Краеведение | ходы игроков | 2.1. ефимова и святой подвижник

Ребята разделились перед холмом. Стёпа и Ланя свернули к деревне. Вскоре где-то там забрехала собака. Она лаяла так лениво и тихо, словно тайга наложила на неё невыполнимый обет, который псина откровенно устала выполнять. Должно быть, почуяла чужих.

А Света и Дима продолжили, как выразилась Ефимова, топать по тропинке, которая вела их мимо Берёз. Впрочем, расстояние позволяло рассмотреть деревню как следует.

Покосившиеся заборы — то дерево, то вислые сетки-рабицы — чередовались с сараями и запущенными хозяйствами. Весёленькие голубые ворота перед одним двором проржавели настолько, что часть кованых лучей сама собой попадала в землю. Однако соседний дом держался стойко. Наличники над окнами покрывала затейливая деревянная резьба в старорусском стиле. И так следующая изба. И следующая, чьи стены от фундамента до чердака заросли мхом. И следующая, с крытой шифером крышей. И следующая — на огромных дистанциях друг от друга, чтобы ненароком не коснуться, не встретиться.

Откуда-то тонко блеяли козы.

— Наверное, у них охрененная скукотища. Надо их подбодрить!— проворчал Дима. — Ну что, как будем развлекаться, Светыч?

Он не унимался и всё тянул шею, норовя высмотреть магазин. Но с каждым пройденным двором его надежды таяли. Да и трава поднималась выше, ближе. К сгоревшей церкви ходили нечасто…

Света про себя радовалась, что они идут поодаль, не заходя в саму деревню. В любое другое время (или в другом месте?) она бы сама с удовольствием рассматривала резьбу и тяжёлые, давно сплавившиеся в монолит брёвна. Дышала бы свежим, полным травными запахами воздухом. А сейчас косилась с подозрением и задумчиво щурилась на плавно уходящие назад дома.
—Похоже на то, — энтузиазм в голосе Светы стоило бы искать очень тщательно. Но всё же она пожала плечами и усмехнулась. — А какие тут варианты? Будем сидеть на станции и горланить песни! А потом притаимся вечером, и споём деревенским под окнами что-нибудь душевное. У них тут тематики подходящей хватает!

Дима улыбнулся, но, кажется, почувствовал её настроение.

— Клоуны они, — заметил он. — Вон, даже церковь себе спалили. Не переживай, найдём этого Сергея Потеряновича, посмотрим малость и наза… Ух ты! Козлёнок!

Они оказались совсем рядом с избой у церкви. Дима со смехом раскрыл объятия маленькому серому козлёнку, который выскочил из загородки и неровными прыжками помчался к ребятам. Вслед за козлёнком из загона, вытирая руки о подол древнего как Русь платья… возникла давешняя женщина с парохода.

Она смотрела на Свету.
Света смотрела на неё.

Козлёнок радостно заблеял и попытался боднуть Диму в колено.

Света поначалу опешила, а потом вдруг радостно улыбнулась.
— Здравствуйте ещё раз, Наталья Ярославовна!
Козлёнок был совершенно прелестный. Света смотрела как они общаются с Димой и не могла сдержать улыбки.
— А мы вот... профессора ищем. Сергея Викторовича. Вы не знаете, где он может быть? — отвлекаясь на Диму (или козлёнка), но всё же поглядывая на женщину, спросила Ефимова. Тётка, между прочим, здесь выглядела куда более органично, чем на корабле. Словно окружающая трава (или козлёнок!) сглаживали резкость.

— Ф-ф-ф-ф-ф… — Наталья Ярославовна тяжело-тяжело вздохнула, тоже наблюдая за прыжками козлёнка вокруг биологов. — Ох, дети-дети… зачем же вы лезете, куда не прошено…

Теперь вдова глядела на Свету. Неожиданно родилось понимание: она не злилась. На кораблике она выглядела злой не ради того, чтобы обидеть, а скорее затем, чтобы не вызвать лишней приязни и избавиться от неинтересных разговоров. Простой предохранитель одинокой пожилой женщины. Но в конце концов она улыбнулась Ефимовой в ответ.

— Пойдём. Поможешь. Вон вилы прихвати, надо сено покидать, а у меня спина. А ты, музыкант…
— Я не музыкант, я Дима.
— А ты тогда с Прохором поиграй. Вот прямо здесь. Он молодой, резвый. Ему компания нужна.

Козлёнок снова заблеял. Тут Света почувствовала, что левый рукав подёргивается: кое-кто четвероногий пристроился пожевать манжет куртки.

Ефимова кивнула, насмешливо посмотрела на козлёнка.
— Прохор, не ешь меня, я тебе ещё пригожусь! Вот его ешь! — она отняла рукав и показала на Диму, а тому показала язык. — Если что, спасайся бегством в нашу сторону!
Девочка отпрыгнула в сторону женщины, рассмеялась: "Я готова!" и огляделась в поисках вил.

— Классно, — сказал Дима козлёнку, присев перед ним на корточки. — Класс, супер. Меня оставили с подходящей мне компанией. Интеллектуально, остро, молодёжно. Хорошо, господин козёл, как вы предпочитаете развле… ясно. Да, поедание штанов. Очень увлекательно. А ещё идеи есть?

Но Света знала, что напарник любит животных. Они все их любили. Как иначе. Дима ворчал в шутку, позволяя козлёнку гоняться за собой по выгону.

А Света и Наталья Ярославовна вошли в полумрак. Хлев был сколочен из неровных досок, поэтому все стены цвели световыми прорезями, как будто перед ними здесь сняли сцену из самурайского кино. Под ногами была густо навалена солома. Звенела муха. В двух деревянных загородках чиллили родители Прохора — коза и бородатый козёл. Пахло соответствующе, но в общем и целом хлев обладал своим шармом.

Вдвоём они начали перекидывать свежее сено поверх прелого, а Наталья Ярославовна заговорила тихо и очень осторожно:

— Я тебе, считай, ничего не говорила. Твой профессор ушёл. Дурак. Вернее, не он ушёл, его выгнали. Велели убираться. Назад ему возврата нет. Вернётся — беда будет.

После яркого света снаружи полумрак казался ослепляющим. Но постепенно глаза привыкали, скоро даже любопытная козья мордашка виделась вполне отчётливо. Ефимова старательно махала вилами, заодно от души согреваясь. Обстановка была знакомой — не зря ведь почти каждое лето Света проводила у деревенских родственников.
— Ммм, — задумчиво-смущённо промычала она, тоже приглушила голос. — Кто выгнал? Местные? А за что?

— Дурак потому что, — повторила Наталья Ярославовна. Она помогла Свете поддеть особенно большой стог, вместе они понесли его на вилах к центру хлева. — Много спрашивал о том, чего чужим не откроют. На скалу ходил. К Ельме ходил. Помнишь ущелье на реке?

— Помню, — кивнула действительно растерянная Света. Путешествие по реке запомнилось прекрасными видами, и ущелье, величественное и таинственное, не забывалось. — Туда нельзя ходить?

— Это ворота. Зыряне их кликали Ловья-камень. Кто в них входит, попадает в мир, где свои законы. Мы в этом мире живём и его законы чтим, лес уважаем. За это лес нас бережёт. А кто иначе поступит… клади, клади!

Стог шлёпнулся на пол, Наталья Ярославовна с облегчением воткнула вилы в его лохматый бок.

— …а кто иначе поступит — тот приводит беду. Никто не хочет, чтобы твой дурак беду привёл.

— Мммм... — снова выдала Света результат напряженной работы мозга. Женщина говорила совершенно серьёзно и спокойно, не шутила, не выглядела подозрительно. Нет, выглядела, конечно, но не так, как злодеи или психи. Света вспоминала свои ощущения от деревни — и не могла ей не верить. — Вы на кораблике говорили... хм... про того, кто дураков не любит. Ворысь! Ой, а что же будет с профессором, здесь ведь лес и болота! Вы не знаете, куда он мог пойти? Мы бы его в Зоосад забрали, или в город отправили!
Про себя Света подумала, что, может быть, старенький профессор Русских правда сошёл с ума? Или... или деревенские, которые прогнали его в тайгу.

— Не знаю. Не знаю, что будет, и… не знаю, куда ушёл, — впервые за разговор женщина отвела глаза и запнулась. Света почувствовала, что Наталья Ярославовна врёт, хотя очень не хочет этого делать. Вместо этого вдова вспомнила фразу, прозвучавшую от неё же на корабле: — Я и так сказала слишком много. Не говори старосте ничего. Считайте, что я вам ничего не рассказала. Но если пойдёте искать, знайте, что он спрашивал про три места: скалу, рабкомандировку и Ельный Волок.

— Света! Свет! — крикнул снаружи Дима. — Там идут Ланька и этот… ну, бля, этот. Они под ручку держатся!

— Всё, — отрезала хозяйка. — Дальше сама управлюсь.

Света отрывисто кивнула, пробормотала названия, чтобы не забыть - губы её смешно шевелились.
– Спасибо, Наталья Ярославовна! Я ещё обязательно к вам загляну! – горячо проговорила Ефимова и выбежала из сарая, потом вернулась, поставила у выхода вилы и снова убежала, на сей раз окончательно. Снаружи донёсся её весёлый голос.