Dawn | ходы игроков | Зимовка -

- ... Давай парень и чтобы духу твоего тут не было, усек?

Взвизгнула дверь старыми петлями, захлопнувшись перед носом Кельвина. Уже по-зимнему холодный ветер вместе с тонкой моросью пробирал до дрожи. Где-то над густыми, серыми, застилающими небо тучами должно было ярко сиять солнце. Ничего же ярко сияющего в жизни молодого барда в ближайшее время не предвидится - только что он лишился работы и крова на зиму. А все из-за дочери трактирщика, этой козы, невесть что наговорившей своему папаше, который, не долго думая, решил спровадить гостя, с которым уже был уговор - помощь с грязной работой по трактиру и увеселения для посетителей по вечерам в обмен на харчи и место во хлеву до конца зимы. Спорить с грудой мышц весом в полтора центнера было Кельвину не с руки, поэтому он оказался там где оказался. То есть с лютней и плащом в руках еще пока не на морозе, но холод с каждым днем все более и более кусачий. Нужно было что-то срочно придумывать.

-Вот дерьмо. - Несмотря на обширный словарный запас, Кельвин не смог подобрать лучшего высказывания для возникшей ситуации.

Закрытая дверь перед носом дверь отбила у Кельвина всякое желание иметь отношения с обитателями данного места, и поэтому он приступил к мысленным оценкам возможных действий и их последствий. В Виллуре его держала только былая договоренность с трактирщиком, сулившая не самую привлекательную даже по рамкам барда жизнь, однако бывшая какой-никакой гарантией стабильности. Конечно можно было бы примазаться ко второй известной ему таверне на другом конце поселения, но что-то подсказывало, что лучших условий там найти не получится, да и слухи о том что его выперли из "Косой куропатки" из-за дочери владельца расползутся по городу очень быстро, да еще и обрастут подробностями. Заниматься чем то кроме бардовской деятельности и воровства Кельвин не очень умел, а снова связываться с криминалом не хотелось, поэтому желание зимовать в Виллуре таяло с каждой секундой.
Разум Кельвина вновь вернулся к навязчивой идее найти муравейник покрупнее и поживее, и план разыскать таинственную Люстрию перестал казаться таким уж и безрассудным.
Первым пунктом нового плана был поиск караванщиков, которые должны были быть осведомлены о путях к крупным населенным пунктам. Бард догадывался, что в данное время суток и при такой погоде кто-то из них наверняка должен пропивать свой доход в одном из заведений поселка и скрепя сердце отправился во вторую из известных ему таверн.

"Куропатка" находилась на южной окраине города, на почтительном отдалении от ворот в невысоком частоколе окружавшем Виллур, в то время как другой трактир находился на северной окраине и принадлежал скряге Марку, про которого ходили разные нехорошие слухи. Поэтому Кельвину пришлось прилично протопать на своих двоих. У ворот никого не было - в такую богомерзкую погоду стражники предпочитали несению службы игру в кости в относительно теплой сторожке. Миновав южные ворота бард прошествовал по главной улице города. Ему встретилось всего пара человек и они не то чтобы были настроены поговорить - те, кто не спешил укрыться от начинающейся непогоды, вряд ли бы смогли помочь Кельвину - нищие, замерзающие на главной площади, два стражника у дома магистра, явно злые и недружелюбные, пробежавшая мимо стайка замызганной детвора, которой все равно, какая погода дай побегать да подраться. В остальном никого, что не удивительно, учитывая что большая часть горожан обычно отлучалась загород на работу - на мельницу, в овощные хозяйства или на лесозаготовки.

Преодолев всю длину главной улицы против становившегося все более холодным ветра и пройдя сквозь северные ворота, чья стража последовала примеру своих южных собратьев, Кельвин смог лицезреть пологий спуск с высоты где находился Виллур. У кромки леса, начинавшейся у подножья этого небольшого холма, виднелся трактир Марка, который, в силу отсутствия большой фантазии у владельца, так и назывался - "Трактир Марка". Из печной трубы заведения распласталось облачко дыма, уносимого ветром - хозяин всегда экономил на дровах и топить камин старался только за счет посетителей, чем вызывал огромное неудовольствие гостей. Поэтому наличие этого знака вселяло некоторую надежду на то, что более ранние измышления Кельвина были верными.

Окончив час спустя спуск, изрядно промокший бард оказался на пятачке перед постоялом двором. Изнутри здания трактира не доносилось ни звука, а потому следующим логичным шагом было попытаться войти внутрь и понять, сможет ли он найти здесь помощь. Рядом с трактиром развалилась крытая конюшня, откуда доносились воистину тошнотворные запахи лошадиного навоза и еще бог знает чего.

Несмотря на хороший знак в виде дыма над трубой, Кельвин насторожился. Причиной тому было отсутствие любых звуков, которые могли бы доноситься из таверны, и которые тонкий бардовский слух по-любому должен был уловить. Жизненный опыт подсказывал Кельвину, что всегда лучше перебдеть, чем недобдеть, поэтому продвигаться дальше с осторожностью казалось наиболее разумным решением. Проникать через черный ход не хотелось, чего доброго, опять обвинят в чем нибудь, но даже в парадную дверь можно как вломиться, так и тихо войти. Надеясь, что Марк тратит хотя бы часть своих средств на смазку дверных петель, Кельвин осторожно подошел к двери и начал медленно её открывать.

Дверь открылась без скрипа и Кельвин неслышно прошмыгнул внутрь. Внутри был полумрак, разбавленный отсветами огня, горевшего в камине. Два стола - подлиннее и побольше в центре, и поменьше и покруглее рядом с одним из окон, занавешенным каким то тряпьем. Рядом с круглым столом стояли кривые табуреты, один из них лежал на боку. Две настолько же кривые скамьи находились рядом с большим столом. На столах и сиденьях никого и ничего не было, кроме может быть, корки грязи и сала покрывавшей большую часть поверхностей этого свинарника. Впрочем, один посетитель у Марка был, хотя глаза Кельвина и не различили его силуэт сразу - приставив одну из табуреток к столбу, поддерживающему крышу, единственный гость "Трактира" сливался с темнотой вокруг. Чуть привыкнув к этой самой темноте, Кельвин сумел разглядеть походную сумку и большую пивную кружку на полу у ног человека, а на коленях у него, кажется, лежал короткий меч в ножнах. Незнакомец сидел спиной к вошедшему и смотрел в огонь камина, оставаясь совершенно неподвижным.

Противной физиономии хозяина трактира пока не наблюдалось.

"Пришлый" - подумал Кельвин, оглядывая незнакомца.
Обстановка не предвещала мгновенных действий по спасению собственной задницы, поэтому бард после короткого раздумия решил выдать себя и нарушить тишину.
-Добрейший день, уважаемый. - Негромко сказал он, захлопывая за собой дверь, будто вошел в нее без каких либо предосторожностей. - Не правда ли отвратная погода сегодня? Меня зовут Кельвин, я бард, и вроде как местный. Вы впервые в этих краях?

Произнося слова, Кельвин тем не менее не торопился приближаться к человеку. Не нравились ему люди, всегда держащие оружие настолько удобно для мгновенных действий.

Силуэт на фоне пламени повернулся, в темноте блеснули глаза.

О... Я зовут Горст. Я иду на юг. Дорога сейчас, ммм... - представившийся Горстом, кажется, в задумчивости пожевал губами. Было видно, что речь на лингве дается ему с трудом, а акцент выдавал в нем уроженца Севера. - Дорога сейчас... Дорога сейчас... Djevelent den dam'dafod, usomhet viela da! Dam! Нельзя идти, тут спать и есть.

Судя по всему, расстроенный этим фактом Горст подхватил с пола кружку и приложился к ней. Сделав несколько звучных и явно великанских глотков, он покончил таким образом с содержимым кружки и шмякнул ее на пол, после чего еще раз выругался, уже отвернувшись и вперив взгляд в огонь в камине.

Первой мыслью Кельвина было, что ему невероятно повезло найти попутчика. С другой стороны, если состояние дороги заставляло его собеседника прибегать к настолько экспрессивной речи, то о скором отправлении думать не стоило. Бард решил, стоит как минимум попробовать выведать у Горста информацию о направлении движения.
-Рад познакомиться. - Кельвин старался говорить медленно и четко. - Я тоже ищу путь на Юг, в Люстрию. Вы не знаете, как добраться туда?

Сказав это, Кельвин еще раз оглянулся вокруг в поисках владельца трактира. Какой бы неприятной личностью ни был Марк, ухудшающаяся погода подсказвывала, что не стоит откладывать поиск ночлега.

Горст снова повернулся к Кельвину.

Я зовут Горст, я из Севера, dam, ты слышишь. Как я знаю где этот город на юге? - В голосе Горста звучало недоумение и раздражение. - Я иду на юг искать... Камень-человек, Brikiwr, dyn den brik gweithiwr. Jearl сказал, нужен хороший камень-человек, делать высокий забор. Делать мы город, на севере. Здесь, den dam'da, нет камень-человек. Забор из дерева. Дальше на юг идти.

Этот монолог весьма утомил Горста, разговор на лингве совсем не приходился ему по вкусу - северянин харкнул на пол, словно пытаясь избавиться от мерзкого послевкусия иноязычных слов. Он посмотрел на кружку на полу, потом перевел взгляд куда то за спину Кельвину.

- Perch! Пойла нет. Еще! - обращался он к кому то за спиной барда. Тому пришлось оглянуться еще раз, чтобы увидеть невесть откуда взявшегося Марка. Хозяин трактира был низок, обрюзгшее лицо едва ли находилось на уровне плеч Кельвина, а он ростом не выдавался. Весь он был какой-то обвислый и унылый, кутался в темного цвета шкуры, чтобы как то спастись от холода - следствие жадности.

- Ты кто такой? - Хриплым и влажным голосом Марк обратился к новоприбывшему, после чего громко всосал содержимое носоглотки куда то поглубже. - А ты плати, еще кружка - еще серебро. Еще сольд, северяшка!

Еще раз прокляв юг на языке севера, Горст начал копошиться, судя по всему, пытаясь выудить откуда-то серебро.

Boi, помоги я. Серебро. - Горст, не вставая, обращался к Кельвину, протягивая ему руку в которой блестело две монеты. Кажется он хотел, чтобы тот оплатил Марку две кружки браги. - Ты садись. Говори свои знания, ты сказал ты здесь живешь.

"Ах ты ж старый гнусный педрила" - Пронеслось в голове Кельвина при виде всей сложившейся ситуации. Не смотря на смутное прошлое, в котором в достаточной мере присутствовали и воровство и обман, Бард не оправдывал ни себя, ни других, когда дело доходило до откровенной гнусности.

Взяв одну из двух монет из руки Горста, он скрепя сердце добавил один солид из своего и так худого кошелька и передал их Марку.

-Две кружки и закусь. - сказал он. - Моему другу и мне по обычной цене. Каждый клиент дорог, не правда ли?

Еще один оценивающий быстрый взгляд на Марка. Можно и сыграть на жадности да жажде наживы.

- Я - Кельвин, бард. - промолвил он. - Пишу песни, исполняю их для постояльцев. Погода сейчас никудышная, к вечеру должно набраться народу. Я слышал, хозяин "Куропатки" нанял какого то новичка, так к нему народ рекой повалил. Я же сегодня могу петь для вас и ваших посетителей. Скажем, за кров и ужин. Довольные посетители платят больше.

Цепкая рука Марка шкрябнула по протянутой ладони барда, сгребая серебро, и быстро юркнула куда то в глубину шкур, попахивавших потом и грязью.

- Закусить можешь собственной наглостью, мальчишка. - Протявкал старик сварливо, в гневе тряхнув брылями. - Что до песенок... В гробу я видал твои песенки, но тупая деревенщина падка на них, что правда то правда. Половина твоего заработка за вечер - и мой хлев, а также харчи, что останутся в котле опосля вечера - в твоем распоряжении. Не нравятся условия - проваливай и чтобы я тут тебя не видел, выглядишь как ворюга хитрожопая.

После этого, не дожидаясь реакции "собеседника", хозяин трактира круто повернулся и проследовал глубже в здание таверны, шаркая по земляному полу.

- Dam hen'rchenwr da. Boi, садись. Ты не должен оставлять деньги человеку севера. Это... Это просто dam'afrywiogrwydd и fral так не делает. Ломать tradda, dam, плохо. - Горста несколько расстроил поступок Кельвина. - Но ты с юга, ты не afrywiog'fral, ты просто ffol'fral, boi. Нет annair, нет gwarth. Садись и говори свои знания. Вечер долгий.

Горст махнул рукой в сторону свободных табуреток, призывая взять одну и присесть рядом с ним у камина.

-Прости, Горст. - умиротворяюще сказал Кельвин, пододвигая ногой свободную табуретку, и присаживаясь рядом с собеседником. - Мне предстоит еще много узнать о Севере. Марк плохой человек. Золото все, люди ничто. Я не хочу так.

Произнося слова, бард извлек из походной сумке сверток ткани, под которой скрывалось его главное сокровище - лютня неизвестного мастера. Раз уж сегодня предстояло работать по специальности, инструмент стоило хотя бы проверить и настроить.

-Я - бард. - Сказал он, медленно вращая колки. - Собираю истории, делаю их интересными, и рассказываю людям. Иногда рассказываю про себя. Со звуком истории получаются лучше.

Кельвину не нужно было концентрировать внимание на инструменте у него в руках. Непрерывная практика привела к тому, что лютня стала для него непосредственным проводником от подсознательного к музыкальному. Сначала звучащие вразлад струны стали звучать гармонично и слажно. Потом руки барда начали извлекать музыку, переходя к более и более сложным арпеджио. Иногда Кельвину казалось, что он будто бы плетет покрывало из музыки, расстилающееся по комнате, отражающееся от ее стен, пересекающееся само с собой, и создающее сложные периодические узоры в его воображении. Он мог начать вплетать в него свой голос, делая узор сложным и разноцветным, как рисунки на коврах, которые он видел на главном рынке Тулы, однако прямо сейчас петь бард не собирался. В его интересах был диалог с Горстом, в котором стоило быть почтительным и осторожным, дабы не задеть сложную натуру северянина еще раз ненароком.

Кельвин много путешествовал и встречал гостей из северных земель раньше, поэтому решил обратиться к темным закуткам своей памяти и посмотреть, не осели ли там значения и звучания слов диалекта Горста.

Bardd это слово севера, boi. - отвечал северянин. - Человек который мало делает, много ходит, много говорит.

Некоторое время они сидели в молчании, Кельвин пытался вспомнить хотя бы пару словечек на языке севера, в то время как Горст медитировал на пламя, подкинув поленьев в камин, отчего оно разгорелось ярче. Теперь, на свету, Кельвин мог рассмотреть своего собеседника повнимательнее. Одет тот был для дороги и из под поношенного, но добротного одеяния выглядывала короткая кольчуга. А еще у него действительно был короткий, но широкий меч с массивным навершием. Внешность, в общем то почти такая, как в тех песнях, что бард мог слышать у коллег иногда забредавших в Туле - квадратная челюсть, выдающаяся комплекция, светлые волосы. Прямо таки герой из баллад. Картинку портила только проплешина в шевелюре, образованная отвратительного вида шрамом на половину черепа. Старая рана была настолько жестокой, что сейчас на складках неровно сросшейся кожи поблескивали отсветы огня, отчего шрам казался как будто живым и шевелящимся. Вообще, видимо, Горст был привыкший к травмам человек - на лице красовались глубокие и свежие царапины, а ниже правого колена серела повязка, возможно, из-за этого его подвижность была несколько ограничена.

Еще чуть погодя Марк принес пойло в двух засаленных кружках, громыхнув их на край длинного стола, располагавшегося в центре комнаты.

"Как будто ходить и говорить это не делать" - подумал про себя Кельвин.

Очень не много он знал о народах севера, основные имеющиеся сведения были почерпнуты преимущественно из рассказов путешественников, из которых стоило верить далеко не всем, а так же произведений других бардов, из которых стоило почти ничему не верить. Поэтому в течение разговора Кельвин старался выведать как можно больше, но при этом не утомить и не обидеть собеседника ненароком.
Больше всего барда интересовал пункт назначения Горста, знает ли он туда дорогу, когда рассчитывает продолжить свой путь и не нужен ли ему попутчик. Из менее меркантильных соображений Кельвин интересовался историей своего собеседника, или той её версией, которую тот был готов предложить.

На улице стало ощутимо темнее, что означало скорое начало работы. Кельвин криво ухмыльнулся, поняв, что данное утверждение справедливо как и для его текущей деятельности так и для его нечистого прошлого. Благо сегодня предстояло работать с помощью лютни, а для начала было бы неплохо изучить местную публику, чтобы подобрать соответствующий репертуар.

С тем, что было в кружках, потому что назвать это пивом или сидром язык не поворачивался, разговор пошел пободрее.

Горст не особо распространялся о делах на Севере, повторил только, что ищет некоего человека, знающего, как строить хорошие городские укрепления. Отправил в поиски его эрл, некий Харард Гунссон, по словам северянина, человек большого ума и хитрости, понимающий, что с текущим положением дел надо что то делать. Когда бард спросил конкретнее про "положение дел", Горст неопределенно махнул рукой, и пробормотал что-то про холод и тварей, что среди людей и среди гор. Тема эта, кажется, была для него не слишком приятной, отчего Кельвин предпочел ее сменить.

Путешествие с мест, где находился стан Харарда, заняло у нового знакомого Кельвина несколько месяцев. Он преодолел Ледяные пустоши с одним из торговых караванов тех безумцев, что обменивают редкие шкуры северных животных на те альбийские вещи и товары, которые на севере просто не умеют изготавливать. Уже в Последнем Пределе, в небольшом городке под названием Весс, он смог найти проводника, который обязался провести его в более крупный город, которым по описанию Горста могла бы быть и Туле. Однако им не повезло нарваться в лесах на медведя - они потревожили его во время подготовки к спячке или что-то вроде того. В результате этой неприятной встречи и проводник, и медведь остались лежать в лесу, а Горст, изрядно помятый и с порванной ногой, вынужден был найти место, где бы он мог зализать раны. Кое-как он набрел на следы дороги и вышел сюда, к Виллуру, может быть пару дней назад.

Между тем вечерело, а дождь продолжал щедро поливать леса и грязь дорог вокруг Виллура. Посетителей у Марка было немного, зашло пару ободранных крестьян с хмурыми и уставшими лицами, спросившие по кружке "этой твоей ссаной браги, Марк". Публика не выглядела ни желающей увеселения, что было нехорошо, ни платежеспособной, что было очень плохо. Марк начинал косо поглядывать на Кельвина.

Вдруг, Горст обратился к Кельвину.

Boi, расскажи я saga. Или то, ты рассказываешь, о людях, которые лучше чем все это byd den tua dam'dafod, boi. - голос северянина звучал устало и печально.

-Насчет большого города, Горст, я знаю один к Северу отсюда. - Сказал Кельвин. - Называется Туле. У них есть небольшие стены и каменщики. Я знаю туда дорогу, но мне там больше не рады. Так же я слышал о другом городе к югу от сюда - Люстрии, который по рассказам больше чем Туле. Но дороги туда я не знаю, к сожалению. Что же до истории...

Бард устроился на табуретке поудобнее, и взял лютню на изготовку. Покрывало снова застлало комнату, в этот раз превращаясь в другой рисунок, так как ему приходилось оплетать и новых посетителей. Вдох, и переливающиеся нити повествования стали вплетаться в узор музыки, становясь основным атрибутом ткани.

Репертуар любого барда состоит как из собственных произведений, так и общеизвестных, что позволяет при должном навыке эффективно балансировать между увеселением толпы привычными им историями и самореализацией в качестве самостоятельного артиста. Но иногда встречаются примеры сказаний, являющихся сплавом двух этих ипостасей. Наилучшим примером является Песнь о Горце Гуннаре, который по неким причинам оставил свою станицу в неких горах (возможно даже в тех краях, из которых пришел Горст), и стал странствовать по свету, попадая в невероятные приключения, побывав и царем, и нищим, охотником на баньши да сказителем историй, пройдя сквозь царство мертвых и небесные города.
Автор изначальной версии данной сказки канул в лету много веков назад, поэтому Песнь о Гуннаре кочует от барда к барду, изменяя как структуру, так и посыл. Кто то использует нагромождение эпических и фантастических событий для развлечения недалекой публики, кто то добавляет лирические и даже пикантные подробности для произведения впечатления на барышень, а кто то подводит под все повествование мораль разной степени глубины. Среди бардов Юга считается традицией наличие собственной интерпретации Песни в репертуаре.
Адаптация Кельвина, с его точки зрения, являлось в первую очередь гимном целеустремленности и преданности своей цели. Его Гуннар покинул дом в поисках лекарства от неведомой болезни, грозившей его родному поселению. Горец шел наугад, сбиваясь и падая, ошибаясь и страдая, но каждый раз, как бы ни было трудно, какой бы морок ни насылали на него злобные ведьмы и прочая шваль, он вспоминал, откуда и куда он движется. И когда он наконец вернулся домой с панацеей, под самые последние ноты сказания, его не стало. Ибо без Цели не может быть и Гуннара.

Музыка преобразила залу трактира. Работяги-крестьяне забыли про свою выпивку, захваченные мелодией. Марк забыл про то, что он брюзгливый старый хрен, да так и встал в ступоре, тупо уставившись на барда и лютню в его руках. Забыли жуки короеды в старых балках трактира о своем вечном голоде. Забыли мыши в углах, что надо куда-то спешить. Все живое замерло, внимая нотам. Даже дождь снаружи забыл о том, что он идет, да и закончился, а огонь в камине запамятовал, что ему полагается гореть как положено, и то разгорался во всю силу, то притихал в такт песне Кельвина. В воздухе, кажется, вот-вот можно было увидеть те суровые пейзажи, что открывались герою истории во время его нелегкого похода. Что-то большее, чем просто хорошая былина-история, что-то неуловимое, но реальное теперь пронизывало теперь атмосферу в трактире. Только Горст, словно не замечая этого все продолжал смотреть в огонь. Это длилось до тех пор, пока бард, чуть помедлив, не убрал пальцы от струн своей лютни.

После того как умолкли последние ноты песни о Гуннаре, трактир погрузился в молчание. Первым его прервал Горст.

Boi... Gwych'saga! Ты правда bardd, dyn den celfyddyd! - Воскликнул он, знатно приложив Кельвина рукой по плечу, тем самым выражая, по-видимому, свою радость.

К восторгу северянина присоединились та немногая аудитория, для которой выступал Кельвин.

Куй железо, пока не его спёрли, как гласит южная пословица. Пока атмосфера предыдущей песни еще не выветрилась из на удивление благосклонных голов местной публики, Кельвин встал с табуретки, набросив на нее свой дорожный плащ в качестве негласного, но всем доступного в местной среде приглашения кидать лишние медяки на импровизированный постамент, и продолжил концерт.

Вслед за Gwych'saga последовала эмоциональная разгрузка в виде гимна местных пропойц "У нас есть бочка браги, что же с нею делать...", которую могли поддержать свинопасы и прочая деревенщина, затем настала пора для ироничной авторской истории про барда и жирную дочку владельца "Косой Куропатки", являющейся полуипровизационным пересказом текущей Кельвиновской действительности. Отполировав все это Балладой о Морских Скитальцах, достаточно экзотической для данной местности, бард выхватил себе стул поудобнее и снова вернулся к теплому очагу. Стоило смочить горло брагой, да и публику перегружать не стоило, пусть дальше сама просит, если ей что то нужно.

-Итак, Горст. - Сказал Кельвин. - Я вижу, ты в затруднительном положении, без проводника и явного пункта назначения. Как я уже говорил, я знаю города к северу отсюда, но юг представляю смутно. Тем не менее, понимаю местных и хорошо умею с ними договариваться. Могу ли я чем то помочь тебе?

Бардом действительно двигало желание помочь новому знакомому, однако в глубине сознания так же сидел и элемент расчета, который говорил, что наличие сурового спутника упростит его собственные шансы безопасно перемещаться по местности. Кроме того, там где есть каменщики, должны быть и каменные таверны. А каменные таверны это золотая жила для хорошего bardd.

Раз захватив внимание публики опытный песнопевец сможет удерживать его столько, сколько пожелает. Поначалу Кельвин работал для небольшой публики, но весьма скоро в помещение прибавилось народу - то были рабочие, запоздало возвращавшиеся с хозяйств и привлеченные шумом и хохотом, доносившимся из трактира Марка, что само по себе было достаточно необычно. Хозяин заведения был не слишком доволен шумом, однако находящиеся в должном расположении духа горожане не скупились на серебро, платя за напитки. В общем, жажда наживы перевесила и ворчливый старик не вмешивался в процесс, позволяя народу наслаждаться музыкой и песнями.

Вечер удался на славу. Много денег заработать впрочем не получилось, все таки публика была прижимистая и предпочитала тратить деньги на алкоголь, а учитывая, что половина отходила скряге Марку, Кельвину остались сущие гроши. Уже ближе к полуночи - когда абсолютное большинство гостей разошлось по домам, а Марк удалился в собственные покои, хлопнув на стол внушительного размера миску со стремительно остывающей порцией чего-то напоминающего разваренную до состояния соплей капустную кашу - вот тогда он смог продолжить разговор с Горстом.

- Boi, говоришь ты хорошо, правда. И я знаю города на севере, но это не то, так сказал jearl Харард. Dam, он говорил, люди юга умеют делать забор из камня, как древние caer'llan в Карар. Я хочу видеть это.

Каша была как обычно не соленая и явно приготовленная не сегодня, однако вечер определенно вышел не самый паршивый, если считать последние несколько недель. Кельвин поспешил расправиться со своей порцией, попутно размышляя о том, куда катится его жизнь и доволен ли он этим направлением.
Сегодня, конечно, удалось поесть да погреться, однако сколько Марк будет готов его тут терпеть - вопрос открытый. Горст явно сейчас не в состоянии пускаться в путь, да и вопросы о помощи со стороны Кельвина он игнорирует в упор.
Так что выходов оставалось немного - либо все таки попасть в компанию горца, либо пристроиться на зиму к дому местного управителя, что по мнению барда всегда было заметно более хлопотно и менее приятно, нежели обрабатывать таверны.
Решив, что управитель подождет, Кельвин снова обратился к собеседнику.

-Горст, я тоже собираюсь отправляться на юг. - Сказал он. - В каменных городах больше ценят хорошие истории. Я хотел бы помочь тебе на твоем пути, если мне самому удастся вырваться отсюда. Например, я могу найти тебе лекаря и нового проводника, чтобы ты смог быстрее продолжить путь.

Закончив фразу, Кельвин основательно зевнул, прикрывшись рукой. Чем бы этот диалог ни закончился, после него однозначно надо идти отсыпаться.

Горст нахмурился. Поленья в камине почти прогорели и комната потихоньку погружалась в сумрак.

- Завтра день, boi. Сейчас сон. - Северянин с натугой поднялся и поковылял вглубь трактира. Обернулся, махнул рукой вокруг - Я тут.

Силуэт Горста исчез в дверном проеме. Оставшемуся в одиночестве Кельвину предстояло ночевать не в относительно теплом и сухом трактире, но снаружи во хлеву. Или же поискать где-то местечка поудобнее?

Кельвину ничего не оставалось, кроме как попращаться с Горстом и поплестись в хлев, который встретил его ворохом биологических запахов, холодом и сыростью. Мимолетное, но сильное желание остаться в тратктире было подавлено, ибо с барда сегодня было достаточно перепалок с хозяевами разных заведений.
Найдя кучу соломы, предназначенной на корм домашней скотине, Кельвин, плюхнулся на неё. Размышления его бродили где-то между завтрашним утром, которое стоило потратить на определение дальнейшей диспозиции через общение с Марком и Горстом, и бардовской жизни вообще, которая никак не хотела становится более золотоносной и предсказуемой.
Бард закрыл глаза. Сон его по привычке был чуток и поверхностен.

Сон барда был намного более чуток и намного более поверхностен чем обычно - все благодаря ударившему ночью морозцу. В любом случае, в обстоятельствах Кельвина любой отдых в условиях всего лишь немного отличных от прозябания на сырой земле был большой ценностью. Особенно ценны были сны, позволявшие хоть ненадолго вырваться из лап угрюмой реальности. Однако сновидение Кельвина было прервано раньше, чем ему возможно хотелось, и прерван был он не первыми лучами солнца и не недовольным трактирщиком. Бард проснулся незадолго от рассвета от громкого крещендо - звук доносившийся как будто из ниоткуда и в тоже время ото всюду. Невыносимый шум резонировал в пространстве, казалось, от его интенсивного звучания гнуться стены и скручиваются углы. От этой какофонии было почти физически больно. Всплеск странного звука прекратился внезапно. Кельвин только успел ошалевшим взглядом проводить уходящую в стены рябь.

После этого явления заснуть уже не представлялось возможным. Солнце только собиралось подняться над горизонтом и морозная тишина стояла над Виллуром.

Как только наваждение прекратилось, Кельвин резко принял вертикальное положение. Почти первобытный страх заставлял сердце барда колотиться так, что сотрясалось все тело. Ошалело оглянувшись, бард пытался понять что он слышал или видел, или чувствовал, или все вместе взятое. Когда все эти попытки провалились, незадачливый постоялец постарался убедить себя в том, что это нечто ему приснилось, и заснуть снова, однако легкое потрясение полностью прогнало весь сон из его головы.
Кельвин встал, вытряхнул солому из волос и одежды, после чего направился наружу посмотреть, не открыл ли еще Марк трактир. Кто знает, может и источник звука был где то поблизости. Если не послышалось конечно.

Вход в трактир был не на замке, более того, внутри обнаружился бодрствующий Горст. Тот выглядел не слишком свежо и задумчиво разглядывал свои пожитки, разложенные на одном из столов.

O, boi. Рано. - вошедшего барда северянин поприветствовал не слишком жизнерадостным кивком.

При свете дня помещение харчевни-трактира выглядело еще более убого чем в полумраке. Горст же нисколько не преобразился. Вот-вот возьмет в руки меч-кладенец и пойдет крошить неведомых тварей из пещер под пиками Карар.

Кельвин в очередной раз подумал о том, что каждый час, который он проводит в этой дыре, отдаляет его от безбедной жизни городского менестреля и решил удвоить собственные усилия по поиску вариантов бегства в сторону мистической пока что Люстрии.
В то же время барда наполняло не до конца понятное ему самому сочувствие по отношению к его новому знакомому. Либо сказывался излишне романтизированный образ воина севера, либо просто эмпатия к душе, невольно оказавшейся в той же беспросветной заднице.
Бард твердо намеревался перевернуть город вверх дном в поисках возможного выхода из своей ситуации и был готов задействовать любой имеющийся у него информационный ресурс - будь то обрывочные сведения Горста, скупые и желчные комментарии Марка об местных событиях и новых постояльцах, или же новые знакомства среди малообразованной вчерашней публики. Арсенал, с которым можно свернуть горы, прямо таки.