Гимн мертвецов | ходы игроков | 0. Пролог

Слабый ветер тревожно шипел, разбрасывая ленивые крупицы песка. Волны слюнявили кромку берега чуть дальше обычного. Солнце тут жгло сильнее. Широколиственный лес рос плотнее, чем любой массив на старой земле. И воздух тут другой.
Или всё это казалось. Не так просто прижиться на новом месте, когда тебя вырвали вместе с корнями, не спрашивая твоего разрешения. Но всё что угодно было лучше открытого океана, особенно ночью. Несомненно, море — это прекрасное и живописное явление, если ты наблюдаешь за ним с берега или путешествуешь, имея хоть какое-то представление о следующей гавани, где тебе предстоит накинуть швартов.
Но, когда вы сбегали из разрушенного мира, всё было иначе. Вокруг ослабленные отчаянные люди. Перед тобой, над тобой, под тобой — везде бескрайняя пустота, ничто. Тело знобит от морского хлада и недоедания, разум терзают неприятные воспоминания и невероятная скука. И только звёзды сверкают вопреки, напоминая, что ещё ничего не кончено.

Когда экипаж корабля наконец вышел на сушу, то долго не мог поверить в свою удачу или то, что это не очередной бредовый сон. Здесь было так безмятежно тихо. Как было дома. Когда-то очень-очень давно.
Лагерь разбили недалеко от береговой полосы в тени деревьев с густой размашистой листвой. После удача улыбнулась второй раз.
Галеты затвердели настолько, что ими можно было разбить человеческую кость, вяленое мясо царапало зубы и горло. А что самое главное, всего этого осталось чертовски мало. Но новый мир словно бы ничего не слышал о бесчеловечных нравах предыдущего и встречал вас с дарами, пускай и скромными. На некоторых деревьях росли маленькие и сладкие фрукты, которые, как выяснили опытным путём, даже не были ядовиты. Покопавшись в песке можно было откопать крабов. Хоть это место и не рыбное, но периодически не мелководье могла заплыть жирная и тупая рыба. Всего этого не хватало, чтобы прокормить всех выживших, но уже вселяло надежду на лучшее.

Необходимо было собрать группу из наиболее здоровых и боеспособных и отправить их изучать местность. В памяти у всех навсегда отпечатался тот день, когда болотники прорвались в последнее пристанище. И все помнили, что Цепень ступил на палубу только тогда, когда помог подняться последнему члену своей группы. Поэтому других кандидатов на роль командира не нашлось.
На корабле Цепень, конечно, не был главным. Там всем заведовал седой и низкорослый капитан, чьё мастерство спасло больше сотни жизней во время шторма. В разговоре с бывшим каторжанином он лишь смеялся и говорил, что на суше он даже более беспомощен, чем был бы Цепень у штурвала. Так и порешали. Капитан со своей тростью остался за главного в лагере, а Цепень повёл за собой новый отряд.
Командиру в помощники выдали того, кто, без сомнений, лучше всех разбирался в военном деле. Угрюмого Крайта в первое время побаивались, но затем убедились, что он такой же человек, как и все остальные. Голодает, переживает и тоскует по старой земле. Просто людей убил очень много. У всех ведь есть свои особенности.
Крайт оказал неоценимую помощь в муштре добровольцев, хоть тренировки и были крайне изнурительными. Как пояснил сам боец, он действовал по методу своего командира. Тот говорил, что тренировать солдат надо так, чтобы те в один день сами смогли тебя одолеть. И желательно чтобы этот день настал не тогда, когда ты будешь беспомощным стариком.
Через несколько дней большая часть выживших смогла прийти в себя. Но всё ещё вели себя неуверенно, не веря, что жизнь дала им ещё один шанс.

Земля. Казалось бы простое слово, но сколько в нём оттенков для того, кто, до недавнего времени, ни разу в жизни не выходил в море. Кто провёл всё плавание, свесившись за борт, выблёвывая немногую еду, захваченную с собой. Кто потерял всё, даже то, чего никогда не имел.

— Здесь мы будем жить, — сказал всем, кто слушал. "Или сдохнем", — подумал, но озвучивать не стал. Цепень сидел, спиной на дерево обпёршись. И смотрел на накатывающую волну. Огромная пустота, разделяющая людей и болотников, внушала спокойствие. Единственное, что портило впечатление (а точнее, отвлекало от усталости) — корабль. Отнюдь не из-за смелости или героизма медлил каторжанин с вхождением на борт. Просто не понимал, как такая махина может плавать, почему не тонет. Нет, что не говори, второго такого бегства им не пережить. Раз так…

— Эй, капитан, — позвал седоусого. — Нужно делать лагерь. Посудину вашу жалко, конечно, но что поделать. Разбираем. Из досок возведёте частокол, из парусов подымете шатёр — на первое время в качестве крыши над головой сойдёт. Лодки не трогайте — организуете тут рыболовлю без меня. Гвозди же, да и вообще весь металл, какой найдёте, сгребите в кучу, так, чтобы от дождя не пострадали. Пойдут на оружие и инструменты, если лучших материалов не найдём.

Вот так. Сожжены мосты, нет пути назад. Цепень знал: чем раньше это поймут остальные, тем быстрее привыкнут к новой жизни. Которая и правда, впервые с начала чумы, начинала казаться жизнью, не бесконечным выживанием. Это нравилось. Но и пугало. Хорошее легко считать должным, но, как многие поняли на своей шкуре, цена беспечности — смерть.

***

День сменялся днём и между расслабившимися беглецами начинали зарождаться первые конфликты. Цепень ходил между ними, размышляя о совершённых в своей жизни ошибках и соразмерности им текущего наказания.

— Проповеди не нужны, — Арчибальду сказал. — Слишком много хуйни нам досталось, чтобы морали извлекать. Нет. А вот за спасение благодарности вознести, — это уже Фродрику, — стоит. Кого-то это утешить может, да и помощь нам любая пригодится, кто бы что о том не думал. Только еду не жертвуй — самим мало.

— Не думаю, Релла, что Скарлет тебя унизить хотела. Она сама шлюхой была, так что наоборот, подружиться пыталась. Найти, так сказать, что-то общее. Лицо ей царапать я тебе запрещаю, проблем у нас сейчас и без вашей грызни хватает. Вечером обе ко мне придёте, буду вас мирить. И Елену ещё захватите.

— Не даёт — не лезь. Понял меня? — прищурился на Мило недобро. Только износов в лагере и не хватает.

А от предложения Спаса и Крепыша только прикрытые ладонью глаза закатил. Не хватило им болотников, продолжения хотят. Ну-ну.
— Потом. Обживёмся сперва, — обломал мужиков. Как знать, может их в этом "потом" не будет и не придётся к разговору возвращаться. Засиделись…

***

Когда ясно стало, что припасы не безграничны и отсидеться на жопе не получится, вызвал Цепень к себе Крайта. Мужик тот был нормальный, и, хоть рассудительностью не блистал, поручения выполнять умел. По крайней мере, так казалось каторжанину.
— Возьмёшь с собой Лейдра, Фаркаса, Геру, Спаса и Крепыша. Пойдёте в лес. Три дня туда и сразу обратно. Дальше не ходите. В драки без уверенности в победе не лезьте. Если наших встретите, приведите их сюда. Если не наших, но людей, возвращайтесь. Живыми. Понял?

А потом с Бенкой и Затом поговорил. К подросткам особое поручение было:
— Ты, — к пажу обратился, — пойдёшь на запад. А ты, — к девчонке, — на восток. Завтра с утра, как рассветёт. Пойдете по окраине леса вдоль берега. Если наших найдёте, ведите сюда. При любой опасности назад бегите. Не вздумайте геройствовать, поняли меня? Как стемнеет, возвращайтесь.

А потом собрал остальных к ходьбе пригодных, да в лес увёл. Окрестности изучать, да дичь высматривать.

Будучи речным пиратом, Фаркас знал как вести себя на воде. Спокойно, уважительно, но не медлить и чётко знать правила игры. Стремнина, водоворот, изменчивое течение, отмели - если всё это запомнишь и будешь иметь в виду, то река станет не просто домом родным, а даже поможет в нелёгком деле грабежа и убийства.

Океан был чем-то совсем другим, чем-то настолько необъятным, что это пугало. Будучи не робким малым, Фаркас вызвался в команду к Капитану и за долгие дни пути не сумел ни заскучать, ни отчаяться. Работа помогала сохранить присутствие духа, а новая стихия - концентрацию. Да и сам Капитан вызывал только уважение.

Потому, к приказу Цепня здоровяк отнёсся неодобрительно. Разобрать корабль? А если это остров? А если они сейчас наткнутся на какое-нибудь дикое страховидло, от которого не будет спасения? Чем он думает вообще, каторжанин? Вокруг куча дерева, в руках у них есть добрые топоры, этого хватит, чтобы возвести примитивные сараи, а там уже будет видно. Но никто не спрашивал мнения бывшего пирата.

Понимая, что проявления непокорства к выбранному всеми лидеру будет опасным, Фаркас промолчал. Не дело сейчас возбухать, возможно потом будет лучшая возможность высказаться.
Однако сомнения в дальновидности нового лидера всё же закрались в душу.

  Отец Лейрда силой вбивал в него послушание. Жестокостью заставлял бросать всех и слушаться главного – его самого. Затем капитана судна, а когда не стало, остался лишь главный завет – слушать главного.
  Весь путь что бы ни происходило юноша бесприкословно выполнял тяжелые или мерзкие команды, размышляя о чем-то своем, но кроме как ему никому не ведомом. Так и здесь, услышав, что требуется раскорчевывать корабль взял сначала своё копьё, чтобы не простаивать, а как поднесли нормальный инструмент отделил уже с десяток досок от палубы, аккуратно складывая гвозди в сторону. Требуется – не его дело спрашивать зачем.

  Новая команда, выдвигаться в лес под предводительством Крайта. Ладно. Стряхнув с копья опил Лейрд протёр его тряпкой и молча пошел вперёд, за предводителем. "Куда скажут, того и победим!" – решил про себя юноша. Ему не дали показать себя на родине, значит он покажет себя здесь. Любой ценой.

— Если это необходимо. — Капитан кивнул с закрытыми глазами.
Конечно позднее в разговоре с Фаркасом он согласился, что командир поступил слишком рискованно, приказав разбирать корабль, и словно бы поверил, что уже сейчас можно полностью расслабиться.
С другой стороны он весело отметил, что он уже стар и ему всё равно, а Фаркасу ещё уйму времени страдать из-за чужих глупых решений.
Так и оставил пирата в раздумьях.

***

— Это мудро. — Согласился Арчибальд с командующим. — Что вы думаете, отец? Можно сколь угодно жаловаться на свалившиеся на нас испытания, но только представьте себе через сколько всего мы прошли и до сих пор живы. Людям будет проще, если вы напомните об этом.
— Я уже давным-давно не обращался к Богу. — Неуверенно отвечала грузная фигура священника. — Потому что мне казалось, что я общаюсь с самим собой, и меня никто не слышит. Но... думаю, что пора развеять свои сомнения.

Фродрик планировал, что его речь выслушает лишь часть выживших, но послушать его собрался весь лагерь. Его это несколько смутило, но с каждым словом он будто бы разгонялся и на последних абзацах наконец-таки разжёг тот огонь, что тлел в нём самом и в сердце у каждого.
— ... через сколько волн мы пробились вместе! — Завершал он. — Так восславьте же Его имя и имя каждого, кто стоит подле вас, ибо только их усилиями ваше сердце бьётся в это темнейшее время! Откройтесь свету и да встретим рассвет вместе!

***

Забавно, но после разговора с Фродриком Цепень вспомнил, что, в отличие от него, целибат соблюдать не обязан, а потому может позволить себе немного расслабиться. То есть заняться разрешением конфликтных ситуаций в лагере, конечно же.
Елена вежливо отказалась от предложения, ну а Цепень на неё и не наседал, не Мило же он какой-то. Да и не сказать, что он сильно потерял в разнообразии.
Скарлет была худощавой и утончённой, с небольшими аккуратными грудями и даже пыталась какое-то время изображать, что отнюдь не понимает, куда клонит командир. Высоченная и крепко сложенная Релла с внушительными материнскими органами времени терять не стала и почти сразу прильнула к Цепню.
Тут-то он и понял, что ни о какой дружбе между этими женщинами речи не шло, а очень даже наоборот. Соперничали за него весьма агрессивно, хотя Релле не стоило никаких усилий отлепить от любовника несостоявшуюся подругу, но и сдавалась под командирским напором она куда быстрее. В итоге он был весь исцарапан, в некоторых местах излишне грубо мят, но в целом жизнь его всё равно поимела гораздо сильнее, поэтому таких мелочей он мог и не почувствовать.
В общем, оседлал он, оседлали его, да так грудой уставших и довольных тел и уснули.

***

— Да это она всё, вы бы видели, какими глазами она на меня смотрела, — оправдывался Мило, — а потом детишки на шум пришли поглазеть, так она мне морду то и исцарапала, дабы контору не палить. А всё потому, что я ещё с молодости известен как самый большой хрен на всё село! Да понял я, понял...

***

— Что же вы, командир. — Сокрушался Спас. — Да у меня в деревне это чуть ли не единственное развлечение было. Я один раз своими кулаками пару сапог выиграл, представляете?
— Толку то теперь с твоих сапог? Нельзя так нельзя. — Крепыш пожал плечами. — Пойду тогда дальше бабам с инструментами помогать. Им, всё-таки, всю мужскую работу без нас делать.
— Да ну вас...

***

Затем разослали разведчиков. Сам командир взялся прочёсывать леса. Там не нашёл ничего особо интересного, не считая забавных пушистых существ, похожих на нечто среднее между маленьким медведем и сусликом. Выглядели мило. И мяса в них было много. Вкусного.
Первым, как ни удивительно, вернулся отряд Крайта, притом гораздо раньше, чем приказывал Цепень.
Крайту то ли по роже на ристалище так сильно уебали, что у того парализовало все лицевые мышцы, то ли он действительно всегда был таким спокойным. Потому что на его подчинённых лица, как говорится, не было.
Цепень был готов к чему угодно, но не к тому, о чём рассказал его офицер.


К концу отчёта Крайта уже порядком стемнело, а юные разведчики всё не появлялись и не появлялись.
— Там кто-то есть! — Наконец раздался голос Модару, который стоял на дозоре.
С западной стороны к лагерю приближалась группа людей. Больше десяти человек точно. Не успели дозорные как следует разглядеть пришельцев, как округу пронзил душераздирающий вопль. Это был Зат.
Двое несли его над землёй, держа за руки. Глаза у него были выколоты. Губы, как и всё тело, покрыты ожогами. Район промежности покрыт кровью, а на месте гениталий красовалось неприглядное пятно, напоминающее смесь запёкшейся крови, ржавчины и гноя. С его подошв буквально содрали кожу многочисленными ударами.
Его резко посадили босыми стопами прямо на горячий песок. Он закричал ещё раз. Раздался мерзкий астматический смех. Не осталось никаких сомнений в том, кем являлись мучители.
Болотники принялись свежевать пажа прямо перед обитателями лагеря. В какой-то момент он, наконец, потерял сознание от шока. Один из нечестивых (главный, судя по броне) отсёк трупу голову, насадил на арбалетный болт и выпустил в сторону выживших. Та с противным звуком треснулась о недостроенное укрепление лагеря.
Болотный лидер расплылся в предвкушающей улыбке.

Все тяжелые думы пришлось выкинуть из головы перед развед-походом. Фаркас не доверял новой земле, несмотря на общую расслабленность - не верил, что они не встретят каких-нибудь местных людей. Поэтому в походе был слишком нервным, чтобы ответить на намёк Геры шуткой или хотя бы заинтересованным хмыком.
Как будто отвечая его дурным предчувствиям, сначала показался какой-то замок, а потом они увидели людей. Много и с оружием. Не дикари, рассказы о которых он слышал от капитана, да и раньше, когда торговал в порту награбленным товаром.

Когда выяснилось, что это болотники, сердце в груди здоровяка тяжело бухнуло. Он, разумеется, боялся смерти. Особенно такой, какую сулила встреча с болотниками. Было бы иначе - остался бы среди добровольцев в той пещере, умер давным-давно бесславно и, скорее всего, мучительно.
- Надо поторопиться в лагерь, - пробормотал, снимая щит со спины и пытаясь спрятать за ним свою немаленькую фигуру. - Может быть корабль разобрали не до конца...

Вечером стало понятно, что им конец. Фаркас угрюмо сидел у костра и когда начали пытать парнишку, только стискивал зубы пока они не заскрипели. Цепень обрёк их на смерть. А теперь их сбросят в море.

Вечерним визитом Цепень остался доволен. А остальное как-то померкло от принесённых Крайтом новостей. Не говоря об отряде болотников, нашедших лагерь и обезглавивших измученного пажа. Самое время вернуться на корабль (который неожиданно перестал пугать) и свалить отсюда к ебене маме. Одна проблема…

— Собирайте-ка корабль обратно, — сказал Цепень капитану. — И побыстрее. Попробую купить вам время.

Гвозди, паруса, доски, всё есть, проблем быть не должно. Собрал своих, крутанул цепом, да головой на болотников мотнул:
— За мной!

Лучшая защита — нападение. По крайней мере, если укрепления — говно разбираемое и нет стрелков.

  От звуков пыток Лейрд схватился за копьё и сжал его так крепко, что не только лишь костяшки побелели но даже древко, казалось, захрустело. Он опустил горящие злобой глаза не в силах смотреть и желал лишь броситься вперёд и остановить происходящее, но десяток темнеющих неподалёку от экзекутора целей доступно объясняли, побеги он один, то станет лишь следующим невольным участником представления.
  Лейрд ждал. Или команды, или хотя бы подмоги, но и он и его копьё уже готовы были пронзить этих ублюдков.