- У меня ощущение, словно мы с Вами давно знакомы...
Ей самое время поднять брови и сказать удивленно-иронично: «Неужели?» или кокетливо: «Возможно», или, с легкой досадой и вызовом: «Боже мой, какая банальная фраза записного ловеласа».
Эсперанса всегда хваталась, как за спасательный круг, за свое лицедейство, бывшее для и благом, и наказанием. Ее невидимая броня, тончайшая, прочнейшая завеса, которую она воздвигала между собой и всем, что могло бы причинить ей боль. Всегда можно быстро сменить амплуа, жанр, тему, выйти из роли, как из остывшей ванны, облечься в другую… а сама она стояла поодаль и улыбалась, приподняв брови: это театр, подруга! Но время шло, и ей уже не всегда удавалось понять, кто именно стоит поодаль и улыбается. Где она? Кто она? Вот только что она была верной старой подругой славного парня с рабочей окраины, пронесшей через годы нежность и доверие… И это было правдой. А может быть, это была маленькая роль старой подруги – оттого что ей хотелось закутаться в Хорхе, как в теплую вязаную шаль, отогреться, спрятаться от холодных ветров за несгибаемым разворотом его плеч? И это могло быть правдой. А сейчас – кем она будет? Чем станет этот танец? Мучительным изгибом осенней голой ветви вслед улетающей стае? Легкой ироничной беседой, полной намеков и ускользающих смыслов? Шуткой с изрядной дозой самоиронии? Приключением, последним поражением?
Она не могла выбрать. Потому что Мануэль улыбался ей из той невообразимой дали, когда она еще не умела играть роли, а каждый раз умирала и воскресала – и все всерьез… Она тогда была отвратительной актрисой, совершенно непрофессиональной, но у нее зато был ее дуэндэ, ее жестокий хозяин, который питался кровью ее сердца, а взамен давал горячее дуновение вдохновения и силы. Последнее время он редко приходил к ней. Он оставил ей мастерство, а сам ушел.
И вот теперь она судорожно выбирает, какую маску ей надеть теперь, и не может, и мечется, и уговаривает себя: не будь дурочкой, это всего лишь театр, дорогая…
И Летчик, если ему взгляд не затмевает некая фата-моргана, должен увидеть взгляд совершенно неприличный для зрелой, уверенной в себе женщины с улыбкой королевы инкогнито. Взгляд пораженный, растерянный, абсолютно беззащитный, какой-то… голый. Эсперанса оказывается в кольце его руки, и она не знает, что с ней будет дальше, что она скажет и что сделает, у нее нет ни одного запасного варианта, который она могла бы… Это поражение. Ей кажется, она летит вниз, вниз… в пропасть, у которой нет дна. Ей уже не подняться.
И тогда она говорит всем ролям, теснящимся в ее воображении: идите к черту! Хуже мне уже не будет.
Тот же ветер, который треплет волосы Летчика, задувает в ее груди, в области солнечного сплетения. Это дуновение всегда предвещало явление ее дуэнде. Здравствуй.
Эсперанса тихо смеется, глубоким грудным смехом, чуть откинув голову.
- Если это так, то значит, мы с Вами давно не виделись. Я помню только, что Ваши волосы всегда были словно растрепаны ветром.
Ей дышится легко - а значит, и танцеваться будет легко. Под ногами воздух.