[VtR2.0] Буда-и-Пешт | ходы игроков | XXI. kerület

Эржбет задумчиво хмыкнула, изучая тетрадь, на страницах которых бегло написанные закорючки сплетались в отдалённо знакомые слова. Слова, которых Эдди знать никак не мог. А вот она - вполне. Славянские языки были похожи. Знаешь один - сумеешь понять и другие. Обрывочно, с ошибками и белыми пятнами, и всё же, уловить смысл можно почти всегда. Языки были похожи на кровь, текущую в венах. Они связывали одних и чертили границы между другими. Языки были похожи на вирус. Они подчиняли мышление, запирая тебя в привычных рамках и мешая взглянуть на творившееся со стороны.

- Хорошо, Эдди, - сказала Эржбет тоном, лишённым всяких эмоций, пока глаза оставались прикованы к тесту.- Сейчас я закончу, и решим, что делать...

Всё оказалось ещё проще, чем можно было предложить. Язык на страницах тетради не был русским, который она учила в школе. Не был словацким, который она слышала в семейных поездках на север страны. Даже не был экзотическим русинским на котором говорили мигранты с Карпат.

Это был венгерский. Записанный кириллицей. На севере Югославии, где сейчас шла бессмысленная бойня, её соотечественники использовали кириллицу вместе с латиницей. Мадьяр, писавший этот дневник, предпочитал славянскую азбуку.

Да. Это был дневник.

Автобиография мадьяра из Субботтицы, что бежал от войны между сербами и хорватами в Будапешт, где и встретил свою судьбу. Эржбет увлеклась чтением...

Мистер Бойл осматривал землю вокруг бочки-костра, что очевидно служило центром света в помещение. Вампиры не нуждались в тепле, как он выяснил уже давно на своей шкуре. А вот свет - другое дело. Очевидно, что эта бочка была центром жизни этой котерии. Какие следы остались здесь?

*пост для проверки броска*

Эдди осмотрел серую от пепла и следов ботинок землю вокруг бочки. Везде вокруг неё он находил листики чертополоха. Его острые глаза легко различали их среди иного мусора. Так же, он видел следы. Одни из которых были...

Странные. В плохом смысле странные. Их оставили босые ноги... Нет, скорее лапы. И таких "пар лап" было три. Они вовсе не были большими, скорее даже миниатюрными, но их пальцы что-то соединяло между собой что разительно отличало их от простых женских ножек.

Ведьмы, чертополх, лапы с перепонками, плакат какой-то рок-исполнительницы, следы оружия, даже сломанный ноготь - неплохой набор улик для бывшего мошенника. Его новый патрон будет доволен.

В это время Эржбет пролистала тетрадь в конец и прочитала следующее:

"Это плохая идея. Анико и Пьер сошли с ума, когда решили связаться с этими... Я даже не знаю как их назвать. Раньше я не был трусом, но столкнувшись с этими женщинами я вспомнил, что такое детский липкий ужас. Анико бредит, с ней всё понятно. Всё о чём она думает - на том плакате. Но, Пьера я не понимаю совсем. Он так отчаянно хочет стать одним из них, одним из НАСТОЯЩИХ, что готов пойти на всё. Безмозглый атеист не понимает, что для верующих "ритуал" - это сакральное действо, а не ёбаное посвящение в панки. Я не знаю веры этих существ и не хочу её знать, может ритуал для них - смерть для нас, откуда мне знать? Но, факт остаётся фактом. Бежать мне некуда. С тех пор как Комитет Слабой Крови возглавил этот американец мы и носу не можем отсюда высунуть. Шимон пытался и получил обойму из Стечкина прямо в затылок. - Спасибо, не надо. Уйти на юг? В Печ? Или ещё дальше, в Хорватию? Как долго я выдержу в дороге? - Каждую ночь одно и тоже, голод душит меня красным жаром, здесь хотя бы есть псы и крысы... Они придут после завтра. Господи, что же мне делать?"

Это была последняя запись.

Время истекало. Пора возвращаться в Крематорий.

Эдди постучал на ходу по вагону, привлекая внимание своей спутницы:
- Осторожно, двери закрываются, следующая станция – крематорий! – встав за спиной Эржбет, он заглянул ей через плечо. – Чтиво, наверняка, увлекательное, но давай ты перескажешь его по пути, а? Мне смерть как хочется лечь в морозильный ящик.
Не нравились ему следы этих ихтиандров, кем бы они ни были, и он не хотел говорить о них здесь. Эдди был не из пугливых фантазёров, готовых увидеть силуэт монстра в любой кривой тени. Но не любил он и находится на одном месте дольше, чем нужно. Это место пока что дало им все, что могло. Не стоит злоупотреблять гостеприимством.

На выходе из депо он остановился. Здесь мог быть его новый дом. Здесь он мог встречать рассвет, стоя на этой самой кромке света и тени. Но кто-то вмешался, кто-то посмел посягнуть на чужое. Отлично, урок который он им преподнесёт станет демонстрацией постулата «Гордыня – грех». Эдди никогда не носил масок. Сталкиваясь с группой людей, он не прикидывался одним из них. Он становился одним из них. И в этот раз новые знакомства сулили ему шансом вернуть нечисти страх перед кострами церкви.
Он захотел улыбнуться, но тело не отозвалось. Ещё одно напоминание о том, что он уже не жив. Эту улыбку он хотел нанести на уста не потому что он ощущал удовлетворение, а потому что её было бы уместно сейчас показать. Растянув усилием воли соответствующие поставленной задаче мышцы, Эдди остался стоять на этом месте, дожидаясь Эржбет.
Ночь прошла продуктивно. Он сделал достаточно, чтобы остаться довольным собой. Хотелось расправить плечи, вдохнуть полной грудью, прогуляться до Монмартра и наградить себя шумной вечеринкой. Но незачем. Жизнь осталась в Париже, и чувства вместе с ней. Теперь у него был только голод.
Голод. Амбиции. Смятый чертополох в кармане.

Эржбет была мрачной, как полночь, лишённая света луны. Ещё мрачнее, чем обычно, ведь ей не нужно было играть роль - вокруг не было ни обычных людей ни иных восставших из могилы, что мнили себя голубой кровью. Она была наедине с Эдди.

И дневником. Слепком чьих-то мыслей, лихорадочных, обречённых и почти наверняка предсмертных. Такие истории просто не могут закончиться хорошо. Тому учат века устной и письменной традиции. То же самое вторит и поп-культура. Обречённые люди - и нелюди - отчего-то горят желанием оставить след из хлебных крошек тем, кто найдёт их остывшие трупы - а может не найдёт даже их. Наверное это страх забвения.

Страх, насколько же древний, что и сам человек. Настолько же неистовый, словно кровавый голод. Одни топили его в религиозном экстазе. Другие - в работе до седьмого пота. Кто-то выбирал наркотики, алкоголь, блядство, и всё, что только мог дать мир земной дабы забыться и не думать о том ужасающем миге, когда тебя не станет. Совсем.

Тогда дневник - это просто якорь для тех, кто верит, что ты жив, покуда о тебе помнят. И предупреждение. Конечно. Иначе и быть не могло.

Эржбет резко захлопнула тетрадь и широким шагом пошла наружу, к Эдди. Лицо её было мрачным. Но теперь на нём мелькнуло что-то ещё.


- Сваливаем, Эдди, - бросила она на ходу. - Просто сваливаем. Не знаю, что именно тут творилось, но это явно какая-то чертовщина, и мне пиздец как не хочется оставаться с ней наедине, - Эржбет и сама не заметила, как выругалась, но когда тебе страшно, наружу всегда лезет всё самое неприглядное.

Они пустыми улицами Двадцать Первого района они возвращались к крематорую, принося с собой новые детали для страшной истории себе подобных.

Круто быть вампиром, не так ли?

Эржбет со всем почтением открыла заднюю дверь ключём, который ей (лично ей) выдал Пап.

Проходя по мраморному коридору Эдди заметил как ночной мотылёк нечаянно влетел прямо в путины и конвульсивно задёргался. Кем, из этих двух, он - Эдди Бойл в итоге окажется?

Михаэль и ещё один человек стали в траурном зале, перед пустым гробом из красного дерева в окружение чёрных венков.

Священник перед гробом, сложив свои руки словно летучая мышь. На одном из антикварных стульев, которые, судя по виду, в служили в этом зале ещё до того как родился Адольф Гитлер. Сидел красивый мужчина.

Очень красивый мужчина.

Атлетическая фигура достойная профессионального спортсмена, кожа цвета оливкового масла, ухоженные кудрявые волосы и густая щетина. Увидев входящую в зал Эржбет он тепло ей улыбнулся, обнажив белоснежные клыки, и лёгким кивков поприветствовал неё. Внутри Эржбет всё замерло. Её глаза встретились с его - карими и зелёными одновременно. Яркое, обжигающе чувство! Столь уникальное для её новой "жизни"!

Эдди заметил нечто совершенно иное. Он заметил швейцарские часы из белого золота, дорогой итальянский костюм и чистые ботинки из экзотической змеиной кожи. Профессиональный мошенник - мистер Бойл, всегда знал когда встречает по-настоящему богатого человека.

- Καλή νύχτα, - поздоровался незнакомец.

- Это, - огромная рука Мыша разогнулась учтиво указывая на незнакомого им вампира. - Мой брат по Вере, - Юлий.

- Все зовут меня - Грек, - усмехнулся отмахиваясь Юлий, он был из тех для кого улыбка или усмешка были естественным состоянием. - Брат Пап считает, что к нам пожаловали названные гости и что он попросил помощи у двух наших новых гостей, чтобы развеять свои сомнения... Полагаю, это - вы.

Элегантно придерживая пиджак, он поднялся с места и мягким шагом подошёл к ним, чтобы протянуть руку для рукопожатия.

- Рад нашей встрече.

Эржбет замерла, если не сказать больше - оцепенела. Странное чувство прямо сейчас разливалось в её груди. Знакомое прежде, давно, в прошлой жизни. Но успевшее забыться настолько, что ныне казалось предельно чуждым, если не больше - невозможным. Она попыталась назвать его, подобрать верное слово. Это слово всё вертелось на языке, так и норовя с него сорваться. Но этого не случилось. Слово осталось похороненным под толщами памяти. В глубинах воспоминаний. Осталось только чувство. Одно единственное, чистое и незамутнённое. И если Эржбет и была в силах противиться чувству, не давая себе попасть под чары Юлия - она даже не попыталась. Просто подала ему руку. И улыбнулась.

Эдди подозревал, что приятель Мыша будет разительно отличаться и скорее бы удивился увидев второе чудовище. Но предчувствие не обмануло и франт не разочаровал ожиданий. Если не сказать, что превзошёл. Эдди покинул Париж всего месяц как, но казалось, что прошла целая вечность. Голодная вечность в беспросветном мраке грязных улочек, где не встретить прилично одетого человека.
Взгляд уцепился за часы. В любом другом месте, Эдди уже бы шёл за этим человеком, прикидывая в голове пяток верных вариантов перемещения данного объекта от старого владельцу к новому – к нему. И это бы ему удалось. Это называлось «вести кита». В любом другом, но не здесь. Обычно преступник избегает внимания и особенно зрительного контакта – ну или подозрений на худой конец – оставляя факт пропажи сюрпризом через определенное время, достаточное чтобы ретироваться. Но здесь и сейчас «кит» стоял к нему лицом, чем вызывал оторопь. И похоже видел его насквозь.
Он не нашел ничего лучше как ответить рукопожатием:
- Эдди Бойл. Но все зовут меня Американцем.

Карсавец принял руку Эржбет и учтиво поцеловал её. Его губы были тёплыми как у живого человека. В этот момент ей показалось, что земля уходит из под ног. Неужели есть шанс снова вернуться к достойной жизни среди воспитанных людей?

Эдди же был удостоен крепкого мужского рукопожатия. Почувствовав теплую руку Грека, Эдди сразу понял, что перед ним не был простой богач-белоручка. Эти руки познали работу. В ответ на реплику Эдди, Грек иронично развёл руками.

- Ούγγροι, - с усмешкой ответил он. - Венгры зациклены на своей крови не меньше, чем Ночное Общество. Не обращай внимания на их грубость. Мы - , иностранцы, что овладели их тарабарской речью, подвергаемся насмешкам исключительно в порыве дружеского чувства! Ну, да неважно. Брат Михаэль призвал меня дабы я лично встретил тех Слабокровных, что добровольно вызвались помочь ему. Признаться я... Впечатлён.

Услышав последние слова оба из них испытали разные, но от этого не менее сильные чувства. Эдвард - гордость за свои труды, а Эржбет покрыл бы румянец если бы у неё была лишняя кровь.

- Что вам удалось узнать, Дети? - Вернул их с небес на землю голос Папа.

Эдди выступил вперед, не изменив себе. Опыт учил его, коль хочешь задавать тон окружению - действуй первым, не дай другим украсть шанс завладеть вниманием толпы.
- Чертополох, и много - близ костра особенно. Объект почитания - похищенная женщина, чьи сломанные ногти усеяли путь от депо к реке, была одержима этим плакатом, - он выкладывал перед собой трофеи, оперевшись руками на стол как генерал перед расстеленной картой грядущего боя. - Ружейное масло в вагоне человека, который явно умел использовать его по назначению. Его записи, кстати, в руках у Бетти. Но что самое главное так это следы, почти детские следы трёх пар лап с перепонками.

Эдди сделал паузу, чтобы набрать в грудь воздуха для следующей части тирады, совершенно забыв что это ему больше не требуется. Тем лучше для образа - передышка не выглядела нелепой заминкой. Он продолжил:
- В этот раз Диавол пришел не из серных пустошей, но из илистого ада забытых притоков Днепра. Похоже этот круг был сокрыт от Данте Маскарадом.

Большой Мышь слушал его, потирая подбородок гигантской рукой. Юлий сложил руки на груди, мягко кивая головой под конец каждого предложения. Трудно был понять если его подвешенный язык покорил их или же они сами хотели его выслушать.

Когда Эдди начал демонстрировать найденные им улики, оба священника сконцентрировался на чём-то своём. Михаэль разглядывал плакат; Грек взял в руки чертополох и внимательно его осмотрел.

Когда Эдди Бойл закончил свой рассказ, заговорил Мышь:
- Это Дунай, Американец. Дунай, а не Днепр. Географ из тебя не выйдет, но вот детектив... Ты узнал её, да? - Обратился он к Греку, указав длинным пальцем на плакат.
- Конечно же, - с холодной улыбкой ответил тот.
- Растение? - Спросил Мышь.
- Кое-чего не хватает, - ответил Грек
- Не хватает?
- Да, не хватает.
- Чего же?
- Тебе не понравится мой ответ, - Грек одарил Мыша ещё одной улыбкой и тот согласно затих.

Ни Эдди, ни Эржбет никак не могли понять кто из них - главный.
- А, этот ноготь... Во-истину, хорошая находка, - Грек аккуратно взял ноготь в руки и поднес его ко свету. - Просто прекрасная.
В это время, Мышь взял тетрадь и рук Эржбет и пролистал её в конец. Его бровь поднялась как только он увидел кириллицу, он склонился к Греку и шепнул ему на ухо: "Казмер". Острые уши Эдди прекрасно расслышали имя.

Повисла пауза.

- Мы впечатлены, - Юлий благодарно склонил голову им обоим. - Достойные результаты. Господь послал нам вас в нужное время и мы не оставим без награды Его Посланников. Брат Пап, прошу Тебя...

Михаэль сделал им жест рукой, чтобы они подошли ближе к гробу. Внутри, на широкой тёмной ленте расписанной греческим текстом стояла потускневшая серебряная чаша, рядом с ней лежала книга в багровом кожаном переплёте.

- "И познал Я то, чем Я стал. И познал Я Голод. И Голод пожирал Меня. И Я пожирал ради Голода. Не было Мне больше места среди Людей. И я ушёл. Ушёл в холодную Тьму пустыни. И там я познал нечто большее, чем Голод, нечто большее чем Я", - голос Юлия шелестел словно алый бархат.

- Разделите с нами Причастие, Дети, - Длинная рука Папа указывала на содержимое гроба. - Вас прикоснулись к скверне, по-моему указанию. Причастие очистит Вас.

Грек приблизился к Эржбет и заглянул в её глаза.
- Я вижу свет в твоих глазах, юная Госпожа. Затухающий свет. Ты думала, что Господь оставил Тебя. Что он покарала Тебя. Что он отнял всё у Тебя. Что он ненавидит Тебя, - он положил свою крепкую, но нежную руку ей на плечо отчего дрожь пошла по телу. - Но, это не так. Он избрал Тебя. Именно Тебя из бесчисленного множества заблудших душ, что подвластны Воле Его. Ты была удостоена бессмертия и тяжких испытаний. Но, теперь... Теперь ты можешь снова обрести дом. Снова разжечь свет в своих прекрасных глазах.

Оставив Эржбет, Грек подошёл к Эдди.
- Я вижу перед собой мужчину разумного и прагматичного. Вижу острый ум и острый язык. Ни одна из этих черт не осуждается нашей Церковью. Наоборот, - он поднял палец привлекая внимания к своим словам. - Мы их ценим. Пешт проживал вас и выплюнул как обглоданные кости, но Брат Пап принял вас. Накормил вас. Предложил совет и достойные награды за достойные труды. То место, где вы наши эти вещи. Депо у реки, верно? Оно будет вашим. Как и наше наставление. И наша защита. Тебе нужно лишь протянуть руку и лишь взять то, что уже перед тобой, Эдвард.

Эдди стоял перед гробом, рассеяно глядя перед собой. Где-то на задворках разума мелькали скептичные мысли обо всем происходящем. Как минимум странно, что «награда» было явно подготовлена для раньше, чем они вернулись с уликами в крематорий. Получается, что их ждали вне зависимости от исхода. Кто готов принимать в свои ряды людей, с которыми знаком несколько часов?
Но развить эту мысль ему никак не удавалось. Франтоватый вампир перед глазами не давал сосредоточиться. Зудящее чувство – будто в зеркало глядишь! – не отпускало Эдди, но хуже того, оно… смущало? Как будто старший брат, лучшая версия тебя демонстрирует бездну, разделяющую вас.
– Ámen, testvér, - прошептал Эдди, принимая чашу из рук.
Принял и замер. Не то что бы он был сыт, но пить больше было невозможно. Как выглядит гнев Мыша Эдди уже видел этой ночью, как поведёт себя обблёванный ритуальным витэ Грек ему узнавать не хотелось. И если богохульство Илка перенесла сохранив лицо, то Эдди не желал так позорно ударить в грязь.
Вовремя спохватившись, Эдди запустил свой немёртвый «мотор» на прокачку витэ по сосудам. Вопреки логике тратить запасы было также приятно как получать. Мистическое чувство применения новых способностей было не менее волнующим, чем утоление животного голода. Пустив в разлив достаточное количество той густой смолы, что теперь выполняла для него функцию крови, и налившись румянцем, Эдди отпил четверть содержимого чаши.

Эдди отпил из чаши, которую у него из рук принял Юлий и так же отпил со словами:
- "Сие есть Кровь моя".

Затем, чаша перешла в руки Большого Мыша. Он высоко поднял её над головой. Настолько высоко насколько позволяли его длинные руки.
- Каждая Ночь дана нам Волею Твоею и каждое наше деяние да будет Волею Твоею.

Чудовищный вампир сделал малый символический глоток и протянул чашу последний из присутствующих.

Эржбет не знала, что сказать. Неужели свет божьей веры снова коснётся её мертвого тела? Неужели она вновь обретёт наставников? Защитников?

Они были одни в этом ночном мире. Она и этот полузнакомый ей иностранец. Смогут ли они выжить в одиночку? - Навряд ли. Да и какой смысл волочить жалкое бесцельное существование в пропахших мочой и машинным маслом подворотнях Чапель?

Ей дали цель. И она приняла её. Приняла с чашей из рук чудовища. Приняла с благодарностью.

- Ámen!

Михаэль Пап и Юлий Апостолас, каждый по очереди, взял их руки в свои и крепко сжал, приветствую. За последний месяц это был первый раз, когда они испытали что-то, кроме страха к своим Старшим Братьям.

- Добро пожаловать Домой.

Они этого не заметили, но одна из теней на стене Крематория легонько кивнула Юлию.