Модуль IV - "Этим тускнеющим на глазах вечером..." | ходы игроков | Глава II - "Хартнуп"

Удивленно открыв рот, я на несколько секунд действительно стала похожа на потерявшую память идиотку. Никак не могла понять, что случилось с этой бабкой. Кто ее ужалил? Отойдя на пару шагов, я быстро оценила ситуацию, просчитывая все возможные варианты. Успела тихо, неуверенно бормотнуть под нос:
- Это не я…

«Убить их! Уничтожить этих уродов! Закопать их в землю!» - шептали остатки магии. Взрывали голову, отчего рука непроизвольно потянулась к спрятанным кинжалам.

«Когда ты успела стать убийцей, Аня? Изменила квалификацию? Хочешь стать монстром? Ведь именно это уничтожило твоих родителей.» - шептали остатки рассудка, и рука снова расслабилась, опускаясь плетью.

Сейчас не время думать и размышлять, просто потому, что времени как такового нет. Убить их – тихо, незаметно. Ведь не выйдет. Сил на магию нет. А ножами многого не сделаешь. Как же скверно. Отойдя еще на пару шагов, я отчаянно, жалостливо пробормотала:
- Это правда не я. Я ничего не делала. Вы тут все сумасшедшие.
Мне не хотелось их убивать. Неповинных людей. Ведь у каждого из них были семьи, дети, жизнь. Какое я имею право эту жизнь отнимать? Я такой же человек, как и они. Это не монстры, не ведьмы, это просто люди. Подняв руки вверх, будто выражая полное смирение и покорность, я грустно начала пробовать убедить их:
- Я не хочу вам зла. Я ничего не понимаю, что тут происходит. Поверьте.

Анна

- А-а-а!!! – продолжала вопить взбрендившая тетка, бесстыже задирая свою юбку. – Она меня укусила! Это она!
Палец снова уперся на ничего не понимавшую Анну, что лишь удивленно подняла руки, пытаясь убедить их успокоиться, но то было тщетно. Мужик, резко развернувшись, выхватил свой топор и яростно закричал:
- Так вот откуда кровь на твоем лице! Ты укусила мою жену за ногу, проклятая ведьма!
- Идиоты, я упала, - соврала тутже колдунья. - Как я могла укусить, если даже не подходила к ней? И кровь у меня…
- Молчи! – перебил Анну и все еще визжавшую жену мужик. – Биргет! Я тебя узнал, зеленая ты тварь! Сейчас ты поймешь, что такое – воровать наших детей!
Топор вознесся к небу, собираясь нанести карающий удар, но ему еще не дано было свершиться:
- Говард, стой! – раздался женский крик откуда-то сзади, из толпы. – Не убивай ее!
Топор медленно опустился обратно, а Анна обернулась на крик, чтобы увидеть две дюжины смотревших на нее деревенских жителей, одна из которых, пожилая старушка, вышла на шаг вперед, воздев вверх сжатый кулак. Это она, судя по всему, пыталась остановить мужика, на что тот ответил:
- Эта ведьма сожгла нашу церковь! Я ее прикончу!
- Не убивай ее, Говард! – восторженно повторила она, продолжая держать руку в воздухе. Толпа озадаченно уставилась на своего лидера, но та вскоре продолжила: - Не надо ее топором – мы сожжем эту чертову сучку!
- Сожжем чертову сучку! Хватай ее! – подхватили радостно остальные и понеслись навстречу Анке, собираясь брать несчастную голыми руками... Неожиданно на ее голову прыгнула какая-то мелкая, белая тварь, больно вцепившись когтями за волосы, и прошипела прямо на ухо:
- Беги!
После чего уже Анна услышала знакомые, писклявые слова змеиного заклинания, что творилось прямо у нее на макушке:
- Lepää rauhassa maailmaa...

- Да, я понимаю Ваше удивление, Мармоор, я тоже был удивлен, когда мне выделили так мало людей, но, времена нынче беспокойные, много людей требуется для охраны границ. Про операцию я расскажу, как только мы соберем всех людей, пришедших с Вами, и получу от Анны Рихтер бумаги, подтверждающие вашу принадлежность к подкреплению, не буду же я тысячу раз рассказывать, верно? Бумаги, конечно, пустая формальность, но Устав надо соблюдать, кому как ни дворфу это знать, верно?, - Георг одобрительно улыбнулся, - Есть не хотите?

Имперец сел обратно за стол и пригубил из кружки. Еда на столе была представлена обычными соленьями, да сухарями, что еще сохранится в этом промозглом и холодном месте? Зато напитки были, помимо вина с какими-то травами, был еще и эль, наверняка пашивый, по гномьим меркам, но все же.

- Да, кстати, про ведьм я напишу в форт, вам награду дадут, это вы молодцы, да...

- Будем признательны, - сказал Marmour, про себя гадая, как же этот имперец оказался здесь на самом деле. Может, их отряд погиб где-то в лесу, он добрался до деревни, а потом попал под чары Хартнупа и лишился рассудка? Но что в таком случае они забыли здесь, эти солдафоны? Или Георг странствовал один? Тогда ему повезло, что он вообще выжил. Нет, бесполезно гадать, гном решил больше не думать об этом.
Предложение вкусить местную пищу он как будто пропустил мимо ушей. Marmour пригляделся к мужикам, что сидели за столом вместе с офицером. Они так ничего и не сказали, что слегка настораживало. Дварф огляделся, подыскивая свободное место.
- Ну что ж, подождем Анну. Должно быть, скоро подойдет.
Сказал гном и водрузился на табурет. Он весь день мечтал отогреться в домике у огня. С домиком повезло, а вот с огнем не очень. Печки в комнате не было. Дварф скинул с плеч алхимический короб, аркебузу, снял шлем, сапоги и вытянул ноги. Пора было пополнить боевое снаряжение, пока есть удобные условия. Гном раскрыл переносную алхимическую "кухню" и принялся растирать замерзшие руки перед почти ювелирной работой.

Животный ужас смешал все мысли. Я не могла думать рационально. Да и кто смог бы на моем месте, когда в лицо дышит толпа. Стадо. Сумасшедшая отара психов. Дышит и ждет крови.

Отец, никогда не верила я в тебя. Никогда не считала тебя истинным, как и лики всех твоих приспешников, как и тех фанатиков, которые бездумно падают на колени в церквях. Никогда я не молилась и думала, что есть только один дар – дар внутреннего огня, сердца и свободы. Право выбирать и принимать на себя ответственность, от которой бежит основная часть верующих. Я не верила в Тебя.

Я видела на них язвы какой-то психической болезни, выгрызающей любые помыслы. Им нужен был враг. Живой, наделенный плотью и кровью. Чтобы выпотрошить эту плоть, чтобы разбрызгать кровь и распять на алтаре своей правоты. Им нужна была жертва, достаточно сильная, чтобы быть не простым человеком, но и слабее богов, чтобы можно было ее повергнуть.

Я всегда считала, что в тебе лишь ложь и безнаказанность. Возможность убежать от всех проблем. Убил? Ограбил? Изнасиловал? Пожалуйста – врата церквей открыты, приди и покайся, и будут прощены твои грехи. И будут открыты двери в райскую обитель. Ведь это так просто – глоток свежего воздуха, посреди вскипающих жернов судьбы. Не нужно никуда идти, не нужно ничего решать, отдать свой выбор кому-то другому, более сильному и могущественному. Я всегда считала это лишь эфемерной долей правосудия, которое убивает изнутри.

И что могу одна я против целого полчища больных и жаждущих? Я могла бы сжечь их дотла, могла бы гордо кинуться вперед, уничтожая их надежду. Но у меня не осталось магии, Искра жалостливо выла. А бросаться с одними кинжалами – это значит просто отдать себя в их руки.

Я никогда не верила в тебя, Отец. Никогда не молилась. Я была равнодушна к твоим писаниям и ненавидела твоих слуг. И знаешь, я не буду в тебя верить. С каждым новым днем я убеждаюсь, что ты только лишь пустое лицо на пустом полотне. Без эмоций и чувств. И катись ты к черту, со всеми своими грехами.

Сорвавшись с места, я кинулась вправо, к лестнице. Я чувствовала себя загнанным зверем и просто не знала, куда еще бежать. Просто так они меня в любом случае не получат и я сделаю все, чтобы как можно больше этих уродов сгинули в агонии.

Мармоор и Георг

- Никогда бы не подумал, что в Хартнуп когда-нибудь заглянут дворфы, - тихо проговорил плечистый мужик, что сидел по правую руку от Георга и хрумкал сухарем.
- Ага, чего только не увидишь... - шумно выпивая из кружки, пробормотал второй, такой же, но седой.
Неожиданно третий, молодой кудрявый паренек, вскочил с табурета и подошел к Мармоору сзади. И встал. Он так стоял, наверное, с минуту, неуверенно переминаясь с ноги на ногу и постоянно вертя головой от Георга к гному, пытаясь, наконец, решиться.
- Ну, здравствуй, Мармоор! - вдруг раздался звонкий мальчишеский голос и к дворфу потянулась рука, напряженная, видимо, от страха. - Георг так нас и не представил... Я - Винни, это, - он указал на двух мужиков, сидевших рядом, - Гельмут и его сын Реймунд... Нет, наоборот! Реймунд и его сын Ге... Хотя нет... Да! В первый раз я был прав! Ну да неважно. А за столом сверкает доспехами наш командир - сам Георг Фрундсберг! - парень почему-то говорил невероятно быстро, громко и сбивчиво, будто бы куда-то торопился. - Мы - местное ополчение, как ты, наверное, понял, да? Нуда, так вот... Я кого-то забыл? Ах, да! Наша хозяйка - Марта! Она ушла с Лизой и твоим другом туда - ну ты понял...
Винни неуверенно переступил, оглядевшись и резко обтерев зачем-то ладони о теплые штаны.
- Да, так вот. Мы - ополчение, а Марта - она... ну... хозяйка - она нас кормит, одевает, помогает, ну понятно, да?
- Слушай, Винни, может, ты уже успокоишься? - не выдержал вдруг седой Реймунд. Или Гельмут...
Вдруг наружняя дверь отворилась и в предбанник кто-то зашел, сильными ударами об пол сбивая снег с сапогов.
- Ах, нуда! И наш любимый Томас! - радостно воскликнул Винни, указывая на вошедшего из предбанника старика, что все так же весело улыбался. - Томас не входит в ополчение, потому что абсолютно бесполезен и говорит только одну фразу. Но! Зато с ним весело! Да, Томас?
- Я здесь - самый нормальный, - согласно кивнул тот, на что деревенская компания разошлась дружным хохотом.
- А теперь, друг Мармоор, расскажи нам про своих!
- Слушай, отстань от него, а? - встрял другой, молодой Реймунд.
- Да ладно тебе! Думаю, после Гройенвальда любой захочет поговорить с нормальными людьми, а не с троеглазыми медведями! - бросил в ответ Винни и обернулся обратно к гному, на что Томас добавил:
- Я здесь - самый нормальный...

Анна и Альгерион

- Хватай! - взревела толпа. Нет, не люди, не какой-то человек, а именно толпа - это сборище людей. По отдельности они – ничто. Та бабка, что орала громче всех, в одиночку и громче мышки не пискнула. Но здесь, посреди своих, она расцвела, она воспрянула душой, она почувствовала то, чего ей всегда не хватало. Сила. Эта возможность сделать что-то – это она сводит с ума. Она позволяет выпрыгнуть из своей клетки, совершить нечто невероятное, реализовать свои мечты и стать, наконец, сумасшедшим – тем, к чему ты стремишься всю жизнь…
Безумная бабка – ничто, кричащий кусочек усохшей плоти, бьющий немощными кулачками в свою тщедушную и хрупкую грудь. Безумная же толпа – это та же бабка, но это уже большой, увесистый кусок плоти, бьющий серьезными, мужскими кулаками не в свою, а в твою тщедушную и хрупкую грудь. Все меняется, когда появляется сила, и люди, неспособные хотя бы просто ухаживать за собой, начинают решать, кого сжигать на костре.
- Kun tapaamme jälleen! – спешно закончил Альгерион свое заклинание, моментально уходя в забвение от наступившего холода.
А Анна рванула, что было мочи, в сторону, к скромной дозорной башенке, торчавшей посреди частокола. Там была вертикальная лесенка – наверх, спастись, вон из деревни… А толпа рванула за ней: два десятка вопящих, голодных глоток, напоминающих зверя, что несется по твоим следам, брызгая вонючей слюной.
- Держи ее! – кричала одна голова.
- Не убежит, ведьма! – вторила ей другая.
- Сожжем!!! – угрожала третья, срываясь на визг.
Прорываясь по сугробу, сестренка уже почти добралась до лестницы, чуть ли не падая в вязком снегу, но селяне не отставали – жадные руки ухватили ее за шубу, рванув на себя. Колдунья завалилась, утопая в белой ледяной каше, а злые руки потянулись дальше – к ее телу. Каким-то чудом вывернувшись, Анка сбросила с себя шубу, перекатившись по сугробу, и, оттолкнув ногой особо наглого, разгоряченного мужика, сумела ухватиться за ступени спасительной лестницы.
Но не тут-то было – люди настигли ее, больно хватая за плечи и бедра, от чего сестра закричала, вырываясь из объятий народа. И это у нее удавалось: пара яростных, отчаянных рывков и Рихтер запрыгнула на несколько ступеней вверх, откинув безумную толпу. Но на смену одним, топча их, прибежали другие – Анна только успела забраться на нужную высоту, вот, почти… Там, впереди, еще ступень, еще чуть выше и можно было спрыгнуть по другую сторону, сбежать! Оставалось чуть-чуть, совсем немного, пара удачных движений, но…
Обернувшись на мгновение, не понятно зачем и как, сестренка увидела облепивших башенку безумных, разъяренных крестьян, а за ними - кольца снежного вихря, обернувших Анну… Но змейки нигде не было. Уснув, она свалилась с головы, оставшись где-то в снегу.
И тут чья-то сильная клешня сдавила до хруста лодыжку колдуньи и резко дернула вниз, почти сорвав Анку с лестницы – та вскрикнула. И все-таки ее красные от холода пальцы уцепились за верхнюю ступень, сестренка держалась до последнего. Но, к сожалению, это было не так просто: чьи-то руки с недюжей силой тянули ее вниз, заставляя кричать от боли, а новые, жадные до ее тела ладони уже хватали за голени и бедра. Толпа ее настигла и поймала – оставалось только съесть, сочно почавкав молодой девушкой.

Часто существование мое приходило к черте. Тонкой гране между этой жизнью и бездной смерти. Кажется – лишь раз оступился за нее, один только раз не разглядел хрупкую черту, один лишь раз позволил себе слабость быть слабым, как что-то хватает за горло. Не дает остаться человеком, превращает в зверя, мечущегося по перекресткам лишь с одной целью – жить.
В таких глазах прячется безумие, умело вуалируясь под громкими, красивыми словами – любовь, честь, гордость, добродетель. Но это лишь слова. Хрупкие, ненужные. Никакому дьяволу ненужные. Коченеют руки в судорожном желании ухватиться за камень спасения, принять любую возможность, лишь бы больше не попасть туда. Лишь бы выдрать зубами и когтями свое ничтожное право жить.
Я не хочу туда больше. Я не хочу смотреть в ледяную бездну безразличных небес. Не хочу слышать, как сердце мое замирает на последнем ударе. Не хочу ощущать запах уже разлагающегося тела и разума. Я хочу жить и верить, что следующий шанс будет, что новый день наступит каблуком, заставляя прочувствовать нити первородного страха.
Я хочу быть. Существом, с безликим прозвищем – человек. Просто дышать, напрягая легкие. Просто смеяться, закрывая глаза. Просто гореть, выпуская наружу сумрачные вихри искр. Быть.
Мы все когда-нибудь уходим. Умираем. Растворяемся в жидком стекле времени, как загнанные, замурованные букашки. Но это не мешает нам ловить призрачные моменты настоящего, ожидать еще более призрачные моменты будущего и разлагаться от боли, вспоминая прошлое.
Может я и заслужила это. Умереть под гнетом сумасшедшей толпы. Я почти не помню свою маму, наверное, даже Фрэдди запомнил ее лучше меня. Но я помню, как она говорила, что за каждый шаг, порой приходится бороться. И я боролась, исходя кровью, заплывая болью, зажигая в себе пламя, которое пожирало меня изнутри. Мне часто хотелось сдаться. Окунуться в непривычную стихию льда и воды. Затушить свои порывы. Забить свои эмоции. Сказать, что этот вулкан больше никогда не взорвется. Просто сдаться. Остаться пустым пятном на пустом полотне. Рядом с этими пустыми и ничтожными иконами. Но именно те моменты чужеродной грани, когда я уже была там, по ту сторону света и солнца, заставляют меня кричать.
Я рвалась из их рук, кусая за что попало, я билась ногами и хваталась руками за их плоть с одной лишь целью – разорвать. Многоликая, однополая толпа. У них одна душа на всех и одно тело в такие моменты. Сплоченные, мыслящие как одно существо. Термиты.
- Т-твар-ри… - выдавили в ответ мыслям закоченевшие губы.

Прости меня, Фрэдди, за то, что была не лучшей сестрой. За то, что тебе приходилось быть сильным и слабым одновременно. За то, что убила наших родителей.
Прости меня, Мармоор, за то, что просто впутала в эту кашу бессвязных приключений, обратившихся в один сплошной кошмар. Прости, что, возможно, ты больше не сможешь попить пенящегося эля в своих копях.
Прости меня, Ля Ир, за то, что ты умер. И всё. Тебе больше уже ничего не важно.
Прости меня, маленький дракошка, за то, что ты сейчас валяешься полуживой в сугробе и неизвестно сможешь ли выбраться из этой переделки.

Просто замороженные, застывшие мысли, которые накрыли меня в тот момент, когда я пыталась выдрать назад куски своей жизни. Выдрать из лап этого монстра, под именем «толпа».

Как сорока голову налево, голову направо и такой же заинтересованный взгляд с детской улыбкой. Такой отрешенной от всех забот, такой легкой и безрассудной, что невольно хотелось улыбаться в ответ. В один миг она превратилась из скрытой в себе нагой скрипачки в целый открытый мир перед твоими глазами. И он был настолько яркий и красочный, настолько полный, что дыхание перехватывало и сердце казалось билось через раз пробивая ребра. "Только бы не спугнуть."
Корни огненных цветов в их ложе начали защищать королеву и Лиза неожиданно подпрыгнув отпустила руку от печи.

Слух. "Тук-тук."

Как кошка на охоте шагнула вперед, заглянула прямо в глаза. Пригнулась и засияла.

Слух . "Стук-Стук."

Прильнула всем телом, прямо к холодной одежде, как будто не замечая. Встала на мысочки. Положила горячие руки на шею. "Не дышать, а то спугнешь. Не дышать. Замереть. Застыть." Ясные глаза ребенка пронизывали насквозь они знали все. Про то, что было, про то, что будет, про все грехи, про все победы. Все. Как исповедь. Губы всего в нескольких сантиметрах от твоих так и манили своей непредсказуемостью. Казалось, что ее запах просто дурманит изголодавшееся тело. И поддаваясь его желанию ты закрыл глаза ожидая чуда.


Слух. "Тик-так.Тик-так."

Почувствовал на груди ее ухо. Глаза широко раскрылись, но даже думать было страшно, она же вот-вот упорхнет. И мучительная тишина наедине с чистым ангелом. "О боги.." Сердце не желало молчать и билось все чаще, выплясывая непонятные ритмы в груди.

Слух "Бум-бум-бум-бум." Чаще, чаще, чаще!!! Улыбка засверкала небывалым огнем.

Смех. Звонкий и ясный огласил скудное для него помещение. Огонь в печи ликовал. Лиза прыгала вокруг касаясь то руки, то локона волос, то лица. Глаза ее сверкали неистовым пламенем, она то поднимала руки к небу, то наоборот склонялась, как можно ниже. Сначала все было медленно, как будто боясь, как будто изучая. А потом все быстрее и быстрее. Она наполняла собою все вокруг. Ее кудри мелькали перед глазами. И тут вернулся твой слух.. или она только , что начала говорить?
-Живой, живой, живой!
Она снова прикладывала ухо к сердцу и снова прыгала вокруг. И ты тоже начал смеяться, сам не зная почему и зачем, но как-то от души. Казалось, что это безумие могло тянуться вечно.
Но, так же неожиданно, как это началось, так же это и прекратилось. Резко, как отсекло.

Мысль. "Подслушивают. Ему нельзя доверять."

Лиза посмотрела на огонь в печи очень пристально и угрожающе. Тонкие пальцы рывком вырвали скрипку из лап хищной лавки. Она шипела и, кажется, ругаясь про себя, махала руками. Глаза лихорадочно бегали по комнате, а потом застыли на тебе. Опять эти птичьи повадки. "не узнает?"
Опять подкралась как рысь, но теперь сзади. Прыжком стянула плащ и накинула его на себя. Она натянула капюшон и утонула в нем. Где-то затерялась в недрах и ее почти невозможно там было найти.

Мысль. "Неведимка."

Пару секунд Лиза боролась с плащом.. или он с ней? А потом из под полы показались длинные тонкие пальцы и крепко схватили за руку. Смех ребенка сотворившего пакость из под капюшона. И Лиза уверенно двинулась в сторону выхода из комнаты. Стремясь наружу и волоча тебя за собой.

"Живой, живой, живой."

Мармоор, Фридрих, Георг и Лиза

Без плаща, без капюшона – без тени, что скрывала меня все эти годы… В горле пересохло, а тело послушно поплелось за очаровательной девушкой, весело хихикавшей что-то на своем уме.
Я обомлел и онемел, силясь что-то сделать, но… не хотелось. Все было и так прекрасно, только лишь плащ – без него было туго. Он оголил меня, наверное, еще сильнее, чем Лизу, не стыдившейся своей наготы – открылся мой тощий, долговязый стан, и мое оружие.
Скрипнул небольшой арбалет, висевший на боку, бряцнул ножнами гномий меч – я не любил выставлять это все на обозрение, но она меня вынудила. Выйдя к остальным, я застыл, не зная, что и сказать, стесняясь своих оголенных ножей, закрепленных сверкающим рядком на одном из ремней… Я убивал. И почему-то мне не хотелось, чтобы Лиза об этом знала.
Горел огонь, полыхал, с треском выбивая искры...
Но ее рука, нежно стиснувшая мою, ее рыжие, спутанные локоны выбивавшиеся из-под моего плаща…
- О, а вот и Фридрих с нашей Лизой! – перебил мои мысли молодой паренек, отстав от сидевшего Мармоора. – И приодел уже! Садитесь за стол, давайте, пора бы уже покушать…
Пламя пожирало мертвое дерево, сухие бревна…
Радостная скрипачка потянула меня к столу, но я не поддался, уставившись в покрытое изморозью окошко.
За нами в комнату вошла и Марта, неся с собой охапку теплой одежды:
- Лиза, постой! Тебе надо одеться – посмотри сама, этот плащ такой тоненький! Пойдем, Лиза…
Жадные рыжие языки гладили стены, потолок, выедая, поглощая и дымя…
- Фридрих, ну что ты? Ай-да за стол! – не отставал Вилли, а я все глядел и глядел в окошко…
Люди кричали и вопили, наблюдая, как объятый пламенем последний оплот их веры разваливался на глазах…
- Фредди, ну помоги мне уже, наконец, одеть ее! – тянула Марта мою скрипачку обратно в комнату. Та упиралась, а я все глядел и глядел, подходя поближе к окну.
Они даже не пытались тушить – просто рыдали…
Там, в окне, за крышами, блиставшими снегом, черным столбом поднимался дым от пожара. Там – это на другом конце деревни, «на правой стороне».
- Анна! – прокричал я, наконец, сообразив, что за крики слышал, и метнулся к выходу. У нее появились проблемы, я в этом был уверен, а потому, забыв про остальных и свою шубу, висевшую в предбаннике, побежал в сторону дыма…
Стоило мне выскочить, как в доме Марты повисла гробовая тишина, на фоне которой вдалеке, на улице кричали люди и ревел пожар.
- Я здесь – самый нормальный… - проговорил лишь Томас, понимая, что случилась беда.

Анна

Пальцы сжались в предсмертном спазме, отказываясь выпускать лесенку – Анну тянули вниз десятки рук, но она им не давалась.
Позади слышались крики, толпа мечтала, наконец, сорвать ее с башенки и сжечь дотла, как какую-нибудь ведьму, но сестра держалась до последнего. Мышцы напряглись, тело чуть ли не разрывало, когти сумасшедших деревенщин впивались в ноги, но колдунью было не так просто победить. Вокруг вился ледяной вихрь, замораживая раскрасневшиеся пальцы так, что Рихтер их уже не чувствовала, но ей было уже все равно – лишь бы выдержать.
Не известно почему и как, но она смогла подтянуться, закричать во всю глотку и последним, отчаянным рывком попытаться оттолкнуть их всех от себя… И это ей удалось – сорвав с себя эти цепкие пальцы, Анна вырвалась на свободу, в два прыжка оказавшись на самом верху башенки, на обледенелой деревянной площадке.
И все. Впереди: метров пять высоты и глубокие сугробы, наметенные обнаглевшим в осень снегом. Позади: толпа, уже полезшая по лестнице самыми ярыми особями. Вверху: чистое, голубое и холодное небо. А вокруг – бесконечно вертевшийся вихрь, от которого раздетая до корсета девушка уже давно бы свернулась калачиком, не окажись она в такой ситуации.
Искры не было, друзей – тоже. На мгновение она застыла, оценивая свои шансы и... сиганула вниз, по другую сторону частокола. Мир перевернулся, метнулся навстречу ослепительным блеском девственно чистого снега, что быстро, слишком быстро ударил в лицо.
Анна даже не сразу поняла, что уже упала – сначала ей показалось, что она в обоморок,е во сне или еще где. Было темно, холодно и… мягко. Но самое главное – не было воздуха. Дернувшись от этого, она поняла, что оказалась по уши в снегу: тот забил ноздри, рот, закрался в штаны, остужая самое драгоценное. А потому, чтобы вдохнуть, сестра кое-как вырвалась из ледяных объятьев, сплевывая ненужное, и оглянулась – сверху, с лазурного купола небес на нее уже прыгала погоня. Пара мужиков уже забралась на башенку и, особо не медля, с криком провалилась под снег неподалеку от нее…
Времени уже не оставалось.

Поработать дварфу так и не удалось. Винни он хотел было рассказать сказку о мальчике, который однажды случайно помешал алхимику, отчего с ними обоими случилось большое несчастье. Но по известным причинам надобность в этом быстро отпала. Рихтер младший поднял тревогу, и, как ужаленный, вылетел из дому. Кинув взгляд в спину унесшемуся Фридриху, гном оставил свою алхимию и сам глянул в окно. Над крышами домов он увидел черный дым от пожара. "Ну вот, допрыгалась!" - почему-то подумал Marmour. Затем он быстро натянул сапоги, нахлобучил на голову шлем и побежал к двери. Но тут же спохватился, вернулся к оставленным вещам, схватил забытую аркебузу, и, расчехляя ее на бегу, крикнул имперцу:
- Помочь союзникам не желаете? У Рихтер, чувствую, неприятности!
Понадеявшись на то, что офицер сам сообразит что к чему, дварф выбежал из дома и поспешил на шум и крики деревенщины.
- Что ж она там спалила-то?! Вот ведь дурочка, Морий ее побери!..

Холод, страх, боль. Мне было не до этого. Дурман надвигающейся смерти сковал мое тело и превратил в театральную куклу на веревочках. Вскрикнув от падения, я почувствовала, как рот заполняется снежной пылью. Жива – это самое главное. Еще пару минут я могу побыть в этом мире и сохранить биение своего сердца.
Руки тонули в хрупком, липком серебре, вытягивая тяжелое тело. До чего же холодно. Я ощущала, как стонет и трескается от холода моя кожа. На каемке сознания пронеслась булькающая мысль: «Фредди, должно быть, сейчас довольно уютно. Погодка как раз для него». В глаза ударило пустое небо. За последние несколько минут я возненавидела это небо. Чертов купол, покрывающий голову лазурным туманом. Чертов воздух, который может только замораживать, бить по легким тугими струнами. Я задыхалась. Жар и лед смешались вокруг, обнимая метелью снежинок. Открыв рот, чтобы глотнуть воздуха, я снова захлебнулась забивающимся во все щели снегом. Проклятье!
Вырваться из сугроба было не таким уж простым занятием, а вокруг, словно тюки с картошкой, падали тела моих охотников, мучителей. Ко всем пунктам ненависти за этот день стоило присоединить еще всю человеческую расу в целом. Я не знала, что мне делать дальше. Гном с братом слишком далеко, змееныша я потеряла. Помочь совершенно некому, а фанатики просто обезумели. Смогу ли я вырваться? Смогу ли скрыться в лесу?
При воспоминании о лесе мое тело дернулось в тяжелом спазме. Я боялась его, ненавидела так же, как и все остальное в этот сумасшедший день. Но выбора у меня не было. Я не могла оставаться тут, я должна была попытаться спастись.
Подтянувшись на слабеющих, дрожащих руках, я постаралась выбраться из сугроба и кинуться в лес. Подальше, в деревья, в кусты, еще дальше от этой деревни. Мне нужно было просто сесть и передохнуть. Оторваться от этой психованной погони. И оставалось лишь надеяться, что тело мое меня не подведет.

Анна

Снег крутился бесконечными змейкиными вихрями вокруг Анны, спешно пытавшейся выбраться из безумных сугробов. Повсюду в белые глубины ныряли все новые и новые преследователи, а она даже встать не успела – зыбкая, холодная трясина бесконечными комьями сыпалась под неустойчивые ноги.
- Ха! Тут ей не уйти! – бросил какой-то мужик позади и сестра поняла, что ее уже начали окружать, обходя со всех сторон. Их было пятеро, больших, крепких и злых дядек, один из которых, Говард, сжимал в раскрасневшийся руке внушительный топор.
- Лови! – Рихтер что было мочи рванула в сторону леса, скатываясь на четвереньках по белому полю, захлебываясь в этой безумной мешанине снега. Он вертелся вокруг, забиваясь в ноздри, он мешался под ногами, Анна в нем буквально утопала, но продолжала бороться с зимней природой… причем удачно.
Неожиданно она себя обнаружила метрах в тридцати от частокола и ее преследователей – заклинание прошло и сестра снова смогла нормально разглядеть, что происходит. Они все равно пытались ее настигнуть, не переставая матюгаться, но сугробы буквально засасывали их, не давая толком выбраться из-под стен деревни. В то время как Рихтер уже сумела от них сильно оторваться: здесь снег уже был по колено и молодая колдунья, наконец, смогла встать в полный рост и побежать в сторону спасительного леса.
Хотя, какое там спасение? Они ж ведь не гидра – деревьям мужиков не остановить. Но надежда на чудо Анну не покидала. До тех пор, конечно, пока чудо действительно не свершилось… Колдунья уже успела добраться до леса, судорожно выдыхая клубы пара из раскрытого рта, и, чуть сбавив темп, устало побежала среди стволов, то и дело отталкиваясь от них руками. Ибо силы уже покидали ее – бежать по снегу было отнюдь не просто. Но, к счастью, мужики оставались далеко позади.
И тут за одним из стволов она встретила старика в сером балдахоне с меховой подкладкой и с непокрытой головой, на которой зорким взглядом можно было отыскать несколько седых волосиков.
Анна встала как вкопанная, потянувшись сходу за кинжалом, а старик только улыбнулся своим двойным подбородком, истыканным трехдневной щетиной, и вынул изо рта длинную дымяющуюся трубку.
- Не торопись, дочка, они еще нескоро прибегут, - успокоил он Рихтер приятным, бархатным голосом. – Притормози на пару слов…
Анна быстро огляделась, часто выпуская клубочки пара: мужики до сих пор пытались выбраться из сугробов у стены, в то время как старику до нее было рукой подать – каких-то десять метров. Причем, что беспокоило, вокруг теплых сапог незнакомца, вылезавших острыми концами из-под его шубы, не было ни одного следа на снегу… будто бы он прямо здесь и стоял со времен осени.

ссылка

Мармоор и Фридрих

- Отец-Предтеча, за что же нам такое горе-то!
- Горит! Горит - вся в пламени! Будто сам Дьявол явился!
- Ведьма! Это все ведьма, чтоб ее черти драли! Поймайте ее!
- Тишина! Тишина и прах объяли нас! Нас ждут тлен и смерть! Покайтесь, ибо грядет Конец Всего Сущего! Господь отвернулся от нас! Этот пожар - Его слезы!..
- Заткнись, дура сумасшедшая! Это все ведьма пожгла, не моли чепуху!
- ... И придет Он средь пламени! И укажет перстом на падших! И будешь это ты!
- Заткнись!!!
- Да, ты! И ты! И ты! Вы все - грешны! Ваши души гниют червями похоти, предательства и разврата!!!
Прижавшись спиной к какому-то амбару неподалеку от горящей церкви, я быстро заряжал арбалет, периодически выглядвая из-за угла. Я поджидал Мармоора, что, наконец, выбежал на своих коротких ножках из-за ближайшего дома с аркебузой в руках и направился ко мне.
- Мармоор, Анны там нет. Горит церковь, а эти - бегают вокруг и кричат какой-то бред. Я не знаю, где она. Надо найти, - быстро доложил я ему и выглянул еще раз. -
На площади, где ревела мощным пламенем часовенка, бегала дюжина местных жителей и местных ребятишек, которые, видимо, уже не понимали, что им делать с пожаром. Неожиданно на фоне пожара раздался жуткий треск, и прогоревшая крыша обрушилась внутрь здания, разнеся вокруг тучи ярких искр и хлопьев пепла.
- А... а если она была внутри?.. - догадался вдруг я, прошептав это одними губами. Серце замерло, а глаза вперились в горящие руины...

Георг в то же мгновение рванулся к тумбочке и схватил свой полэкс. Пренебрегнув защитой головы, ведь времени брать шлем и одевать его на голову не было, весьма крупный имперец устремился к выходу самым кратчайшим путем - через стол. Непонятно, как стол не развалился, ведь в доспехе имперец весил под центнер, а стол издал такой протяжный скрип, будто он держался из последних сил. Перемахнув через него, и, разумеется, свалив и разбив большую часть утвари, стоявшей на столе, Георг побежал к двери, едва не задев гнома. К тому моменту, как Мармоор вышел из двери, Фрундсберг уже поворачивал за угол, он двигался на удивление быстро в своих достаточно массивных доспехах.

Добежав до пожара, Фрундсберг схватил первого попавшегося горожанина и что было мочи заорал в его лицо:

- Ты видел следы колдовства? Это тот чертов колдун, да?

Эти слова слышал даже гном, уже подбегающий к церкви.

Резко затормозив, я взмахнула руками, вытягивая их вперед от испуга, словно намереваясь защищаться ладошками. Слишком резко события сменили свою круговерть. Сердце, еще не успокоившееся от погони, теперь сделало резкий марш-бросок к горлу, застревая комком где-то между легкими и языком. Подавившись морозным вздохом, я охнула и отступила на шаг назад, спотыкаясь, но удерживаясь на ногах.
Сделав какое-то нелепое движение вытянутыми руками, я прижала одну из них к груди, ярко выражая этим жестом все те нервы, которые только что издохли от страха. Почему-то на некоторое время меня начала терзать мысль – «уж не поседела ли я?». Решив, что моим и без того светлым волосам от этого хуже особо не будет, я таки попробовала успокоиться. Погоня, которая пусть и отстала, но все равно угрожала мне не особо приятной смертью (как будто оная вообще может быть приятной) изрядно трепала и без того расшатанное самообладание, поэтому незнакомцу я не смогла ответить гордо и достойно. Голос мой дрожал в унисон с продрогшим телом, язык заплетался от только что пережитого страха, а мысли путались от представлений далеко не радужного будущего.
- К-кто в-вы? Др-руг?
Я замолчала, оглянувшись назад. Вихри снега стелились серебристым молоком, и будь я сейчас не на волосок от смерти, я, конечно же, сумела бы найти в себе силы обрадоваться этой картине. Обняв себя руками, я снова перевела взгляд на незнакомца и решила что, несмотря на любой его ответ, через пару секунд я либо рвану отсюда со скоростью оленя, либо таки найду свой приют на поприще костра.
- Вр-раг?

- Дурень, чего бы она там забыла? - сказал гном Фридриху. - Ну да, это Анькиных рук дело, сразу видно. Так ее уж и след простыл, улетела стрекоза! Попробуй теперь сыщи, - он с досадой махнул рукой. До криков из толпы ему совершенно не было дела.
Георг тем временем, особо не церемонясь, узнавал сведения у деревенских. "Про какого колдуна это он спрашивает?" - подумал дварф, начиная подозревать, что может быть про того самого, который превратил всю эту деревушку в один большой дом умалишенных. Значит, имперец знает кто это сделал.
- Что ж делать, ёж... - дварф почесал затылок, точнее поскоблив по шлему. - Эй, смотри-ка, а не Иблиса ли я там вижу? - вдруг сказал Marmour, завидев у пожарища коня.
Чтобы проверить это, он просто направился в ту сторону, стараясь не сталкиваться с бегающим тут людом.

Мармоор, Георг и Фридрих

Первый попавшийся крестьянин, которого схватил Фрундсберг, хлопая удивленными глазами, уставился на имперского офицера. Рот его раскрылся, пытаясь вроде бы что-то сказать, но так и не выдал хотя бы звука.
За него ответила старая карга, которую Георг знал как Карлу:
- Это не ковдун! Это ведьма! Я видева ее! Видева, как она сожгва черковь! - кричала безумная бабка, на полную раззевая свой беззубый рот, и указывала почему-то на башенку посреди частокола. На ту уже забирались сумасшедшие крестьяне и с дикими криками прыгали куда-то за стену. - Она туда ускакава! В фес! В Гройенвайд!
- В Гройенвальд!.. - таинственным шепотом поддержала ее половина толпы, что внимательно вслушивалась в разговор. Остальные же продолжали кричать всякий бред или сигать с башенки...
- Ооо, этот жечтокий вес! Чкойко детей он наших ужо украв?! Чкойко наших бедьняфек эти шуки чворовави! Жжечь их! Жжечь их надо! - не унималась старая карга, заводя толпу еще сильнее.
Тем временем мы с Мармоором уже незаметно уводили перепуганного Иблиса с площади.
- Валить из этой деревни надо, - шепнул я дварфу своевременную идею. - Найдем Анну и дальше уже решим, что делать... Нам же ведь склеп нужен, а не этот чертов Хартнуп.

Анна

Старик широко улыбнулся и поторопился успокоить мою сестру:
- Друг, я, друг. Не переживай. Я уже очень давно никого не убивал - не нарушать же мне традицию? - незнакомец добродушно рассмеялся.
Так и не двинувшаяся с места Аня мотнула головой назад: там, около стены, все продолжали копошиться в снегу ее преследователи. К ним присоединялись все новые, спрыгивая с башенки в глубокие сугробы.
- Нет-нет, не смотри туда, - прервал вдруг ее старик. - А то голова закружится...
И точно - через пару мгновений молодую колдунью чуть повело в сторону, а заснеженная земля начала постепенно наклоняться.
- Ладно, ты успокойся, - спокойно проговорил незнакомец и почесал свой небритый подбородок. На его обвислом, морщинистом лице красовалось несколько жирных волосатых родинок и старческих пятен, превращавших и без того неровную кожу в густой бурьян. Картину дополняла седая двухнедельная щетина и практически исчахшие реденькие волосики на лысой голове. И те все равно оказались непричесанными, что только способствовало неухоженности его внешнего вида. Но, несмотря на все это, старик не вызывал отвращения. Наверное, из-за широкой, доброй улыбке, образовавшей новые складки на лице.
- Ты присаживайся. Бери сушки, вон там есть свежий сыр и хлеб... Будешь чай? - абсолютно будничным тоном поинтересовался он у сестры, махнув рукой в сторону ближайшего дерева, в котором, если верить его словам, Анна должна была обнаружить сыр с хлебом.
- Что? Удивлена моим способностям? - улыбнулся он еще шире, когда Рихтер вытаращила на него полные недоумения глаза: никакой еды в этом омертвевшем лесу она и в помине не видела.

Раж погони еще не спал. Внутри меня горели эмоции, разрывая своим жаром и отчаянием. Что-то казалось привычным, а что-то наоборот слишком чужим. Толпа сумасшедших меня все еще волновала, но сейчас все силы моей несчастной головы были направлены на то, чтобы определить, кто же передо мной – друг или враг.
Судя по тому, что я могла видеть – он был колдуном. Ведьмаком. А судя по тому, что я не могла видеть – он был сумасшедшим. Как там мне когда-то Фредди говорил?
«Ань, больше ведьм и магов я боюсь только ненормальных ведьм и магов»
Признаться, я с ним была согласна. Слишком уж велико было искушение сейчас по-тихому убежать, пока новые беды не накрыли снежным вихрем. Слишком много событий. Слишком велики шансы на то, что в скором времени я просто рухну от усталости и не смогу шевелиться. А тут теперь еще этот старик.
Я стояла перед ним, раскрыв рот, словно выброшенная на берег рыба, и дышала звенящим, морозным воздухом. Отчаяние спеленало, я напоминала себе зайца, который спасаясь от капкана угодил прямо в пасть охотничьей собаки.
Страшно было даже представить, на что способен этот… человек. Если он, конечно, человек. От этой деревни у меня остались самые неясные, плохие и довольно сумасбродные впечатления. Начались они, примерно, с того безумного кровельщика и закончились этим не менее безумным стариком-колдуном.
Прикусив губу, я подумала о Фредди. Сейчас я могла переживать только о нем. Непутевый брат оказался куда более удачливым, чем я. Во всяком случае, я так надеялась. Мне хотелось верить, что он сейчас в тепле и уюте. Хотелось верить, что ему спокойно и хорошо. Что за ним не гоняются сумасшедшие селяне, его не замораживают вредные драконы размером с палец и, уж тем более, его не спасают обезумевшие ведьмаки. Мне хотелось в это верить, но я не могла знать наверняка. И это незнание давило на нервы, растягивая их и разрывая. Прикрыв глаза, я тихо взмолилась про себя:
«Брат, пожалуйста, будь в безопасности. Не высовывайся. Только не высовывайся»
После этого мой взгляд обрел былую твердость. Сейчас не было места для потерянной, глупой и испуганной девчонки. Она слишком быстро умрет в этом лесу, в этих дебрях магии и колдовства. Нет. Сейчас время и место для сильной, твердой и уверенной в себе волшебнице. Пусть и силы мои на исходе.
Прищурившись, я выжидающе посмотрела на старика и решила спросить его прямо в лоб:
- Вы тоже сумасшедший, господин друг? Или это я уже теряю остатки своей разумности в этой деревне? Скажите, что тут происходит? И зачем вам меня спасать?

Анна

Старик в ответ лишь рассмеялся - смех у него был громкий, зычный и невероятно заражающий.
- Сумасшедший? Ну, - весело подмигнул он, - может, и так. А может - и нет. Во всяком случае, доча, твою догадку поддержат многие, в том числе и я.
Седой колдун обернулся и сделал пару шагов к старинному комоду, буквально забитому разномастной посудой. Откуда он тут взялся, сестра понятия не имела, поскольку до этого комодом в лесу и не пахло.
- Так ты не ответила на мой вопрос, - продолжал незнакомец, забирая две чашки оттуда. - Чай будешь-то?
Повернувшись к остолбеневшей Анне, что вперилась взглядом в мебель на снегу, старик, наконец, понял, в чем была его ошибка:
- Ох, старый кретин! Совсем ж забыл! - всплеснул он руками, в которых держал глиняные кружки, и принялся как-то странно ими махать по воздуху, приговаривая:
- Старость - не радость: вечно теперь все из головы вылетает... Ну ничего, сейчас все поправим. Минутку... Готово!
Старик с восторгом поглядел на мою сестру, ощерившись в желтозубой улыбке, хотя в действительности ничего и не произошло.
- Видишь, какая хитрость?.. А, не видишь? Ну да, конечно не видишь! - он снова безумно расхохотался, глядя куда-то за спину колдуньи.
Та в свою очередь уловила, как кто-то там сзади зашевелился, аккуратно ступая коготками по деревянному полу...