Дойти до Туда | ходы игроков |

Основательный подход обожженного товарища, конечно, впечатлил археолога и заставил задуматься о собственном подходе к жизни - но все же недостаточно, чтоб переодеться в доспех вместо обычной одежды. Нет, Петро все-таки был не солдат, и потому сомневался, что сумеет целыми днями ходить под весом металла. Только по поводу шлема задумался всерьез, но тоже в итоге передумал. Так и ушел от кузнеца с одним только мечом новым на поясе, да на кураже.

Остальное было делом простым и заурядным: еда, небольшая связка факелов и тяжеленькая банка той мази, что Рэй одобрил, бинты к тому же. Еды поначалу много брать не хотел, но глянул, как нагружаются спутники - и передумал. Если уж охотник-следопыт в поход по лесу берет месячный запас, то стало быть, Петро уж тем более там никакой подножный корм не светит.

Торг в Венкире оказался знатным. Нашлось все, что понадобилось бы в дороге через лес. Заплечные сумы заметно потяжелели... Только своя ноша не тянет, что уж там. Зато на душе спокойно: не придется в Чаще надеяться, что вовремя деревня для ночлега попадется, не придется ради пищи зверя выслеживать, далеко отходя от людской тропы.

- И вам не хворать, милсдари! – русобородый мужик с корзинами, на которого указал лоточник, ничуть не походил на угрюмого лесного отшельника. И поболтать, очевидно, был вовсе не прочь:
- Не, кто такое говорит – ошибся малость. Я из Сосенок. Сосновка – в другой стороне. А чего хотели-то? У меня в Сосновке шурин живет, может, и смогу что подсказать.
Из-за спины мужика с любопытством выглянула худенькая девушка с конопушками на щечках и толстенной ярко-рыжей косой, похожая на отца лицом. Парни поначалу ее и не заметили – так тихо сидела, ловко прядя лен. Веретено скакало послушно в тонких пальчиках – засмотришься...
- Здрав будь, Лонтар! – прогремело вдруг за спинами путников оглушительное приветствие.
Были бы те поробче – стукнулись бы от неожиданности друг о дружку коленки. К ним приближался просто одетый здоровенный мужчина с колуном на плече, лезвие которого было тщательно обернуто тряпицей, чтобы никого случайно не задеть.
- Насилу нашел тебя, зятек! Ух, сколько ж народу в этом городище! В Чаще-то нашей не в пример покойнее, – улыбнулся он торговцу корзинами и протянул ему небольшой сверток: - Вот, гостинец передай сестрице да поклон от меня. А это, Росита, тебе, - он вынул из кармана нитку ярко-синих стеклянных бусиков и вручил девушке.
- Ой, спасибо, дядька Гортун! – счастливо пискнула та, прижав грошовые бусики к груди, как будто те были из жемчуга.
- Здравствуй-здравствуй! – названный Лонтаром торговец встал, чтобы обнять родственника, и обернулся к парням: - Вот, милсдари, шурин мой из Сосновки. Спрашивайте, что хотели!

Сосновки, Сосенки... Ну кто так строит, то есть называет? Это что, специально, чтоб враги запутались?
Впрочем, этими мыслями Рэй не спешил делиться, вместо этого почесал за ухом, с удовольствием наблюдая за девушкой.

Ох ты ж.... Ядрить-колотить! Кто ж так к людям подходит?

- Так мы обоих и спросим! - усмехнулся успокоившийся следопыт, - На всякий случай. Нам бы про дорогу до Криницы узнать, что там да как. Спокойно ли?

- Слушай, мазь это хорошо, мазь это надлёжно, только вот – не доверяю я народным целителям. Один такой уже пытался мне морду починить, да только глядь какой я – рожу стянуло как чернослив! Красавчик был, красавчиком остался – эт верно, да только ты и сам должен понимать, старик… с дамой, если решил поговорить, она тебе в начале в лицо смотрит, и ты попробуй её заговорить так, чтобы та не убежала. Так что, ты мазью своей конечно мажься, но только если меня по башке огреют, и я вас сам подлечить не смогу. С божьей помощью – оно и надёжнее будет,- вещал клирик. Бёрнер отошёл за спину своим друзьям, ожидая когда малыш наконец договориться с деревенским мужиком. Он бы о многом хотел поговорить сейчас, но… сейчас он был занят разговором с Петро, активно обсуждая его покупку, а так же почему конкретно он, Бёрнер, не должен был в неё вкладываться. Аргументом жреца было то, что он де – их самая лучшая мазь. И отобьёт это лекарство подозрительное своей неоценимой помощью. Таким макаром, лицо с ожогами пропустил большую часть разговора с жителем пососинок. Он лишь на секунду отвлёкся от спора с Питро, когда увидел девчушку – и тот час же подмигнул ей, обворожительно улыбнувшись. Рядом с ним протопал детина, чуть не сбив Бёрни (самого низкорослого из троицы) с ног. Тот лишь хмыкнул – экого бычару тут откормили!

- Ой, Берн, не переживай так, - рассмеялся Петро, который давно уже спрятал мазь в рюкзак. - Я же не обидеть тебя хочу, а на случай. Вот случится что, тебя под рукой не окажется? Или у тебя другие важные дела будут - тут-то мазюка и сгодится! А за деньги не думай: я не в обиде. Что до лица - нормальное у тебя лицо, брат. Знаешь, говорят: дама должна быть красива как луна, чтоб муж домой спешил? А кавалер должен быть чуть симпатичней гоблина - чтоб враги разбегались.

Признаться, внешность приятеля немного отталкивала Петро - но Бернер же не сам себя обезобразил, верно? Главное, руки-ноги на месте.

- Спокойно ли, да не набирает ли кто попутчиков, - дополнил археолог вопрос Рэя. - Нам бы место в телеге найти, а там уж как-нибудь оплатим-отработаем.

Чащинцы долго переглянулись, кажется, прекрасно поняв мысли друг друга. А потом вдруг разом усмехнулись по-доброму.
- Вам в Криницу надо? – переспросил Гортун, тот, что с колуном. – Нешто кому-то чужому Чаща понадобилась?
- Да не, им, поди, в Идерию треба. Там тракт-то не хуже Апенского, а пыли и поменьше, - отмахнулся на слова шурина Лонтар и пожал плечами, обстоятельно отвечая парням: - Да что та дорога... Дорога как дорога, не хуже других. Люди ходят да ездят. Мало, правда, людей там, и не всем это по душе. Но втроем-то и без попутчиков обойтись можно – всяко сумеете беседой путь скрасить. До Криницы и недалече – пешком дня за три-четыре дойти можно, а верхом – и вовсе за день добраться.
Рыжеволосая девушка тем временем, успев надеть бусики, смущенно поглядывала на путников – а ну как похвалят обновку? Хорош ведь дядькин подарок!
Между тем Лонтар, огладив бороду, продолжал:
- Корзин у меня не много осталось, сегодня я их распродам, а завтра обратно домой поеду. Коли хотите, я и вас до половины пути на телеге подвезти могу – до Сосенок наших. Ну а дальше уж до Криницы сами доберетесь.
Он поглядел на дочь и хмыкнул, вдруг невзначай предложив:
- А, к слову, не хотите ли корзинку купить, милсдари? – и, взяв одну, с силой подергал ручку, показывая крепость плетения.
- Ежели нужна – не раздумывайте, берите! У Лонтара корзины справные – видели бы вы, как он их плетет! Прутья ивовые ему будто сами под руки ложатся... – мужик с колуном подмигнул парням и поднял руку, прощаясь. - Ну а мне еще по торгу пройтись надобно – завтра утречком тоже домой двинусь. Эка жалость, что вам не со мной по пути, было б с кем в дороге словечком перекинуться.

Что-то щелкнуло в голове Рэя.
- Не, мы не в Идерию. Слухи ходют, что там какая-то особая трава растет, которая женщин красивей делает - типа, морщины разглаживает да от бородавок избавляет... эй, Росита, ты так слушаешь, как будто оно тебе надо, а меж тем красавица, что никакая трава не нужна, а с дядькиным подарком так вообще небось теперь первая девка в Сосенках!...

- Ага, вот и нашелся на нее заказчик. Ну, на траву. А правду говорят али попусту болтают, ну так не пойдешь - не проверишь ведь. А корзинка если такая хорошая так небось дорогая страшно? (...) А, мил человек, давай корзинку, не-не, вон ту, хоть меньше да выглядит красивше. Останется она тут, в городе, как подарок.

Бродяга собирался "убить двух зайцев за одним разом": подмазаться к мужику, да с кудрявой кудрявой разносчицей из "четырех ног" может получится поближе познакомиться. Ей хорошая корзинка всяко пригодится. Все равно им только завтра выдвигаться.

Увидав, как среди прочих девочка глянула в его край за одобрением, Петро только улыбнулся в усы да кивнул: хороши бусы, мол. Носи.

- Что скажешь, Берн? Едем вместе с господином Лонтаром, или еще походим? Будь я один, согласился б без раздумий.

- Почему бы и не поехать?- спросил Бёрнер, глядя как ловко справляется Рэй. Мужчина как-то даже и отвлёкся от своего товарища, заговорившись с Питро. Мужчина коротко кивнул на предложение товарища, в очередной раз, как бы делая вид, что в начале согласился необдуманно, потом подумал, а потом снова согласился. Хотя сам воин был мыслями уже далеко отсюда. Он уже обдумывал одну забавную фразу, которая между делом проскользнула в речи деревенских, но поговорить о ней с товарищами решил позже. Неча ему отвлекать важных людей от их важных забот, особенно – пацана от его забот. Товарищ у него оказался говорливый, что несказанно радовало клирика.

После всех дел еще оставалось достаточно времени, чтобы отдохнуть перед долгой дорогой.
В «Куриных ножках» и вправду имелась отлично продуманная подвальная комнатка, где путники могли горячей водой смыть с себя дорожную пыль. Похоже, эта услуга пользовалась спросом...
Сладко грела мысль, что нынче ночью до скрипа отмытые тела встретятся с чистыми простынями, а не с прошлогодним сеном в забытом стогу или колким лапником под походным одеялом. Сытный ужин прекрасно дополнил вечер.
Только кудрявая служанка не взяла корзинку у Рэя. Наверное, неправильно поняла... Но шугнулась заметно, а после, все-таки вернувшись, срывающимся от обиды голоском сообщила, что на соседней улице имеется бордель.

***
Было условлено встретиться рано утром на тракте, уходящем от северо-восточных ворот.
Лонтар поджидал их за городом, неспешно бродя вокруг своей телеги, и внимательно – наверняка далеко не в первый раз – оглядывая борта, колеса и упряжь. Путь ведь не близкий, не дай Всевидящий на пустой дороге сломается ось или порвутся постромки...
Корзинщик радостно поприветствовал парней, когда те подошли. Видно было, что он и впрямь доволен, что они составят им с дочерью компанию. Это легко оказалось понять.

Совсем скоро стало ясно, что слухи вовсе не преувеличивали малолюдность Чащи. За полдня пути путешественники проехали всего одно селение да повстречали обоз из трех телег, возницы которых раскланялись со знакомым им Лонтаром и кивнули парням. Выяснилось, они как раз из Криницы, и везли в Венкир прошлогоднюю моченую бруснику, сушеные грибы и живых поросят.
Попутчиков же на дороге не оказалось вовсе.
Впрочем, это никак никому не мешало. Телега была устлана пряным мягким сеном – даже ухабы лесной дороги не ощущались столь отчетливо. Расположиться удалось весьма удобно, всем достало места, хотя часть его и занимал купленный Лонтаром на торгу скарб, прикрытый рогожкой, да пара непроданных корзин.
Текла неторопливая беседа о том о сем, в которой не принимала участия только Росита. Сидя в уголке, поначалу она не отрывалась от прядения, лишь изредка вскидывая на парней взгляд, и почему-то особенно смущаясь Бёрнера – наверное, из-за его щита. Но льняная кудель закончилась... И теперь, не зная, куда деть себя, девушка растерянно теребила кончик огненно-рыжей косы.
Лонтар, сидевший на передке телеги ко всем спиной, всего этого не замечал, продолжая в свой черед рассказывать – конечно, о житье-бытье в Сосенках. И как горох в том году уродился, и как в конце зимы, когда окотились овцы, из Чащи прямо в деревню повадился ходить матерый волк – немало пришлось положить труда, чтобы выследить его да одолеть. Но такое в Сосенках бывает редко, на самом деле спокойно там, очень даже... И люди хорошие, только мало их, людей-то.
- Н-но, родимая! – корзинщик мастерски чмокнул губами, и крепенькая буланая лошадка, что чуть было (видать, заслушавшись) не задремала на ходу, встрепенулась, пряднув ушами, и бодро порысила дальше.
- А что, милсдари, - вдруг Лонтар обернулся к ним, махнув петлей вожжей, и подмигнул сидевшему ближе всех Петро. – Никто из вас, часом, невесту себе не подыскивает?
Росита, и до того не смевшая лишний раз шелохнуться, враз мучительно покраснела, так что конопушки на щеках вспыхнули еще ярче.
- Вы только чего дурного не подумайте... Однакось у меня дочек три! - то ли похвастался, то ли посетовал Лонтар. - И всех пристроить надобно! Ну, младшие совсем девчонки пока, а вот Росите уже семнадцатый годок побежал. Поджимает время-то... – покачав головой, он вновь улыбнулся приветливо, но уже не так весело. – Вот, с собой ее на торг вожу – там, бывает, к девкам парни из других селений приглядываются. А то и городские! Так уж принято у нас.
И пояснил:
- Мы в деревне стараемся детей между собой не женить. Этак ведь оглянуться не успеешь, как все соседи родственниками заделаются! И что тогда?..

Рэй как мог, объяснял, что он не из-за того и вообще не о том, что кабы надобно было именно так - дык прямо туда и пошел бы, слава богам город - не три хаты, спросить есть у кого, и не заморачивался бы с подарком а просто там бы заплатил и дело с концом. А все потому, что кучеряшка не только симпатичная, а еще и душа у нее добрая, ну и еще много говорил в таком духе. И корзинку оставил, сказав, что это- подарок, и что девушка ему ничего не должна. Цветов любой дурак надрать может, а вот что-то в доме полезное не каждый принесет.

***

Следорыт лениво полулежал на сене, пожевывая стебелек мяты, да на дорогу посматривал, из профессионального интересу: и возвращаться им, и да мало ли когда еще может пригодиться. В мыслях сравнивал разносчицу, Розиту, и торговку зеленью со вчерашнего торга - та тоже была девкой видной, но в отличие от Розиты на язык бойкой да с колким язычком. Любопытно, какие из них жены будут? Он-то думал над тем, чтоб осесть где-то на одном месте, завести семью... Но ...

- На это еще заработать надо, Лонтар. Негоже, когда дети голым задом на улице сверкают.

Петро в ответ на вопрос корзинщика беззвучно рассмеялся:

- Да ну, отец, какой же из меня муж? Ты на усы мои не смотри: в душе я еще совсем мальчишка. Да и разве ж отпустишь ты дочь, красавицу такую, за бродягой? Нет, рано мне свой дом строить. Не наездился я еще по стране.

Однако парню было приятно, что серьезный и работящий человек хотя бы даже в шутку распознал в нем партнера для своей дочери. Довольный как кот, археолог расслабленно откинулся на сено. Некоторое время он помолчал, впитывая в себя запахи сухой травы и растущих по сторонам дороги деревьев. Посмотрел на Рэя, глянул на Берна: хорошо, когда в славной компании едешь. Давно Петро подобного не испытывал.

- А я смотрю, места у вас и правда хорошие. Венкир совсем рядом стоит, большой город. Как же это так вышло, что людей нет? Нешто уехали?

- Кого ты тут «отцом» называешь, Мосс?! Да ты старше, чем все тут сидящие да повозка в придачу,- возмутился Бёрнер, услышав слова Петро, и усмехнувшись. Или не усмехнувшись. Его перетянутое и шрамирвоанное из-за ожогов да старых ран лицо было очень странным на вид. Его рот никогда до конца не закрывался, из-за чего складывалось впечатление, что левая сторона его пасти беспрестанно чуть-чуть скалиться, обнажая желтые зубы, а правая – плотно сжата из-за нависающих губ. Он мужчина кивнул,- Ты должен был сказать что-то вроде «не в моём возрасте уже за девками бегать, колени шалят, сердце подводит – не тот уже, совсем не тот», а никак не про «юношескую» душу свою тут всем лапшу на уши вешать. Ты усатым чертом был, и девок портил, наверное когда я ещё под стол пешком ходил, а всё распинаешься про «не наездился» и про «рано»,- булькал весело воин откуда-то издалека, лишь прислушиваясь к разговорам своих попутчиков. От них мужчина держал некоторую дистанцию. Не смотря на всю свою разговорчивую, и крайне дружелюбную природу, клирик всё ещё не до конца доверял Рею со Стоунмоссом, и уж тем более не доверял извозчику с его дочкой. Он медленно проверял своё снаряжение, копаясь в рюкзаке, проходясь по щиту тряпицей, глядя на сцепления своей кольчуги.

- Я, может, и не прочь семью-детей завести, где осесть, но люди со мной почему-то плохо ладят. Может из-за того что красивый шибко, может из-за характера – шибко неугомонный, а может по профессии – в моём родном селении никто особо не считал жрецов Всевидящего как часть люда, живущего в деревне. Обычные жители – отдельно, выходцы из гарнизона – отдельно, кто духам жизнь посвятил – в своей норме сидят. Да…- он глядел на природу вокруг, и размышлял про себя о том, какое же это причудливое место. Он кивнул,- Это место сильно отличается от предгорий. Земля ровная, дорога гладко стелиться, не сказал бы, что особо ухабистая. Вода… тут не так много воды. А скажи-ка, Лонтар, тут есть неподалёку крупные реки или же горы?- спросил тот. Бёрнер стал оглядывать пространство леса, словно пытаясь заглянуть за вершины старых деревьев Вдохнул полной грудью воздух, и внезапно закашлялся. Кашель Бёрнера был долгим, и удушливым, отчего у мужчины выступил пот на лице, и всё тело начало дрожать, вместе с покрасневшими глазами. Он сипло вдыхал и выдыхал, пытаясь успокоить дыхание, и пришёл в себя только через пару минут. Мужчина плотно сжал губы – у него разом заболели все суставы от такой знакомой, близкой судороги. Тихо выдохнул её аз, когда дыхание нормализовался. Посидел немного тихо,- Эх, мне бы к хорошо обученному, сильному священнику, чтобы и мудр был, и умел, и цену себе знал, да чтобы мог мои болячки вылечить. Жалко, что из таких я знаю только настоятеля своего, что Богу душу отдал, да себя…. Слушай, Лонтар, а у вас в селении есть священник или знахарь?..

- Охо, да меня раскрыли, - усмехнулся Петро словам товарища. - Я имел в виду, конечно, "отец такой чудесной дочери".

Он поднял ладони перед собой в жесте шуточного раскаяния, и ободряюще подмигнул Розите.

- Это все от хорошего питания, да от свежего воздуха. Годы не берут! - парень рассмеялся вполне искренне, но в то же время как-то с затаенной грустецой.

- Ооооо даааааа, - протянул с улыбкой Рэй, в шутку вступаясь за возраст бородатого, на который уж не раз наезжали. - Конечно, тут кое-кого послушать, так Петру 80 лет, а мне 8, так что тут только Бернер один жених. И никаких соперников!

- О моём возрасте говорить не приходиться – я как красивая женщина!.. Ну или как хороший сыр, запашок у меня тот же… ну или как шутки про Всевидящего и нерушимый камень – не старею!- заявил Бёрнер. Посмотрел на Рэя, отмахнувшись,- Ты ещё слишком молод, пацан, чтобы понимать такие сложные штуки. Я в твои годы тоже, веришь или нет, думал о других вещах, например, как бы свалить из гарнизона в деревню, ооо, особенно на праздник урожая – меня так и подмывало смыться вниз, по стене, к подножию гор…- прохрипел в конец отошедший от приступа Бёрнер. Он пару раз стукнул кулаком в грудь, и почувствовав боль, вместо того, чтобы поморщиться, выдал кривую ухмылку. Он кивнул,- Да, Рэй, тут ты прав, я конечно мужик хоть куда, но, и ты пойми – надо давать дорогу молодым… ну и старость уважать, куда уж без этого!- клирик запустил руку в сумку, и вынул оттуда пару листков мяты из укромного кармашка. Зажевал их, вместе с засушенным побегом какого-то растения. Его дыхание медленно выровнялось.

Росита даже, кажется, чуть-чуть расслабилась, поняв, что никто ее прямо сейчас не собирается тащить под венец. И улыбнулась робко Петро, когда тот назвал ее красавицей. Правда, опять сникла, сочувствующе глядя на Бёрнера, стоило ему зайтись в тяжком кашле.
И только крепче втиснулась в свой уголок, растерянно смотря на Рэя и закусив кончик косы, когда беседа вдруг потекла живее, – вероятно, забеспокоилась, что ее тон может еще больше измениться.
А вот Лонтар, выслушав шутливую перебранку парней, лишь вздохнул:
- Эх, это вы верно, конечно, говорите, что перед женитьбой в тыле увериться не помешает. Но уж я бы будущему зятю всяко пособил. Да не так уж и много-то надо простым людям! Ежели дома нет – так дом срубить мы б в Сосенках все помогли. А добро нажить – дело плевое, коли руки из плеч.
Он вновь обернулся, поймав взгляд каждого:
- Вы не серчайте, милсдари, это я так уж спросил... Люди вы вольные, не врут глаза. Может, и скучно вам будет на одном месте сидеть... Верно, и впрямь не нагулялись еще. Да и то сказать, заезжему в Сосенках, поди, пресно покажется. Тихо мы там живем. Дремучий лес кругом ведь. Неподалеку – ни гор, ни рек. Ручьи только всякие. Но рыбные, правда. И нам тут всего хватает, вы не подумайте.
Дождавшись, как Бёрнер окончательно справится с кашлем, корзинщик добавил ему в ответ:
- Священников у нас отродясь не бывало, требы какие Всевидящему, коли понадобится, мы сами отправляем, как умеем. А знахарь помер тем летом – в лесу в овраг упал, на корягу шибко напоролся. Кровь заразил да так в лихорадке и сгорел, не сумел себя вылечить. Ученица же его, что воспитывал он себе на замену, зелена еще совсем, не со всяким делом пока справится. Но это ничего, мы подождем... Ну, и еще повитуха у нас имеется, да только вам-то она небось без надобности.
Лонтар оглянулся убедиться, что его слушают, и кивнул Петро:
- А ты ведь в корень зришь, милсдарь. Раньше в Чаще селений куда больше было. И по сей день, порой, в гущине на остовы хат набрести можно.
Он помолчал, поудобнее устраиваясь на передке, и задумчиво почесал бороду.
- Лет этак, почитай, двести назад – а может, и поболее... Сам я верно того не знаю, но люди бают так: лет двести назад жил будто бы где-то на восточном краю Чащи, вроде как у реки большой, чародей. Ну, чародействовал там, стало быть, не мешал никому. И дочародействовался до того, что странные вещи в Чаще взялись твориться. Звери, сказывают, встречались, что человеческим языком разговаривали, иные деревья будто бы шагать выучились, и даже река та большая вспять течь надумала. А потом, в ночь одну, повсюду в Чаще, и в Венкире, и в столице, вроде как, даже, грохот люди страшенный услышали. А кто из дому на улицу повыскакивал – увидал на небе зарево радужное. Никто не понял ничего, да только уж на следующий день повсюду по Чаще гонцы королевские верхами носились, не щадя лошадей, да упреждали, мол, бежать из лесу всем надобно, а иначе черное колдовство, что чародей упустил, жизни погубит. Многие тогда тому поверили... Королевский ведь указ то был – людей из Чащи выселить. Спасти, значится. Это мне дед сказывал. А ему – его дед.
Росита подняла голову, глядя на отца. Она наверняка не раз уже слышала эту историю, но сейчас, казалось, заново переживала за тех давних чащинцев, которым пришлось покинуть родные насиженные места, – страх ведь какой!
- Вот и обезлюдела Чаща тогда, слухи-то быстро расползлись. Да только, теперь-то видно, зазря. Те, кто все ж таки остался, никакого зла и не узрели – не хотел, выходит, чародей людям-то вредить. Мы вот в Сосенках доселе живем себе – и ничего.
Лонтар подхлестнул лошадку, опять, похоже, решившую погреть уши, и поворотился к парням:
- Уж не знаю, что там на деле с самим чародеем вышло, обаче, милсдари, и слышно о нем не было с тех самых пор. Как сгинул. И о зверях говорящих, и о деревьях странных забыли мало-помалу. Что уж с рекой стало – мне неведомо, я в тех краях не бывал.

- Да что ты, мил человек! Не за что тут серчать. - усмехнулся следопыт и, выплюнув изжеваную травинку, потянулся за новой. - Дорога от разговоров короче становится.

- Интересно-то как! А что еще рассказывают про те времена да того колдуна? Небось неженатый был?

- Ну это уж ты спросил, милсдарь! – хохотнув, отозвался Лонтар. – Кто ж его теперь-то знает, женатый али нет. Уйма лет прошла ж, никто и не вспомнит уже. Да и про него вообще-то чего только не бают... Кто – что он против духов злых, кои людей обижают, боролся, вот и творил волшбу со зверями. Кто – что он власть над Идерией хотел заграбастать. А еще – будто бы он снадобье от всех болезней искал... Кому верить – поди догадайся.

***
Ночью разразилась страшная гроза. Не то чтобы это было неожиданно, совсем нет. Еще с полудня накануне воздух начал понемногу тяжелеть, а птицы в древесных ветвях примолкли задолго до заката.
Тем больше была радость путников, которых в эту неласковую ночь ждал ночлег под крышей, а не в лесу.
Сосенки, куда их незадолго до сумерек успел привезти Лонтар, и впрямь оказались невелики. Парни насчитали десять хат, окруженных соломенным тыном, – больше для порядка, чем для настоящей защиты. Одиннадцатым чуть особняком стоял домик побольше, гордо именуемый местными таверной. Здесь все-таки иногда останавливались купцы из Криницы, а в остальное время, как сказал Лонтар, собирались сами сосенцы, чтобы обсудить дела или вместе порукодельничать зимними вечерами.
В этой-то «таверне» и разместили гостей – тем занялся уже не Лонтар, а его соседи. Самого корзинщика вместе с дочерью, только они успели слезть с телеги, едва не задушили в объятиях миловидная рыжеволосая женщина и две пищащие от восторга такие же рыженькие девчушки.
Впрочем, никак нельзя сказать, что путники оказались обделены вниманием. Вовсе даже нет.
Наверное, не было в Сосенках человека, у которого не нашлось бы в этот вечер неотложного дела в таверне. Каждый зашел, а иные и не по разу. Взрослые степенно кивали гостям, здоровались, да перебрасывались парой слов с соседом, взявшим на себя нынче роль тавернщика. Женщины приносили вышитые полотенца, которые непременно сегодня надо было повесить на стену таверны для красоты. Несколько подростков промямлили что-то вроде «вот, мамка послала...» и тихонечко присели на лавку у стены, уважительно косясь на кольчугу и шлем Бёрнера и при этом ревниво следя, какие взоры бросают на гостей их так же не сумевшие совладать с любопытством ровесницы-девочки. А дети помладше, коих оказалось всего-то полдюжины, не сумев придумать предлог, просто так расселись на полу и разложили деревянные игрушки, глазея на чужан совсем уж беззастенчиво. Пришли и Роситины сестренки. Похихикивая, шушукались в уголке, белозубо улыбаясь, если парни глядели в их сторону.
Вскоре подоспел и ужин. Его принесла из дому жена Лонтара. В таверне, конечно, имелся очаг, но гостей там сегодня не ждали, а потому ничего не готовили. Но не все ли равно было голодным путниками, кто стряпал жаркое из курицы с брюквой и свежие лепешки?
Уже по темноте за ребятишками пришли матери и, несмотря на писклявые протесты, увели по домам. Подростки разошлись сами, как будто даже без напоминания, но на деле досидев до последнего...
А тавернщик, назвавшийся Виланом, откинул крышки со стенных лавок, сделав те вдвое шире, в самый раз для спанья, и принес плоские мешки с сеном, одеяла и чистые простыни. Показал засов на двери – мол, чтобы не боялись чего, запереться можно, и пообещал, что утром вернется с завтраком.
Так путешественники провели ночь, в уютном сонном тепле прислушиваясь к раскатам грома и потокам ливня, бьющим по соломенной крыше. Утром же провожать их вышла вся деревня, а Лонтар хлопнул каждого по плечу, пожелав гладкого пути да успеха в поисках заветной травы.

***
После ночной грозы идти по лесной дороге поначалу оказалось нелегко – кое-где ее развезло дождем, приходилось обходить глубокие колдобины, заполненные грязной водой, и перешагивать сломанные ветки. Но ближе к полудню земля везде стала суше – наверное, гроза была хоть и сильной, да простерлась не широко. Или дождь здесь был не таким обильным, пусть и листьев с деревьев порывистый ветер и тут посрывал достаточно.
Петро, Бёрнер и Рэй смотрели больше под ноги, чем вперед, но вот кто-то из них, в очередной раз подняв взгляд, изумленно окликнул товарищей.
Впереди, шагах в тридцати, дорогу им заступила фигура. Она могла бы считаться человеческой по очертаниям... Если бы не была полупрозрачной и влажно сверкающей, словно застывший поток воды. Хорошо разглядеть ее помог лишь солнечный лучик, упавший сквозь просвет между ветвей, от чего она замерцала, пуская радужные блики.
Фигура была определенно женской, облаченной в такое же, как и она сама, полупрозрачное одеяние с длинными широкими рукавами, а вокруг нее – переливчатые солнечные лучи помогли наконец увидеть и их – взволнованно метались фигурки, похожие на детей.
Безмолвствуя, призрачная дева медленно подняла левую руку, указывая в сторону от дороги. С широкого рукава, звонко шлепнувшись о влажную землю, сорвались капли воды.

Как на такое количество хат, было на удивление много детей. Видать, не худо тут люди живут, раз так. И хоть небогато, по городским меркам, а все ж драный - голый - босый никто не ходит, и это располагало к себе.

Рэй, глядя на местных, тоже не сидел букой, рассказывал всякие байки да небылицы, но сразу предупредил. что где правда, а где нет - то до конца не ведомо, так что не любо - не слушай, а врать не мешай.

***

- Ого. - следопыт остановился и поделился наблюдениями: - дети шустрые, а мамка двигается медленно. Как если бы не хотела нас напугать. И те же дети как-то бестолково мечутся, сами напуганы, что ли? Ну так даже eсли в первый раз человeка видят, что вряд ли - это не повод... Хотя, кто их знает, они ж не люди. Э-эх! - парень почесал в затылке и махнул рукой. - Я бы пошел, проверил, куда она атм показывает.

- Не торопись. Ты ухо востро держи – духи создания непредсказуемые,- посоветовал Рэю солдат. Сам он запустил руки в небольшое отделение своего рюкзака, вытащив оттуда небольшой пучок соломы. В глаза у клирика блеснуло чувство удовлетворение, и давно заученными движениями, он стал быстро сгибать сухие стебли, перевязывая их друг с другом. Менее чем за полминуты, стебли приняли причудливую форму, в которой остальные вряд ли могли что-то понять, но самому Бёрни виделись в них очертания… человека. Это навивало воспоминания. Совсем ненужные и дурные воспоминания, и всё же, они лезли в голову, особенно после ночи проведённой в таверне. Да, они тоже так собирались когда-то.

«Они» это те, чьи имена Бёрнер давно забыл, как и имя, данное ему при рождении. Это была большая, просторная зала, где во главе всего сборища сидел глава их Тага, а вокруг собирались люди. Самые разные люди. Он помнил свою мать. Помнил как её жилистые и узловатые пальцы, словно ивовые прутики, причудливо сгибались. Как они гнули что сырую, что сухую солому, за считанные секунды сгибая из пучка фигрку человечка. Он помнил её острые когти, и синеющие ритуальные татуировке на бледной коже, со следами оспин и пятнами веснушек. Он помнил, как складывал эти фигурки в одиночестве, в стенах монастыря. Он это помнил.

- Всё сущее – есть Бог,- начал он слова молитвы. Разительно отличной той, что обычно зачитывают в храмах Всевидящего,- И я, и ты, и камень у дороги,- на распев вещал себе и духу пред собой жрец, держа в руке по направлению к своему лицу сложенного из соломы человечка. Тот был грубо, но уверенно связан за короткие мгновения, непропорциональный, но явственный – подстать очертаниям зыбкого духа леса. Бёрнер провёл указательным пертом по «груди» соломенного человечка, словно открываю в ней дыру,- Ты видишь кто я, ты видишь мою суть… скажи же мне кто ты?- закончил тот, поднимая пред собой соломенного человечка, и глядя сквозь дыру в его тельце на духа.

Не полноценный жрец Всевидящего. И не племенной шаман. Чем конкретно был сам Бёрнер он затруднялся ответить, но годы, проведённые им наедине с собой, с жестоким миром, и с природой, приучили его к тому, что ничто в ней не происходит само по себе. У всего есть связи, первопричины. Связи были венами и нервами в теле создателя. Живые создания – кровью, что бежала по ним. А мёртвые. Все духи. Все растение, и всё, что спало – костями, мышцами, связками и кожей – нераздельным и нетленным телом существа, которого зовём мы Богом. Чрез призму созданной им куклы, он желал увидеть связи этого духа – её искринние намеренья.

- В давние времена, - рассказывал Петро деревенским детишкам, - У мамы-кошки родился котенок. И был он маленький-пушистый, была у него красивая шубка, кругленькие маленькие ушки, и тоненький-тоненький хвостик как у мышонка. Мать-кошка и хозяева котенка любили, гладили, отпускали гулять и поили парным молоком. Рос он добрый и такой ласковый, что даже подружился с лесными мышатами. Что заря утренняя загорелась - идет мышонок в лес, к друзьям заветным. Они бегают, играют, друг друга в шутку кусают: славно. Рассказал котенок матери о дружбе своей, а та головой качает: где ж это видано, чтоб кот с мышами дружил? Не бывает такого. А котенок ей в ответ: но ведь нет в мышах ничего плохого по природе! Пока мышь в хозяйский амбар не лезет - пусть живет и радуется жизни. А матери ему в ответ даже и сказать нечего: что тут ответишь? Так и жил котенок: пил молоко, сторожил хозяйский амбар, а по вечерам сбегал в лес с друзьями играть. Это продолжалось, пока не отдали котенка сестре хозяина в соседнюю деревню. А в соседней деревне в тот год мор-неурожай: новой хозяйке своих детей кормить нечем, не то что кота откармливать. Так и живет у нее котенок, с голоду пухнет. Заходит в дом - а там миска паутиной поросла. Заходит в амбар - там только доски из потолка торчат. Идет на болото - глянь: мышонок бежит! Один из друзей старинных! Котенок на него прыг - да так и съел. Нет в мышах ничего плохого по природе - наоборот: они для кота славный обед.

* * *

- Я бы тоже пошел, - согласился со следопытом Петро. В прошлом ему уже доводилось сталкиваться с призраками, и он был уверен в своей способности пережить встречу. Поэтому археолог только ухватился одной ладонью за лямку рюкзака и стал ожидать, когда Бернер свое одобрение-осуждение окончательно выразит.

Полупрозрачная фигура бесстрастно наблюдала за путниками. И несмотря на бесцветные провалы вместо глаз, казалось, что она поочередно вглядывается в каждого. Но вот ее взор остановился на Бёрнере с его соломенной куколкой. Она поняла, чего он желал, и выступила вперед, медленно приближаясь... С каждым произнесенным словом молитвы все явственнее становилось для клирика, что хотела бы сказать эта призрачная женщина, если бы могла... Он ощутил ее тревогу. Надежду. Сомнения... И как рада она была, что нашелся тот, кто сумел все это постичь! Такие понятные, такие... человеческие чувства. Словно она была из плоти и крови.
Полупрозрачные руки сложились на груди в жесте, который не требовал толкования. Она просила о помощи.
Фигурки-дети боязливо двинулись за женской фигурой. Та же, призывно взмахнув широкими рукавами – вспыхнули и погасли разлетевшиеся веером капли воды, – отступила в чащу, ожидая, когда живые последуют за ней.
Никто не был против, и скоро деревья окончательно сомкнулись за спинами путников, оставив лесную дорогу позади.
Призрачная фигура шла вперед них, но как будто по воздуху. Не касаясь земли. Даже самые тоненькие травинки не прогибались под ее стопами. А полупрозрачное одеяние, свободно проходя сквозь древесные стволы, оставляло после себя на них темные влажные пятна.
Сотня шагов, другая, третья... Для привычных передвигаться по лесу парней это было несложно – идти по нехоженым дебрям, перешагивая узловатые корни дубов и подныривая под низко нависшие еловые лапы. Идти так, чтобы не обидеть нежную молодую поросль, не сломать плечом тоненькие веточки кустов, не распугать шумом и треском лесное зверье... Не оставить после себя лишних следов.
И все же идти оказалось не слишком легко. Даже следопыт Рэй в какой-то момент начал отставать. Фигура духа, упорхнувшая было вперед, обернулась, встревоженно взглянув на следующих за ней людей и, горестно покачав головой, как-то безмолвно подозвала к себе детские фигурки. Кажется, она торопилась, но все же не смела подгонять вызвавшихся ей помочь.
И вот, наконец, путники... пришли.
Они очутились на небольшой продолговатой полянке, которую пересекал звонкий ручей. Вот только поперек него, безжалостно размозжив мягкие податливые берега, упала нестарая еще осина, почти полностью остановив поток воды. В рукавах ручья, тех, что оказались после упавшего ствола, еле-еле струилась по дну жидкая грязь. Сам же ручей успел разлиться в стороны, основательно подтопив полянку.
На осине сидели две белки, порскнувшие в стороны при приближении людей. А еще… Почти прозрачная, едва заметная в тени ветвей женская фигура – тонкая, гибкая... Сотканная словно из трепещущих невесомых потоков ветра зеленоватого оттенка. И с выражением мучительной боли на дрожащем, словно живая листва на ветру, лице.
По отчетливым следам на влажной земле было понятно, что корни осине подрыли кабаны, и ночной грозе дерево уже не смогло сопротивляться. Однако корни еще цеплялись за землю, дерево еще жило, и его дух – без сомнения, это был он – с отчаянной мольбой смотрел на людей.
Совсем недолго. Оглушительно треснул измученный комель, и осина бесповоротно рухнула, взметнув с земли опавшие листья и окончательно перегородив ручей. Выгнувшись в муке, с безмолвным криком древесная дева растаяла в воздухе.
А дух ручья и его отпрыски – заметались, кружа вокруг уже мертвого дерева, орошая его бесполезными сверкающими каплями. Самые маленькие из них стали еще более прозрачны, тоже грозя вовсе исчезнуть.
Женская фигура воздела к путникам руки, а после рукавами обхватила детей.

- Возьмемся за тонкий конец, он легче. - предложил следопыт, хмурый от того, что дерево не продержалось еще минут десять. У него уже был готов план как ему помочь... Но раз ушла то ушла.

Поскольку дерево надо было не столь4о поднимать, сколько отодвинуть, он достал из шмотника веревку перебросил в том месте, где вершина еще крепкая. Тянуть за веревку будет требовать меньше сил, чем поднимать и тянуть. Тем более что у корней уже ничего не держит.

- Мда, - Петро почесал в затылке. - Дела.

Однако времени дивиться у него не было: ведь Рэй уже придумал план работ и даже достал веревку. Действительно: раз пришли, то надо уж помогать. Археолог выбрал местечко повыше да посуше - и скинул туда свой рюкзак, а сверху него пальто. Похрустел костяшками пальцев и подошел к следопыту:

- Мы за оба конца возьмемся, или второй конец к какому другому дереву привяжем? - поинтересовался. - Вот кажется, уже не первый день по дорогам хожу, а духов природы впервые вижу. Чтоб вот так, перед глазами стояли - как думаете, к чему это? Берн, скажи: часто ты такое видишь?

И еще нахмурился в сомнениях:

- Слушайте, а мы так еще сильнее поляну не разворотим? Кроной-то. Может, взять топоры да на бревна дерево порубить? Или ветки обрубить да в сторону откатить?

- Если привяжем к дереву один конец, а будем тянуть за другой, то веревка о упавшее очень сильно тереться будет и нам силы отбирать.
Рэй задумался.
- Сильно-то навряд ли разворотим, но ты прав. Давайте попробуем так: если получится просто поднять и отодвинуть - так и сделаем, если окажется слишком тяжелое - тогда веревкой потянем. Пойдет?

- Я-то такое вижу часто, а вот то что вы их тоже видите – вот это не порядок,- ответил Моссу клирик, обходя того со стороны. Его руки легли на лямки сумы, сбрасывая ту с плеч, и распрямившись, Бёрнер аккуратно поправил кольчугу внутри своего груза – так, чтобы она точно не вывалилась из поклажи, покуда та будет лежать на сырой траве. Мужчина покачал головой,- Духи есть везде и всегда. Но простые люди не должны их видеть! Не к добру этой, ой не к добру. Эти места… совсем не те, где должны ходить мы с вами,- между делом заметил тот. Мужчина быстро перехватил верёвку.

- Ладно, будет вам. Пора за дело!- помог Рэю боец перевязать верёвку вокруг крепкой части сосны. На всякий случай, топор всё ещё висел за спиной, на уровне пояса, у Бёрни. Он был готов в любой момент начать рубить сучья, если у них не получится с первого раза поднять дерево без вреда для остальной поляны. Мужчина выдохнул, сжав крепко зубы. Его лёгкие заныли от того, как участилось вмиг хриплое дыхание, но дышать нужно было. Дышать, чтобы насытить ноги с руками кровью. Дышать, чтобы суставы не скрипели. Дышать, чтобы наполнить дух силой, для постепенного, сильного нажима этого одного единственного рывка. Мужчина приготовился…

- Ну, я так-то на любой план согласный, - развел руками Петро. - Командуйте, вы к лесам попривычней моего будете.

Бернер, которому явно не улыбалось ломать спину, все-таки настоял на варианте с веревкой. Петро, молодой-здоровый, возражений не имел, а потому просто накинул веревку петлями на оба кулака да приноровился позади товарища. Ногами уперся в рыхлую землю да приготовился тянуть одновременно с общим усилием. "Ну, тянем," - полусказал-полуспросил.

Водяные духи настороженно наблюдали за переговорами парней, растерянно перелетая с места на место. Может быть, они понимали, о чем речь, может быть, просто надеялись на любую помощь... Но никак не вмешивались.
Наконец, приготовления оказались окончены. Крепкая веревка обняла петлей ствол мертвой осины, натянулась до упора... Мощный дружный рывок по команде – и дерево, треснув обламывающимися ветвями, сдвинулось сразу на несколько шагов. Под ногами парней зачавкала грязная жижа несчастного ручья. Следовало вступить на надежный берег, чтобы дернуть вновь, и перехватить провисшую веревку. Еще одно усилие на пределе – и крона осины легла в развороченное русло. Между веточек и листьев немедленно с восторженным журчанием хлынула вода – те уже не могли удержать ее ток. И вот... После недолгой передышки парни вновь натянули веревку. Скрипя зубами от натуги, вытянули тело осины и уложили его вдоль берега, тяжело хватая воздух. Чего это стоило суставам Бёрнера?
Но освобожденный ручей, сверкая на солнце, неукротимо несся мимо, весело журча. Духи-детишки поспешно нырнули во вновь заструившийся поток – и, хотя были они безмолвны, в эти мгновения словно бы зазвучал смех. Полупрозрачная женская фигура подступила к парням... И каждый из них вдруг ощутил на губах свежую прохладу воды.
А затем, радостно раскинув рукава, водяная дева в мгновение ока разлетелась тысячами капелек.

***
Лонтар уверял, что до Криницы не составит труда дойти пешком за день. Значит, останавливаться было неразумно – деревня вот-вот должна была возникнуть меж расступившимися деревьями.
Понемногу темнело, уже появилось желание зажечь масляную лампу или хотя бы факел, чтобы случайно не сойти с дороги...
Как вдруг по левую руку замерцали огоньки – желтые, теплые. Именно так в темноте светятся окошки домов. Чуть в стороне от дороги и в самом деле раскинулось селение. Криница, другого здесь быть не могло.
Парни, несомненно, добрались бы сюда засветло, если бы утром не шли так медленно из-за заваленной ветками дороги да не отвлеклись бы на помощь лесному ручью. И все же дойти им удалось действительно вовремя. Свет растущей на чистом от облаков небе луны серебрил ветви деревьев, но не слишком хорошо освещал путь.
Криница оказалась значительно больше Сосенок – десятки домов за настоящей добротной деревянной изгородью, ворота в которой, правда, несмотря на поздний час были призывно распахнуты. Видимо, здесь тоже не боялись приходящих из леса.
На широких улицах уже никого не было – все давно сидели по домам. Дорогу путникам, сверкнув ярко-зеленым взором, перебежала лишь кошка. Спросить было некого, и все же они без труда отыскали таверну – ярче всех освещенный большой двухъярусный дом, из которого доносились говор, смешки и музыка.
Еще на улице путники услышали слова песни:

...Шепот Чащи доносится через лета,
Все сильнее тоски моей гнет.
Бесконечной дорога покажется та,
Что к родному порогу ведет.

Среди гостей оказался лютнист. Молодой мужчина, расположившийся на стуле в центре зала, мастерски перебирал струны, завораживающим баритоном против воли цепляя внимание. Никто не обернулся на хлопнувшую дверь, лишь тавернщик за стойкой призывно махнул вошедшим.

На мои сапоги пыль ложится опять –
Я слоям ее счет потерял.
Так смогу ли судьбу свою вновь поменять?
Да! Что было, то было не зря.

Шаг за шагом – сминаются мили пути.
К дому отчему рвется душа!
Лишь бы только суметь, лишь бы только дойти...
Чтоб никто не посмел помешать!

Печальная песня подошла к концу, и бард, приглушив струны, с улыбкой обошел таверну с шапкой, в которую почти каждый бросил монетку, и неожиданно подмигнул Рэю, Петро и Бёрнеру.
Тавернщик сам немедленно выступил к ним, радушно усадил парней за свободный столик и справился о пожеланиях насчет ужина и ночлега. Здесь, в отличие от крохотных Сосенок, таверна была самой что ни на есть взаправдашней, имелось несколько блюд на выбор и отдельные комнаты. К тому же бард, оценив содержимое шапки, вновь уселся на свой стул, продолжив развлекать гостей весьма недурственным пением.
Этой ночью им уже не мешала гроза, хотя, возможно, даже ее умаявшиеся путники не услышали бы во сне.

***
Отлично выспавшись в мягких постелях, рано утром у еще сонного тавернщика парни затребовали плотный завтрак и двинулись дальше – неизвестно, сколько времени должен был занять путь, рассиживаться было не с руки. И, щурясь на утреннее солнышко, неспешно переговаривались ни о чем, шагая дальше на восток по уже ставшей привычной лесной дороге...
Когда их настиг крик:
- Хей, парни! – компанию бегом догонял вчерашний бард, одной рукой придерживая шапку, а другой – лютню в чехле через плечо, чтобы не била по бедру. – А я все гадал – в какую сторону пойдете?
Он подбежал, несколько мгновений пытаясь отдышаться, и наконец пояснил:
- Откуда пришли-то вы, я не видал. Вот и думал, куда вы? В Венкир? В Идерию? А вы вон, в Чащу! Здорово-то как! Мне ведь тоже туда...
Широко улыбнувшись, бард поправил сползшую лютню и шмыгнул носом:
- Ну, в общем... Это самое... С вами-то можно? Одному скучно, да и боязно немного, чего уж там. Хоть я дорогу эту и знаю хорошо, а все ж таки... Я б вас проводил, рассказал чего. Мне самому-то в Выселки, то последняя деревня по этому тракту. Вам всяко ближе. Возьмите попутчиком, а?
Он усмехнулся:
- Не возьмете если, все равно ж за вами пойду, тут другого пути и в помине нет. Меня, к слову, Дагнаром звать. А вы докуда идете-то?

Странно это было, странно и непривычно. Но приятно - и благодаронсть духа, пусть и такая странная, да и просто то, что вроде как хорошее дело сделали. Оставалось собрать веревку и двигать дальше.
...
В таверне Рэй слушал барда, даже кинул пару медяков - старается все ж парень. Песни грустные не слушал, предпочитая ужин, песни повеселее слушал улыбаясь, а кой-где даже подпевал малость. И оказалось, что к частушке про толстую Мэри он знает куплет, которого не было у лютниста. Ну да Рэй - парень не жадный, вот чем-чем а куплетом поделиться запросто.

У народа местного интересовался сказками да байками про околицы, да пущу, да что тут и как давно было, для видимости принимая за чистую монету все, что ему рассказывали, временами ахая да кивая головой.
...
Следопыт пожал плечами. В одном парень был прав: в ту сторону доога все равно одна, и, как ему казалось, лучше на ней не ссориться. Но всеж осторожности какой-ни-какой не терял:
- Если остальные не против то я согласен, но при одном условии:.. - он несильно ткнул пальцем в грудь музыканта. - не спрашиваешь куда мы да зачем. Но только если они согласны - повторил Рэй еще раз, оглядываясь на остальных.

С другой стороны, никто ведь не заткнет парням рот, если они придумают свой вариант цели их путешествия.