|
|
|
Из-за загруженности делами Доллоуэй не смог пригласить написавшего ему Дайковича на какую-либо персональную встречу, и потому пригласил его в загородное поместье одного из своих партнёров - некоего господина Осмоловского, с которым только на днях заключил ряд довольно интересных договорённостей касательно поставок тканей и инструментов для их обработки, а также касательно вложений в строительство местной мануфактуры. Приём этот, как раз, частично был организован что бы в неформальной обстановке отметить заключение договоров.
На приём этот он взял так же взял всё того же Леонида Павлова, формально как личного переводчика, но так же и как секунданта "про запас" - он был знаком с этим делом, и явно пригодится на тот случай, если Дайкович таки вызовет его на дуэль, как Эдвард и предполагал.
|
1 |
|
|
|
Дайкович прибыл по приглашению, хотя было видно, что он не ожидал, что его будут встречать в поместье. Явился он при параде, с секундантом, с пистолетами, но, несмотря на полную гусарский готовность, не начал с требования сатисфакции, а заместо этого завел с Эдвардом разговор о целях того в славном Петербурге.
Гусар явно выражал позицию в пользу немецких поставщиков, но похоже, действительно хотел понять позицию оппонента прежде чем что-то решать.
|
2 |
|
|
|
Эдвард медленно и осторожно прощупывал почву на тему настроений оппонента - но его позиция на тему германцев была принципиальна, и слегка раскрепощённый алкоголем, временами выражений он не стеснялся - хоть и на своём родном языке, разумеется. Собственно говоря, по мнению Доллоуэя германцам доверять было нельзя - ни Российская Империя, ни Британская с ними не должны вести никаких дел. Более того - обоим следовало бы всячески препятствовать набирающим у них силу попыткам объединения в одно государство - поскольку существующий миропорядок такое объединение бы потрясло, что не было бы в интересах обоих великих держав.
Доллоуэй догадывался что это не очень хорошо обернётся для него персонально, но изменять своим взглядам было не в его правилах.
|
3 |
|
|
|
Дайкович слушал внимательно, был серьезен, кивал иногда, явно следя за ходом объяснений. Но лицо его становилось все жестче, и губы его сжимались. И в конце он сказал:
- Я уважаю Вашу позицию, но боюсь, не могу её принять. Остается одно. Будем стреляться.
|
4 |
|
|
|
Выстрел! И ответного не прозвучало - несмотря на то, что сэр Эдвард целился в руку, пуля пронзила сердце черного гусара и через мгновение он уже лежал на земле, а его зрачки стремительно стекленели, уставившись в холодное серое петербургское небо. Быть может, в этом роковом выстреле оказалась повинна дрогнувшая рука или сам Дайкович, невольно подставивший сердце под пулю - кто знает. Сделанного не воротишь...
|
5 |
|