Шаг. Другой. Ещё один.
«Кошки», значит.
Опереться на посох, вытянуть ногу из пепельной трясины. Новый шаг.
«Кошки могут найти дорогу домой даже из мест, где ни разу не были». Хотелось бы Лён`Ротту быть немного кошкой. Во взгляде, брошенном в сторону удивительного сознания, бредущего рядом с Идой Русской, сквозит глубокое почтение.
Шаг. Ещё один.
Он старается не смотреть туда, где только что был человек. Впрочем, понимание того, что человека там уже нет, — явный признак неудачи этих стараний.
Ночь обрушивается на плечи привычной чернотой, и сладковатый запах вокруг заставляет морщить нос. Кажется, дома (не дома — там) мириться с ним было в разы проще. Возможно, просто не замечал. Возможно, было много других дел. Теперь же единственное дело — переставлять ноги, одну за другой, идти вперёд, слышать глухой шорох шагов рядом, здесь и там. Не терять... если не из виду, то хотя бы из слуха. В стенах Империи Лён`Ротта называли хорошим слушателем. Неплохой шанс проверить.
Неплохой шанс проверить очень много самых разных вещей.
«Там не хуже, чем здесь».
Лён`Ротт почти не удивляется, когда она возникает рядом. Должно быть, шла замыкающей, а теперь подобралась поближе — поболтать, перекинуться парой слов за чашкой чая, улыбнуться (наверное? В темноте не разглядишь как следует), усмехнуться, убежать и снова оказаться рядом. И Лён`Ротт тоже невольно улыбается в ответ, наперерез любым маскам, законам и разуму, велящему прислушиваться к шагам спутников, а не её смеху.
Она встретит. Всё будет хорошо.
Подбородок выводит невидимые узоры. Он продолжает идти, мотая головой, пытаясь не выпустить из виду танцующие рыжие локоны — единственный источник освещения в дорожном мраке; и в каждом движении Лён`Ротта слишком отчётливо сквозит знакомое: «Только не уходи». Слишком памятное «Куда же мне, если ты уйдёшь».
И она не уходит.
А потом сквозь её смех пробивается другой голос — чужой, полузнакомый, неясный до конца. Кажется, Роуз тоже умеет что-то подобное: слова сливаются в бодрый ритм, под который переставлять ноги — всё так же, одну за другой — становится в разы легче. Вот только поёт (да, именно так это называется, он помнит) не Роуз — поёт Ида Русская. Поёт незнакомыми словами, звуками и цветами; так, что эльмари почти не слышит беспокойных возгласов вокруг.
Лён`Ротт протягивает ладонь, чтобы коснуться чужого плеча, прорваться в настоящесть из прошлого (ведь это откровенная игра; всего лишь обман, всего лишь догонялки с воспоминаниями), но чуть тронутое светлой веснушчатой россыпью лицо возникает слишком близко и улыбается слишком знакомо. А потом — говорит снова.
Пальцы касаются маски.
Лён`Ротт продолжает идти.