К югу от Стигии | ходы игроков | 2. Мёртвым - припарки

Как же так случилось, ведь плавучий посёлок водного кочевья, которое взяло Дарлиру вместе с другими сиротами войны на границе, никогда не выходил в открытое море и не покидал побережий? Паруса, неверные крылья судов - не удел этого народа, они качаются у мелководий и держатся спокойных тёплых течений, предпочитая полноводные реки, хоть и не признают законов окружающей те реки земли.
Видимо, верно шептали бабки, что прогневали, прогневали природу самого мирозданья самозванцы-Архонты, которым молятся как богам в сердце жадной империи. Такой бури в Малахитовом море не видали десятилетиями. А магический водоворот? О, ужасы страшные, кто пережил и не потерял сознание, когда переворачивался корабль под океан - узрел бы чёрную пасть древнего ящера с пламенеющей глоткой, что раскрывалась под тончающей зелёной вуалью воды.
Теперь всё прошло, и только слышно, как скрипят небольшие дома-лодки и плотовые площадки и дорожки меж ними, где уцелели. Тихо где-то плачет дитя. Тела покачиваются на успокоившихся волнах, где давно уж лицом вниз, где, посеревшие сквозь тёмную бронзу загорелой кожи - вверх, где на обломках, ещё есть шанс, что бездыханные. Плавают меж ними на редких уцелевших лодках, а чаще на своих руках, ныряльщики. самые здоровые мужчины общины. Урчит на горизонте как лежащий у добычи в зверинце тигр вулкан, чернеют поодаль на северо-запад, куда ближе, чем до огненной горы, острые пики с кораблями прочих.
- Это - чёрные берега, Лира, - раздался голос, из-за обрушенной наполовину стены хижины вышел сын старейшины, и присел на край, измотанный, насквозь мокрый, замерзающий. - Близ проливов и в Дымном море пиратов что рыбы, а на берегах люди ещё хуже. Не знаю, выберемся ли мы, плыть вдоль берега или через море без парусов... Ты не умеешь их... - он замешкался, подбирая слово. Тяжело просить о чём-то большом чужачку. Даже если чужачка делила с вами месяцы безоблачного дрейфа по прозрачным волнам, вечера танцев, праздник жемчужного улова и две торговых стоянки. Кочевники были простым народом с простыми радостями жизни и огромным презрением к любым формам рабства, будь то буквальному, закону сухопутных царей, и даже браку. В хорошие дни щедрость стоит мало. В такие...

  Сидящая на свисающем над водой обломке мачты мокрая словно мышь Дарлира мертвой хваткой сжимала свою непромокаемую котомку, которая ещё совсем недавно служила ей спасательным поплавком. Сведенные судорогой пальцы ныли от напряжения, но она лишь упрямо поджимала губы, решив так и таскаться с котомкой пока не выберется на сушу. Там ведь её шляпа! И черпало, и... и... В очередной раз вспомнив, с каким звучным бульком ушел под воду её огромный котёл, а разудалая волна смыла из комнаты её и без того немногочисленные пожитки вместе с ней самой и истошно трещащей Гарькью, она всхлипнула и еще крепче вцепилась в котомку. И полугода не прошло, как черный огонь выжег их с учительницей чащу, как пропала старуха в вихре войны, а сама она стала скитаться по миру как бездомная бродяжка... Так теперь еще и море решило прибрать остатки её вещей и последнего друга... Злобно плюнув в это самое море Дарлира напыжилась, пытаясь проклясть гадкую лужу, но пятно чуть покрасневшей воды рядом с ней тут же смыла очередная волна, легко растворив её ничтожную волшбу в бескрайнем море. Плюнув ещё раз, она раздражено фыркнула, отвернулась и заметила усаживающегося рядом парня.
  — Ммм? — Непонимающе уставилась она на сына старейшины. Так вот на чей плот ей посчастливилось выбраться...
  — Не умею что? Штопать паруса? Отгонять пиратов? Ходить по воде? Заклинать шторма? Нет, не умею. — Буркнув последнюю фразу даже как-то обиженно, она вновь надулась, но заметив здоровенный стремительно чернеющий синяк на плече парня принялась помаленьку перебираться с обломка мачты на палубу. Выбравшись на мокрые доски настила, она сунула руку в котомку и, выудив склянку с лечебной мазью, принялась за целительство, по прежнему прижимая сумку к себе, словно бы боясь, что злобное море вновь накинется и попытается отобрать её последние пожитки.
  — Сиди-терпи, не дергайся! — Строго приказала она и по заветам вредной старухи-учительницы пару раз кольнула раненное плечо кончиком амулета-клыка, что бы спустить лишнюю кровь и стала с силой втирать мазь не обращая внимание на болезненные стоны парня.

Он вздохнул, покачав головой.
— Штопать, да если бы. У нас их нет, их делать как-то надо, — парень понурил плечи. Ладно, это было наивно и глупо даже спрашивать, но он должен был попробовать. Сотня людей в кочевье не были ни моряками, ни портовыми ремесленниками, ни даже рыбаками, далеко отплывавшими от шумного города и берегов в море, чтобы каждое утро на рынок выложить на прилавки семьи или знакомых свежую рыбу. Попади обычный земледелец на побоище — знал бы он, что делать? Вот и Аджай не знал.
Сначала парень помялся, с подозрением глядя на толстое стекло, но потом, сгорбившись и уперев локти на колени, и позволил себя лечить, тем не менее, ворча.
— Не тратила бы лекарства, вдруг кто раненный есть.
В варевах Дарлиры он понимал ровным счётом ничего, а вот в том, что их будет не хватать хотя бы потому, что странная ведьма варила всё по своим особым рецептам, ей нужны были ингредиенты и время — очень даже, и беспокоился. Люди потихоньку оживали, кто не собирал остальных и только откашлялся — тянул тросы и собирал отбившиеся недалеко плоты и дома-лодки. Руку Аджай едва мог поднимать, и потому их притянули другие, но боль действительно отступила. Перестав прятать глаза и поджимать губы, парень ожил, и спросил Дарлиру:
— Пошли с нами на берег? Есть-пить нечего, и чтобы тут не мешать, — он кивнул на ныряльщиков, складывавших тела на плот поодаль. Один человек стоял там, по колено в соседях и родичах, переворачивал их на живот, чтобы помочь отплеваться и вдувал воздух, но куча бездыханных росла, а пробуждались и плыли, ложась на спину головой вперёд, если совсем без сил, единицы. И даже со всеми, кого он мог видеть и слышать, это было меньше половины.

На берегу тем временем собралось дюжины две выживших. Подростки и очень удачливые дети, женщины, пара крепких стариков, немного мужчин, одна-единственная ручная обезьянка, которая свернулась живым воротником на хозяйских плечах и спала. Кто-то лежал на песке, раскинув руки, о том, что они не отошли ещё к земле говорила лишь гусиная кожа от прохладного ветра. Кто-то осматривал выброшенные на берег тела морских обитателей, избегая босыми стопами прозрачные, пока не растворившиеся на песке желеистые тела медуз. Кто-то молился, чтобы солнце вышло, чтобы согреться, кто-то молился, чтобы нет, чтобы отложить муку жажды. Кто-то искал достаточно укромное место, чтобы просушить ледяные вещи и, при удаче, сделать костёр. Пока муть не осела, искать и поднимать со дна пожитки было бесполезно, да и опасно, не видя хищников, которых мог привлечь запах крови и людей. Юноши и девушки обматывались поплотнее всеми тряпками и кожами, которые могли с остальных снять, и готовились идти. На берегу, считали они, было безопаснее, но слишком много людей и вещей и мало места, чтобы всем развернуться. Никто не знал этих джунглей. Шли споры, разделиться или прочёсывать лес на расстоянии видимости, у кого остались ножи, гарпуны и снасти, у кого — мешки и меха для воды.
— Вот, держи, — принёс Дарлире почти пустой мех Аджай. За поясом у него нашёлся нож размером с тесак, с разбухшей и расщепившейся надвое ручкой, но из славной закалённой стали.

  — Пойдём. — Поддержала парня ведьмочка, когда закончила месить синяк и скептически осмотрела травму. Эх, старуха бы обязательно еще бы и прижгла, что бы не повадно было синяки зарабатывать, но огня не было, да Аджай вроде бы не сам напрашивался на лечение, так что пусть пока так походит. Пробираться по расползающимися прямо под ногами плотам было довольно жутко, а выглядывающие из мутной воды утопленники то и дело заставляли её сбиваться с шага, оскальзываться и настороженно коситься на их посиневшие руки. Не ухватят ли за ногу? Не утянут ли в глубины? А ну как еще удумают украсть чего? По-прежнему прижимая к груди котомку, Дарлира зацепилась взглядом за смятый упавшей стеной тонкий медный котелок, в котором ладно если на двоих похлебку удастся сварить. Задумалась, остановившись на секундочку, воровато огляделась и, шустро сцапав посудину, спрятала её в сумку. А то куда же ей без котелка-то? Да и нечего только терять нажитое непосильным трудом, надо бы и новым добром обзаводиться помаленьку... Показав язык очередному мертвецу, который, кажется, косился на неё как-то осуждающе, девочка торопливо пробежала еще пару плотов чавкая мокрой обувкой и спрыгнула на берег догоняя Аджая.
  Что ей делать на суше она понятия не имела, а потому чуть пошатываясь от непривычно твердой земли под ногами просто двинула вслед за парнем. Молча взяла мех и непонимающе уставилась на него.
  — Костёр бы лучше разожгли. — Буркнула она, зябко ёжась, хотя на фоне всех остальных ей было еще ничего - заговоренная туника понемножку согревалась сама собой, хотя до того, что бы просохнуть ей тоже было ещё далеко. Потрясла зачем-то мехом, понюхала его, отметила, что даже он пахнет рыбой и тиной.
  — А нашли бы шкуру ящера, я сварила бы вам парус. — Ляпнула она вдруг и, словно бы забыв об этом, перекинула мех через плечо да двинулась к краю каменистого пляжа. Уже через несколько шагов она замерла заслышав странный, пронзительный и одновременно хриплый птичий щебет и, настороженно прислушиваясь, принялась водить головой из стороны в сторону. Чирикнула что-то сама и повернувшись к руинам плавучего города принялась суматошно размахивать сумкой рискуя пришибить своего недавнего пациента. Свистя, чирикая и щебеча она даже пару раз подпрыгнула на месте, а через несколько секунд на её растрёпанную голову уселась фиолетово-коричневая сорока, которая тоже что-то каркала в ответ. Изловив своего странного питомца, ведьма и его прижала к груди, радостная от того, что Гаркью все же сумел каким-то чудом пережить шторм.

— Было б с чего, всё мокрое, в нём больше воды больше, чем дерева. Деревья здесь постоянно топит, смотри, — ответила ей женщина. В гусиных лапках в углах её глаз и на длинных ресницах застыла соль. Она была лучшая плетунья сетей в большой общине, и теперь бы точно вошла в совет старейшин как мать многих детей и мастерица (сколько утопло-то их), но пока её не заботило ничто, кроме растирания руками досуха, до красного румянца на спине и пухлых ещё ручках и ножках ребёнка. А пальцы её обсыпанный влажным песком ноги сняли огромный рыхлый слой трухи с местного бурелома, обнажая древесную сердцевину, белую и на вид страшноватую из-за схожести с очищенной от мяса кости.
— Не слушайте её, к вечеру сообразим — сказал один из старших кочевников.
Солнце висело в зените и красило облака в нежный золотой, но так и не выглянуло, когда с плотов свистнули, что выживших нет. Кого прибьёт, везучего и живого — не думали, но все втайне надеялись о ком-то. До берега тянулась одна лишь тропа к уцелевшим и привязанным вместе домам, а лодки помельче вытащили на берег, разбирая еду. Всего, с малыми потерями, уцелело семей шесть, и ещё столько же одиночек и осиротевших семей. Ртов оказалось немеренно, но дети плакали не что хотят есть, а что щипет, пить, пить. Кто постойче — приставал ко всем подряд, и к Дарлире тоже. «Дай птичку, дай». Птичка была несогласна с мелкими загребущими ручонками.
— Отстань от неё, сядь! — Аджай наточил четыре остроги и раздал товарищам. Первая группа особо ретивых смельчаков сразу ушла, а они собирались обстоятельнее. — Знаешь, тут, говорят, даже люди в шкурах из чешуи. Но встречать их не хочется.
С тем парень протянул пятую, просто обрубленную палку из этого же «костяного» дерева девушке и встал.
— Скажи, если признаешь хоть что полезное или ядовитое, хорошо? И он кивнул в сторону поднимающихся, как та же страшная штормовая волна накануне, высоких деревьев с жирными лианами, висящими с заволочённых лёгким туманом крон и при том достающими земли и кустарников лианами. Как ни странно, за первой полосой у берега, где были исключительно приземистые кустарники или намытые среди них прибоями и отливами почти непроходимые баррикады из бурелома и дебрей, ковёр леса был волнистый, но относительно проходимый и низкий. Где не было мёртвых кустов без единого листка, удушенных превращающими день в сумрак кронами, темнели жирными, блестящими, как жучьи панцири, листами незнакомые травы и, напротив, похожие на зелёные разлохмаченные пёрышки, обтекающие после дождя, серебрящиеся как пыльцой папоротники.

  Зашипев на противного попрошайку, который был всего на полторы головы ниже её самой, ведьмочка украдкой пнула его по ноге, что бы тот не тянул свои загребущие руки к её птице и вприпрыжку отбежала прочь. Да они с Гарькью столько лет вместе, что она скорее мальца на корм сороке пустит, чем отдаст своего верного питомца на сожрание всяким плаксам. Укрывшись в отряде людей посолиднее, что не иначе как на войну собирались, а потому не проявляли гастрономического интереса к пичугам, она приняла палку и тут же оперлась о неё как о посох. Если кто-то надеялся, что она будет ей размахивать аки былинный богатырь и бить вражин по головам, то этот кто-то крепко ошибся.
  — Палки эти ядовиты. — Любезно сообщила она Аджаю и пояснила: — Даже жуки вон местные их не жрут. И грибы. И черви.
  А жуков меж тем хватало. Мелких, крупных, жужжащих со всех сторон и копошащихся как на земле так и на деревьях. Некоторые наверняка даже кусались вовсю, вот только к самой Дарлире никто не подлетал, чему она была несказанно рада и о чем помалкивала, подозревая, что амулет от кровопийц могут и отобрать. Пробираясь вместе с отважными охотниками в глубь сих земель, она не прошла и двух сотен шагов, как принялась задерживать отряд возней с травами. Хитро прощуриваясь и тихонько бормоча то-ли заклинания, то-ли какие-то цитаты из мудрых книг, она деловито разглядывала каждый встречный куст стараясь по смутно видимой под заклятьем ауре растения определить его свойства. Определялось так себе, каких-то особо ядовитых или пропитанных нитями магии плодов или листьев видно пока не было, а всякая ерунда вроде хмельных трав или стойкой синего красителя её не привлекали. Но на всякий случай, что бы парни не расслаблялись она с важным видом посоветовала не дышать пыльцой папоротников. В смысле, когда они зацветут. Или хотя бы высохнут. Подобрав под деревом какой-то странный пупырчатый плод, что напоминал одновременно жабу и мелкое красное яблоко, она придирчиво его оценила, понюхала и протянула попутчикам.
  — Вот, красножаб. Съедобный. — Нарекла она неведомый плод, забыв уточнить, что съедобный-то съедобный, даже сладкий, наверное, только краситься сок будет со страшной силой. Ну походят пару дней разукрашенными, или там нужду кроваво-красную справят, велика ли печаль?
  — А чего мы вообще сюда пришли-то? — Спохватилась она еще минут через пять, когда пыталась понять, можно ли пить сок одной на удивление водянистой лианы. Получалось, что вроде можно, она даже отломала листик и успела слизнуть несколько капель чуть солоноватого сока, да так и уставилась на парней облизывая лиану. Пара охотников теперь, к слову, напоминали перемазанных в свежей крови упырей. Да и клюв у сороки тоже стал зловеще-красным на зависть всем орлам да соколам.
  — Если еду ищем, так проще же крабов каких наловить - весь берег рыбой да всякой живностью завален, а если место для ночлега - так лучше кого на дерево повыше загнать, посмотреть, чем наугад бродить. Да и тут уже вроде получше чем на берегу...
  Договорив она вцепилась в лиану, словно собака в кость и вскоре сумела прокусить жесткую оболочку и начать пить сок, что тек там будто в какой-то трубе. Насосавшись в волю, она пустила к живительной влаге прочих страждущих, что уже похватали меха, а сама отошла к дереву, чья кора была кем-то содрана как раз на уровне её лица. Понюхав эту рану и потыкав рыхлую кору пальцем, она решила, что толку с неё не будет и только после этого поняла, что ни она, ни парни тут деревья ещё не обижали, а значит наследил тут кто-то посторонний, причем не слишком давно. Повертев головой она заметила и иные следы неведомо кого, что пробирался тут круша сухие ветки кустов.
  — Аджай. — Позвала она, вероятно, нынешнего главу кочевников, что по-прежнему берег правую руку, пусть синяк уже и перестал наливаться чернотой. — Глянь-ка, как думаешь, кто тут кроме нас бродит? Лоси? Кутьяры? Или кто там ещё норовит рогами о деревья чесаться?

Он скептически посмотрел на палку, посмотрел на девицу, и снова на палку в своих руках, и снова на девицу, и, перехватив за чёрную кору, оставшуюся на ней, как бы оправдался:
— Ну, если я её не буду грызть, а ей буду в других тыкать — может, грозное выйдет оружие?
Всё равно мечей у них не водилось.
Когда Дарлира впервые оправдала свои поиски, из-за которых их группа растянулась на пресловутую дистанцию "вижу переднего и заднего, других уже не очень", ребята начали массово их искать, оглядываясь на ветки, и накидывать на длинный и широкий подол юбки единственной другой девушке. Та вздыхала, глядя на следы на ткани, но не жаловалась. Всё равно всей одежде после этого ужаса будет конец, никакие пёстрые оборки не спасут.
— Так воду ищем, без еды можно протянуть и потом наловить, — пояснил Аджай, тоже поднимая плод. Красножаб ему не нравился, у него руки все теперь были липкие, как от засохшей крови, и красные. Лиана ему нравилась немногим больше.
— А ты уверена, что нам с этого живот не скрутит? — спросил кто-то из впереди идущих.
— Процедим, главное, не солёная, — сказал сын старейшины, наполняя свой худой мех и нюхая с ладони воду. Лианы действительно, кажется, просто напитывались водой и тем немногим, что брали из древесного сока, тех самых деревьев, которые сама же Дарлира звала ядовитыми.
— Вообще кутьяры не должны быть с рогами, — неуверенно пояснил Жай, затыкая флягу, но кивнул остальным передать вперёд.
И олени вряд ли водились здесь. И не чесали их рога так на этой высоте. Что бы ни резало кору, особенно между узко отставленными деревьями на смотрящих друг на друга сторонах, горизонтальные зарубки были не характерными для известных Дарлире хищников, это были не когти. Если только зверь не бежал по деревьям, игнорируя притяжение земли. А, попримяв папоротники вокруг и отогнув палками, скучившийся отряд нашёл огромную желтовато-серую пластину, не похожую ни на зуб, ни на плавник, с тупым углом и выпуклыми дугами у вершины и толстой ровной кромкой по линии слома.
Примерно в тот же момент назад им вернулось слово, что двое ребят не стали ждать, и Аджай сплюнул с досады.
— За ними, живо, и назад на берег. Тати, здесь стой, не носись. Эта штука, — он показал на пластину, — большая.
— Мы нашли пруд!

Фарс закончился скоро, и, набрав воды и фруктов, они всё же возвратились на берег, спотыкаясь в спешке. Другой отряд, впрочем, так и оставался в лесах, и никто, кто по совету Дарлиры залезал на высокие деревья, не мог просмотреть их даже сквозь одни стволы, так густо росли они и далеко ушла молодёжь на поиски. Пока дела спорились и их было множество, все спокойно ждали, но под вечер, когда зажечь первый костёр всё же удалось, пошли толки, что давно их нет, а уже закат скоро.
Как известно, даже самый мирный лес ночью полнится двумя типами звуков: тех, кто ест, и тех, кого едят. Потерять друзей никто не хотел, и, вскоре, из леса до берега доносилось высокое и низкое "ау". Аджай, вернувшийся из воды с небольшим уловом унесённых водой вещей, садясь рядом с ведьмочкой, сказал:
— Видел в иле на дне на котёл твой похожее что-то. Не хватило рук, чтобы откопать. Но потом точно попробую.
Он подсел поближе к огню, чтобы поскорее просохнуть, неровно обрезанные ножом волосы липли на лоб и скулы спереди и на чётко различимый по позвонкам хребет в районе холки сзади, где руки не доставали ровно прядь убрать. Обтыкав ядовитыми кольями свой небольшой лагерь, выжившие, в основном, второй уж раз на нервах ели, друг на друга косясь, но ничего не говоря, всё понимая. Дети были похожи на ифритов, так вымазались краской, и уже пытались пугать, приставая к своим родителям и прочим взрослым. И вот посреди игры "подожги всех" где-то в лесу эхом прокатился крик, а потом раздался среди не ясного, но спокойного неба гром, и сверкнула молния.
— Быстро, на воду! — скомандовал Аджай женщинам рядом.
Сначала стену из бурелома, вылетая из джунглей быстрее ветра, перемахнуло несколько знакомых людей, а за ними, с рёвом и треском, приближалось нечто громадное.

  Отобрав у Аджая чешуйку неведомой твари, Дарлира взяла её в руки и постаралась растопорщиться, изображая предполагаемую ширину зверюки. Длинны рук явно не хватало и, безнадежно вздохнув, она понурила голову, украдкой пряча чешуйку в сумку. Вернувшись в лагерь она некоторое время просто бродила по берегу, разглядывая выброшенные штормом богатства. Перепутанные едко пахнущие водоросли, вяло подергивающиеся рыбки, куски кораллов, тряпки, доски, всякая смытая с плавучего поселения мелочевка. Гаркью тоже прыгала рядом выискивая что-нибудь интересное, но кроме нескольких расколотых о камни крабов, которых птица не преминула склевать ничего толкового не нашлось. Туника уже просохла, мокрую обувку она скинула ещё когда вернулась из леса, где был шанс напороться на змею, так что чувствовала себя она неплохо, но вот пожрать хотелось чего-нибудь горячего, так что сделав круг она вернулась к лагерю. С костром дело и в самом деле шло туго, плавучие кочевники хоть и успели расколоть несколько сухих бревен из обломков своих жилищ, но вездесущая сырость никак не давала их нормально разжечь, а горючего масла найти так и не удалось, так что пришлось ведьме пыжиться и буравить гневным взглядом груду щепок пока те под скромным напором её магии не загорелись. Дальше дело пошло куда веселее - кто-то готовил, кто-то упрямо раз за разом нырял в мутную воду, кто-то оттаскивал трупы павших в сторонку, что бы те не привлекли своим запахом зверьё, Дарлира же отбивалась от гадких детишек, что норовили испоганить её одёжку красными пятнами. Немного подлечив парочку бедолаг у которых уже начиналось воспаление мелких в общем-то ран, она принялась втихомолку выправлять раздобытый котелок, где магией, а где просто ударами камня. Словам же Аджая, что он нашел её котёл, верить хоть и хотелось, но не особо моглось. Литой исполин в половину её роста ухнул в море давненько, да и как вытащить его со дна она себе не представляла. Хотя было бы здорово...
  Вздрогнув от резкого удара грома, она месте со всеми вскочила на ноги и завертела головой пытаясь понять, что вообще происходит. Крики и приближающийся грохот не сулили ничего хорошего, но и возвращаться на плоты ей как-то не хотелось. Подвели раз, подведут и второй. Да и держаться они сейчас на одном честном слове, так что если та тварь умеет плавать, то отбиться прыгая по склизким бревнам вряд ли удастся. Засвирбела жгучая досада от того, что весь её запас зелий сейчас тоже покоится где-то в морских пучинах, а наварить новых жгучих вонючек, липкого огня или хотя бы зелья кошачей прыткости она не сообразила. Да и когда бы она этим занялась? И где бы взяла пятнистую кошку? Нацепив почти что выправленный котелок себе на голову, она подхватила котомку и метнулась вдоль береговой линии прочь, решив, что проще будет сделать крюк и ввалившись в лес вскарабкаться на какое-нибудь дерево куда ни одна здоровенная тварь взлезть не сможет.

Ревела какая-то тварь. На берегах Раджайна водилось достаточно живности с луженной глоткой, которая в брачный сезон по вечерам горланила так, что долетало до края обширного мелководья и не давало спать даже деревне на плотах и лодках, но то был просто громкий и пронзительный вопль, а тут что-то... глухое, низкое, рокочущее. Пока Аджай и другие молодые кочевники помогали отводить по плавучим мосткам стар и млад, нечто топотало в их сторону, да так быстро, что за путём его можно было следить по вздрагивающим кронам высокого леса.
Дарлира не могла видеть, но отступающие на воду люди, из последних, выбежавших из лесу и стоявших с острогами, обменялись парой слов о находках, прежде чем запрыгнуть и отвязать их от колышек, державших дорогу приколотой с одной стороны на песке. Зато вполне могла заметить, как трофейная чешуйка греется: не кожей, так оттого, что в сумке стало делаться приятно тепло. А потом над подлеском замерцало, как тени мерцают, взрезанные светом молнии. Над головой, хоть тучи и не рассеивались толком с утра — тишь да гладь. Ничего.
По джунглям, окончательно гася дневную духоту, распространялся уже знакомый выжигающе свежий запах грозы с молнией. И такая же молния внезапно хлестнула, пока только далёким отзвуком, Дарлире по спине. Птица её в панике взлетела, шумя крыльями, а кусочек бури искрил по рельефному контуру.
Прежде, чем гадкая штука была отделена от сильно похудевшего скарба ведьмы, всё волны у покинутого пляжа побежали молниями, а погода начала портиться и ветер — подвывать. Огромная иссиня-чёрная башка с горящими голубыми глазами и не то бивнями, не то рогами, загнутыми вперёд, меж которых и зарождался заряд, виднелась над кустарниками и буреломом позади. Криков людей на воде не было слышно, и, насколько можно было судить — они были в порядке, пока не собрался очередной шторм. Диковинное же чудовище топтались и ревело на берегу, заглушая в немом ужасе целый остров. Или полуостров. Сложно было понять. День, и так клонившийся к вечеру, стремительно темнел.

  С истошным визгом подскочив от близкого раската грома, Дарлира тут же продолжила своё бегство боясь даже обернуться, что бы понять, какого беса тут творится и почему да откуда взялся очередной шторм. Успев пробежать пару сотен метров по пляжу, она резко развернулась, что бы ломануться в кусты и только сейчас заметила, что это ни разу не случайное совпадение, что это даже не невезение, а буря не просто так решила громыхнуть именно тогда, когда на лагерь решило напасть неведомое чудище... Огромная рогатая голова, чти очертания терялись на фоне грозовых разрядов, рёв и топот, казалось сам повелитель небес лично пришёл продемонстрировать свои навыки метания молний да заодно покарать парочку несчастных кочевников за какое-нибудь мелкое прегрешение. Вот чего они громоотводы на своих плавучих лачугах не ставят? Не уважают поди, надо проучить их как следует! Чтоб знали, чтоб боялись! Дав себе зарок посадить рядом со своим будущим родовым поместьем, избушкой, замком, дворцом или чего там будет самую шикарную и высоченную ель, что бы любой громовержец мог лупить в неё сколько ему будет угодно, застывшая от увиденного зрелища ведьма кинулась было в кусты, тут же застряла и суматошно дергаясь в ветках заметила как её котомка уже и сама начинает током биться. Испуганно открыв её и увидев, что осколок чешуи неведомого зверя успел изрядно нагреться да ещё и в ритм с воем твари мечет махонькие, буквально карманные молнии, она испуганно вышвырнула его вон и хотела уже драпать дальше...
  Но жадность взяла своё. Чай не каждый день удается оторвать кусок кого-то асуроподобного! Выхватив из котомки пару тяжелых рабочих кожаных перчаток, что были самым тщательным образом заговорены от кислот, ядов, порезов и прочей пакости, девочка сглотнула набежавшую слюну и, надеясь на то, что старая карга была достаточно прозорлива, что бы ещё и от молний их зачаровать, ухватила горячий осколок да кинулась прочь, чувствуя как тот все же щекочет пальцы своими искрами. С подсветкой в виде ручных молний бежать было куда веселее, но проторив себе путь в лес в обход этого громовержца ведьмочка заподозрила, что если тот вдруг осерчал на них как раз за то, что они стащили кусок его панциря и теперь гоняется лично за ней, а не просто так зашел перекусить человечиной, то сиять искрами на всю округу будет чревато, а потому подскочив к ближайшему дереву, она торопливо затолкала осколок во влажную землю, стащила с головы кое-как выправленный котелок и накрыла им свой трофей, что бы тот и не думал светиться, после чего отбежала в сторону, спряталась в папоротниках и сосредоточившись на Гаркью постаралась убедить его слетать на опушку, посмотреть чего там творится в лагере и не пора бы им бежать дальше, если вдруг исполин решил погромыхать в их направлении.

Какое-то время дивная помесь носорога с черепахой и ещё лишь богам ведомо чем топталась, грохоча и ревя на нарушителей территории, чем-то выбесивших её, несмотря на ничтожность, а потом устала. Никакого ответного рёва из джунглей не издалось. Наломав на берегу ещё больше бурелома, зверь затопал ровно в противоположную от Дарлиры сторону, и его чешуя скоро остыла и перестала искрить полностью. В сумеречной густой синеве воцарилось молчание. Казалось, всё замерло, только ночные птицы уже проснулись. Их посвистыванию, поухиванию и пощёлкиванию стал аккомпанировать шелест некрупного дождя. В небесах грохотало, но легко и без молний. Плавучие дома снова прикрепили длинную дорогу к берегу, но вот платформу с телами отогнали в центр этой флотилии, и, отгородив со всех сторон, кроме береговой, подожгли. Погребальный костёр над крышами толком не высовывался и только краснел призрачным заревом на поднимающемся в небо дыму. На берегу разводить огонь люди больше не торопились, и не звучало больше беспечных "ау". Кажется, Дарлиру пока даже никто не искал.

  Отлёживаясь в папоротниках, юная ведьма вскоре успокоилась, а заодно и продрогла. Запоздало вынула из сумки свою славную шляпу-советчицу под которой можно было бы спрятаться от любого дождя и самый обыкновенный плащ, который из-за сырости согревал вовсе не так хорошо как мог бы. Ещё разок посмотрев сорочьими глазами на то, что осталось на месте лагеря, Дарлира на всякий случай поскучала в замолкшем после скоротечной бури ещё с пару свечей и только после этого решила, что опасность все же миновала. Напоминая огромный, мокрый и очень недовольный гриб девочка выбралась из своего зелёного укрытия, осторожно подошла к припрятанному среди корней осколку чешуи и приподняла веточкой край котелка. Буйства молний под ним уже не было, разве что сухая и почерневшая от искр земля напоминала теперь о том, что этот кусочек чужого панциря ох как не прост. И ведь даже непонятно чей он... Не, ну, конечно, вон того здорового чудища-громовержца, но кто он такой? Разве не одни только асуры могут так плотно сливаться со стихией? Но ведь они всегда более-менее похожи на людей, разве нет? А ещё интереснее - чего такого забавного можно соорудить из этой чешуйки? Может искровой светильник? Посох, что будет если и не молнии метать, так хотя бы просто искрами биться? Если, конечно, ей вообще удастся как-нибудь пробудить дремлющую силу этого осколка...
  Спрятав котелок в сумку, Дарлира пристроила осколок во внешнем кармашке, куда обычно клала орешки и прочие вкусности, что бы в случае если тот снова разойдётся его было удобнее выкидывать. Постояла ещё маленько под деревом, прислушиваясь к шелесту дождя по широким листьям, зябко поёжилась и потопала обратно к лагерю. С такой погодкой ещё и плащ придется пропитывать... И зелья согревающие варить... Да и вообще нужно будет как следует подготовиться к неприятностям пока она тут не сгинула грешным делом. Печально вздыхая о своей нелёгкой судьбинушке, девочка подошла к лагерю со стороны леса, легко нашла проторенную в кустах просеку, зажгла маленький волшебный светлячок над шляпой и побрела по следам чудища высматривая не обломали ли оно ещё где свой панцирь. Уже обыскав втоптанный в землю частокол она заметила как притихли в плавучем лагере люди заметив блуждающий в тумане огонёк и довольно ухмыльнулась. Покачала им из стороны в сторону, хотела было как-нибудь зловеще завыть, но поняла, что зловеще не выйдет, да и вообще её сразу раскусят. По крайней мере раньше, сколько бы она не выла на разные лады, старуха всегда сразу понимала, что это она. Так что подняв какую-то палку она принялась мерно и, как она надеялась, все же зловеще стучать ей по чему попадётся, мерцать огоньком и приближаться к притихшим людям. Подобравшись к самой воде чуть в стороне от плавучих домов, проказница швырнула палку в воду и одновременно со всплеском потушила огонёк, оставшись в густой ночной темноте. Нахмурилась, поняв, что из-за этой шутки ей теперь придется идти в темноте,постояла минутку и как ни в чем ни бывало вышла к кочевникам.
  — Привет! — Окликнула местных жителей, что бы те ненароком не кинули в неё чем-нибудь вроде копья с перепугу.
  — У кого-нибудь есть ром, перец, стеклянные баночки и канифоль? — Спросила она словно бы просто отходила ягоды пособирать и вот, вернулась.
  — Я тут звездную поганку нашла, так что можно зелье болотного духа сварить. Ну, вонючку, то есть. — Пояснила она для простых смертных и добавила для совсем уж глупых: — Отгонять всяких там, что бы не шастали.

А всё потому, что знают люди: болотные и лесные огоньки добра не предвещают. Обманывают, сманивают, лишают рассудка, путая звуки и образы в голове. Водные кочевники не были в той же степени суеверными, что земледельцы и собиратели с суши, для них огни в темноте скорее не мираж, а маяк и надежда, потому что над водой нет теней, только небо и звёзды.
Но потом, распознав, что это был волшебный светляк, а не нечто потустороннее, люди вслед за плеском и приветствием расслабились.
— А, Дарлира! — признал её кто-то. — Мы уж подумали, что ты потерялась.
— Куда ты побежала, когда эта грозовая черепаха пришла?
Своих и правда приходилось считать по головам, из леса кто-то не вернулся, но искать или скорбеть уже просто не получалось, не играли человеческие нервы мелодию страха больше, надорванные его количеством и общей паникой и болью. Эхо таких потерь докатывалось не сразу, а потом, как появлялось время по-настоящему выдохнуть, появлялось пространство остаться наедине со своими мыслями и в них утонуть.
Ни у кого на берегу рома не нашлось. Только одна женщина, сына которой ведьма подлечила мазью днём, потрясла небольшой флягой над головой.
— У меня настойка есть, крепкая.
Только она была разведена всё равно, чтобы можно было давать детям, пахла прошибающими нос и леденящими горло травами, и было её немного, всего пять или семь глотков. С перцем же кочевники расставались неохотно, всё же специи были редкостью, кроме соли, которой в их мире было за бортом целое море (горькой, правда, но можно и выпарить воду и чистые кристаллы отобрать). Но щепоть нашли. Канифоль и мутный пузырчатый сосуд тоже, только послали в дрейфующую деревеньку, где выловили до заката, сколько могли, вещи и развели прощальный огонь. Всё равно в её растительных и рецептурных изысках никто ничего не понимал. Даже колдунов своих у их кочевья не стало. Как старуха Штормовея, которой Дарлира не застала, умерла, а её ученица увязалась во время торговли в порту за пиратом, и даже путешествовавший с ними раньше псоглавец, звездочёт, сошёл незадолго до шторма. Очень плохие времена для людей моря, правда, зная, как коварны бывают в нём шторма.
Молодёжь на мостках, плеща ногами в ещё тёплой воде, обсуждала огромные яйца, которые нашли в болоте незадолго до появления зверя, кто как рисуя их страшный размер.
— А я говорю тебе, это вот этого погремуна кладка, и не надо туда ходить.
— Может, надо! Погремун большой и один, а яиц много. Что они там есть будут, если вылупятся?
Из темноты возник и накинувший на плечи накидку с капюшоном Аджай, точно специально искавший Дарлиру. В руках у него было ведро для воды.
— Мне сказали, ты ром ищешь? У нас осталось две бочки ещё. Тут немного, вода и часы водные, если будешь что-то, э-э-э... ну, ты знаешь сама, что тебе там.

  Отобрав настойку, бочёнок рома, перец, канифоль, пузырёк и какие-то мокрые тряпки видимо в качестве ветоши, Дарлира уединилась в чьем-то опустевшем домике, обустроила на скорую руку свое ведьминское логово, разожгла огонёк и пока тот набирал силу ещё раз вышла к людям, что бы лишний раз всем напомнить какое жуткое и важное действо она там замышляет и строго-настрого запретила её беспокоить. Аджаю на всякий случай напомнила дважды, что бы уж точно не подглядывал, подслушала чего там бахвалятся парни, что своей выходкой сравняли половину лагеря с землей и, мечтая о том, что бы вывести себе из яйца махонького такого, по колено, ручного громовержца, вернулась к котлу.
  Начать решила с чего по-проще, с согревающего зелья. Вылила выклянченную настойку в котёл, что бы та не занимала фляжку, набухала сверху рому, высыпала туда же ошмётки переломанных сушеных трав, что когда-то лежали в её котомке и, пока все это разогревалось, торжественно достала своё золотое черпало. Черпало как всегда было хорошо. Огромная ложка-переросток с золотой, а может и позолоченной выпуклой частью, из которого, переплетаясь с золотой оправой, растёт живая ветвь с малость помятыми сейчас листиками. Вообще ведьминское варево можно было сварить и без него, да и греть его было не обязательно, если уж на то пошло, но так было заведено. По крайней мере старуха-учительница всегда так делала, а других ведьм Дарлира и не видела никогда. Да и самой ей жуть как нравилось сверкающее золотое черпало, не говоря уже о том, что с таким артефактом в руках можно было кого угодно убедить в том, что это она тут самая главная колдунья в округе, особенно если других знатоков нитей магии рядом не было. Протерев волшебный половник о тунику и посмотревшись в свое отражение в нём, ведьма забормотала вызубренное много лет назад заклятье которое, помогало войти в транс, и, помешивая ром в котелке, принялась менять его внутреннюю суть своей волей. Разжигать его внутренне пламя, вплетать свежий морской воздух в кружево стихий зелья и позволять испаряться из котла не нужным ей сейчас элементам. Сияющее черпало мерно выводило круги в постепенно убывающем и меняющим свой цвет зелье, смятые в сумке листья бодро топорщились в стороны подрагивая в ритм её бормотанию, а сама ведьма все старалась рассказать вареву о том, что значит тепло, здоровье и бодрость во всем теле. На всякий случай даже капельку крови из расцарапанной во время панического бегства ладошки выдавила, что бы зелье поняло, что нужно разогнать кровь, а не окутывать голову хмелем как оно делало раньше.

Пар от котла шёл забористый, кто варил крепкие напитки со специями — знает, там нос над ним не кажи, а лучше крышкой прикрой, ну да тут не до крышки, нужен глаз да глаз за процессом. Травы и ром почти сразу взялись к настойке и дополнили её, это была удачная основа, и разве что крепость могла быть проблемой, но Лира и о ней озаботилась напоследок, даже без воды. Понять, правда, это бывшее пойло в зелье так горло дерёт и глаза и нос моментально пробивает, или же его температура, или же чудодейственное свойство, или разом всё — решительно никак, по крайней мере, пока не остыло. У котелка всё ж было слишком жарко. Но пахло куда приятнее настойки и рома уж точно, и на вкус, если подуть, схоже с лакрицей, которую и детям не боятся давать, но всё же иначе, бодряще.
На востоке, чуть к северу, в волокущейся, как вуаль за вдовой к погребальным кострам, дымной мгле от вулканов, жёлтым брюхом вползала на небо луна. Ведовской час, как верели мудрые женщины, ещё только наступал, и погода была свежая и добрая.

  Облизав на пробу черпало, Дарлира тут же взбодрилась, развеселилась, заалела щеками и возжелала чем-нибудь закусить. Порылась в сумке, но грызть там было нечего - все орешки, сухофрукты и прочее, что она иногда жевала со скуки и хранила во внешних кармашках было украдено коварным морем во время шторма. Печально лизнув черпало ещё разок, она отметила лакричный привкус и пожалела о том, что под рукой не было доброго пучка полыньи. Вот старуха такие зелья всегда с ней варила. Так там и от одного только вкуса взбодришся и ошалеешь так, что никакой магии и не понадобится! Осталось только все это перелить и можно было браться за вонючку... Вот только переливать-то толком было и некуда. Почесав затылок под шляпой и посмотрев на ведро с водой, котелок с зельем, полупустой бочонок с ромом, стеклянную бутыль и совсем уж крохотную фляжку, она первым делом наполнила последнюю и спрятала её в сумку. Зелья оставалось ещё прилично, так что она выплеснула в окно воду из ведра, вылила в него ром, а зелье укупорила в бочонок.
  Полизала уже и без того чистое и сияющее в свете огня черпало, подумала немножко, порылась в завалах на полу выудила еще один котелок, побольше. В котором видать на всю семью готовили, но который она даже через комнату перетащила с изрядным усилием. Накидала в него всякой тухлятины и мокрых заплесневевших тряпок которых тут было в избытке, трижды плюнула, поскребла ботинком о край посудины, соскабливая грязь и землю, принесла в бутылке немного морской воды, залила смердящее варево, кинула туда же канифоль, как вместо древесного сока и, пока оно грелось, взялась за саму бутылку. Натолкала в нее несколько алых угольков, залила тут же зашипевшим ромом, засыпала туда перец, сунула пряный перец под нос от чего несколько раз чихнула прямо в горлышко, а после поставила её вертикально в котелок. Вонизма к этому моменту в комнате была уже несусветная, даже с учетом распахнутых окон, но усевшись и начав с усилием ворочать густую похлебку черпалом, ведьма только почесала свербящий нос да забубнила заговор. В этот раз зелье было куда хитрее. Собственно было сразу два зелья - одно в бутылке, второе в котелке. Одно - земля и гнилостный миазм, второе - огонь и ветер. Злое колдунство, вонючее, но куда деваться-то? А главное - силу зелий нужно разделить так, что бы те тянулись друг к дружке, желая дополниться противоположной силой, заполнить искусственную пустоту... А слившись - высвободиться, изойтись жарким паром, взвиться в воздух и окутать злобной, жуткой вонью всю округу, щекоча всем нос со страшной силой и отпугивания мерзкими ароматами тления. Ворочая черпалом постепенно растворяющиеся в зелье тряпки, Дарлира время от времени косилась на манящий бочонок, но пока крепилась и все продолжала бубнеть разделяя силу варева.

  Грязища заваривалась у Дарлиры крутая, и даже то, что в ней кипела морская вода, не разгоняло гущи сильно. Может, следовало бы добавить больше – и соли, соли будет больше, как выкипит! Канифоль, а ещё больше – тряпки – очень нехотя растворялись под действием сплетающейся воедино магии, и дело грозило занять ещё несколько часов, в то время как пламя в бутылке пыхнуло жаром, плюнуло перцем, но преобрело равномерность и сияло лёгким красноватым сквозь зелёное стекло на просвет.
  Дело, в общем, спорилось понемногу, и, понемногу, подходило к самому приятному моменту – разливу по таре. Конечно, за укокошенное стекло, которое, всё-таки, вне города бедным кочевникам, даже такого качества, было не так-то легко достать, ведьмочку бы не похвалили, но времена такие, да вера в её силы (возможно, напрасная), обязывали.
  Всё ещё горел, пока не провалившись сам в себя, неся смрад жжёной кожи под эфирами политых сверху масел и накиданных тростников с крыш, погребальный плот, но люди разошлись спать в свои уцелевшие и не очень дома на толком не просохшие спальники, потому что час был поздний. Остались дозорные, спинами сидевшие к кругу домов, которые ограждали от большой воды костёр, и вглядывавшиеся во мрак. Вдруг, как гром среди ясного неба (который ж раз за последние дни?!) недалеко от дома, в котором хлопотала Дарлира, раздался стук пяток по дереву и возбуждённый, но приглушенный голос:
  – Огни, огни! Я клянусь тебе, там, на берегу и воде к западу, были огни!

  Расчихавшись, когда из бутылки полыхнуло перцем, Дарлира испуганно отскочила от котла с ужасом представляя, что тут будет твориться, если бутыль лопнет и зелья смешаются. Сьежилась в комок, укрывшись под своей шляпой почти целиком, задержала воздух... Но нет, пронесло. Вернувшись к зловеще бурлящему котлу, зловоние над которым вилось вполне различимым зеленоватым облаком, ведьма осторожно потыкала золотым черпалом в варево и продолжила свою волшбу стараясь пореже дышать и не касаться бутылки. Час спустя, уже зеленея от миазмов, Дарлира закончила и кое-как выползла за дверь, отдышалась чуть и вздрогнула когда рядом пробежал возбуждены часовой, шепча о каких-то огоньках. Эй, это ведь был её трюк! Да и одна и та же шутка дважды за вечер? Что за дурак там на берегу бродит? С трудом поднявшись на ноги, она, пошатываясь в такт волнам, вышла на соседний плот, желая лично поглазеть на неведомого чудака.

  Если то и был один дурак, его огонь пожрал туман, который после дождя как-то упал на листья и землю, но не ушёл окончательно. Это заметили и дозорные:
  – Да где?
  – Так там же! – парень, с которым раньше в лесу часто переговаривался Аджай, тыкал пальцем сильно в сторону от места их высадки и нападения топотуна. Все напрягали зрение, протирали слипающиеся от усталости глаза, складывали руки козырьками, чтобы свечение погребального огня не мешало. Ничего будто бы. Так, волны покачиваются, подныривая под туман где-то в полукилометре на запад, вдоль идущего дугой и обрывающегося, как говорили днём, или делающего сильный изгиб в затон или реку, берега.
  – Да чудится тебе, брешешь!
  – Говорю, я видел огни!
  – Как у Лиры?
  – Нет, алые!
  – Ну, если хошь – плыви и ищи. Не греши, если тебя сожрёт крокодил или какая пострашнее бабайка, – пожелал ему ленивый дозорный. Остальные парни продолжали напряжённо всматриваться.

  Вглядываясь во тьму, Дарлира невольно протерла глаза и тут же зашипела от жжения из-за перца, что ещё оставался на пальцах. Но, кажется, бегущие из глаз слезы только помогли прояснить зрение...

  Этот туман не был естественным, это точно. Так туман над водой себя не ведёт, так плотно на ней не стелется и не качается. В наставшей на миг тишине над водой и в почти полном штиле слышались тихие плещущие звуки, не то вёсел, не то кого-то ныряющего внизу. И туман медленно полз к ним. Парни, поднявшие тревогу, точно устали вглядываться, и просто сидели зевали, оглядываясь на костёр.

  Утираясь локтями, ведьма крайне недовольно покосилась на туман и плещущегося в нем шутника. И так несколько часов пыхтела с зельем стараясь лишний раз не вдыхать и не морщиться слишком сильно, дабы не сбиться с ритма заклятья, так теперь из-за его неумелого розыгрыша ещё и изревелась вся! Ух, гад такой! Растерев потекшую соплю по рукаве, она зло потопала обратно в своё видьминское логово задержав на входе дыхание. Приложившись к бочонку с бодрящим зельем, она вздрогнула всем телом, затряслась от бегущих по телу волн жара, крякнула от удовольствия и зачерпнув черпалом зловонного варева из котла сунула щепку в бутыль, смочив её во втором компоненте вонючки. О, она покажет всяким недоумкам как повторять её розыгрыши! Громыхая по скрипучему настилу, она вернулась к краю поселения с золотым черпалом и щепкой в руках. Гаркью, явно почуяв потеху, спикировала с соседней крыши ей на плечо и воинственно заклекотала точно пикирующий сокол. Зловеще ухмыльнувшись в предвкушении неведомого пока безобразия, Дарлира выставила перед собой черпак и, разгоняя магией ветер, задула в сторону тумана, тыкая щепкой в варево.

  Сработало! Всё наползавший туман встретился с зловонной перцовой пеленищей, начал рассеиваться, а за ним и показались лодки с красными огоньками. Пустые лодки, с покинутыми фонарями, или чем там светило. Уже ближе к плавучему городку, в воде было шевеление, выныривали на поверхность, кашляя и продувая дыхательные трубки, какие-то блестящие чёрные головы с тёмными жучиными глазками и гребнями. Совершенно не человечьи.
  А кочевники споро подняли панику.
  – Тревога! Тревога! Нападают! Чудовища! – заголосил мальчик, кричавший "огни". Все всполошились и похватались за тесаки и остроги, но головы поднырнули под вонючее облако, а один из центральных домов внезапно тряхнуло на воде, точно двинуло что-то мощное, раза в три-четыре-пять больше игривых дельфинов, и покатилась волна. Плот с мертвецами перевернулся. Из воды поднялась уже гигантская змеиная голова с гребнем, подкинула один ещё толком не загоревшийся, и вмиг заглотнула, хоть тело у неё в горле и встало, что видно было в отблесках полетевшего во все стороны искрами и горящими тряпками и досками, огня.

  — Ой! — Вскрикнула ведьмочка, невольно пряча черпак за спину, а щепку сбрасывая за борт. Покачнувшийся вслед за центральным домом плавучий городок заставил её уже привычно переступить с место на место, что бы устоять на ногах, а залитый бодрящим зельем и теперь ещё и адреналином мозг буквально зазвенел от суматошно скачущих идей. Кто это там приплыл? Почему змея? Зачем? А почему это она этих нырцов не кушает? И у морских змей ведь шкура тоньше и нежнее чем у сухопутных, можно будет отличные сапожки сшить. И плащ. И... Вздрогнув от очередного толчка она начала подозревать, что змий очень даже не прочь поработать живым плащом. Заглотнёт на раз-два и с превеликим удовольствием.
  — Ой-ёй... — Вновь пробормотала она, обернулась в сторону берега и леса, где укрылась в прошлый набег неведомой твари, но сейчас удрать было уже не так-то просто... Пришлось ещё секунду поскрипеть мозгой соображая, что делать со всем этим безобразием и как бы так изловчиться остаться при всех своих руках-ногах.
  — АДЖААААЙЙЙ!!! КО МНЕЕЕЕ!!! — Завизжала она как полоумная, подзывая старейшину словно собаку, а сама кинулась в своё логово спасать варево пока качка его не опрокинула. Цыкая зубом от того, что нет ни одного рыбьего или накрайняк ослиного пузыря под рукой, она выудила её из котелка и брезгливо поморщилась, глядя как медленно и неторопливо с неё стекает вонючее варево.
  — Острогу дай! — Приказала она какому-то парню сунувшемуся к дом на её крик, даже не высматривая в полумраке - Аджай это там или не Аджай. Сцапала длинную острую палку и тут же принялась одним боком соскребать со стекла зелье. Дунула на него чуть присушивая, что бы не растекалось почем зря. Встряхнула бутылкой зажав пальцем горлышко и мокрым пальцем провела по второй стороне. Повторила процедуру с пальцем ещё пару раз и протянула пованивающую теперь острогу обратно.
  — В воду не роняй только! Шкуру там проткни или ещё чего, авось поможет. Всё, кыш-кыш-кыш отсюда!
  Выгнав на улицу бойца с заговорённым оружием, которое по её задумке должно было проткнуть шкуру и дать смешаться крохам зелья уже под ней когда смешаются с кровью, что бы те, резко испарившись, раздули эту самую шкуру отделив её от мяса изрядно повеселив змеюку да испортив ей всю плавучесть, Дарлира выудила из котомки запасное белье и, намотав его на бутыль, щедро вымазала в зеленоватой жиже зелья. Даже не став затыкать горлышко подхватилась и выбежала прочь, пытаясь придумать как бы все это забросить змею в пасть и что делать с остальными нырцами. Ах да, у неё же есть чешуйка...

  Жители плавучей деревни, разбуженные тревогой, выбегали из своих домов на плотах или прямиком брали вёсла и гребли в лодках-домиках, отцепив верёвки. Мужчины, помогая отступать, бегали и поднимали всех и несли сети и оружие, но постоянно кто-то сталкивался на узких дорожках и падал в воду, не удержавшись из-за волн и толчков от морского змея. Начался полный бардак.
  Аджай не явился бы, не окажись поблизости, в конце концов, не одну ведьмочку он был обязан спасать. Но в очередном доме, хозяев которого водоворотом смыло, он помнил, что она варила свои чудеса, и заглянул.
  — Что ты делаешь? Бросай всё и бежим отсюда!
  Но деловитость Дарлиры оказалась сильнее. Аджай перехватил острогу, отмахнувшись: "да знаю!" — и побежал дальше. Метать единственное имеющее хоть какую-то длину и полезность импровизированное оружие ему не хотелось, но чудище змеилось своими кольцами и не открывало и не опускало пасти пока близко к дорожкам и пилотам, подкидывая их, разбивая и переворачивая хвостом. Как только челюсти змея потянулись к плавающей прямо вокруг него мертвечине, Аджай метнул острогу наугад. И то ли оттого, что змей выгнул шею иначе, то ли оттого, что острога всё-таки годилась на рыбу охотиться, а не на гигантских рептилий, то ли потому, что и Аджай был не такой лихой метатель копья, а Дарлира с толщиной чешуи в этом случае просчиталась, острога смазанным концом только подцепила и взрыла одну из полых крупных пластин на шее чудища, и сама взорвалась в вонь и щепки, лишь чуть опалив того. Но перцовая дрянь разнеслась по воздуху что надо. Громкая смесь шипения, визга и рёва раздалась над ночным заливом, когда на чуткий язык аспида попало зелье, он дёрнулся, в ярости перемалывая очередной плот, и нырнул, сотрясая уже расползающиеся на части с отшвартованными лодками и дорожками и плотами поселение.
  Что было с гремучей бутылью — не ясно. Кажется, она об змея разбилась. Но от благоуханного жара прямо в центре кочевья разлилась пламенеющая вонь, от которой даже хижины начали дымить и загораться.
  А чешуйка никак не пробуждалась, и даже не кусала током защищённых пальцев. Пока Дарлира пыталась вызвать к жизни ту магию, которой она обладала на суше близ топотуна, нелюди, нырнувшие от смрада под воду, начали выныривать и ловить кашляющих чужаков за ноги и сдёргивать их вниз. Там, где у людей под ушами была нежная кожа, у этих дикарей были видны красные или розовые не то жабры, не то ещё что, небольшие, особенно в сравнении с рыбами, но они определённо не зависели полностью от воздуха, который отравила ведьма.

  — Ой-ёй-ёй... — Запричитала было Дарлира но тут же расчихалась. Кажется её чудесный план малость не удался. Острога не пробила шкуру, бутылка разбилась об бок змея, вместо того что бы влететь ему в пасть, неведомые нырцы вовсю тягали людей за ноги, а разошедшееся зелье уже окутало невыразимой вонью всю округу и принялось поджигать дома. В общем да, дела были просто жуть - обгоревшие трупы плавали, змей чихал и ярился надышавшись гадостью, дети орали, тетки орали, мужики орали, сорока орала и все дружно чихали, а сама она всё никак не могла сообразить, что ей делать с этой непонятной чешуйкой. Посображаешь тут второй день не спамши да посреди бойни и угара, чихая, отплёвываясь и пытаясь спрятаться от всего мира под шляпой! Вот правильно она не хотела в этот плавучий городок возвращаться! Нужно было в лесу оставаться и жить там как белка - на деревьях! Взвыв с досады и получив по шляпе от кого-то пробегающего мимо и вроде как даже её не заметившего, Дарлира вдруг поняла, что ещё и кашляющие кочевники небось будут очень рады надавать ей по шеям когда поймут кто виноват в половине творящегося бедлама, а потому примолкла и решила, что пора рвать отсюда когти. Вылезла из под шляпы и притворяясь черепашкой поползла на четвереньках в сторону суши, чихая во всю и пытаясь хотя бы немного сосредоточиться на том, что бы отвести чужие взгляды.

  Покрытые плотной шероховатой чешуёй руки ведьмочку пытались сдёрнуть в воду, но их владелица, острозубая не то баба-рыба, не то баба-ящерица, нюхнула божественного амбре, потеряла боевой запал и нырнула, прежде чем попробовать ещё, но уже не с этой девчонкой. Под конец в воду с обломка плота пришлось спрыгнуть, потому что мостки и вообще всё тряхнуло со страшной силой и накатило волной к берегу, так, что на ветки вот сейчас насадит, когда облако искр и то и дело вспыхивающего зелёным и алым грязным пламенем газа над плавучей деревней добрались до чего-то взрывоопасного. Может, даже до её котла. Тут уже действительно от залпа ведьминой затеи повсплывали в воде какие-то бока. А, может, придушенные нападающими кочевники, которых волокли по воде прочь от места повышенной вонючести. Паникующие и ничего не понимающие, кашляющие люди с берега сбивались в группки, хватали оставленные на нём до топотуна пожитки, и, как слышалось по крикам, убегали прямо в ночь, в джунгли, почти без света и не разбирая тропы. Между одним зверем-чудищем и целой кучей разумных врагов они выбирали смерть от молнии, а не яда, рабского труда и невыразимых ужасов, которые рассказывали о болотистых джунглях к югу от Стигии. Говорили, сами боги, брат-кузнец и брат-защитник, покарали некогда стоявшую здесь под властью змеиных жрецов часть древней Стигии и затопили, вместе с их любимым богом, а остатки её окончательно заросли и были отравлены злобой и ядом обитателей этих мест. Может, правду говорили.

  Чудом отбрыкавшись от чьей-то когтистой лапищи, Дарлира мысленно выделила себе самый вкусный пирожок из тех, что могла придумать, за то, что не стала бежать. Отбиться прыгая на одной ноге на слизких досках раскачивающегося плота было бы нереально, так что она и дальше пробиралась черепашкой, ровно до тех пор пока позади что-то не громыхнуло и половину плотов не выкинуло на берег. Прокатившись вместе с разудалой волной по пляжу, исцарапавшись о гальку и отведав песка, вцепившаяся в шляпу Дарлира наконец поднялась во весь свой невеликий рост и похромала в сторону леса. В ушах звенело, в носу свербило, бока побаливали, одёжка вновь превратилась в мокрые тряпки и ситуация стала едва ли не хуже чем сразу после шторма, но, по крайней мере, в этот раз ей было тепло и переполошено трещащая Гаркью была при ней. Ну и котел в этот раз пал смертью храбрых во время эксперимента с зельями, а не бестолково канул в морской пучине. Ничего, вот обзаведется ручной громовой черепахой и покажет всем этим водоплавающим как маленьких ведьм обижать! Повсплывают они у нее кверху брюхом! Да и зелее какое не хорошое она для них ещё придумает! А пока пробравшись через знакомый пролом в кустах она свернула в сторону, туда где уже пряталась и где её один раз уже не съели. Придушила свербинку в носу, сунув в каждую ноздрю по крохе лечебной мази, на ощупь выбрала дерево посолиднее и цепляясь за лианы как за веревки попыталась взобраться вверх.