Вода принимает Джека в свои объятия — холодные, крепкие, удушливые, — а потом кружит в неистовом гибельном танце. Ветер внутри рвётся наружу: ему так же тесно в чужеродной и враждебной среде, как и рыжему пареньку в бушующем речном потоке.
Река берёт Джека за руку, безжалостно обхватывает запястье рвущимся вперёд потоком, танцует, кружит, играет и, кажется, скалится.
Лавелл не чувствует себя, только крепко прижимает к груди обёрнутый в плащ рюкзак: скорее бессознательно, нежели с целью уберечь. Вода забирается под рубашку, в сапоги, наливает ледяным свинцом всё тело; то тянет на дно, то вновь поднимает выше в неистовых па. А потом завершает свой смертельный танец финальным аккордом, когда Джек невольно разжимает кулаки, сдавленно глотает мутную воду и беззвучно кричит что-то в пустоту. Тогда же стихает и ветер.
Ты не герой, Джек. Посмотри на себя: разбился о камни, прыгнув в бушевавшую подземную реку, а до этого скитался три дня лишь для того, чтобы невнятно попросить помощи у Девяти. Пытался усмирить обезумевших людей, сам до конца не осознавая своих сил, а те всё равно были убиты по одному лишь мановению чужой воли. Нелепо, не правда ли?
Ты не герой, Джек. Ты всего лишь наивный мальчишка.
- - -
— Наивный мальчишка, — буркнул старик в потёртой шляпе, убирая вилы в угол. Лязг инструментов заставил сидящего напротив рыжего юношу отвернуться и поджать губы. — И куда ты пойдёшь, а? Пятнадцатилетний обормот без гроша в кармане! Да тебя близ первой же деревеньки придорожные разбойники оберут до нитки!
Джек пересчитал стрелы в колчане, снова поправил плащ неуверенным движением и нахмурил брови. Отец всё ещё смотрел на него в упор, ожидая ответа.
— Чего молчишь? Вижу, сам понимаешь, что зря всё это выдумал: чай, не совсем дурак!
За окном стоял ясный день, и кроны деревьев чуть колыхались под мягким дуновением свежего ветра. Молодой Лавелл снова заметил, что отвлёкся от отцовского голоса.
— Пойми ты одну вещь, дурья твоя башка: никто ведь тебе и руки не подаст в этом «приключении»! Долго в одиночку не протянешь — добрые-то люди совсем перевелись. Один только ты до сих пор каждую пташку с раненым крылом в дом тащишь. Наивный мальчишка... Погубишь себя, как пить дать!
- - -
Джек никогда не хотел быть героем. Не гнался за славой, не слыл честолюбцем — просто делал то, что считал нужным. Испугавшись чужого и странного ветра, пошёл просить помощи у мудрецов. Желая защитить людей вокруг от их собственного безумия, усыпил слушателей песней. Стремясь перевести часть угрозы в лице гвардейцев на себя, открыл второй путь к побегу.
Но разве всё это — деяния одного только Джека Лавелла?
Никогда он не прослышал бы про День Силы, если бы не неожиданный помощник-пьянчуга из таверны. Никогда он не сумел бы успокоить народ, если бы к мелодии не прислушались остальные жертвы воли Девяти. Никогда он не открыл бы проход к реке, если бы не помощь до сих пор незнакомой девушки.
Да, верно. Она ведь так и не назвала своего имени.
Джек Лавелл не был героем. И потому совсем скоро перестал бороться, сдавшись могучей стихии. «Если я выживу, то обязательно узнаю её имя», — такова была последняя мысль воспалённого сознания.
Перед глазами потемнело, а разум наполнился мирной и спокойной пустотой.
Иногда и судьбе нужно дать шанс, не так ли, наивный мальчишка?