Жучка, кажется, оскорблена бегством Егора. Ничего, её найдётся, кому утешить. Золотистый ретривер спешит прочь. Ночь уже полностью вступила в свои права. Нет людей на улице, иссяк поток машин, гаснут фонари. Но не все, увы, не все. Света по-прежнему слишком много, и звёзды брезгуют показываться. Егор шкурой чувствует — они там, за чёрным от прожекторов небом. Они красивые и пахнут неизведанным. Многоэтажки тянут к ним серые руки, и чахлые тополя в сквериках задирают головы, пытаясь рассмотреть. Всё тоскует по звёздам, Егора тоже пронзает тоска. Человеку этого не почувствовать — разучился. Сейчас Егор понимает, зачем волки воют на Луну. Ему тоже хочется гавкать на звёзды. Что по сравнению с ними какая-то облезлая Жучка?
Воспоминание о Жучкином запахе вызывает лёгкое сожаление у звериной части Егора, а человеку внутри остаётся вздыхать от облегчения. Он вдруг осознаёт — останься, и сучка бы понесла. Плати потом алименты в собачий суд. А ведь... Промелькнувшая мысль заставляет бежать быстрее, чтобы не нарваться ещё на какую-нибудь собачью красотку. Ну нафиг! В детстве бабушка рассказывала внуку байки на ночь. О людях, которые кувыркаются через пень, перекидываясь в волков. А его де... щенки кем бы стали? Егор представляет себя отцом целого выводка вурдалаков. Круто, конечно!
Он добирается до дома, когда город совсем затихает. Ни одно окно в его подъезде и соседнем не горит. Там, на третьем этаже его квартира. В холодильнике есть, кажется, пара яиц и упаковка сосисок. Но до Северного полюса не дальше сейчас. Многоэтажка. Две соседние, подпирающие с боков. Колодец двора в глубине. С песочницей и поломанными качелями, на которых собирается молодёжь. Марихуаной несёт даже сейчас — ай да нос. Ужасно хочется спать. И подумать. Под окнами на первом этаже есть укромное местечко, закуток. Для слива дождевой воды что-ли. Там в прошлом году сука ощенилась, так щенки всю зиму просидели. Тьфу, опять о щенках, рано ему, молодой ещё. Хорошее, укромное местечко, чтобы поспать. Если не занято.