Сумерки богов | ходы игроков | - 2.2 Паладин vz Рыцарь

Грозившие разразиться дождём вчерашние тучи сегодня, наконец, исполняют свою угрозу. Дождь льёт с такой силой, что Эдмунд, да и сэр Генри. наверняка, вспоминают цитату из пророчества: "Разверзлась небесная бездна и лил дождь многия дни и многия ночи". Безумный Иосафат, глава седьмая, стих двенадцатый. А если сказать попроще — льёт, как из ведра! Трибуны из-за грохота толком не различить, люди там смешались в одно огромное темное пятно. Только Первосвященница, благодаря своим белоснежным одеждам — и не холодно ей, в такую погоду! — выделяется из общей массы. Она наверняка могла предотвратить грозу, но, судя по всему, не хочет вмешиваться в естественный ход вещей. Или же наоборот, сама её и навела.

Перекрывая гром, над ареной слышится голос. Грош цена тому оратору, что неспособен перекричать стихию. Кассий осторожно выступает вперёд, чтобы не поскользнуться – лужи собрались даже на балконе, и начинает приветствие:
— СЕГОДНЯ МЫ УВИДИМ БИТВУ ДВУХ ПРЕВОСХОДНЫХ ИМПЕРСКИХ ВОИНОВ! — на слове "воинов" голос делает внезапный скачок – видимо, он чуть не оступился, и получается забавная ошибка. По трибунам проносится смешок, едва слышимый в общей погодной вакханалии.

— Сээээээр.... ГЕЕЕЕНРИИИ! — кричит Плиний и решётка с правой стороны арены отъезжает, выпуская на мокрый песок, усыпанный озерцами луж, рыцаря.
— Пусть он и проиграл в первом раунде... Боги дают ему второй шанс! Доказать! Что! Он! ДОСТОИН!
рыцарь появляется на арене – такой же, как и прежде, словно поражение не сказалось на нём. Хотя кое-что всё же изменилось: сменил моргенштерн-на-цепи на новое, грозное оружие асшайских мастеров. Дав толпе насладиться появившемся претендентом, он поворачивается налево и даёт очередной знак рукой. Барабаны с запозданием – в таком ливне ещё поди заметь что-нибудь, начинают играть какой-то марш. Решётка поднимается и Эдмунда наконец выпускают из крипты.
— Его противником будет... могучий! Отважный! Паладин! ЭЭЭЭДМУНД ИЗ КОННИНГЕМОВ!

Становится понятно, почему на этом сражении присутствует Лиенто Виссанти. очевидно пришла посмотреть, как будет биться человек, приносивший клятву верности её храму. Её богам. Однако выражение лица в таком ливне не разглядеть даже самому острому взгляду: придётся подождать, пока закончится дождь. Да и сейчас куда важнее вглядеться в лицо противника. прочитать его намерения, надежды и страхи. И использовать в свою пользу.

— Приветствуйте друг друга! — кричит с помоста Кассий, делая вам знак, — Бой начнётся с ударом гонга!


Получатели: Сэр Генри.

Получатели: Эдмунд из Коннингемов.

Это был не тот бой, которого хотел Эдмунд. Безбожные дикари, беспринципные наемники, носящие обличье человека чудовища из Асшая… с любым из них он с радостью скрестил бы клинки. Фигурально выражаясь, разумеется – у избранного оружия паладина клинок отсутствовал, да и к самому маневру, породившему это выражение, Эдмунд особого пиетета не испытывал. Но на этот раз ему предстояло сразиться с собратом по оружию, рыцарем, посвятившим свою жизнь служению Империи. И радости Эдмунду это не доставляло. Единственным утешением служил обет, который он принес перед началом боя. Слова на свитке пергамента, закрепленном на доспехах сургучной печатью, принадлежали ему и Богам, и он истово верил, что Их провидение и милосердие позволят этот обет сдержать.

А до тех пор… капли барабанят по доспеху, дождь сужает мир за прорезью забрала до величины арены, на горизонте полыхают зарницы молний, а глашатай требует поприветствовать противника. Он перекрикивает стихию, и Эдмунд улыбнулся, откидывая забрало и давая мокрому, холодному воздуху и дождю ворваться внутрь.

Приветствуйте друг друга…

Эдмунд посмотрел на сэра Генри. Он был не сильно старше самого Эдмунда, но уже за теми годами, что считаются расцветом воинских сил. Что заставило его выйти на этот турнир? Честь империи? Собственная честь? Желание умереть в бою? Поведение противника в первом бою говорило о том, что что-бы ни руководило сэром Генри, он был человеком чести. И это было печально. С такими людьми надо стоять в стене щитов, а не друг напротив друга на поле смертельного турнира. Проливать кровь врагов во славу Империи, а не кровь на потеху толпе.

Эдмунд вздохнул, и кулак его грохнул по доспехам в прошедшем через века имперском салюте.

Вслед за этим он повернулся белому пятну в темной массе зрителей. Первосвященница. Виссанти. Без ее присутствия сражаться было бы легче, меньше мыслей бы лезло в голову о том, что в этом сражении на карту поставлена не только честь самого Эдмунда, не только честь Коннингемов, но и честь Ордена. Но оставить без приветствия ту, чьими устами говорили Боги, он не мог. О ее способностях ходили слухи, превратившиеся со временем в легенды, и были основания подозревать, что она могла почувствовать даже ту искру недовольства, которая промелькнула в разуме Эдмунда при ее виде.

Сложив руки в молитвенном жесте, он почтительно поклонился ей, после чего Эдмунд повернулся к сэру Генри и закрыл забрало. Рука его сжала секиру. Время для приветствий кончилось. Пришло время боя.

Сэр Генри молча вышел на песок арены. Как и вчера, доспехи его были начищены до блеска. Оружие в расслабленной руке привычно смотрело в землю. Однако что-то неуловимо изменилось. Не блестел прежней остротой взгляд за забралом, поубавилось стати в осанке. Сам рыцарь словно уменьшился в размерах, став блеклым подобием себя прошлого. Будто переступил вчера некий рубеж, вмиг состарившись на десяток лет. Было ли то следствием полученной травмы, попранной чести или проведенной в тяжелых раздумьях ночи? Как знать. Поднятое свободной рукой забрало явило лицо стареющего рыцаря. Лицо, угрюмостью своей бросающее вызов тучам над головой. Противник же его, напротив, словно источал жизненную силу. Эдмунд был подобен противостоящей мрачным небесам одинокой скале. Со слов знакомого рыцаря, сэр Генри знал кое-что про своего оппонента. Это был славный человек. Человек, не чуждый чести и доброты. Бывший рыцарь, посвятивший себя служению сначала Империи, затем Богам.

"Боги дают ему второй шанс". Рыцарь сплюнул при этих словах на мокрый песок. Те самые Боги, веру в которых он вчера окончательно потерял. Те же самые Боги, которые ярятся сейчас грозой. Боги, невесть за что ополчившиеся на Артура, а теперь и на самого Генри, как продолжателя его дела. Боги, решившие использовать доброго человека и могучего воина как проводника своей воли. Тяжело будет рыцарю поднять руку на Эдмунда. Но он поднимет ее без колебаний. Как и в далеком прошлом, в тот самый день, когда он прошел посвящение.

События того памятного дня, когда он принял свой первый бой, еще будучи оруженосцем, омрачали предстоящее событие. Были подозрения, что та часть - достаточно значительная часть - которую неформально возглавлял сэр Гамильтон, будет категорически против. Генри же, для успешного посвящения, требовалось согласие двух третей членов Совета Круглого Камня, представлявшего все рыцарство Империи. Пройти посвящение без этого ритуала могли только люди незапятнанной чести и только за непревзойденные ратные заслуги. В военное время. Сейчас же, словно назло Генри, был мир. Время, когда трудно выделиться на поле брани и покрыть себя славой в сражении. Итак, сэр Гамильтон наверняка был против. Его трудно в этом винить. Даже лучший из них мог ожесточиться после произошедшего. Ослушавшийся его молодой оруженосец, бездумно сорвавшийся на женские крики о помощи, привел их прямо в засаду. В тот день Три Клятвы сохранил свою жизнь, но потерял многое. Переломанная, кривая нога не способна была более поддерживать вес даже собственного тела рыцаря, тому приходилось ходить, тяжело опираясь на трость. Сэр Гамильтон ушел на пике своей славы, оставив за собой лишь почетное место в Совете. И во всем этом, несомненно, была вина Генри. Когда их нашли случайные путники, затылок молодого оруженосца был в крови, в отличие от его меча. Многие выражали свои сомнения в чести подопечного сэра Гамильтона, некоторые открыто обвиняли его в трусости. Глубоко в душе Генри знал, что они правы. О, сколько труда пришлось приложить, сколько подвигов совершить, для того чтобы вытравить из себя эту слабость. Для того чтобы оказаться здесь и сейчас, на коленях перед небольшим алтарем богу Солнца, в тихой келье. Ночь, как и следовало в день перед посвящением, оруженосец провел в раздумьях.

Утро следующего дня нашло его облачающимся в доспехи. Совет ответил отказом, и лишь поручительство одного из наиболее уважаемых его членов - сэра Маркуса - дало молодому оруженосцу шанс доказать, что он достоин. Теперь же ему предстояло пройти испытание - выйти на бой с одним из рыцарей, что само по себе уже было честью. Однако глаза Генри, как ни странно, не светились огнем предвкушения. Назвать оппонента выпало самому сэру Гамильтону. И выбор его пал на одного из прошедших посвящение накануне. На лучшего друга молодого оруженосца...

Ветер беспощадно налетает на сэра Генри, задувая холодные капли сквозь открытое забрало. Дождь льет как из ведра, от чего лицо стареющего рыцаря мокро. Вода, стекая вниз, грозит вскорости вымочить его с головы до ног. Грянув кулаком о броню в ответном приветствии, сэр Генри захлопывает забрало и готовится к бою. Нанести оскорбление предложением сдаться рыцарю, пусть и бывшему, не входило в его планы.

Если Первосвященница и заметила его недовольство, она никак это не выразила: впрочем, вряд ли столь важную персону могло бы задеть поведение Эдмунда. Тем более что если разобраться, в каком-то смысле его неудовольствие было праведным его можно было понять. Сомнительно, что Виссанти способна на столь мелочные обиды.

Гроза бушует, выпивая из сэра Генри воспоминания и оставляя на их месте пустоту. Да, слова Кассия звучат как злая ирония. Глашатай несёт популярную чушь, чтобы раззадорить толпу, совершенно не задумываясь о том, как его слова могут задеть сэра Генри. Да и разве может он знать, что творится в голове у рыцаря? Да и обязан ли волноваться об этом?

К счастью, время на тревоги и обиды уже не остаётся. В грозовых всполохах видно, что глашатай вскидывает руку и даёт знак к началу боя. Ревёт гонг, перекрывая ливень и грозу. Теперь в целом мире не существует никого, кроме Эдмунда и Генри – двух славных бойцов Империи. Пусть победит сильнейший.


Получатели: Сэр Генри, Эдмунд из Коннингемов.


Получатели: Сэр Генри.


Получатели: Эдмунд из Коннингемов.

Гонг. Мир, и без того застланный дождем, съеживается до противника. Это не ратное поле, где надо следить, несмотря на доспех, за тем, что творится вокруг. Здесь не будет коварных ударов в спину. Только два воина, два доспеха, два топора…

Глубокий вдох.

И Эдмунд срывается вперед, нанося удар снизу вверх, из нижней, кажущейся совсем неудобной позиции. Но это направление выбрано не случайно – даже кажущийся олицетворением неуязвимости доспех не лишен слабых мест. Почти непробиваемая сталь покрывает большую часть тела латника, но есть места, где не к месту твердый металл. Сочленения доспеха и сгибы конечностей. Разумеется, обычно они защищены кольчугой, под которой еще и плотный, способный остановить режущий удар поддоспешник… простой меч вряд ли преодолеет такую защиту, но у боевого молота или топора есть все шансы. Даже если клинок не отведает крови, будет повреждена рука, а это уже почти победа.

На мгновение, когда топор уже начинал свое движение, в голове промелькнула мысль, мимолетное сомнение. Вправе ли он, Эдмунд, лишать рыцаря возможности сражаться? Ведь, окажись удар особо успешным, сэр Генри мог лишиться руки.

Но эта мысль не остановила удара. Не замедлила его. Как и Эдмунд, сэр Генри знал, на что шел.

♪~ ♫~ ссылка
Удар гонга. Гулкий звон вознесся в небеса, на миг рассекая и рев толпы и ярость природы. Этот звон разделил мир на две части: до и после. Неважно вымок ли ты до нитки, когда в любой момент твоя одежда может напитаться твоей же собственной кровью. Капли влаги в воздухе словно остановили свой полет, на миг перестав барабанить по стали доспехов оппонентов. Взгляд сэра Генри нашел взгляд Эдмунда. Оба понимали что сейчас произойдет, оба были готовы. Гора мышц, стоявшая напротив Генри, казалась еще больше по сравнению с поникшей фигурой стареющего рыцаря. Рыцаря, который отчетливо понимал, что у него практически нет шансов. Гора глубоко вдохнула, готовясь к рывку. Рыцарь расправил плечи, вернув своему облику часть былой стати, и отвел секиру для сокрушительного удара. Даже если ему суждено сегодня пасть, он сделает это, сохранив те крохи чести, что еще у него остались. Сэр Генри падет как и должно рыцарю Империи, противостоя испытаниям с высоко поднятой головой, несмотря на шансы. Он может быть повержен, но не будет сломлен. Вспышка озарила застывшую в восприятии Генри сцену, дав пинка обленившемуся времени. Капли дождя продолжили свой путь навстречу земле в вечном круговороте. Оружие оппонентов летело навстречу друг другу, рассекая влагу и бликуя отсветами ветвившейся по небу молнии. Грянул гром.

Зазвенела сталь секир, сшибаясь в атаке. Вспыхнули и погасли искры, высекаемые лезвиями. Грузный Эдмунд понимает, что несмотря на вид, в этом старике ещё достаточно силы. Удар, ещё удар. Каждый из них встречает уверенный ответ. Страшно подумать, на что был способен сэр Генри, когда был моложе. Когда ещё не согнулся под ударами судьбы. Или наоборот, немилость Богов только ужесточила его, укрепила? Что же, бой – отличный способ это проверить. Широко размахнувшись, паладин обрушивает на рыцаря сокрушительный удар.

Гора надвигается неумолимо. У имперского рыцаря едва получается отражать удары. Ноги погружаются в мокрый песок на дюйм, наверное, от ударов сэра Эдмунда. Сколько он ещё выстоит? А уж как победить такую громаду? Мало нанести удар... этого противника и десятком простых не свалишь. Нужен один, но такой силы... им бы мог гордиться и молодой Генри. Такой, что спас бы его-прошлого от разбойников. Который он тогда не решился нанести. Вцепившись в древко, он пригибается, готовясь вложить в этот удар всё, что у него осталось – и даже немного больше.

Противники срываются навстречу...

И грянул гром.

Молния бьёт прямо в арену, перед летящими дуг на друга бойцами. Вспышка выхватывает из темноты сэра Генри. Эдмунд через забрало видит холодное безразличие к своей судьбе во взгляде рыцаря. Лица паладина рыцарь не видит – забрало, да и пригнулся слишком низко, не достаёт взглядом даже до плеча паладина. Удар! Всё сливается в одну огромную кляксу: сражающиеся рыцарь и паладин, рёв толпы, брызги дождя, вспышки молнии. Оглушающий грохот кажется эхом ударов, которые они обрушили друг на друга. А затем – всё затихает в одно мгновение. Время замирает.

Эдмунд чувствует, как ужасная боль зарождается в левом боку. Опустив взгляд он видит, что лезвие его противника пробило броню и засело глубоко внутри. Во рту появляется знакомый металлический привкус. Массивная секира падает с глухим стуком в мокрый песок из беспомощно разжавшихся пальцев. Ужели эта проклятая мысль заставила дрогнуть его руку в последний момент? Или во всём виновата молния? Вокруг всё темнеет, и паладин понимает, что это не из-за естественной реакции после вспышки молнии. Боги зовут его в свои чертоги.

Сэр Генри поднимает наконец поднимает голову, встречаясь взглядом с паладином. Ему удалось то, чего когда-то не смог совершить испугавшийся оруженосец, пришлось сделать старику, каким сэр Генри стал. Вот только чувствует ли он за это гордость?


Получатели: Сэр Генри, Эдмунд из Коннингемов.

Сэр Генри молча смотрит как жизнь покидает глаза гиганта. Осознание приходит не сразу. Он победил. Каким-то чудом ему удалось одолеть могучего имперца. Возможно свою роль сыграл удар грома, грянувший как раз в тот момент, когда рыцарь нанес свой отчаянный удар. Секира глухо зарылась в песок арены, выскользнув из ослабевших пальцев паладина. Он был мертв. Эдмунд из Коннингемов умер стоя. Сэр Генри поднял забрало. Лицо старого рыцаря было мокро. Как жаль, что все случилось именно так. Сегодня империя потеряла одного из лучших своих мужей. Когда тело мертвого воина стало заваливаться вперед, Генри сделал короткий шаг и подставил плечо. Не обращая внимания ни на глашатая, ни на Первосвященницу, ни, тем более, на толпу, наблюдавшую за их скоротечным поединком, он аккуратно уложил гиганта на землю. Не без труда выдернул и отбросил в сторону глубоко засевшую секиру. Затем встал на колено рядом с поверженным противником и аккуратно снял с него шлем. Невидящие, подернувшиеся смертной пеленой глаза паладина были устремлены в оплакивавшее его небо. - Прости, брат Эдмунд. Пусть дорога твоя в чертоги Богов будет легка. - Сложил руки на груди, вложив в них служившее ему в жизни оружие. Прикрыл глаза павшего ладонью.