Наверное, каждый из нас рождается с мечтами. В детстве мы так часто говорили о них. Я была одной из тех, чьи глаза гасли уже в ранние годы… Я наблюдала, как гаснет огонь в глазах моих подруг, в глазах соседских мальчишек.
Взрослея, я наблюдала, как плохиши в своей наивной вере, колотили более слабых и не испытывали сомнений в том, что большие города встретят их несомненный талант с распростертыми объятиями. Кто знает…
Моя семья, как и множество знакомых нам семей, жили за пределом черты бедности. Работы не хватало, тем более, постоянной, тем более, если ты болен и не в состоянии вкалывать свыше двенадцати часов.
Мать слегла из-за стресса, стремительно угасая. Фактически она стала недееспособной и еле двигалась. Мне тогда было семь лет.
Отец перебивался на халтурах после того, как его поперли с должности за желание справедливости. Честные люди, как опухоль современной системы. Система исторгает их. Он тяжело переносил это. Да еще мамина болезнь. Когда мне исполнилось девять, окончательно запил. И так редко мелькающие деньги в семье и вовсе исчезли. А в свои десять лет я похоронила мать. Отец к тому времени куда-то пропал и повился лишь спустя два года. Он привел любовницу, которая очень хотела повисеть у него на шее, но быстро просекла, что здесь нечего ловить и скрылась в туман. Он снова запил и без конца срывался на мне, как на еще одном отродье меркантильного поголовья сучек. Фактически с тринадцати лет дома я бывала редко. Быть громоотводом и грушей для битья желания не возникало.
Именно тогда я пообещала себе, что обучусь самозащите, как только будет возможность. Не просто тяжелым приложить, а грамотно это делать. Все-таки он был моим отцом и я любила его.
Но была не в силах изменить сценарий убогой жизни в тех условиях, в которых мы дружно варились.
В день моего выпускного отца сбила машина. Прямо на моих глазах. До сих пор в памяти стоят эти мерзкие самодовольные лица богатых сынков местных властей. Скольких они сгубили, над сколькими издевались. Даже тогда, я видела, они специально сделали его мишенью. Позабавиться. Пьяный, беспомощный… ну да, кому он нужен… Потерянный человек.
И все же, не такой участи он заслужил. Я еще помню его доброе трезвое лицо, его благородные убеждения. Мне глубоко жаль, что такие люди в прогнилом обществе – неуместные элементы.
Кто тогда построит достойную жизнь? Продажные шкуры? Малодушные трусы? Тщеславные ублюдки? Именно.
После того случая мой список возмездия пополнился сразу тремя лицами. Правосудия все равно не добиться. Ак что я сама займусь ими, когда обрету возможность. Мне не жалко будет пустить кровь подобному биомусору. Хотя, будь моя воля, я бы истребила всех таких на планете.
Да, я даже вычитала умное слово, описывающее меня. Мизантропия. Пусть и не во всем обо мне, но близко.
Я не хотела стать продолжателем цепочки несчастных сломанных судеб. Даже если я буду падать, я постараюсь утянуть с собой максимальное количество уродов! А пока, что бы ни случилось, это не сломает меня! Я постараюсь выжить, вырваться и расплатиться по счетам!
***
Я любила танцевать. И петь. Пожалуй, это – единственное, что с раннего детства спасало меня от желания выйти на побитый мост нашего городишки и сброситься вниз.
Ведь я была из детей, которые голодными глазами пожирают аппетитное содержимое витрин. Глазеют на роскошные наряды тех немногих, кому повезло больше и кого порой заносило в эту глухомань…
Сверкая дырами на платье, я могла, как сумасшедшая, гнаться за красивым автомобилем и рассматривать сидящих внутри женщин. Тогда мне казалось, что их жизнь – это рай.
Разве я могла заглянуть за ширму?
Смешно вспомнить и горько одновременно.
Но я верила. Искренне. И мечтала.
Жестокие будни быстро дали понять – лучше держать свое при себе. Что в сердце, что в мыслях… Даже то, что есть телом…
Стоило стать подростком, как быстро пришлось усвоить, кто здесь главный и что такое власть. Если раньше страдали, в основном, мальчишки, то половое созревание обрушилось всей своей мерзкой реальностью на наши головы. Наши? Да тех, кого побаловала природа. Красивой внешностью. Думаю, вы понимаете. Насилия мне избежать не удалось. Зато повезло не залететь. Однажды я обязательно вернусь и отрежу ему орудие преступления.
А прежде я считала, что самое страшное после болезни и смерти мамы – это недоедать и мерзнуть. Прятаться от пьяного отца. Но он был пьян, а они – трезвы… Эти похотливые злыдни, рабы спермотоксикоза и понта завалить цыпочку.
Подобно воришке мне оставалось лишь подслушивать и подглядывать за всеми, кто танцевал. Запоминать, повторять. Даже телевизор смотрела у подруг.
В родном городе у меня есть одно местечко, где я училась танцевать. Туда наши не ходили. Смердело жутко. Но мне не привыкать. Сколько еще дерьма придется пережить, если не пожертвовать малым? Я была готова хоть экскременты есть за право вылететь из болота в лучшее будущее.
Я знала, что оставаться в этом городе – тупик в обществе отбросов, в коих превращала глухомань и беззаконие. Порочный круг алчности, пьянства, насилия и бесконечной тоски. Вечно несчастные матери-одиночки. На каждом углу чей-то спившийся муж, отец, брат, сын…
Срезанные крылья и разбитые в дребезги понты.
Это был слишком тесный манежик, слишком душный, слишком скучный…
Здесь не нужно было вкладываться ни в связи, ни в личную жизнь. Пошли они все к черту. До сих пор вспоминаю лица своих сверстников и понимаю, там не было ни одного, за которого бы я захотела впоследствии выйти замуж. Вот набить морду – полгорода.
Я старалась хорошо учиться, а чтобы не стать жертвой очередного насилия, уродовала себя. Косметики у меня не было, да и не нужно. Портить легче, чем улучшать, право дело. А страшная неухоженность и вонь легко опускала излишнюю прыть в штанах. К тому же, в те времена я не всегда имела возможность помыться. Где, если редко бываешь дома.
Я училась делать тяжелый мрачный взгляд, я одевалась неопрятно, бесформенно. Все скрывала. Крема и пудры мне заменяла земля и пыль. Видели бы вы это лицо! Наверное, будь я в самом деле такой, уже давно бы удавилась.
Но я глядела в зеркало и улыбалась.
Мне откровенно не перед кем там красоваться. Пусть не отвлекают! Меня считали практически бомжихой. Я на это рассчитывала.
Я хотела поступить в школу танца в более крупном городе. Но моих навыков оказалось недостаточно. А на самом деле – денег, связей, рекомендаций. Ожидаемый исход. А самородком и необычным талантом я все же не оказалась.
Тогда я рассмотрела еще один вариант. Бизнес и экономика – то, что позволит остаться на плаву, если понять эти законы. Здесь я уже замахнулась по-крупному, не желая размениваться по мелочам.
Ах да, в этом месте принято думать, Боже, очередная посредственность и наивность! Спешит в большой город и верит, что он ждет именно ее. Ну что сказать, признаюсь, было и такое. Но все же мои соображения строились прагматично. Здесь плохо и там плохо. Ну и? Я лечу, как бабочка на огонь. Может быть, он согреет, а быть может, я упаду с опаленными крыльями. Нет, я не испытывала уверенности. И не питала иллюзий. Я знала одно. Большой город – это шок, это скорость, это суть. Там шире возможности. Больше людей. Если я остаюсь здесь, меня все равно ничего не ждет, кроме медленной агонии монотонного и бесцветного затухания. Я буду ставить на все. Либо пан, либо пропал. Я так решила. Если изменять своей мечте, то так, чтобы оно того стоило!
Да и что лучше, медленно, мучительно долго резать тело или рубануть, закончив все быстро?
В сущности, я себе выбирала не только будущее, но и смерть.
В моем представлении, сделать это быстро – меньшее из зол.
И если здесь, дома, меня уже точно ничего не ждет, то там еще остается призрачная надежда.
Даже если мне придется вспыхнуть и очень быстро погаснуть, пусть это будет ярко.
Я не буду жалеть, если ничего не получится. Я буду жалеть, если так и не попробую.
Мои труды окупились с лихвой. Я сдала все тесты и поступила в один из престижных университетов Лос-Анджелеса. Лос-Анджелеса!
Это была моя первая победа!
Провинциалке так важно подать себя сразу в выгодном свете. Я так старалась обучиться этикету и светским манерам. Я уделяла время такому понятию, как стиль. Речь. Жесты. Да много чего. Насколько в условиях нищеты вообще возможно было изучить это. Собственной подработки от простых халтур, которые могли доверить замарашке, с натяжкой хватало на еду и редкие обновки из секонд-хэнда.
Спасибо бесплатной библиотеке… Телевизор такое не покажет. Об интернете и мечтать не приходилось. Впрочем, как и обо всем, что стоило денег.
Скудные знания и средства от проданного дома помогли мне не появиться в образе чушки, не быть слишком уж неотесанной. Спасибо и врожденной утонченности. Пожалуй, именно на ней и выплыла, застряв где-то в промежуточной зоне между нищим отстоем и богатой элитой.
Я понимала, что информация, полученная в библиотеке, во многом устарела безбожно. А уж часть богатой молодежи являлась и вовсе антиподом понятия манеры. Нет, это определенно не те люди, к которым хотелось бы тянуться. Безнаказанность, раздолбайство, пресыщение и разложение… Всегда, как думаю, содрогаюсь и мне становится до ужаса тоскливо…
Да, все они знали, что я – нищенка из провинции. И если поначалу ржали над простаковатым поведением других, то позже стали задирать и меня. Дескать, грязь из себя княжну сроит.
Мне было больно. Обидно. Небезопасно.
Но что такое всеобъемлющая боль я еще даже не догадывалась.
Решив и здесь сосредоточиться на образовании, отложив свое восшествие наверх, к приличному обществу и образу жизни, я размышляла, какая подработка принесет мне достаточно средств на социальные курсы и в особенности на курсы по самозащите. Конечно, я горячо желала отмыться от ярлыка «неотесанной нищебродки», но еще более хотелось иметь возможность себя защитить. Не от власти статусных папаш и их денег в карманах бестолковых сынков. Нет. Здесь я поняла, что статусный гардероб будет не первым, на что я потрачу заработанные деньги. Расхотелось быть приклекательной. Я даже продала часть вещей, купленных на выручку за дом. А поскольку похоти заношенная и страшная одежда – не преграда, пришлось вернуться в школьным уловкам. Ох, здесь я – ас! Надо кого изуродовать – обращайтесь. И больно не будет.
***
Он все перевернул. Так некстати, так невовремя. Бывают такие люди в жизни, после которых все ломается…
Это был именно такой человек.
И если я горевала из-за роли «мусора», годящегося по мнению элиты лишь для того, чтобы развлекать их, то он изменил мое мнение.
Не лично он… на самом деле я сама все придумала, как с горечью осознала впоследствии.
Но тогда он казался мне нереальным, невозможным человеком. Невозможным мужчиной. И настолько желанным, что сила этого желания переломила меня на две части.
Он притягивал меня своей рассудительностью, здравым подходом к жизни и своему будущему. Мне нравилось, что он знал, чего хотел, рассчитывал на свои силы и был удивительно целеустремленным. Настолько живой контраст на фоне болтающихся, как говно в ополонке раздолбаев, давно утративших понимание, о чем и для чего овобще их жизнь…
Он был автором и хозяином своей жизни. Он был смел и решителен. Воспитан и деликатен. А еще уравновешен. Не в пример капризным инфантильным истеричкам с яйцами в трусах.
Я купалась в его рассуждениях и могла бы слушать его часами. Мне импонировало то, что он не смотрит на таких, как я, свысока. Какая ирония…
Он не ждал, что ему должны помочь. Он умел находить недостающее и обучался этому.
Да, он был не моего круга. Еще бы!
Те крохи счастья, что мне перепадали, рождались на занятиях… И я не знала, как привлечь его внимание, как перевести редкие беседы по учебе во что-то большее.
Пожалуй, я могла бы написать книгу о моей поведенческой неуклюжести. Такой дурой я себя не чувствовала еще никогда. Мне действительно казалось, что в моменты общения с ним мой мозг отключался. Статистика показала, что и в другое время он безбожно тупил.
Но обо всем по порядку.
Была у меня такая черта – равноценный обмен. Образно говоря, протягиваешь руку первым, давая понять, что желаешь такого взаимодействия, а человек уже решает пойти на него или же нет. К примеру, я расскажу что-то о себе, тем самым давая понять, что мне интересно то же о нем, но этот запрос – мягче, нежели прямой вопрос, который создает эффект припирания к стенке и ставит в неловкое положение, оказавшись вдруг неудобным. Ах, эта чудесная алхимия гармонии. В попытке нащупать темы, на которые он откликнулся бы и начал рассказывать о себе в ответ, я перебрала много чего. Оглядываясь назад, я понимаю, что выглядело это в духе: какая-то дурочка трещит о себе без умолку, глупо смеется, голос порой дрожит и вообще кажется, что она – болезная, а он из вежливости слушает, но ищет любой повод слинять. Мда.
Просекла я тему не сразу. Но когда просекла, поняла, что он меня не видит. Не воспринимает, как ровню. И уж, тем более, как женщину! Не восприинмает всерьез. А следовательно, откуда у него зародится романтическое чувство? Ха! Еще одна моя глупость.
Не вяжется общение, казалось бы, логичный ход – найти общие точки, сводящие вместе. Занятия не справлялись с этой ролью. И потому я решила ускорить свое вхождение в их круг. Благо, это не вынуждало меня ходить на упоротые вечеринки. Ладно бы на них еще был истинный праздник, радость, танцы… смысл.
Круг Даниэля был иного порядка и был еще более требовательным. Я подозревала, что надорвусь, если начну пыжиться и пытаться взять эту высоту. Но я была одержима… Сродни ломке по веспе… Но на то время мне еще не с чем было сравнивать. Быть может, я спохватилась бы и не слила деньги на бесполезную хрень, а вбухала в занятия с психотерапевтом. Но я не уверена уже, что и это не была бы очередная неудачная идея…
Сейчас я уже ни в чем не уверена, если честно.
До девушек их круга допрыгнуть в короткие сроки было нереально. Что мне давал скудный заработок курьером и посудомойкой? Официантки и те получали больше, но такая работа требовала привлекательной внешности, а это уже знакомая тема и мне не подходила.
Меня ломало. Как наркомана. В момент особенной агонии я и решилась на это. Официантка? Не смешите меня! Если продавать свое тело, то подороже! Я пошла ва-банк. Мне казалось, что без Даниэля я и так умру. Чего уже терять…
Я присматривалась к стрип-клубам, мне хотелось высокоплачиваемую работу и чтобы клиентам можно было лишь смотреть. Не трогать и, тем более, не спать.
Благо, хоть какая-то танцевальная база выделяла меня из безликой толпы смазливых провинциалок. Ох, сколько же их идут по кривой дорожке, Боже мой! Некоторым не хватает ума оценить себя по достоинству и они хватаются за первое попавшееся. Я видела реально классных девчонок, которые могли бы зажигать в «Затмении», а они пашут за гроши, еще и вынуждены спать с клиентами.
Моя наглость и нужда заставили меня переть, как танк.
Перейдя порог этого заведения, я будто хамелеон, преобразилась в иную личность. Когда они предложили придумать мне псевдоним, я даже не думала. Старла. Ударные слоги, решительность, сила и стервозность.
Да, именно такой я буду. Ритмичной, пластичной, агрессивной и дерзкой, я буду рождать страсть и огонь, не оставляя места нежности и трепету. Я буду игривой, ускользающей. Обрушивающейся. Удивляющей. Я видела отклик в их глазах. Они приходят сюда не за нежностями. Их похоть пожирает изнутри не хуже веспы.
Им неведомы нежные чувства, чтобы всерьез их хотеть.
Поначалу меня пугали эти мужчины, после мне еще и стало их жаль…
Такие же потерянные, выворачивающие свою гнилую изнанку и вопиющий голод души, который уже никто не слышит и не желает слышать. Даже они сами.
В начале мне действительно было страшно. В первый день панический ужас пришлось глушить алкоголем. Мне и самой тогда было стыдно признаться, что я нравлюсь себе в роли соблазнительницы. Прежде соблазн всегда ассоциировался с каким-то имбицилом, примитивный мозг которого не настроил извилины на большее, чем просто пырнуть членом. Вся их крутость вращалась вокруг длины, количества раз и продолжительности. Я когда слышу идеи о сексуальном образовании в школах, мне хочется орать и рыдать. Учили бы людей, что близость – это не просто взаимная мастурбация. Впрочем, подавляющее большинство не преуспели даже в этом. Так что даже за грамотную подачу техники был бы низкий поклон.
И если до «Затмения» я еще допускала, что все не настолько плохо, то душевные беседы с другими стриптизершами, да и вообще с женщинами, разочаровали меня в мужчинах окончательно.
Так что, оставалось лишь шоу.
В конце концов, оно рождает мечту. Позволяет увидеть что-то большее, чем глупое тискание и теребление…
Увидеть красоту. Если кто-то еще способен это сделать.
А я люблю рождать красоту. Да, серьезные танцплощадки уплыли в глубокий туман. До поры до времени. Надеюсь.
А пока крутой заработок дал мне крутую одежду, крутого стилиста, впоследствии я сняла крутую квартиру. Я пошла на курсы светских манер. И еще по мелочи просвещалась реалиями свесткого общества.
Даниэль говорил о ней. О Стефани. Сначала я не почуяла подвоха. Все было невинно и красиво, толково. Он восхищался ее умом, хваткой, талантами, женственностью, достоинством. Я сочла ее ориентиром, стала наблюдать за ней, равняться. Чуть позже поняла, что он неравнодушен к ней. Ослепленная своей нуждой, я все еще наивно жаждала переплюнуть ее. В этом месте положен безумный хохот.
Пока я вливалась в их компанию, отметила, что грезы о Стефани стали едва ли не болезнью всей «золотой молодежи» университета…
А он продолжал смотреть на меня, как на пустое место. В груди резало сотнями пил и никогда не стихал их заунывный вой. Меня душило и ломало. Я стала хуже учиться, недосып из-за подработки и без того создавал проблемы, теперь же даже на сцене «Затмения» я чувствовала себя мусором. Бесцветное ничто. Это была катастрофа.
Я понимала, что потеряю все, деньги, место в университете…
Я была отвергнутой, ненужной, отношение Даниэля разъедало мое чувство собственного достоинства. И в конечном счете, я приползла к нему, подобно жалкой попрошайке. И призналась в своих чувствах… Что я ожидала услышать? Похоже, это был мой последний и единственный ход. Ход отчаяния. Утопающий за соломинку. Все прочие попытки провалились и стучали в сердце: ты – ничтожество! Тебе никогда не стать, как она. Не стать им ровней. Не выйти на этот уровень.
Хочешь уничтожить свою жизнь? Уничтожь веру в себя. Во всем. Он помог мне это сделать. Шаг за шагом, день за днем вкладывая в мою голову подтверждения…
Как и ожидалось, после признания я услышала прямое нет. В тот же день в клубе поставили вопрос ребром. Или беру себя в руки, или вылетаю к чертовой матери.
Я испугалась. Была не в себе и глубоком отчаянии. Все надежды медленно, но верно разрушались и вот она – финальная точка.
Так мне казалось.
Мне помогли. Там же, в «Затмении». Я бы сказала, что оказали «медвежью услугу», но нет, не скажу. Если бы не веспа, точка действительно была бы поставлена.
Раздавленная недостижимым уровнем, я не возвратилась бы домой. Я уже считала, что моя мечта не сбудется, ибо рожденный ползать летать не может. А стало быть, какой смысл в дальнейшей жизни? Куда податься, чем заняться? Пустота. В том состоянии я действительно была готова свести счеты с жизнью. Моя звезда так и не зажглась.
Веспа разукрасила жизнь. Она подарила кураж и беззаботность. Она эффективно посылала на хрен Даниэля и убеждала, что я могу стать любимицей публики.
Она не имела откатов по утрам и улучшала способности, а может я хотела в это верить?
Я решила вложиться в себя. Как Даниэль. В конце концов, еще до него я была настроена так же.
Курсы самозащиты. Личный водитель и телохранитель. Ха-ха! Не смешите. Веспа сжирала мой заработок. Пришлось отказаться и от квартиры, снять комнатку попроще, я бы сказала, совсем захолустную, но в разумной близости к «Затмению» и в удобной транспортной линии к университету.
Никаких курсов. Теперь лишь одна голая учеба и попытки удержать себя от зудящей мысли о собственной никчемности. Я пробовала не принимать веспу, но ломка измывалась надо мной в двойном объеме. Я жаждала веспы и одновременно Даниэля. Без нее меня душило депрессией, с ней я снова была в тонусе и весела.
Решив не экономить на наркотике (не принимать ужасный синт хватило ума), отказывала себе во многом. Но не в уходе за собой. Внешность меня кормила.
Клиенты предлагали мне соблазны, дополнительную работу… Нет.
Мне важно было доучиться, выйти в люди.
Кроме того, я решила попробовать малыми долями уменьшать количество веспы. Совсем малыми. Потому что понимала, снимать себя с наркотика быстро, даже если вдруг это получится, чревато той самой гребанной депрессией. И крахом всего, к чему я стремилась.
А потому я решила не торопиться, пусть и ползти к свободе от зависимости, но медленно и уверенно.
Жизнь внезапно подкинула еще одну цель. О! Как это меня оживило! Сняло шоры с глаз! Подозреваю, что я уже слегка поехала здравым смыслом. Но каким же горячим стало мое желание мести!
Стоило лишь узнать, что это чудо, кстати, как и Стефани, отрабатывало на мне и других людях изучаемые ими на элитных курсах манипулятивные техники, призванные сделать их богами эффективной коммуникации, успешных сделок и продаж! Обаятельными и вызывающими доверие людей! Внушающими свой авторитет и свою истину, как самую верную. Список длинный. Ниточка по ниточке, то тут, то там я слышала о нем то, что позволило сложить картину целиком. Кроме того, занятия по моей специальности плавно подвели к похожему, но в более легкой форме.
Вот он – невозможный человек. Липа чистой воды. Демонстрация, а не подлинность.
Вежливость – лицемерие, манеры – драпировка гнилой сути, малодушной натуры. Он жаден, тщеславен, люди для него – расходный материал. Он был так же мерзок, как и те раздолбаи. Только на другой манер.
Как же сильно я возненавидела его!
Теперь я готова найти себе влиятельного покровителя, даже продаться за секс, лишь бы тот смог поставить на место этого выскочку! Я сгораю изнутри, полыхаю яростью. Я хочу его уничтожить, размазать, как гусеницу, возомнившую себя мотыльком.
Я сломаю его жизнь, как он сломал мою! Я хочу, чтобы его разменяли так же, как и он меня. Пусть он станет чьей-то лабораторной крысой! Пусть скатится по кривой дорожке и потеряет все! Пусть Стефани начнет смотреть на него так, как он смотрел на меня!
Я найду способ! Я обязательно найду его!