода обещает быть просто замечательной: мороз и солнце день чудесный...

К моменту твоего выхода из дома вовсю сияло солнце, отражаясь в окнах домов и машин, играя мириадами мягких льдинок, замерших защитным панцирем на деревьях и кустах. Чуть заденешь, тряхнешь ветку, и неловкие хлопья инея блестящим конфетти срываются в короткий незабываемый полет.
На память от вчерашнего снегопада и метели остались целые сугробы снега, который весело хрустел под ногами - получалось что-то вроде хрум хрум хрум-хрум-хрум.
Мороз градусов в 25. Нос и щеки замерзли, еще чуть-чуть и руки превратятся в ледышки, а душе тепло Хотся петь и смеяться не пойми с чего, и ты чувствуешь себя сумасшедшей. И только маленькая беспокойная червоточинка шевелящаяся где-то на грани подсознания, портила праздник жизни.
В кафе тебя уже ждали: Наталья Александровна, Саша, Света, повариха тетя Тоня и завтрак.. и целых четыре добрых улыбки. Ах, да. Улыбка – поцелуй души.. Впервые с тех пор как умерла мама, ты почувствовала себя так искренне зацелованной до головокружения.
- Сегодня на завтрак манник с черничным джемом, - шутовски корчась, сообщил Сашка, водружая на середину двух сдвинутых столиков большую плоскую тарелку, на которой аппетитно подмигивал изюмными глазками круглый пирог с темно-коричневой корочкой. Ловко орудуя ножом, парень декламировал анекдот:
- Мадам. Вам разрезать тортик на четыре кусочка или на восемь?
- Режьте на четыре, восемь мне не съесть.

Вернулось тепло. Так незаметно подкралось мурчащей кошкой и уткнулось в самую душу мокрым носом и щекочущими усами. Стряхнув курточку от импровизированного снега, я осторожно сняла ее и повесила туда, где ей было место. Поприветствовав свою новую семью, только успела обрадоваться румяному пирогу на столе. Живот, в ожидании трапезы, довольно заурчал.
Умостившись на стульчик, я чуть было не расплылась бесформенной массой тела, но годы практики не позволили мне лишиться сноровки. Вытянувшись тугой струной, я напряженно вглядывалась в окружающую атмосферу, производя сравнительный анализ.
Атлантик для меня всегда представлялся опасной зоной обитания редких, агрессивных хищников. Этакий болотный ареал, где хлюпенькие кочки так и норовят сорвать тебя под мутную, заилиную воду, в которой с голодным рыком растерзают аллигаторы, пираньи и всякие анаконды. Место, полное миазмами, запахами страданий, жадности и алчности. Каждый шаг в этих топях должен быть выверенным наперед, иначе очень просто сгинуть в тенях и безликой серости.
Тут же все было иначе. Пряная степь, полная высокими, душистыми травами. Расколотое синью небо, где медленно, неспешно тянулись пузатые облака. Звонкие, прозрачные реки и прохладные тени высоких, мощных деревьев. Все стянуто покоем жаркого полудня, тем не менее, лишенного зноя. Тут так и хочется упасть в поле васильков или ромашек и кататься по нему, словно пьяный валерьянкой, мартовский кот.
Вот и вся незамысловатая разница.
Только что-то все равно стягивалось внутри, не позволяя верить. Молчаливо ожидая подвоха. Наверное, человек такое существо, что даже в минуты самого искреннего, самого настоящего и самого быстротечного счастья, он тратит отведенные ему крохи времени на подозрения и паранойю. Но я ничего не могла с собой поделать. Атлантик слишком сильно заморозил мое сердце, и должно было пройти еще много времени, прежде чем я смогу чувствовать себя расслаблено. А может не так уж и много?..
Улыбнувшись Сашиной шутке, я осторожно, робко произнесла:
- Чувствую, лично я съела бы и все восемь…

- Ешь сколько влезет, - серьезно сказала Наталья Александровна наполняя твою чашку ароматным чаем из небольшого глиняного чайничка с веселенькими ромашками по бокам.
- Только смотри не растолстей на тети Тониных харчах, - уже привычно скорчив комичную рожицу Сашка положил тебе на блюдце два огромных кусмана пирога. Впрочем остальных обитателей кафешки молодой человек тоже не обидел, щедро накладывая пирог на тарелки, сопровождая все свои действия прибаутками. Отчего-то мелькнула мысль, что жить с таким балагуром - голова кругом пойдет и не каждая выдержит.. Разве что такая вот как Света легко и непринужденно сможет ужиться с весельчаком и клоуном. Хотя кто знает, может наедине со своей женой Саша совсем другой...
Через полчаса ты обслуживала первого посетителя...

Неделя работы в кафе "К чаю" пролетела незаметно. Посетителей было много, хотя Саша по-первости пытался убедить тебя в обратном. В основном сюда заглядывали школьники, не те быдло-хомяки способные решать свои проблемы исключительно своими быдло-стаями, а нормальные адекватные подростки. Еще здесь любили бывать старики всех мастей - почти все они были постоянными клиентами и голова вскоре кружилась от баб Машей с дедами Петями. Но и других посетителей было не мало. Словом кафе вполне себе процветало, хотя большие деньги здесь, прямо скажем, не крутились.
И все шло своим чередом, изо дня в день.
В пятницу утром все изменилось. Каким-то неуловимым образом, словно разорвался привычный замкнутый круг - в очередном посетителе ты узнала своего спасителя. Да и кажется у тебя обнаружились проблемы с горлом.. и желудком - надо же как все сжалось внутри..
- Привет, незнакомка, - улыбнулся он явив миру крепкие чуть желтоватые зубы. Лицо его все еще хранило следы приключений недельной давности.

Замерев перед ним, я вся поджалась и неестественно прямо выпрямилась. Мои ярко подведенные глаза сейчас разбрызгивали волны удивления вкупе с… а собственно с чем? Переступив с ноги на ногу, я еще пару секунд изучала приветливое лицо своего недавнего спасителя, про себя гадая – откуда внутри такая какофония эмоций?
- Вы?! – Наконец недоуменно воскликнула я, нарушая все нормы приличия и антураж своей серьезности. Тут же покраснев, я встряхнула волосами, стараясь разноцветными прядями прикрыть заалевшие, словно маки под солнцем, уши.
Обычно я не смущалась при виде понравившегося человека. Да и тот факт, что он меня спас, не особенно повлиял бы на мою чрезмерную невозмутимость. Но именно при этом парне все внутри танцевало джигу, а сердце и вовсе трепыхалось, как бабочка в банке.
Опустив ресницы и прикрыв устыдившиеся глаза, я тихо, едва слышно буркнула себе под нос:
- Ох, простите… я просто не ожидала вас увидеть.. совершенно не ожидала…
Спокойная и ласковая обстановка кафешки утешала и успокаивала меня. Странным образом я чувствовала за спиной незримую опору, которая была похожа на материнскую заботу. И постоянно в уши шепталась всякая ерунда, навроде: «Все будет отлично, милая. У тебя все будет хорошо». Возможно, именно благодаря этой расслабленной заботе я и почувствовала себя более уверенно. Подняв лицо, я вытянула улыбку, которая постепенно начала становится искренней. Лицемерие и ложь «Атлантика» остались позади.
Собравшись, я наклонилась к гостю поближе и более уверенно произнесла:
- В любом случае, я очень рада видеть вас. Ваш поступок глубоко впечатался в меня. Я, признаться, уже давно разочаровалась в людях, а вы показали мне, что далеко не все отпетые негодяи.
Неопределенно махнув головой, я обвела ей внутренности кафе.
- Добро пожаловать. Это кафе лишь недавно стало местом моей работы, но я уверенна, что вам тут понравится. Скажите… вы случайно сюда попали?
Уже заканчивая свой вопрос, я поспешно положила перед парнем меню и смахнула невидимую крошку со стола.

- Да.. то есть нет.. - парень растерянно хлопнул глазами, но тут же взял себя в руки. - Да я тут частенько бываю, просто в последнее время все никак не удавалось зайти - то одно, то другое..
Спохватившись, что невежливо сидеть при девушке, молодой человек вскочил на ноги и неловко замер, не зная, что делать - предложить сесть тебе было как-то глупо, раз уж ты на работе.. а самому стоять истуканом тоже не очень умно.
- Меня Марком зовут, - "вспомнил" он и улыбнулся, словно огромная гора наконец-то свалилась с его плеч. Марк сел на место и попросил чашку чая земляничного и шарлотку. Закончив завтрак молодой человек поблагодарил тебя, спросил во сколько закрывается кафе и ушел... Обидно? Или быть может какая-то легкая грусть разочарования, обманутых надежд?

Морозный вечер. Сгустившиеся сумерки вместо естественного страха темноты, вызывают непередаваемое ощущение, предчувствие чуда, давно забытое чувство детства, посещающее перед Новым годом души не разучившиеся мечтать и верить.
Распрощавшись с Сашкой и тетей Тоней выходишь на морозный воздух. Почти окраина и потому огни вечернего города не мешают далеким звездам подмигивать тебе с потемневших небес. И снег, снег, снег кругом - манит, зовет, уговаривает потерять голову, раскинуть руки в стороны, упасть спиной на мягкое снежное одеяло.
Словно призрак из темноты выплыл неясный силуэт какого-то трехголового монстра и молча, поскрипывая снегом, направился к тебе.

Одурманенная, развороченная, раздавленная звездным сиянием, я сделала первый глоток морозного, скрипящего на губах воздуха. Мне казалось, что блестки в небе и снежинки на земле ведут шутливую баталию – кто из них сумеет засиять ярче? Пушистый, смеющийся крошкой снег и острые, граненные хрусталем звезды. Вот бы достать одну. Хотя бы одну. Просто так, не для чуда. Не для сказки. А для души. Прижать ее палящее светом тельце к груди, утонуть в ее бесконечном мареве. Положить в карман и не расставаться, чувствуя, что больше не будет плохо, что будет только хорошо. Но каждая звезда похожа на птицу. Их свободу нельзя отнимать. Их хитрый, лукавый свет нельзя тушить. Они сами знают, когда нужно покинуть ясли небес и упасть, рухнуть серебристым росчерком в пучину.

Улыбнувшись звездам, я зашуршала было по снегу домой, но одна из бесплотных теней отделилась от мрака и направилась прямо ко мне. Задохнувшись хрупким воздухом, я вздрогнула и испугано отшатнулась назад. Мыльная иллюзия сказки и чуда резко лопнула. И из нутра полез липкий страх. В голове сразу же пронеслась недавняя встреча на остановке, когда меня спас случайный, ночной гость. Но фортуна не будет светить постоянно, не будет благосклонна всегда. Задрожав, я издала нечленораздельный звук и рванулась назад, к закрытым дверям кафешки.

Едва ты коснулась дверной ручки кафе, что-то невообразимо тяжелое опустилось на твое плечо. Казалось туда опустили грузовик до отказа набитый кирпичами. Сердце трусливо ойкнула, бросившись искать убежища где-то в пятках, мозг испуганно ощетинился тысячами незримых иголок, словно выпустивший свои колючки ёж, в глазах потемнело, желудок сжался до размеров наперстка и ты почувствовала себя тем самым котенком из рекламы..
- Таня, это я, - откуда-то из другого мира донесся до тебя знакомый голос. Усилие и мозг вновь принялся за привычное дело, подсунув нужное имя - Марк. Это ж надо так людей пугать. Подкрадываются.. с тремя головами.. в темноте.. Нет, если б он был твоим хорошим знакомым или даже парнем, ты б ему конечно показала кузькину мать, а так.. впрочем и так можно..
Обернувшись наткнулась на совершенно счастливое лицо парня. Перед твоим носом торчало йогуртовое мороженое, чуть в стороне болтались три воздушных шарика с прозаической надписью "I`m crazy", из кармана горе-ухажера торчала какая-то яркая коробочка - на ней тоже была надпись, но прочитать можно было только "..луй".
- Может погуляем? - спросил Марк, протягивая тебе и шары в довесок к мороженному.

Тяжелое, испуганное дыхание продолжало срываться с губ, растворяясь белесыми облачками пара в заглушенной фонарями ночи. Я стояла, словно театральный актер, обыгрывающий трагикомедию – рука прижата к сердцу, на лице весь спектр скорбных и диких выражений. А я все ждала, когда напуганное сердечко решит-таки вернуться назад, в свое гнездо. Но ему, похоже, было довольно приятно находиться в левой пятке.
Испустив протяжный, морозный выдох, я обмякла и прислонилась к двери кафе. Ноги дрожали, а мысли сменяли одна другую:
«Черт возьми, разве можно так пугать?!
Слава богу, это Марк…
Да я ему сейчас голову оторву и из нее снеговика сделаю!
Господи, спасибо, спасибо, спасибо..
Вот же находчив парень, да еще и подкараулил, да еще и с шарами.
А если бы у меня сердце слабое было?! Если бы инфаркт?!
Ой! Мороженное? Какой он милый.
Уххх, убить его мало будет, определенно. Нужно помучить сперва.
Да и куда мне торопиться. Он ведь спас мне жизнь..»
От этой абракадабры у меня резко разболелась голова. Да и какую реакцию выбрать я все никак не могла решить, ошеломленно стискивая пальчиками веревочки шаров и холодное мороженное. Вот ведь странный. В такой холод и мороженное. Именно эта мысль почему-то взяла верх, а еще лицо – детское, счастливое, неуместное.
Согнувшись пополам, я засмеялась, еле сдерживая истеричные слезы. Шарики начали подпрыгивать мне в такт. А без того обессиленные ноги вдруг подломились и я невольно схватилась рукой за плечо своего визави. Глянув на него из-под ресниц, я, срываясь, попыталась объяснить:
- Охх.. я… ты.. я так… ой…
Слова прерывались безудержным смехом, но я все-таки взяла себя в руки, прижала к груди мороженное и ярко улыбаясь, облицевала-таки свои мысли:
- Прости… прости, пожалуйста, я не сдержалась. Это так забавно вышло. Ты меня так напугал! Я вспомнила ту ночь на остановке, подумала, что опять кто-то нападать будет… у меня сердце до сих пор в пятках. А еще и не просто силуэт человека, а какая-то трехглавая гидра! Нет, ну представляешь…
Я еще раз хихикнула и решилась покинуть убежище козырька кафешки. Спустившись, я снова улыбнулась Марку, и запоздало поблагодарила.
- Спасибо. Я люблю воздушные шары. У меня вообще с детства мечта полетать на одном большом. И мороженное тоже люблю. Правда зимой его еще никогда не ела. А погулять – это запросто.

Только после твоих слов сообразив, что мог тебя напугать, Марк как-то разом сник и стал похож на побитую собаку. Вероятно мысленно он уже смирился, что прогулка отменяется, поэтому когда ты согласилась, он некоторое время бестолково топтался на месте, вероятно все еще выискивая слова извинения.
Поняв же наконец что ты вроде как и не в обиде, молодой человек облегченно вздохнул и приглашающим жестом указал тебе направление вашего "погуляя".
Темнота. Мороз. Снег - крупный, редкий, словно пух.. Медленное его кружение в воздухе. Огни окон домов и редких фонарей, далекие огоньки мерцающих звезд. Луна где-то спряталась, но именно сегодня ее одиночество казалось тебе неуместным и ты была даже как-то рада ее отсутствию..
Марк - бессовестный хвастунишка: говорит, говорит, говорит, стараясь произвести впечатление, покорить твои мысли.. Смешно..
Очередная улица. Блеск фонарей. Марк замолкает и некоторое время вы идете в тишине. И вот он наконец "смело" и "решительно" берет тебя за руку, словно желая всему миру показать, что ты с ним.. А тебя распирает от смеха.. Но смеяться нельзя, нет-нет..
Очередная маленькая улочка, упирающаяся в пустошь возле небольшой речушки, за которой расстилается поле, на котором давно ничего не растет кроме травки-муравки, и гуляют собачники. Марк хитро улыбается, весь в предвкушении тащит тебя по протоптанной в снегу тропинке - огни домов удаляются, сплетаются в единое пятно. Тогда парень наконец останавливается, достает из кармана ту самую коробочку с "..луй" и при свете вдруг выглянувшей луны ты читаешь название салюта "По самое не балуй" - и это тоже кажется невероятно смешным..
Потом Марк долго копается в снегу устанавливая фейерверк, поджигает его и проваливаясь в сугробах бежит к тебе. Тонкая еле уловимая ниточка и ракета разрывается на мириады фиолетовых искорок, осыпающихся угасающим дождем, над которым уже раскрывается зеленый огненный цветок... Разве ты могла помыслить о таком чуде в своей прошлой жизни? Но все печали в прошлом, теперь у тебя новая жизнь..

Уже за полночь, когда Марк наконец приводит тебя домой и, быстро сорвав поцелуй с твоих губ, исчезает в темноте зимней ночи. Жизнь прекрасна? О да..
Ковыряешься в замке.. Но вместо твоей открывается соседская дверь, на пороге возникает древняя старушка и пристально смотрит на тебя. Что выражает ее взгляд непонятно. Господи, ты даже не знала, что она та живет - ты лишь видела пару раз мужчину лет сорока входящего в эту дверь и только..
- Твоего отца увезли в больницу, - скрипучим голосом произнесла она. - У него инфаркт.

Счастье. Простое, такое простое. И такое непреодолимое, жалящее своей прозорливостью. Как бабочка-поденка. Кажется, дотронешься до крылышек и они рассыпятся, не в силах своей эфемерностью держать натянутый, жестокий воздух буденности. Но ей тоже хочется летать, хочется вонзаться в небо, хочется вкусить жизнь до дна. И всего один день. Один короткий, опасный день, чтобы понять, насколько ты значим в этом мире. Хоть для кого-то. Такое же ощущение было и у меня. Только и того меньше – ночь. Это была сказка. Из той области, про которые читаешь в романтических книгах. Не бывает в реальности таких ночей. Когда чувствуешь себя с чужим человеком как дома. Он родной и теплый, радостный и совершенно невзрослый. Столько наивности во взрослом парне. Это смешно, но так мило… Господи, почему же сердце все это время так уверенно порхало по груди? Так явно давало намек?
Расплываясь в улыбках, вслушиваясь в шорохи ночи, я смотрела на своего неожиданного друга и тонула в пустозвоне. «Неужели я заслужила это?» – недоуменно крутилось в голове. Мне казалось, что жизнь – это большая яма без крышки и без дна. Ты можешь лишь пытаться выкарабкаться чуть повыше, но край недостижим, иллюзорен. И вечное, бездонное небо над головой. Его перламутровый осколок, который смешно подмигивает. И нелепо и безрассудно глупо, что ты не сможешь его достать. А сегодня… сегодня на меня упал целый пласт этого неба. Раздавил своей синевой в мире беспорядка и тьмы. Накрыл пушистым, снежным покрывалом и впервые зима закружилась, завертелась, открывая мне совсем иную свою сторону.
Это было совсем как в детстве. Когда звездное марево над головой – это Осколки Чуда, а не простая пыль, притушенная городом. Когда снег под ногами хрустящий и белый, а не грязный от обочин дорог, от копоти и смога. Когда каждое окно многоэтажки подмигивает желтыми глазами, а не больно режет чужим покоем и теплом. Когда даже мороз становится игривым, родным, а не жестоким, острым. И все так хорошо, что ты идешь за спиной своего кавалера и боишься дышать. Чтобы не проснуться. Чтобы не рассыпаться миражом. Чтобы сказка не прошла. И улыбаешься, хотя смыкаешь зубы какой-то чудовищной силой. Эта улыбка от души. Та, которую нельзя сдержать или потушить. Та, которая окунает в просторы чего-то пылкого и страстного.
И так легко даются те слова, которые раньше сидели слишком глубоко под памятью. Которые казались ветхими и трухлявыми, как старые, забытые библиотечные книги. Душа распускается заново, открывая сонные глаза, намереваясь доказать миру вокруг – я могу, я снова буду летать. И в лопатки вонзается нечто призрачное, легкое. Кажется – взмахнешь руками и оторвешься от земли. И станешь одной из тех извечно любопытных звезд. А к концу этого чуда начинаешь верить, что оно не пройдет. Что теперь так будет всегда, и что ничто не омрачит этот хрупкий мир…
А потом целая глыба льда на голову. Тяжелая, забитая свинцом. Пирамида из стали, опускающаяся четка на темечко. И голова звенит, пытаясь понять, что случилось. Куда… куда? Куда ушло это счастье? И не следа, ни шороха от прошедшей сказки. Она ушла в ночь и там и осталась.

Я смотрела глупыми, огромными глазами на соседку и не могла понять, что колышется внутри меня. Возможно, так подействовал осколок сегодняшнего счастья. А может, это те самые чувства, которые я пыталась сдерживать все эти годы. Но я стояла в коридоре, сжимая в одной руке шарики, а в другой ключи, и смотрела на старушку мутными от слез глазами. Какое-то блеклое понимание скользнуло под череп. Нашептало прямо в уши: «А ведь может быть и так, что ты больше не увидишь его дышащим. Что он уйдет из этого мира навсегда. Оставит тебя окончательно. А ведь как много недосказанного. Как много пустоты, в дымящейся пропасти между вами». Осознание этого подбило всю мою решимость. Мертвым, не своим и совершенно неживым голосом, я так же скрипяще спросила у старушки:
- Вы… вы.. вы не знаете куда?.. в какую больницу?

- Так в Областную ж повезли, - прошуршала старушка с сочувствием разглядывая тебя, такую молодую и несчастную. Она хотела наверно сказать тебе что-то еще, что-то доброе.. но не успела - ты уже летела вниз по лестнице, с ходу распахнула железную дверь подъезда, на одном дыхании промчалась мимо мужской фигуры, сосредоточенно копошащейся в снегу, и только долетев до остановки вспомнила который нынче час и что автобусы уже не ходят..
При том, что телефон твой забрали "разбойники" такси тебе удалось поймать минут через 20, которые ты провела на ночном февральском морозе вероятно совершенно не замечая его.
В больницу тебя пускать не хотели.. в палату тебя тоже пускать не хотели.. но..
.. К трем часам ночи измученная, замерзшая и голодная ты сидела на старом деревянном стуле с облупившимся лаком на ножках, рядом с постелью, на которой лежал твой отец.
Это странно но именно сейчас он казался тебе по настоящему живым - взгляд потеплел, на губах блуждала теплая полуулыбка, горячая рука его лежала поверх твоей и слабо пыталась сжать твою ладонь..

Никогда не было так страшно. Никогда не…
Как нелепо. Ценить только то, что вот-вот можешь потерять. Когда оно рядом, не так ведь и нужно. Привыкаешь, а привычка убивает любовь. Да и отношения у нас были.. не очень. Это мягко говоря. Отец казался мне всегда чужим, но ведь когда-то… когда-то я считала, что он может сделать абсолютно все для меня. И это был явно не детский максимализм.
Я дрожала. От холода, от спазмов в желудке. Но больше всего от страха и жалости. От страха, что потеряю его, так и не успев обрести полностью. От жалости к нему, такому несчастному после смерти мамы. Такому одинокому. Теперь мне казалось, что я вижу огромную, титаническую пирамиду, что лежит на его плечах, вдавливает в землю. Ему нужна была поддержка, а я была так занята собой, что решила – его проблемы не так важны, его горе намного слабее, и боль он чувствовать не умеет.
Осознание всего этого сейчас, косило меня. Слезы все текли и текли, не решаясь остановиться. Казалось, мой организм хотел выплакаться за все эти годы. Словно краны открылись и горячий, соленый напор сейчас смоет ту пропасть, что лежала между нами.
Подвинув стул поближе к кровати, я почти не услышала, как скрипнули облусканные ножки по полу. Я опустила вторую ладонь на его руку и крепко сжала, будто он мог улететь. Не позволю. Не могу позволить. Он нужен мне, каким бы он ни был.
Наклонившись чуть пониже, я улыбнулась, и несколько слезинок тут же затекли под губы. Боль внутри хотела поглотить меня, затопить. А я сопротивлялась из последних сил. Убеждала себя, что нужно быть смелой. Это просто инфаркт, так часто у людей бывает. Не все ведь умирают, и он не умрет. Его сердце многое выдержало и просто устало, вот и споткнулось о какую-то зазубрину на жизненном пути. Но больше так не будет. Я помогу, я буду рядом.
- Папа…
Голос рвался, словно простуженная птичка. Проглотив комок, я улыбнулась снова.
- Папа, зачем ты так? Зачем?.. Даже не думай… я не отпущу. Никому не отдам. Ты мне нужен, ты мне очень нужен. У нас все будет хорошо, я обещаю. Я буду рядом. Только ты выздоравливай, пап, слышишь?

Отец молчал. Улыбался, кивал и молчал.. Казалось ему неописуемо жаль прошедших в пустую лет и он, конечно, не собирается умирать, нет-нет.. умирать он совсем не хочет.. не теперь..
Казалось он хочет что-то рассказать, поведать тебе об одиночестве всех этих лет, о страхе скрытом под личиной безразличия и отчужденности, о боли поселившейся в его сердце много лет назад в тот самый день, о безмерном чувстве вины - ведь это он не уберег ее.. любимую женщину, любимую маму.. Но он молчал. Его губы позволяли ему лишь слабую улыбку и он изо всех сил улыбался глядя тебе в глаза, и словно бы обещал что не уйдет..

Так как время посещений давно закончилось или еще даже не началось, смотря с какой стороны посмотреть, тебя из больницы выставили с обещаниями, что отца выпишут недели через 2-3.
В кафе было шумно и весело - суббота как никак, у большинства трудящихся граждан выходной и радостное настроение. Сашка встретил тебя очередной шуточкой - то что ты опоздала к началу рабочего дня никто даже не заметил. А вот настроение..
- У тебя все в порядке? - спросила Наталья Александровна, когда ты поспешно завтракала, наблюдая как в двери в кафе входит взволнованный Марк. Позже ты узнаешь, что он прождал тебя все утро у подъезда намереваясь проводить на работу.

Еда – пресное молоко. Без вкуса, без запаха. И шаги. Впервые я шла по тягучей, буйной земле и не замечала, не слышала своих шагов. Не видела снежный пепел, не смотрела на прохожих. Мне казалось, что я безликая тень, скользящая в этом мире ненароком, случайно. Будто гость, попавший по сумасшедшей ошибке и заблудившийся с порога.
Сейчас, сейчас… я найду дверь. Я покину это место. Я найду выход. Сейчас…
Ветер рвется, вгрызается. Его тонкие пальцы холодны, как никогда. Наверное… Где он, этот холод? Нет ни мурашек, ни дрожи в теле. Хотя иду я нараспашку, подставляя прикрытую легким свитером грудь. Будто принимая на себя всю тяжесть, всю бесконечность окружающего груза. Задеваю плечами людей, которые требовательно, возмущенно что-то бормочут.
Простите… я заблудилась, я не отсюда, простите.
Как страшно оказаться вдруг чужой. Все пугает, все кажется ненастоящим. Личина, под которой скрыто лицо ужаса. Как взглянуть в него? Что увидеть? И силы обрываются натянутыми канатами, расползаясь бахромой. Гостю неважно, как он тут оказался, ему нужно выбраться. Только коридоров слишком много. Лабиринт. Настоящий лабиринт теней. Небо давит потолочными балками облаков, вонзается в голову. Пол расходится под ногами пыльной плиткой. А эту пыль тут называют снегом. И стены, стены черные, как ночь.
Пожалуйста, выпустите… дайте пройти. Я хочу домой.

Я очнулась в кафе. Странно. Целые пласты времени выпадают из памяти. Как я дошла? Я даже не могла вспомнить была ли я дома. Одежда, вроде бы, та же… Были слова медсестры, сначала злые, а потом сочувствующие. «Время посещений еще не началось. Вам нужно уйти. Детка, мы о нем позаботимся. Выпишем через 2-3 недели как новенького. А на тебе лица нет. Одни глаза. Иди домой, отдохни». И сразу же участливый взгляд Натальи Александровны. Ее тихий, добрый вопрос.
Я подняла глаза, встретив в дверях Марка, послала ему грустное, наполненное тоской выражение. А когда обернулась к Натали, почувствовала, как внутри все рушится. Наверное, то же чувство было у строителей Вавилонской башни, когда она начала падать. По кирпичику, по камушку.
Вздрогнув, словно от удара, я качнула головой. Опустила глаза, въедаясь ими в столешницу, и не узнала своего голоса:
- Нет… нет, простите, не в порядке. У отца инфаркт. Я была в больнице. Я…
Сглотнув комок, я схватила первую попавшуюся тряпку и побежала вытирать стол, смахивая по пути набравшиеся слезы и еще тише бросая Натали:
- Пожалуйста, простите… со мной все хорошо.

Работать. Побольше. Улыбаться. Посильнее. Посетителям не должно быть неуютно, они не должны чувствовать себя брошенными. Работа смоет боль, заставит забыть. Позволит отдышаться сердцу, которое устало болеть. А Марк потом, чуть попозже. Пожалуйста, пусть он только поймет. Если я сейчас подойду к нему, если встречу его встревоженные глаза, то не выдержу, разревусь как белуга. Упаду на пол, прямо под столик и буду биться в истерике. Нужно держать себя в руках.

Казалось Марк понял твою невысказанную мольбу. Но он не ушел. Тенью проскользнул за маленький столик в углу залы и замер словно выжидая того момента, когда ты будешь готова рассказать ему.. Он ждал час, два, три.. тихо, неприметно, словно и нет его здесь вовсе.. Незримо следовал за тобой домой по темным зимним улочкам, словно раз и навсегда решил для себя взвалить на свои плечи половину твоих проблем и забот и теперь должен быть всегда рядом, чтобы успеть подхватить..
И ночью оставшись одна в пустой безжизненной квартире (надо будет все таки хоть один цветок завести, чтобы было с кем поговорить в часы одиночества), ты знала, что он там за окном, и ему одиноко и холодно, но он не уйдет..

Утром выйдя из дома и спеша в больницу к отцу, ты заметила, что во дворе что-то изменилось. Появилось что-то новое. Качели? - Они появились еще летом и их уже, кстати, успели сломать подростки. Машины? - Так их всегда был целый двор и сегодняшний день не исключение. Скамейки с утра пораньше занятые бабульками? - тоже дело обычное для воскресного дня.
И тут твой взгляд наткнулся на большую надпись выложенную на снегу чем-то красным. Присмотрелась. "Таня - люблю" выложил кто-то красными розами...
А вот Марка во дворе не было. И это отчего-то казалось странным.

Хриплые остатки кошмаров, которые еще бродили в голове и брызгали на настроение темными пятнами, внезапно растворились. Остановившись, я со смешанными чувствами сентиментальности и нежности посмотрела на буквы.
Как красивы алые розы на белом полотне снега.
Чистота и кровь. Преданность и открытость. Яркий, насыщенный цвет напоминал мне мазки эксцентричного художника, который не любит рисовать поверхностно, а привык заглядывать в самую суть вещей.
Подойдя к надписи, я кинула рядом с собой сумку прямо на снег и села на корточки. Лицо украшала внезапная улыбка, и я удивленно поняла, что даже не заметила, как она там оказалась. Высунув руку из теплого кармана, я почувствовала, как холод тут же накинулся на тонкие пальцы, с радостным удовольствием вгрызаясь в кожу. Но мне было не до этого. Аккуратно прикоснувшись к цветам, я провела рукой по их нежным, тонким лепесткам.
Романтик.
Самый романтичный из всех, кого я когда-либо встречала. Марк захватил мое сердце заботой и воспоминаниями. С ним действительно могло быть хорошо. Совсем как в детстве. Совсем как с мамой.
И пусть сейчас, когда сердце мое болит о папе, совсем не время для этих трогательных знаков внимания… но они дают сил. Они дают воздуха, когда легкие задыхаются. Это неоценимый подарок.
Подняв одну розу, я прижала цветок к груди. Оглянулась по сторонам, словно ожидая, что Марк вот-вот выскочит из-за дерева с букетом воздушных шариков. Но его не было. И какая-то мутная тревога взбунтовалась внутри. И слова, которые внезапно разрезали огнем сознание:
«Господи, хоть бы с ним ничего не случилось»
А поделать я все равно ничего не могла. Подняв сумку, в которой остывал приготовленный глубокой ночью суп для отца, я поспешно побрела к остановке. Путаясь в снегу и коченея от холода, я с каждым шагом напоминала себе, что в следующий раз, когда Марк появится, я не буду его отгонять. Мне нужно поговорить, рассказать. Нужно знать, что он поймет и будет рядом.

Едва ты отошла от роз на снегу из твоего подъезда выбежали двое. Парень чуть старше тебя в черной куртке и темных джинсах и девушка на год помладше. Они держались за руки и явно были счастливы - лицо девчонки светилось радостью и казалось источает блаженство в окружающее пространство.
Парень подвел девчонку к надписи.
- Вот Таня, это тебе, - просто сказал он. - Я тебя люблю.
- Но откуда у тебя столько денег?
Что ответил парень ты уже не расслышала, но ясно было одно - розочное великолепие предназначалось не тебе..
Отцу было лучше, но он все еще молчал и врач на этот счет был категоричен - скорей всего отец останется немым, словно в наказание за ваше многолетнее молчание..
Марк не появлялся весь день.
Не пришел он и на следующий.
И через три дня его не было.
Словно все закончилось, оборвалось.. словно ничего и не было.. только сон вперемешку с явью..

Боль. Она возвращается. Всегда. Хлопья молодого снега разрушают свое незапятнанное молоко. Серость и страх окунает в прорубь с головой. Жадно чавкает реальность, размалывая тебя своей мясорубкой. Судьба. Безразличная, бездушная и жестокая стерва.
За эти дни что-то лопнуло внутри меня. Так лопается шарик, поднесенный к свече. Вроде и тепло, вроде и хочется еще поближе, но заманчивое золото превращается в смерть. Я, наверное, самый глупый человек на этой планете. Сколько раз подходила к костру, палила свои крылья, сжигала свои мечты, отползала назад в ночь, поскуливая и дрожа. А потом снова возвращалась. Мазохистка.
Марк подарил мне нечто очень важное. Дорогое. Счастье, которое бывает только в детстве. Улыбки, которые дарят только ангелы. Мечты, которые я склеила, как разбитую вазу. А потом забрал. И непонятно, по доброй воле или нет. Но от этого не становилось проще. Непонимание терзало меня еще больше, гася, как слишком наглую звезду.

- Ты хотела счастья? Дура. Оно недостижимо.
- Я хотела любви.
- Любовь предаст. Она обманет и потопит в слезах. Ей нельзя доверять.
- Замолчи…
- Это правда. Ты же знаешь. Каждое новое счастье обернется трагедией, задушит, задавит. Крылья обломаются, а потом ты будешь сидеть на подоконнике, глядя в метель, и рыдать. Рыдать не чувствуя, потому что чувства сгорели.
- Замолчи, это неправда…
- Правда. Каждый новый день ты будешь умирать. Снова и снова. Резаться об осколки, в которые разбились твои надежды. Смотреть в отражение и видеть там призрак.
- Нет, нет..
- Это делает любовь. Не верь ей. Убивай ее сразу. Почему ты не доверяешь мне? Обмани ее, или она обманет тебя.

Холодный подоконник. Впивается в голые ноги. А я не чувствую. Я ничего не чувствую, кроме той боли, что раздирает ребра. Апатия захватила меня. В руках чашка кофе. Без сахара. Без сливок. Черная, горькая жижа. Его аромат облаком обнимает лицо.
Пустая, одинокая квартира. Темные коридоры, которыми даже домовые побрезгуют. Может завести кошку? На собаку у меня времени не хватит, а вот кошку вполне. Хоть чем-то сгладить ту пустоту, что оставил за собой Марк.

Прошло еще два дня, затем еще два..
Отца неожиданно быстро выписали из больницы. Он молчал, но в каких-то по-стариковски выцветших голубых глазах поселилось тепло, осторожно и щедро одновременно окутывающее твою хрупкую фигуру. Ты знала - это насовсем. Словно испугавшись однажды потерять друг друга навсегда, ты и папа теперь будете лучшими друзьями, готовыми говорить, да-да, говорить, взглядами, жестами, поступками обо всех своих печалях и радостях.
Но Марк не появлялся и тревога усиливалась. Господи, как было глупо не взять его номер телефона, так - на всякий случай.
Не заметно наступило 14 февраля. Падал пушистый снег и было тепло - по-февральским меркам разумеется. Загаженный машинами и собаками двор вновь приукрасился, принакрылся белой пушистой шалью, словно перед праздником.
У тебя сегодня был выходной, но кафешка с уже родными для тебя людьми работала и можно было сходить туда.. А лучше остаться дома с отцом и провести день вместе.. в грусти и печали..
Словно не желая понять как тебе нелегко папа вытурил тебя в магазин - за тортом. Глупости. Праздники придумали хитрые торговцы, чтобы втюхивать людям по бешеным ценам цветы, конфеты и торты. Но ты послушно одеваешься, выходишь из подъезда, бредешь в ближайший магазин.
На угловой стене соседнего дома девчонка лет 13 на вид старательно выводит знакомую фразу: "День Святого Валентина - где же ты любовь скотина?" Как верно подмечено. Ни с того ни с сего тебе становится весело. Скотина это без сомнения Марк. И правда где же он?
То ли из-за того, что ты пожалела денег на дорогой торт, то ли из-за того что ты привыкла к по-настоящему хорошей выпечке.. в общем, торт оказался не вкусным.
Как-то незаметно наступил грустный вечер. Вечер несбывшихся надежд. И ведь что смешно, ты все еще надеялась что вот сейчас как в сказке.. Марк на белом коне..
Бросила взгляд за окно. Темень. Счастливые довольные парочки спешащие по своим делам. Легкие хлопья снега. Еле заметная вспышка посреди двора.. и окружающее пространство буквально вспыхивает сотней бенгальских огней складывающихся в мерцающее сердце с твоим именем в середине. Именно твоим, а не девушки с четвертого этажа, потому что рядом стоит Марк. Красивый, высокий, самый лучший..