[VtM] Хроники реконкисты. Глава 3. Рыба без головы | ходы игроков | Рыба без головы

Смятение царило в Большой Норе и Доме с красными фонарями, элизиумах Бургоса. Две недели назад кланом ласомбра были оставлены Толедо, Мадрид, Кориа и Талавера, а страсти все не утихали. Еще бы! Не каждое десятилетие жгучий яд с лезвий убийц настигает князей христианских городов. За минувший месяц на месте двух государей – Толедо и Коиры – обнаружили лишь россыпь пепла. В недавно возвращенном под власть ласомбра Мадриде отправился в вечность первый служитель Аццо д’Эсти, не прожив в Иберии и десятка лет своей двухвековой нежизни. На этом фоне в Галиссии, давних владениях дома де Кастро, убийство нескольких десятков мавров казалось чем-то вполне естественным, рядовым. Зато не рядовым оказалось назначение на должность шерифа служителя Маурегато де ла Корунья, сира Симона Беласко. Будучи родом с северо-западной окраины Иберии, он некогда успел уронить честь потомка. Опозорившись, он впал в торпор, и несколько лет назад пробудился, чтобы восстановить имя, но первое что сделал – сбежал из Мадрида, оставив князя города, де Лару, без своей помощи. Впрочем, ему удалось проявить себя уже в предместьях Сеговии. В историю об истреблении целой стаи гангрелов невозможно было не поверить, ибо несколько дней назад в крепости ночи состоялось торжественное сожжение двух диких тварей, тела которых удалось захватить относительно целыми. Теперь же сеньор де ла Корунья весьма деятельно насаждает порядок в Бургосе, а Симон старается оказывать ему посильную помощь. Впрочем, большую часть времени город погружен в тень Крепости ночи, которая словно оберегает Бургос от потрясений и катаклизмов. Близость могущественных ласомбра из Совета Ночи, которые часто пребывают в сердце клана в Иберии, оказывает отрезвляющее действие на горячие головы. Да и влияние князя города, Переса Кано, трудно переоценить. Будучи из священников, этот блестящий дипломат выстроил взаимоотношения городских вампиров без единого удара кнута, находя лишь точки общих интересов и искусно расставляя акценты, ему удалось сгладить противоречия и объединить городских ласомбра вокруг своей персоны. И вокруг сеньора Фернандеса, потомка и сенешаля Бургоса. Безмятежность на поверхности. Бурлящие тени в нутре. И когда они выплеснутся на поверхность – вопрос лишь времени.

Мессир де Лара же стройно и последовательно выстилал дорогу к власти. На его пути были блестящие победы и незначительные поражения. Часть последних подстроили его недруги, другую часть – он сам. Исход из Мадрида сложно отнести как к победе, так и к поражению. Решение принято в тени совета. О нем не сообщено. Но оно – наиболее выгодное для клана. Или для большинства совета. Традиции власти в клане непоколебимы уже много веков, и про объективность вспоминают лишь не так давно пробудившиеся в ночи ласомбра. Однако, совет уже нашел применение способностям этого весьма честолюбивого вампира. Немногие приближенные, в число которых входил и известный в Бургосе Исидоро Фернандес, знали, что мессир де Лара в ближайшее время отправится в Париж, где ему предстоит представлять клан и выстраивать отношения от имени клана в первую очередь с вентру, влияние которых в землях франков если не подавляющее, то по меньшей мере без малого определяющее. По крайней мере пока они пользуются поддержкой дворов Парижа.

Случались и менее заметные сражения на просторах Иберийского полуострова. Так сеньор Роберт Арагонский уже почти год не посещал советы ночи. Поклявшись очистить христианские земли от неверных, он отдавал предпочтение войне на востоке, в землях арагонских тореодоров. Злые языки поговаривали, что соперники его в виде правителей обрюзгших тайф не стоят его внимания, и лучше бы ему направить свой меч на воинство берберов. Так или иначе, этот могущественный и влиятельный князь клана большую часть времени проводил в Арагоне, неукротимо двигая границу этого королевства на юг. Силами сеньора Бренгера в графстве Португальском войскам христианских графов удалось занять несколько городов. В Сеговии князю Города было любезно предложено… отойти от дел и посвятить вечное время отдыху. И ведь не отказался, освободив место для одного из потомков Родриго Бренгера, Рамиро Лопеса, которому предстояло подготовить Сеговию к грядущему визиту короля Кастилии и Леона Альфонсо VI.
На фоне этих событий случай убийства одного из младших ласомбра в отдаленной северной деревушке в Астурии, возможно, так и остался был незамеченным. Однако, по воле судьбы или её тени, в деревне, возникшей сравнительно недавно на месте некогда сожженной Флавиобриги, процветало весьма востребованное ремесло, в результатах которого были заинтересованы слишком многие влиятельные представители клана. В этой прибрежной деревне, расположенной на склоне холма, было лишь несколько десятков рубленых домов, простецкая деревянная церковь да причал, который правильнее было бы назвать пирсом, уходящим далеко в море и который мог принять за раз всего лишь пару кораблей. Но и этого было более чем достаточно для поселения, которое насчитывало едва ли больше сотни душ. Ну и, конечно, большой дом, который гордо именовался портовой таверной, где собирались местные рыбаки, время от времени заглядывали землекопы, которых местные тайком недолюбливали, да моряки с редких кораблей. И деревня навсегда и осталась бы безымянным пятном на карте Иберии со скромным стадом, если бы рядом с ней обнаружились легко доступные залежи железа, которые вскорости поспешили прибрать к рукам заинтересованные лица. Не секрет, что сеньорита Гонсалес владела частью тех земель. А в самой новой Флавиобриге обосновались сразу два кузнеца, один из которых успел прославиться своими изделиями и получить весьма широкий и влиятельный круг покупателей, многие из которых, судя по щедрой оплате поступавшей от третьих лиц, предпочитали хранить инкогнито. По этой же причине к пирсу Флавиобриги причаливали корабли: забрать груз железа, заключить сделку с Большим Торо да попутно продать что-нибудь из съестных припасов, ведь поселение хоть и находилось сравнительно недалеко от Бругоса, но расположено было на скалистой местности, а прямой путь к столице преграждали горы. Путешествие же по любой же из двух вытоптанных дорог требовало по меньшей мере пять дней.

В Флавиобриге последние несколько лет под видом охотника жил один-единственный ласомбра, Санчо Ариас. Устав от вековой реконкисты и не добившись ничего существенного, он вместо добровольного торпора выбрал стезю отшельника и, с дозволения старейшин, обосновался среди людей. Смотреть какие корабли встают на якорь, кто заходит в деревню да приглядывать за стадом. Но две недели назад на постоялый двор Гордый петух пришли два рыбака из Флавиобриги. Они наперебой начали рассказывать, будто бы в Санчо вселился демон, глаза его горели яростью и он начал нападать на рыбаков прямо в деревенской таверне. На счастье мужиков тем вечером пришло выпить немало и одержимого удалось забить тем что под руки попало. Но прежде тот успел перебить и покалечить с пол дюжины рыбаков. Тело его выбросили в одну из сушильных ям в земле, а на утро оно пропало. Рассказ этот прозвучал для избранных из уст Переса Кано, князя Бургоса, вне всяких сомнений после тщательной проверки, в результатах которой сомневаться не приходилось.

Случай этот не остался незамеченным и мессир де Лара поспешил использовать возможность проявить себя. В Флавиобригу отправился один из его потомков. Меч клана и верная гончая клана: Жименес Аньес. Достойный воин, неплохо проявивший себя на турнирах и меч которого не раз был окроплен кровью отступников. Его сопровождали два гуля-оруженосца. Но вестей от него не было подозрительно долго…

Симон Беласко.

Ты нашел свое призвание в служении порядку. Бургос стал твоим домом. Городские вампиры, по большей части, - твоей семьей. Безмятежность не то слово, которое можно отнести к столице Кастильского королевства, но в сравнении с приграничными городами жизнь здесь текла вполне размеренно и без страшных катаклизмов. Лишь беженцы прибывали все чаще и чаще из южных земель. Часть из которых была частью клана. Ты стал мечом шерифа, его карающей рукой. Причем удар твой был даже сильнее чем у сира. Впрочем, он мог похвастаться и иными достоинствами, чем тебе еще предстояло научиться. На фоне размеренной жизни твой сир, шериф Бургоса и знаменитое копьё севера, обратился к тебе с необычной просьбой, которая не могла исходить от него напрямую. Ты неплохо знал как работает вертикаль клана. Она поступила напрямую от князя, не иначе. Другим шериф Бургоса не подчиняется напрямую. А кто из Совета озадачил отца Кано – можно было долго гадать и все равно не попасть в цель. Но ты точно понял одну из причин, по которой выбор пал на тебя. Нужно было прибыть на обед к мессиру де Лара и оказать ему помощь в мелком деле, которое займет не более трех недель. Согласие сира было получено. Почему сеньор де ла Корунья сам не вызвался поучаствовать в этом деле? Городские дела или незначительность задачи его положению и статусу? Возможно и то, и другое вместе. Но лишь от части. Ты знал, что основной причиной была личная неприязнь шерифа и примогена клана. Если бы Маурегато вызвался сам, мессир де Лара не упустил бы возможность воспользоваться случаем и устроить интригу, которая могла бы больно ударить по положению недавно назначенного шерифа. Все таки у этих двух вампиров имелись свежие счеты со времени исхода из Мадрида. И они были слишком разные, чтобы ладить друг с другом. А лично к тебе мессир де Лара не питал ничего, кроме, разве что, безмерного безразличия. Это был неплохой шанс повернуть отношение весьма влиятельного ласомбра в нужное тебе русло. И ты решил им воспользоваться, дав согласие сиру прибыть на обед и выполнить маленькую просьбу.

Исидоро Фернандес.

Второй месяц ты в тоске менял ночи одну за другой, упиваясь собственной власть в вверенном тебе владении. Представления успели утомить твою ненастную натуру. Время от времени ты навещал дом милосердия в Бургосе (51), где монахи из твоего, аббатства оказывали помощь брошенным и никому не нужным солдатам-калекам, чьи жизни были изуродованы копьем ли, стрелой, не так важно. Берберские дикари кромсали и голыми руками. Никому ненужные. За исключением тебя. Это был хороший материал и доступная не самая плохая кровь. Время от времени ты ловил нотки дворянских бастардов, но иногда попадались действительно стоящие сосуды. Ты их уже не ненавидел. Падшие, изувеченные, безземельные дворяне. Они годились на продажу Августу Амброссию, единственному представителю клана вентру в Бургосе.

Война пришла с берберами и затмила собой внутреннюю борьбу в клане. Нет, грызнья продолжалась, но вектор интересов князей, примогенов и старейшин сильно сместился в другую сторону. И ты оказался весьма… не занят. Нет, мессир де Лара обращался к тебе по незначительным вопросам. Он даже пригласил тебя посетить его поместье в Мадриде. Незадолго до отъезда. Но все это казалось тенью минувших интриг, участие в которых доставляло тебе столько удовольствия. Во время войны больше ценились солдаты, облаченные в черные как смола доспехи. Ты чувствовал себя не у дел, но знал: ничто не вечно под луной. Твое время придет. Но оно все не приходило, и ты тешил свое самолюбие, расширяя влияние вверенного тебе аббатства. Упиваясь представлениями и новыми постановками, которые могли посоперничать с вдохновленной натурой Андони, потомка Малкава в Бургосе и нескромного любителя античного театра, который он во многом преобразил и осовременнил. И если бы он знал о них. Впрочем, об этой стороне его натуры известно было лишь узкому кругу вовлеченных.

19 ноября, в пятницу, или, как сказали бы оступившиеся братья по крови, 19 Зу-л-каада, 1086 года от Рождества Христва вы прибыли в поместье мессира де Лара в предместьях Бургоса, которое являлось лишь тенью тех вилл, в которых проводили вечность латинские вентру во времена рассвета империи Рима. И тенью тени тех шато, в которых спустя половину тысячелетия будут скрываться ваши потомки во время великого французского смертоубийства. Однако, оно имело внушительную каменную стену и достаточное число леонских наемников, чтобы вы могли чувствовать себя если не в безопасности, то, по меньшей мере, вне досягаемости кого-либо, кроме упомянутого выше примогена клана. Подчеркнуто вежливый прием, соответствующий вашему положению и статусу в приличном обществе; не изысканное, но вполне достойное питание, которым не стыдно было бы угостить и Эда Паскуаля из клана тореодор, близкого и едва ли не неразлучного друга сеньориты Гонсалес; все то, что отличало застывших в вечности созданий ночи – вы получили это. Как и несвойственную старейшинам поспешность. Обед продлился чуть больше часа. Непринужденная светская беседа вчетвером, во время которой потомок мессира де Лары, Раймунд Ги, не потрудился стянуть звенящий и громоздкий ламелляр, на экваторе приема сменилась деловой. В вашем присутствии было упомянуто, что мессир де Лара был бы весьма признателен, если бы вы оказали ему незначительную услугу. Получив сведения о событиях в Флавиобриге, вам стали известны и другие подробности, деликатные. Все дело в том, что Жименес Аньес оказался ни кем иным, как одним из потомков мессира де Лары. А вчера произошло событие, которое оставляет бередящие раны в сердцах даже давно умерших созданий. Большинства из них. Оборвалась та нить, что связывает единокровных вампиров. Да что там вампиров. Многие живые создания чувствуют, когда смерть настигает их близких родственников. Впрочем, приближенные к примогену существа, в число которых входил и Исидоро, или чувствительные натуры, могли догадаться или прочувствовать, что утрата потомка волнует господина примогена заметно меньше, чем положение, в котором оказался он сам. Он ошибся, и замок его если не зашатался, то дал весьма неприятную трещину. И можно было бы оставить все как есть и забыть, но к на трещину это уже готовы слететься многочисленные завистники, чтобы расширить её и, наконец, обрушить тот замок, который мессир де Лара строил несколько десятков, если не сотен, лет. Нет ничего удивительного в том, что примоген желал исправить совершенную ошибку: отправить меч клана туда, где должен был оказаться острый ум. Этой иглой, этим невесомым лезвием на чаше Фемиды должен был стать Исидоро. А от порывов ветра его закрыть - Симон. План был изложен. Вам надлежало отправиться в Флавиобригу, выяснить обстоятельства смерти Жименеса Аньеса, если удастся - судьбу двух его оруженосцев, проверить обстоятельства смерти Санчо Ариаса у местных жителей и вернуться с докладом к мессиру де Лара. Если же вы обнаружите причину смерти ваших братьев по крови – её нужно устранить. При этом особо было отмечено, что привычная сложившаяся жизнь стада в Флавиобриге не должна пострадать. Как не должна остановиться работа Большого Торо, местного кузнеца, которому благоволят старые боги.

На закономерный вопрос почему выбор пал на вас, а не на кого-то из близлежащих городов, мессир де Лара лишь улыбнулся и сделал вам комплименты. Политика отношений старейшин – запутанный клубок интересов, помноженных на влияние и ресурсы. На восток от Флавиобриги раскинулись земли, в которых сильно было влияние наваррских малкавиан, и ласмобр там было не так много. А те кто жили там – вряд ли их можно было назвать достаточно способными и надежными. На западе находился населенный Ларедо, на юге – Оруднаро. В первом в княжьем доме жил один из потомков сеньора Бренгера. На второй относительно недавно пал взгляд бенедиктинской общины. Не той в которой царствовал Исидоро Фернандес, нет. Многие монахи, делившие обеты и молитвы с Робертом Молемским, приняли участие в строительстве будущего аббатства и монастыря. Непростое испытание для каинитов, когда истово верующие монахи и священники, способные противостоять силам доминирования, заполняют сравнительно небольшой город.

Примогену нужен был кто-то по-настоящему надежный. Кому можно было доверить этот секрет. И если Исидоро был из их числа, то Симон… Симон забудет лишнее. Вернее, потом никогда не узнает о нем. А пока – почему бы и нет? Впрочем, разве кому-то известно как оно будет выгоднее через две недели? Но вам обоим была обещана достойная награда. В средствах вы не нуждались, но какова цена золота, если все что есть в округе вы можете себе позволить? Мессир де Лара имел доступ к тому, чего не было в Кастилии и Леоне, что позже назовут эксклюзивом.

Но почему выбор все таки пал на Исидоро? Ты это и сам знал. Или догадывался. Ты мог контролировать Симона. Он не такой опытный и его волю можно направлять. И ты решишь эту проблему мессира де Лары, что дала трещину в его замке. А если умрешь – что ж. Еще одним потомком Манрике рисковать не стал, а Исидоро - хоть и достаточно ценный ресурс, но все таки не потомок. Значимый, значительный, но, наверное, не незаменимый. Но ты можешь им стать, если окажешь примогену эту услугу. В один из секретов Манрике тебя уже посвятили. Возможно, ты о нем не забудешь. Мессир де Лара был известен верными, лояльными только ему слугами. Симон же многое почерпнул у сеньора де ла Корунья. Его щит и копье защитят хрупкого даже в сравнении с совсем юными ласомбра Исидоро.

Следующей ночью, с закатом, от Бургоса в Флавиобригу отправиться обоз о пяти повозок с почти двумя дюжинами слуг и солдат. Сеньор Феб, достойный и преданный рыцарь, снова поведет торговый караван на север, чтобы забрать изделия у Большого Торо. Они прибудут в Флавиобригу через пять дней, после заката, и следующим утром отправится обратно. Вы можете безопасно добраться до деревни вместе с этими людьми. Кроме того в дороге Сеньор Феб может рассказать о поселении, бывать там ему случалось. Впрочем, вы были вольны выбрать и иной способ одолеть пятидневный переход и оказаться в нужном месте.

В начале второго часа трапезы мессир де Лара поднялся из-за стола, откланялся и, сославшись на срочные дела, удалился. Но перед этим учтиво поинтересовался у вас, не желаете ли вы сопровождать его в поездке в Париж. Увидеть новые земли, сородичей. И получить возможности. Если, конечно, вопрос в Флавиобриге будет решен положительно. Он отправится не позднее чем через месяц и дождется результатов вашего мероприятия. После этого он удалился. Следом за ним громыхающей тенью скользнул Ги Фелаес. Вы остались одни, и вам предстояло решить немало вопросов.

— Итак, мой друг, продолжая наш разговор... — обратился молодой тиран к рыцарю после того, как двое других участника пира удалились.

Сеньор Исидоро указал своей хорошей и покрытой золотыми перстнями правой рукой в сторону закрывшейся за Раймондом Ги Фелаесом двери. Темно алая жидкость в его наполовину осушенном кубке плавно качнулась в такт его жесту и словам.

— Та басня о природе, которую я упомянул часом ранее, и которую господа де Лара и Ги уже слышали. Если вам все еще интересно, дон Симон, то частично она об одном из моих предков — короле Альфонсо Великом. Я полагаю, что среди людей вашей воинской профессии Альфонсо больше известен за свою победу над мавританским принцем Аль-Мунзиром при Вальдеморе. Тем не менее, я думаю, что вам будет небезынтересно узнать, что, кроме астурианской короны, он также унаследовал от своего отца Ордоньо настоящий зверинец — подлинный паноптикум и сокровищницу из сотен запертых в клетки птиц и животных: и хищников, и травоядных, и трупоедов. Прямо как у императора Гонория Августа был в Риме!..

Исидоро еще раз взмахнул кубком в пространном жесте, как будто бы пытаясь призвать из чистого воздуха видения и миражи, которые подтвердили бы истину его слов и продемонстрировали разнообразие, богатство и величие зверинца Альфонсо III. Он был странным существом, этот бледный мальчик с его костлявыми руками и шеей и темными волосами. С его ведьмовским красным глазом. Симон мог смотреть на него вот так, фактически лицом к лицу, и тот казался кем-то сделанным из прутиков и ниток. Рыцарю не составило бы никакого труда, чтобы протянуть свою могучую руку и сломать эти его тонкие руки и ноги. Они были даже податливее костей и плоти обычного человека.

Но вот Исидоро откинулся назад в своем пышном, обильно украшенном позолотой и резьбой кресле. Его лицо и руки цвета пожелтевшей кости были скрыты тенью. Только его злой кровавый глаз слабо поблескивал, отражая свет ламп. Когда он был этой фигурой во тьме, он уже не был лишь мальчиком из прутиков и ниток. Он казался чем-то несоизмеримо более опасным. Как будто бы не было даже какой-то четкой границы между его собственным затемненным силуэтом и окружающим его мраком. Все было так, как если бы то не мальчик-вампир сидел перед рыцарем, но часть чего-то куда как более древнего, громадного, могущественного и обширного. Часть чего-то титанического. Чего-то рожденного от инцестного брака Эреба и Нюкты.

— Ордоньо, отец Альфонсо, собрал у себя в Овьедо пленников со всех континентов мира! Громадные черные ящеры из Египта были там, и слоны Ганнибала, и павлины, которым еретики в Сирии, поклоняются как воплощению Люцифера и его падших ангелов! Великие кошки разной расцветки, и волки, и медведи, и кони, что бегают по земле и по рекам! Выдры и другие рыбы без чешуи, но с мехом! Пеликаны, которые в своем великом самопожертвовании готовы, как Христос, разорвать грудь, чтобы накормить опекаемых их птенцов хотя бы даже своей кровью!

Теперь Исидоро расположил кубок у себя на коленях и, как кажется, слегка наклонил голову вперед там, под скрывающей его вуалью тьмы. Должно быть, заговорив о крови, он снова почувствовал укол голода и решил уделить несколько секунд своему бокалу.

— Конечно же, был там и великий лев. Король и убийца всех животных в той же мере, в какой Альфонсо был королем всех испанцев и убийцей всех мавров… Хм-м, но, нет. Может быть, не в той же самой степени… Вы понимаете, то был ручной, усмиренный король. Он был доставлен в клетку еще львенком. Всю свою жизнь он прожил в ней. Его когти были подрезаны. Он не охотился ни разу. Старый Ордоньо делал это за него до того, как умер. Лучшие, cвeжaйшие куски мяса приносили этому льву на золотых тарелках — ему оставалось лишь выбрать. Лишь кивнуть в сторону блюда, которое он хочет получить. Лишь прорычать слабо и вольготно, оторвавшись на секунду от своей неги и дневной дремы, — и вот, его живот уже полон, а сам он насыщен.

Мальчик-вампир хихикнул, а потом покачал головой. Он продолжил:

— Унаследовав свой паноптикум мой милый Альфонсо приказал разбить все цепи и открыть двери всех клеток. Лев также был выпущен — а вернее изгнан! — на свободу. Никто доподлинно не знает, почему новый монарх решил сделать то, что он сделал. Я слышал разное. Одни говорят, что он считал этот зверинец слишком дорогим увеселением во время войны с Омейядами. Быть может, его натура воина презирала всю эту фривольность и бессмысленность. По мнению других, Альфонсо хотел за что-то уязвить тень своего отца-короля, а потому разрушил самую дорогую его сокровищницу. От кого-то я даже слышал, что им тогда управляли какая-то странная любовь к животным и желание освободить их. Как я сказал, я не могу говорить здесь о чем-то наверняка. Но иногда мне кажется, что я знаю ответ. Что я понимаю этого Альфонсо, жившего за века до моего рождения, пусть даже и лишь немного.

Исидоро поднял голову и посмотрел прямо в глаза Симона.

— Но, быть может, у вас самого есть какие-то идеи на этот счет, господин Беласко? Тогда, прошу, скажите мне. Вы дадите мне свою отгадку — я дам вам свою. Почему Альфонсо решил выпустить льва на свободу?

Симон сидел, развалившись в кресле и вытянув вперед ноги. Пожалуй, как и каждая деталь облика укутанного тенями Исидоро кричала о его принадлежности к чему-то темному и нечистому, так и Симон выглядел воплощение всего мирского, будничного и обыкновенного. Да, конечно, он был рыцарем и это было очевидно. Но не праведным рыцарем из красивой баллады, которому суждено убивать драконов и спасать прекрасных дам, или черным рыцарем-разбойником, которому суждено прекрасных дам похищать и заточать в башни. Скорее рыцарем таким, какими они бывают в действительности, а не в сказках и песнях. Скучным в определенном смысл. Даже в кубке, который он держал в руке, была не кровь, а обыкновенный сидр (хотя и кубок с кровью, уже опустошенный, стоял поодаль).

Симон посмотрел на Исидоро и в глазах его проскользнула какая-то нотка подозрительности, смешанная с интересом. Так смотрят на цыганскую гадалку, когда одновременно хотят услышать что-нибудь от нее интересное и не лишиться по невнимательности кошелька. Рыцарь почесал задумчиво бороду и произнес:

- Хотел быть хорошим хозяином, только и всего. К чему доброму христианскому королю лев? На охоту с ним не пойдешь, а ест он, должно быть, много. Не практично это, содержать льва, а тем более целый зверинец. Вот и отпустил тварей на волю, чтобы не содержать самому. Хотя... Лев на свободе мог бы и дел натворить. Скотину крестьянскую пожрать, например. Если только он совсем был ручной и покладистый...

Беласко покачал головой, прогоняя неуместные мысли о проблемах содержания львов в неволе.

- Но вы, Ваше Высочество, думаю, не зря сказали, что это басня. В каждой стоящей басне должна быть мораль, нравоучение может. Вот и здесь должно быть что-то такое. Быть может, не хотел Альфонсо содержать у себя короля зверей, который титула и престола своего был недостоин? Вот и выпустил на волю, чтобы он либо сам свое высокое положение заслужил, либо издох за него и свою шкуру заодно сражаясь.

Симон не совсем понял, к чему клонит Исидоро. Но инстинктивно ждал от него чего-то недоброго. Сам не мог сказать, почему. Может было что-то неправильное в его внешности? На вид он был почти ребенком, тем более ребенком больным. Казалось бы, такое создание заслуживает жалости и сочувствия, даже требует заботы. Только вот Исидоро не был давно ребенком. Напротив, в ребяческом теле таился дух умудренного опытом мужа, весьма ученого, как показалось Симону. И кажется, хитрого и коварного. Беласко почему-то чувствовал странное удовлетворение от осознания того, что если нужно будет, сможет в любой момент открутить паршивцу голову.

- Кстати о делах насущных, как думаете добираться до Флавиобриги? Мне-то легко, я всегда могу назваться странствующим рыцарем, желающим повидаться с тамошними кузнецами, и поехать с обозом. А вы как? Не поймите неправильно, но внешность у вас приметная. Как-то нужно будет свое присутствие в деревне объяснить.

Исидоро степенно сложил руки на груди и еще раз взболтал вино в своем кубке. Он, конечно, также изучал и соизмерял Симона в своем уме все это время. Но о чем он думал там — под сводами своего черепа, за этим ведьмовским глазом — было сложно понять. Но он определенно о чем-то думал.

— Итак, вы, мой друг, считаете, что Альфонсо отпустил льва на свободу, дабы у того появилась возможность отстоять свое право властителя, м?

Каинит пригубил кровь в своем кубке. Он наклонился вперед и стало видно, что проклятый принц улыбается во всю ширь, которую позволяют ему его бледные уста и узкая челюсть.

— Интересный ответ. Романтичный в чем-то, если мне будет позволено так выразиться. "Романтичный" ответ не в смысле, подобный тому, что я слышал из франкских романсов, — а в смысле "римский". Или даже, быть может, греческий. Все же некоторые из них, этих древних язычников, думали — знали благодаря Гераклиту Темному! — что борьба есть отец всего и вся. Железа точит железо, а война и состязания позволяют лучшим подняться на свое законное место. Без них, без этих тягот и невзгод, что облагородят их, чем они лучше голой и грязной черни, чья участь подчиняться и быть управляемыми?

И снова вампир хихикнул.

— Я полагаю, что то ваши воинская профессия и ремесло подталкивают вас к такому ответу, м? Пусть так. Я обещал вам сказать свой ответ на эту параболу, так? Но, мне кажется, что сейчас вас больше волнует практическая сторона дела, ага? Все так. Давайте, сначала обратимся к этому вопросу. Я считаю, что в наших обстоятельствах скрытность — пусть обычно она и добродетель — является неким излишеством или даже пороком. Позвольте я поясню. Из того, что я услышал, господин Аньес уже попал в эту ловушку до нас. Он прибыл в Флавиобриги фактически также, как вы планируете прибыть. Один, в сопровождении лишь двух оруженосцев. Я полагаю, что он считал, что столь незначительная процессия не вызовет подозрений со стороны местных — а главное со стороны той незримой и неизвестной силы, что ждет нас там. Как мы видим, он просчитался. Он пропал. Его слуги пропали. Мне кажется очевидным, что наш безымянный враг, обитающий в этой никчемной дыре посредине нигде, ждал сеньона Аньеса и нисколько не был обманут его ухищрениями. Он нисколько не будет обманут нашими. Так почему же мы должны полагать, что не попадем в ту же ловушку, если последуем примеру нашего пропавшего друга? Все же этот пример уже показал себя неудачным и ошибочным.

Теперь вампир поднял свой бокал в чем-то, напоминающем воинский салют. Он спросил:

— Не лучше ли нам избрать другой путь? Не лучше ли нам явиться в силе?

- Я и не говорю, что нам следует скрываться... - Симон замешкался на мгновение, подыскивая слова - от той самой незримой и неизвестной силы.

Лицо рыцаря приобрело задумчивое выражение. Он сложил руки на животе и посмотрел куда-то в пустоту. Потом снова повернулся к собеседнику и сказал:

- Может даже лучше будет, если она нас сама найдет. Быстрее управимся. - он улыбнулся и в улыбке его было видно плохо скрываемое самодовольство человека, уверенного в своей способности хорошо справиться с работой - Я скорее о том, как нам лучше уважить пожелание мессира де Лара и не будоражить без нужды добрых жителей Флавиобриги. Ну а явиться в силе? Если у вас есть надежные люди на примете, которых можно было бы на такое ответственное поручение взять, то это можно, да. Я и сам могу у сеньора Коруньи спросить, не знает ли он каких наемников, например, к которым мы с таким делом обратиться сможем. Так и мужичью местному спаться спокойно потом будет да и нам выйдет сподручнее. Или вы не то хотели сказать?

- Ну об удобстве путей я судить не могу. Самому в тех местах бывать не приходилось. Если знаете путь лучше, то отчего нет, можно и им воспользоваться. - тут Симон нахмурился слегка, вспомнив кажется что-то, а потом добавил - Хотя хотелось бы с сеньором Феб поговорить. Мессир де Лара вот говорит, что он хорошо с деревней знаком. Я бы вам так, Ваше Высочество, предложил поступить: поехать с караваном, но не до самой Флавиобриги, а остановиться, скажем, за день до прибытия прямо на дороге. Может в постоялом дворе каком, если там найдется. Подождать, когда караван пойдет в обратный путь и снова с сеньором Феб встретиться, а только потом самим добираться до Флавиобриги. Так мы сможем и его расспросить про то, что прямо сейчас в деревне происходит, а заодно прибудем неожиданно, когда нас никто ждать не будет. Как вам такой план?

— Я мог бы собрать вооруженную свиту в моих владениях, — просто пожал плечами Исидоро, или не сочтя нужным вдаваться в детали или не захотев это делать. Вампир выдержал некую паузу, как будто бы раздумывая о чем-то, а затем продолжил:

— Что касается вашей идеи встать лагерем подле деревни... Ах-ха, то я, право, не знаю. Что именно мы выиграем, поступив так? Мне кажется, что кто-то из людей Феба, несомненно, проговорится в деревне об отряде отделившемся от каравана в одном дневном переходе от деревни. Потому наше последующее прибытие туда не станет ни для кого сюрпризом. Или же вы думаете, что все будет по-другому?

- В таком случае нам нужно просто отделиться на любом перепутье, чтобы караванщики решили, что мы просто отправились в другом направление. - пожал плечами Симон - А выиграем мы знания о текущей обстановке в деревне. В конце концов, там сейчас вполне может сидеть кто-то, кто заставил "пропасть" немертвого рыцаря и сразу двух его оруженосцев. Кто знает, как это могло отразиться на Флавиобриге и ее жителях? Может это даже сами крестьяне поймали нашего сеньора Аньеса за чем-то неприглядным и сами же его на вилы и подняли. Такое тоже бывает.- он помолчал немного и добавил - Но тут, Ваше Высочество, я положусь на ваше суждение. - рыцарь слегка наклонил голову, будто в поклоне.

— Хм-м, — задумчиво протянул Исидоро. — Ну может быть... Хотя, признаюсь, сеньор Беласко, мне все равно кажется, что это будет выстрел в темному. С другой стороны, вот сидя здесь, сейчас, я не могу представить, как такой маневр мог бы пойти нам во вред. Поскольку же этот ход ничем нам не угрожает и потенциально может принести какую-то прибыль, то быть по сему. Если сэр Феб согласится стать нашими ушами и глазами, а затем исправно доложить обо всем увиденном, я поддержу ваш план. Хотя, еще раз повторю, мне не кажется, что нам следует рассчитывать здесь на многое...

- Ну что, тогда надо бы приступать к подготовке к отъезду. - Симон выпрямился в кресле и упер руки в колени - Мы тогда встретимся вместе у сеньора Феб и тогда уже решим, под какой личиной поедем. Тут важно, сколько и каких людей вы соберете. Что у нас за компания получится, так сказать. Я, если что, оруженосца да пару слуг с собой возьму точно. Может еще и наемников поищу. Спросить мне про наемников?

Идальго вроде бы уже собрался подниматься, но тут вспомнил о чем-то.

- Вы, кстати, обещали рассказать, что думаете про льва короля Альфонсо, которого тот отпустил на волю. Интересно, право, послушать. - Беласко снова облокотился на спинку кресла и взглянул на Исидоро.

Принц Исидоро вновь пожал плечами и добродушно улыбнулся. Он простер к Симону руки в просительном жесте, призывая того подождать еще немного. Как кажется, озвученная рыцарем идея с наемниками вызвала в мальчике-калеке некоторые сомнения или, по крайней мере, показалась ему заслуживающей более подробного обсуждения. Он говорил по этому поводу следующим образом:

— Наемники? Признаюсь, я думал набрать себе вооруженное сопровождение из моих бейлифов, ривов, фамули и домашней стражи. Своя рубаха, как они говорят, ближе к телу, ведь так? Но если вы хотите набрать нам в свиту бравых альмогаваров и считаете подобный образ действий правильным, то я никак не буду возражать на это. Я полагаюсь на ваше суждение здесь. Наемники так наемники. Может быть, это будет к лучшему. Может быть, нам действительно будет полезно собрать под свои знамена определенное количество людей, служащих Молоху и Марсу — мечу и монете. Единственное, о чем я прошу, так это возможность встретиться и переговорить с их деканами и трибунами, когда первоначальные детали будут утрясены. Я хочу сам посмотреть, что то за люди и насколько на них можно полагаться. Оценив их, мы сообща можем принять решение касательно того, как лучше обеспечить их лояльность. Я готов предоставить на это дело серебро в любых количествах в пределах разумного. Я пошлю к вам одного из моих мажордомов. Тем не менее может так статься, что звонкой монеты будет недостаточно. По крайней мере, не вполне достаточно. Тогда мы должны применить к этим вашим альмогаварам те дары, коими Темный Отец завладел в Саду Лилит, или же даже саму кровь Каина. Или же нам придется отказаться от их услуг, если они окажутся совсем уж неукротимыми жеребцами.

- Поспорить тяжело. - как-то мрачно согласился Симон и добавил философски - Но кто-то ведь должен и земли с мужичьем сторожить, времена-то сейчас неспокойные...

Было заметно, что слова Исидоро задели Симона, который, кажется, воспринял их как похвальбу своим богатством со стороны своего собеседника. Беласко, конечно, прекрасно понимал, что его владения никак не дотягивают по размерам и доходам до владений Исидоро, но вот набрать себе сопровождение из числа смертных он тоже вполне мог себе позволить. Не хотел просто. В конце концов, даже самый многоопытный солдат, который в жизни не видел, например, колдовства Ласомбра, скорее всего просто броситься бежать при первых признаках присутствия нечистой силы и в текущих условиях станет скорее обузой, а не подмогой для всего предприятия. Да и чертовски не хотелось придумывать какие-нибудь неловкие объяснения, чтобы оправдать дневной сон в сундуке с замком изнутри и ночные путешествия. И это еще не говоря о рисках нарушения традиции Маскарада...

Рыцарь поднялся со своего места, расправил складки одежды.

- Ну что же, если удастся найти кого-то, то вас, Ваше Высочество, с их командирами непременно сведу. Если нет, то и ладно. Мы тут вчетвером - тут Симон говорил о себе, городском шерифе и двух других его помощниках - за порядком во всем Бургосе следим и без всяких смертных воинств. В деревне какой должны и вдвоем управиться. А мне, пожалуй, уже и идти пора. Надо в путь собраться и людей поискать. Встретимся уже после заката завтра. - рыцарь подумал немного и добавил - Ну и серебра мне не надо. Как-нибудь и сам, пожалуй, управлюсь.

Теперь стоило нанести визит сеньору де ла Корунья и расспросить его про наемников. В конце концов, в такое время года они как раз должны отдыхать в городах от летних компаний. Если получится найти кого-то действительно компетентного, то это однозначно не повредит. Ну и утереть нос Исидоро было бы приятно, это Симон вынужден был признать.

***

Сразу после заката следующего дня Симон Беласко явился к месту сбора каравана сеньора Феб. Он ехал на массивном боевом коне серой масти, которого явно ничуть не беспокоил неживой наездник. На плечах Симона лежал длинный белый плащ из шерсти, под которым поблескивала в лунном свете кольчуга. К седлу был прикреплен каплевидный щит также выкрашенный в белый цвет. На ремне болтались ножны.

Следом за Беласко следовали еще трое. Юноша, чье лицо скорее уродовала, а не украшала намечающаяся рыжая борода, походил на оруженосца и путешествовал на вороном коне, который мог бы произвести впечатление, если бы рядом не было монструозного скакуна Симона. Рядом с ним ехал на немолодой уже кобыле мужчина средних лет с выправкой профессионального вояки и луком через плечо. Процессию замыкал конь-тяжеловоз, который вез на себе невысокого явно неуютно чувствовавшего себя в седле человека и два прикрепленных по бокам окованных железом массивных сундука. Судя по тому той легкости, с которой передвигалось животное, сундуки не были наполнены и на треть.

- Добрый вечер! - поднял руку в приветствие Симон и окинул взглядом собравшихся.

О, смотрите, как он кипешится, будучи уколотым в мошну! Об этом Исидоро подумал, и этому он улыбнулся, когда Симон говорил. Воистину, все сходилось. Несмотря на все разговоры о призвании воина — пусть они и не были ложью! — то была его истинная и первоступенствующая природа. Большой человек, с большим мечом и большой мошной. Беласко был больше золотым грандом, чем он был воином! Он боялся и завидовал идолам из золота, воздымающихся выше, чем он!

Беласко принадлежал к правящей аристократии. Он полагал себя верховным человеком всюду и во всем. Сейчас он измыслил, что Исидоро говорил как кто-то, кто был более богат и влиятелен, чем он. Он возмутился, что что-то такое может быть упомянуто в диалоге! Ох, как они были слабы и тонкокожи эти принцы людей! Сплошное посмешище, если судить о них неблагоприятно. Сплошная наивность, если проявить сочувствие и вжиться в их багряные и инкрустированные золотом "беды". О Боже, другой дон сказал, что он богаче меня. Как я, живущий в мире постоянного превосходства и высокомерия, выдержу этого?

Воистину, они люди здорового тела, люди, не знающие невзгод — реальных невзгод и мучений! — смешны. Исидоро готов был поспорить, что ни у Симона, ни у его друзей горло никогда не слипалось, сдавленное собственной слюной, когда он слишком громко смеялся. Он готов был поспорить, что никто из них не рисковал своей жизнью, никто из них не задыхался, кровавя ногтями свой кадык, в этот момент.

Теперь иллюзорное посягательство на его мошну казалось Симону великой проблемой, и он ярился, когда кто оно было произнесено! Ох, как смешны были они, эти гранды, кто ранились от слов более, чем от мечей! Ах, как слабы они были! Иногда Исидоро казалось, что он может, несмотря на все эти величественные стальные доспехи, сбить их в Небытие перышком!

— Я премного благодарен вам, лорд Беласко, — сказал Исидоро улыбаясь чему-то своему. Вероятно мыслям о пчелках и не о судьбах владетелей и королей. — Я жду вашего призыва.

После этого тиран кивнул, позволяя своему другу уйти. Но он вспомнил о чем-то, когда Симон был уже совсем в дверях.

— Ах да! Этот лев! Вы ведь хотели узнать, что было со львом? Что было с Альфонсо? О-ха, я не знаю наверняка. Это, наверное, самый истинный ответ. Но иногда я думаю. Я думаю, что я знаю о чем думал Альфонсо, мой предок, хотя бы немного. Иногда мне кажется, что я думаю также, как он. Вы слушаете? Альфонсо отпустил льва на волю, потому что он, как вы, хотел быть как греки. Но несколько в ином смысле. Он хотел увидеть, существует ли она в нас всех эта "природа", о которой Аристотель, и Анаксагор, и милетцы писали. Он хотел посмотреть, останется ли лев львом, даже если он всю жизнь прожил в клетке. Он хотел посмотреть, не будет ли его "воспитание" — те обстоятельства, в которые он был ввергнут по решению своего предыдущего хозяина, та нега, тот досуг, то изобилие — более сильными. Он хотел посмотреть, смог ли его отец в своем зверинце и со своей кормежкой превратить льва в агнца.

Исидоро отсалютовал Симону кубком в честь его ухода.

— Вы знаете, что было дальше? О, вы знаете. Лев съел их всех. Всех своих соседей. И страусов, павлинов, и пеликанов, и бегемотов, и слонов. Он убил, растерзал и съел их в один день — в один час! Из блистательного золотого в кровавый пурпур окрасилась его шкура. Так это было. Так Альфонсо это увидел. Ничто не может изменить природу зверя или человека. Даже клетка.

Что касается Исидоро, то он также был там на становище сеньора Феба, когда рыцарь явился. И, надо сказать, он задумал привести с собой куда как большую свиту — фактически еще один караван.

Там была гигантская повозка на шестнадцати колесах, с шестью кучерами, должными работать по парам или тройкам, и целым табуном франкских меринов впереди. И о! Что то были за лошади! Черные, массивные! Будто бы демоны, выпущенные из ада, или великие киты, сотворенные Господом Богом в Шесть Дней Творения, а затем поднявшиеся на сушу и начавшие ходить по ней. Больше быки, нежели кони, правда. Казалось, что они в прямом смысле этого слова таранят, буравят и взрывают землю своими тяжелыми копытами, настолько титаническими они были.

Сама повозка, благодаря своим размерам походила, скорее, на передвижной дом или небольшой ког какого-нибудь купца, выброшенный на берег. Украшена она, впрочем, была не как какой-нибудь там торговый корабль-трудник, метающийся туда сюда по рекам и побережьям в поисках хлеба насущного и звонкой монеты-барыша. Нет, повозка выглядела как земной аналог баржи удовольствий какого-нибудь фараона, путешествующего по Нилу, или плавучего же дворца Калигулы Цезаря. Ее внешние стенки были украшены расписными панелями, изображающими с одной стороны схватку Роланда с маврами, с другой — паладинов, заседающим за одним круглым столом с Шарлеманем. Крыша и четыре угла дома-повозки были украшены позолоченной резьбой. С тыловой стороны вздымалось что-то вроде башенки, которые римляне устанавливали позади своих бирем в качестве места для лучников. Можно предположить, что здесь это место должны были занимать стражники, которые отпугивали бы всякий сброд и молодых негодяев от того, чтобы подобраться ко всему этому перевозимому конями великолепию в процессе езды. Оставалось только предполагать, насколько роскошным было убранство повозки внутри. Однако же то, что с одной ее стороны было два зарешеточенных окна-бойницы, и еще по одному с другой стороны и сзади, неким образом указывало на устройство внутренних помещений.

Позади повозки-дворца было еще три фургона, предназначенных для перевозки людей, и столько же повозок с провизией, мебелью, воинскими принадлежностями и другим скарбом. Всю эту процессию сопровождала масса людей и животных: возничие, слуги, ослы, мулы, кони, повара, собаки, вооруженные люди с копьями и дубинками, как кажется, даже сокольничьи. В одной из повозок можно было заметить накрытые клетки, в которых обычно держат обученных хищных птиц. Возможно, Исидоро планировал поохотиться во время путешествия или, по крайней мере, поручить своим егерям добыть свежую дичь для того, чтобы разнообразить стол караванщиков.

Приглядевшись к прислуге Исидоро можно было определить, что преимущественно все эти люди были монахами, или же братьями-мирянами, из прилагающихся к монастырям коммун. О том, что это так, что это именно что монахи и их трудники, можно было судить по бенедиктинским робам первых и покорному, смиренному, устремленному в землю взгляду вторых. Конные люди с копьями, оберегавшие все это стадо агнцев, впрочем, выглядели вполне опасно. Видимо, то были те самые бейлифы и служащие ему сборщики налогов, о которых мальчик-калека говорил прежде.

Что удивительно, были с караваном Исидоро и женщины. Ими явно был заполнен как минимум один из фургонов. Также можно было увидеть, как они входили внутри повозки самого принца и уходили из нее. Видимо, тот предпочитал, чтобы ему прислуживали руки, принадлежащие представительницам прекрасного пола. В совокупности прислужники и вооруженная свита ласомбры исчислялась где-то в районе тридцати или немногим более того человек. Именно то число людей, что он посчитал безопасным и безвредным для себя извлечь из своих поместий и монастырей, в это тяжелое для всей Кастилии время.

Сам Исидоро ждал Беласко рядом с недавно сгруженным на землю одноместным паланкином. По всей видимости, даже покинув свой дворец на колесах принц не хотел пользоваться своими хромыми ногами. Видимо, он предпочитал преодолеть этот короткий отрезок пути на закрытых носилках, крытых черным бархатом и плетенными кипарисовыми экранами. Подле паланкина вместе с ласомбра ждало четверо насильщиков-монахов.

Увидев Симона, мальчик поднял руку в римском приветствии.

Симон Беласко

Попрощавшись с Исидоро Фернандесом, твоим спутником на ближайшие пару недель, ты покинул общество этого ласомбра, чтобы оказаться в обществе одного из прислужников примогена. Тебя проводили к выходу и со всем почтением и учтивостью откланялись, несколько раз принеся извинения за то, что сеньор де Лара не имеет возможности проводить тебя лично. Но эти твои мысли не были озабочены. У тебя уже была новая цель.

Поиски сеньора де ла Корунья заняли намного больше времени, нежели ты рассчитывал. Добравшись до Бургоса и попав в него через северные ворота, ты первым делом поинтересовался у Этьена Геррадо, неоната и смотрителя ворот, местонахождением его патрона, но тот лишь развел ледяные руки в стороны. Следуя чутью, ты зашел к в убежище Маурегато(2), но и там престарелая Баветта, служка, следящая за домом шерифа, лишь покачала головой и сообщила, что сеньор де ла Корунья отбыл с закатом и более не возвращался. Ты вышел под луну ни с чем. Над невысокими городскими постройками возвышалась пожарная башня(56), на которой скучал одинокий городской стражник. Если бы он бил тревогу – можно было бы определить где находится шериф, но человек то и дело опускал голову, рывком поднимая её в вертикальное положение и настороженно осматриваясь по сторонам. Еще одна спокойная ночь в безвременье, как тебе казалось. Следующей твоей целью в поисках шерифа стали, конечно, элизиумы. Дом с красными фонарями(3) располагался ближе и ты решил начать с него. Но Маргарита де Нери, встретив тебя в ослепительном платье цвета крови с подолом в пол, не оправдала твоих надежд. Такая же судьба постигла тебя и в Большой Норе (4). Гальяна Каро, распространяя стойкое зловоние, сокрушенно покачала головой. Затем ты отправился в дом князя (1). И тот факт, что падре Кано также не оказалось на месте, не помешал тебе иметь некоторый успех. Потомок князя и сенешаль Бургоса Мартин Фернандес сообщил, что сеньор де ла Корунья имел визит в этот дом в начале ночи и имел намерения пообщаться и получше узнать двух недавно прибывших из Толедо Ласомбра, Корреро дель Пасто и Рено Галучеса, до рассвета. Но и добравшись до их временного места обитания(52), любезно предоставленного Пересом Кано на весьма необременительных условиях, сеньора де ла Корунья обнаружить не удалось. Он до сих пор не нанес визит в дом, которому могли позавидовать жители соседних лачуг.

Рассудив, что ждать либо искать дальше шерифа можно и до рассвета, ты отправился домой(58, расположен под 57, такое же обозначение), чтобы отдать распоряжения о сборах и лично их проконтролировать, заблаговременно отрядив слугу к дель Пасто и Галучесу, дабы тот дал знать, когда искомый ласомбра окажется в нужном месте и где он может быть обнаружен тобой. И этот момент настал.

За два с небольшим часа до рассвета ты уже закончил беседу со своим сиром и ментором.

Недавно назначенный шерифом города сеньор де ла Корунья имел неподобающий для таковой должности статус и всеми силами пытался проявить себя. Не удивительно, что внушительная свита из смертных приспешников самого разного толка если не всегда окружала шерифа, то по меньшей мере была готова встать под копье по первому зову. Среди них особо стоит отметить двух мужчин, латинской и франкской внешности, которые сопровождали шерифа и закрывали щитами с двух сторон. Ты знал, что обоих Маурегато приобрел у Себастиана Рамоса, и назвать оных людей именно людьми было вряд ли возможно. Почти все человеческое в них было подавлено силой крови и безграничной волей созданий ночи. Они были инструментом, безмолвным и исполнительным. И свою задачу они выполняли, как им и было заложено властью, данной избранным праотцами. Этих безмолвных громил ты даже не просил. К числу вооруженной силы шерифа можно отнести и всю городскую стражу. Четыре-пять дюжин горожан, следящих за порядком в городе в дневное время, а ночью организующих патрули по трем маршрутам. И хоть вооружение их и навыки казались весьма внушительными, выделить тебе часть из них сеньор де ла Корунья отказался наотрез. Они были недостаточно преданы и достаточно нужны в городе. И слишком… местные, чтобы отрывать их от земли в путешествие, которое, по мнению Маурегато, имело высокие риски для жизни. Почему-то он в этом не сомневался, хоть и не спрашивал у тебя подробностей беседы с мессиром де Ларой. Еще в числе слуг шерифа ты знавал нескольких профессий мирного толка, и к концу беседы готов был принять неизбежность в виде закономерного фиаско, начавшегося со столь неудачных поисков ментора, как твой патрон предложил тебе нескольких солдат. Не самых умелых, но знающих с какой стороны держать копье и как правильно наносить удары. Шесть кастильских копейщиков Маурегато нанял несколько месяцев назад, а их сержанта Лопе и того раньше, еще в Сеговии. И считал их достаточно надежными для твоей миссии и недостаточно ценными, чтобы сокрушаться в случае их утраты, если ты возместишь расходы, конечно. Впрочем, это было еще не все. Услуга, оказанная тебе сейчас, должна быть возвращена в виде ответной услуги. Небольшой долг, не более того.

Исидоро Фернандес

Оставшись в одиночестве, ты неторопливо сделал глоток из кубка, на котором всадник поражал копьем диковинного мохнатого зверя. Не в твоих привычках торопиться. Затем ты сообщил слуге, что собираешься покинуть этот гостеприимный дом, сделал еще несколько глотков, погружаясь все глубже в пучину размышлений. И лишь когда мысли в голове сформировались в единое целое, в единое копье, направленное вглубь Бургоса, поднялся и со всей присущим тебе достоинством направился к выходу. И ты не ошибся. Винтики в этом доме работали исправно, ночь от ночи, и, ровно как ты и предполагал, встретил мессира де Лару в коридоре. Он поблагодарил тебя за готовность оказать ему эту услугу, на незначительность которой обращал внимание слишком часто, что, как ты предполагал, могло свидетельствовать как об обратном, так и о том неудобстве, которое примоген мог испытывать, обращаясь к тебе с таким необычный просьбой. А может в этом было что-то еще. Что-то недоступное даже приближенному кругу, в число которых входил и ты. Но в чем тебе не приходилось сомневаться, так это в том, что мессир де Лара действительно нуждался в тебе. И это уже была хорошая новость, не правда ли?

Вы попрощались у ворот. Ты распорядился провести приготовления, а сам направился на поиски святилища знаний, чтобы во всеоружии подойти к предстоящему испытанию, детали которого были сокрыты во мраке. Пока что.

Первой твоей целью стал дом принца. Перес Кано являл собой весьма необычную смесь ласомбра и приходского священника. Будучи добродушным и открытым, он отстранился от так любимых в клане политических дрязг и сосредоточил свои усилия на правлении в Бургосе. И на поисках просветления. В первом он достиг немалых успехов. О втором же известно было лишь то, что Перес Кано, в отличие от подавляющего большинства ласомбра, не утратил веру во всевышнего и продолжал совершать бесполезные ритуалы кресту. Впрочем, Перес Кано был достаточно умен, чтобы не выставлять на всеобщее обозрение избранный им необычный путь, и к увлечению его относились скорее с легкой иронией, не придавая сколь-нибудь серьезного значения. Не удивительно, что к своей брутальной противоположности, Исидоро Фернандезу, принц питал смешанные чувства. Однако, любой достойный член клана мог найти в его доме совет и поддержку. Может и к лучшему, что этот в высшей степени необычный иерарх ко времени твоего визита отсутствовал. Мартин Фернандес, сенешаль города, был много моложе сира, и всем своим видом источал преданность традициям. Не только праотцов, но и старцев клана. Это был в достаточной степени исполнительный, ответственный и начитанный ласомбра, без которого Бургос имел бы сейчас совершенно иной вид. Именно он принял тебя, выслушал и счел необходимым поделиться той частью информации, которая, вероятно, могла в твоих руках принести сенешалю какую-то выгоду. Впрочем, он так и не открыл тебе новых деталей о случившемся, повторяя слово в слово те крохи, которые и так были известны. Не знал или не хотел? А может быть не смог? Наверняка узнать было вряд ли возможно. Таким образом все что удалось узнать о Флавиобриге – было получено из голов двух напившихся рыбаков. Причем их состояние ничуть не мешало получению информации. Напротив, скорее помогало. Иных источников информации о последних событиях в этой отдаленной и весьма труднодоступной деревне не было. Зато как о личности Санчо Ариаса, так и о самой деревне сенешаль был неплохо осведомлен. Флавиобриге смертными владыками был дарован fuero. Привилегия быть подвластным только королевской короне, что было весьма распространено на юге Кастилии, но являлось редкостью в северных владениях, а в целом же это обстоятельство нельзя было назвать чем-то исключительным для королевства. Что же касается самой личности Санчо Ариаса, Мартин Фернандес делился с тобой сведениями нехотя и скорее по необходимости. Рассказывать о том, что хоть как-то касается принцев клана, в этом доме не имело табу, но определенно было не принято. Санчо Ариас являл собой обыденный пример уставшего от войны и вечной жизни солдата. Он было дальним потомком Аориха Гонсалеса, потомка сеньориты Гонсалес, чей сир и сир его сира пали много десятков лет назад, деды которого если не отвернулись от своего дальнего потомка, то по меньшей мере не являли свою милость, а по большей – не желали его видеть при дворе. Мартин поделился, что ему не известно о каких-то серьезных недостатках и врожденных особенностях, которые могли бы спровоцировать внезапный приступ безумия. Также при работе с рыбаками особенно изучался вопрос, имел ли место контакт Санчо с открытым огнем, и ответ на него был получен. Получен со слов тех кто видел. Но этот ответ “Нет”. Таким образом Мартин поделился с тобой, что считает вероятность случайной утраты контроля Санчо над зверем ничтожной. Версия спровоцированного безумия, с его точки зрения, является приоритетной, но причин таковых может быть немало, и шутка одного из внуков Малкава – наиболее очевидная из них. Кроме гениев и безумцев, властью над зверем обладают наиболее дикие и отщепенцы из клана гангрел. Впрочем, о подробностях и особенностях их власти сенешалю почти ничего не известно. Он знал о двух задокументированных случаях спровоцированного безумства представителями этого клана и только. Кроме того он читал, что древние изверги могли одним лишь словом заставить других вампиров впасть в бешенство. Читал он и о таинственных колдунах ассамитах, которые способны были вызывать схожее с безумством состояние. Но могло случиться и еще одно. Презираемые всеми достойными кланами тремеры, что рыщут в поисках чего-то по всей Европе, могли спровоцировать безумство отвратительной тауматургией, о природе которой практически ничего не известно. Последнее является всего лишь предположением, но Мартин Фернандес, питающий, как и очень многие, ненависть к некогда смертным, извратившим природу и суть священного витэ, счел уместным поделиться и им. О мессире де Лара сенешаль не обмолвился ни словом. За сим вы попрощались и ты направился в Элизиум Большая Нора.

Этот дом являлся пристанищем для смертных торговцев и странников, кои делились своей кровью, и домом сразу двух вампиров. Гальяна Каро по прозвищу Дважды обращенная имела весьма специфический недостаток. Открытая незаживающая рана, на ее теле источала жуткое зловоние, и дама эта всячески старалась скрыть его, поливая себя безмерным количеством ароматной воды и используя многочисленные душистые травы, в свойствах которых разбиралась очень и очень неплохо. Говорят, её сир, как и многие воины клана павший в вечности, сумел дать становление ей лишь со второго раза, и после первого укуса образовалась чудовищная рана. Но эту тему не стоило поднимать в присутствии Гальяны, её потомка, да и вообще обсуждали её чаще приватно, нежели во время собраний либо приемов. При всем при этом Гальяна носила маску добродушной и открытой женщины, которой привлечь гостей не только бесплатной кровью и содержательным разговором, но и весьма необычным жильцом, достоинства которого трудно переоценить. То был вампир из клана Носферату, Вамба, с разрешения принца поселившийся в то ли катакомбах, то ли в канализации, стремительно построенной по образу и подобию Римской и также стремительно переставшей работать и канувшей в вечность. Существо это было своенравным, но не покидало пределы отведенной ему территории под землей и за последний век не доставило проблем ни городу, ни клану. А также чтило традиции Каина, состояло в некоторой дружбе с принцем города и готово было оказать услуги тем ласомбра, которые готовы были щедро платить. Зачем носферату золото до конца оставалось не ясным. Некоторые говорили, что он возомнил себя древним крылатым змеем и в дреме возлежает на груде сокровищ, охраняя их от безымянных воров. Тем не менее тебе удалось пообщаться с обоими из них. Гальяна встретила тебя радушно и открыто изъявила желание помочь, но, как быстро выяснилось, оказалась совершенно не осведомленной об упомянутой деревне, Санчо Ариасе и случившихся там событиях, за исключением того что тебе и так было известно. Вамба же не явился на твой зов. Что в общем-то тоже не было редкостью. Механизм, уходящий в глубины катакомб работал исправно, в этом не было никаких сомнений, но, видимо, Вамба был чем-то занят. Быть может возлежал на горе золотых динаров и хранил свое богатство. Ты ушел ни с чем, но к концу ночи крыса принесла тебе кусок бычьей кожи. На нем рукой Гальяны было написано, что она имела короткую беседу с Вамбой, и он поделился, что в Флавиобриге, глубоко под землей, имеется древняя римская канализация, как и в любой некогда крупной колонии латинян, и добавил, что она не обитаема, а после нескольких оползней не имеет выходов на поверхность. Письмо отправилось в камин. Туда же, где находят место жалобы и прошения к аббату твоего монастыря.

20 ноября 1086 года от Рождества Христова. После заката. Скотская площадь в Бургосе

Отправление небольшого торгового каравана должно было состояться со Скотской площади. Все так и случилось бы. И событие это осталось бы незамеченным в городской жизни. Всего на площади находилось дюжина телег, половина из которых была укрыта полотном дешевой ткани на ночь. Вокруг другой половины суетились люди в железе, весьма опасного вида. Звон кольчуг разносился по площади, то и дело привлекал внимание конюших, расседлывающих последних лошадей в стойлах, выходящих распахнутыми воротами на площадь и источающих характерный запах. Ночь устилала город и люди закрывали ставни, заканчивали работу, чтобы скрыться от чертей, ведьм и иных приспешников Диавола в теплых и, как им беспечно казалось, безопасных жилищах. Однако прежде чем Скотская площадь погрузилась в сон и караван сеньора Феба отправился в путь, на площади появился Симон Беласко с небольшой свитой. А затем вечернюю угасающую суету сотрясло явление самого Исидоро Фернандеса с полной походной свитой; чудной телегой о шестнадцати колесах; с дивными расписными панелями, подобающим местом которых стали бы гробницы богоподобных фараонов; самой настоящей башней, на которой восседала пара мужчин с луками. Восьмерка меринов, каждый из которых стоил не меньше чем все остальные кобылы на площади, привлекала не меньшее внимание, чем паланкин, украшенный золотой резьбой и росписью, который четверо монахов-бенедиктинцев вытаскивали из одной из телег и несли к дворцу на колесах. Что заставляло служителей общины святого Бенедикта, отличавшихся строгими обетами и аскетизмом, прикасаться к такой роскоши, оставалось до конца не ясным, но в следующие несколько дней аббату монастыря вновь поступит несколько доносов на неподобающее поведение его паствы. В голове аббата на какое-то мгновение мелькнет мысль, что когда-нибудь капитул ордена низложит его в сане, а затем эти уродливые закорючки на деревянных досках и кусках кожи отправятся пекло.

Сеньор Феб являл собой если не образец рыцарского достоинства, то по меньшей мере вряд ли мог уронить честь своего сеньора. Ладно сложенный и в надежном доспехе, он лично и уже не в первый раз проверял содержимое повозок, когда на площади появилась по большей части весьма необычная процессия. И к чести сеньора Феба стоит отметить, что не явил он тусклому свету факелов ни удивления, ни иных эмоций, коие в большом количестве можно было разглядеть на лицах потрясенных солдат. С подобающим почтением, но без ущерба чести, он приблизился к вам первым, по-военному поприветствовал высокородных особ и сообщил, что сочтет за честь принять вас в вверенную ему торговую экспедицию и обеспечивать вашу охрану на протяжении всего маршрута, если на то будет ваша воля.

Не раз и не два приходилось Симону путешествовать в компании королей. Но подобную вопиющую и бьющую по глазам роскошь, которую сейчас можно было лицезреть на Скотской площади, ему если и приходилось видеть, то определенно не слишком часто даже при дворе. А ведь то были настоящие короли! Исидоро же решил взять с собой в путь целый дом на колесах и небольшую армию слуг, словно ехал не расследовать пропажу сородича по клану, а пускать пыль в глаза всей Кастилии, Астурии и Арагону в придачу. Поистине скандальная непрактичность! У Симона уже даже душевных сил не хватало на возмущение. Он был просто обескуражен. Просто не мог он представить себе, зачем Исидоро могло понадобиться что-то такое. Ну не для того же, чтобы похвастаться своим богатством перед парой скромных рыцарей. Неужели паршивец и двух недель не мог провести вдали от дворцовой роскоши? Симон ведь знавал и грандов, которые в собственных замках жили скромнее, хотя и землями владели никак не меньшими, чем этот извечный инфант.

Он подъехал поближе к Исидоро, еще раз окинул взглядом его обширную свиту и сказал:

- Добрый вечер, Ваше Высочество... - заметна была бушевавшая в душе рыцаря буря эмоций - Право слово, когда я говорил о "силе", то предполагал не совсем это. Неужели вы всю эту братию собираетесь брать с собой? И повозку тоже? Да жители Флавиобриги еще внукам своим о вашем визите рассказывать будут. Да что Флавиобриги, каждой деревне на пути! Как вы это окружающим объяснять будете? Ладно чернь всякая говорить будет - их можно и палками гнать. А если какой благородный дон, через земли которого мы поедем, изволит поинтересоваться, кто это на таком чуде - тут Симон указал на дом-повозку Исидоро - путешествовать изволит? Не скажете же вы, что инфант Исидоро, сын короля Фернандо!

- А вот я, если Ваше Высочество позволит, назовусь в случае чего безземельных рыцарем вашу персону за вознаграждение сопровождающим. Не против будете? Только прибавлю блеска вашей свите. А если расспрашивать о вас будут, то скажу, что и сам ничего не знаю. Только сам, хо-хо, диву даюсь. А уже во Флавиобриге, если спросят, буду говорить, что к кузнецам приехал. - тут Симон повернулся назад и указал рукой на следующих за ним шестерых копейщиков - Я между тем нашел нам надежных людей в компанию. Одолжил у сеньора шерифа. Старший - его гуль. Только попрошу к ним с кровью или дисциплинами не лезть. Мне же их еще возвращать, сами понимаете.

Тут как раз подъехал сеньор Феб и Симон, кажется, был счастлив переключить свое внимание на куда более понятного для него смертного. Он радушно поприветствовал собрата-рыцаря, похвалил собранность его людей и принялся обсуждать детали грядущего путешествия.

- Нам ведь на запад за день до Флавиобриги поворачивать, - повернулся он с притворным уточнением к Исидоро - так ведь?

Симон говорил, Исидоро улыбался. Симон закончил говорить, и ребенок-дьявол сиял, подобно уже давно оставившему ему солнцу. Как кажется, недоумения и сомнения рыцаря порядком рассмешили проклятого принца. Такой явной и неприкрытой была радость ласомбра, что легко можно было догадаться, что он только лишь и желал произвести эффект и впечатления, которые произвел. Воистину, такое яркое счастье редко — ох, как редко! — можно было различить на лицах немертвых придворных Бургоса.

— Ах-ха, но мой друг! — делано возмутился Исидоро, возведя руки к небесам в некоем странном жесте, то ли мольбе, то ли призыве латинского оратора выслушать себя. — Разве вы не знакомы с параболой "пурпурной кожи"? Парабола "кожи, выкрашенной в пурпур", ее еще называют в Каталонии. Нет? О, позвольте, я расскажу вам! Я настаиваю! Мне этот анекдот рассказала сеньора Иньес Гонсалес. Кажется, мой долг благодарности и сыновнего почтения к ней, нашей королеве, не оставляет мне выбора. Я должен поделиться этим подаренным мне жемчугом мудрости с вами!

Улыбка Исидоро стала еще шире и еще оживленнее, чем раньше, если это было вообще возможно. Он напоминал сейчас шевалье Клана Розы, а не магистра из Клана Ночи, это точно. Среди людей света и высокого положения только они были способны к столь неприкрытому проявлению чувств! Столь сильным и великим было оно, что в эти минуты можно даже было подумать, что Исидоро Фернандез был последователем Дороги Человечности, а не Дороги Королей, как то следовало из его публичных деклараций и геральдики.

— Так вот, так вот, — Исидоро провел руками перед глазами Симона, подобно какому-то колдуну или зазывале на театральных подмостках, просящего собравшийся честной люд представить, что расписное полотно за его спиной есть настоящий лес, населенный феями, дриадами и змеями греха, прячущимися в каждой теснине и овраге. — Рим, мы при дворе в древнем Риме...

— Это время декаданса, время заката империи. Правители сменяют один другого в течение никак не лет, но месяцев, если не дней. Оттого они и их двор подозрительны и внимательны к деталям, к любой тени заговора, чем когда бы то ни было. При дворе есть придворный. Уже не молодой человек, порочный, как все, трусливый, как все, тщеславный, как все, глупый, как все. Тем не менее он не полностью инаков и чужд благородной памяти своих праотцов, этот римлянин. Когда он может — это бывает с ним редко, очень и очень редко к его стыду! — он старается следовать их примеру. Он старается держать свое слово, хоть для него и трудно, почти невозможно, искренне поверить в то, что оно есть нечто большее, чем даже его жизнь. Он старается быть заботливым, и верным, и справедливым к своим друзьям, хоть в мире постоянно меняющихся, подступающих и отступающих, как прибой, альянсов и сговоров он и не уверен, есть ли они у него, друзья. Одним словом, он недостойный человек, но, не в пример многим другим, иногда он пытается протянуть свою руку к звездам. Вы можете представить такого человека? Хорошо. Я продолжу.

— Он дал обещание своему врагу, принцу и вождю готов, этот дурак. Он обещал спасти его принцессу, которую император похитил, а затем приказал бросить в самое глубокое, сырое и темное подземелье в Вечном Городе. Он, кесарь, сделал это, смущенный злым и склочным нравом девицы, да будем вам известно. Возможно, он хотел судить ее за ее великие преступления после того, за то, что она осмелилась расстроить его. В любом случае, за всеми этими пьянками, войнами и другими казнями он скоро забыл о ней. Она заточена в темнице, девушка. Принц-варвар хочет видеть ее освобожденной. Его друг-враг, этот глупец, о котором я говорил ранее, должен освободить ее. Вы знаете эту историю, сеньор Беласко? Вы знаете причем здесь "пурпурная кожа" и моя нелепая, не могущая не стать предметом пересудов всех и каждого крестьянина по дороге нашего следования на десять поколений вперед?

- Нет, - буркнул Беласко - не приходилось слышать.

Он бросил на Исидоро полный подозрительности взгляд. Рыцарь ну никак не мог понять странную охватившую вдруг инфанта живость и веселье. Уж не какую ли злую шутку он думал сыграть над Симоном? Может пользовался относительным невежеством Беласко в вопросах древней истории, чтобы выставить его дураком? Пожалуй, будь перед ним кто-то другой, Симон уже начал бы рефлекторно искать в словах собеседника любой намек на оскорбление. Чтобы вызвать на поединок в случае чего и научить уму-разуму. Но можно разве думать о поединке с Исидоро? Он же хрупкий такой - дунь на него и он сам развалиться. Ко всему прочему, мальчонка все таки инфант и не дело это Беласко, в его словах искать непотребства. Поэтому Симон только нахмурил слегка брови и стал слушать.

В голову сразу полезли мысли о рассказанной Исидоро вчерашней ночью басне про льва короля Альфонсо. Странная история. Точнее нет, история-то вполне обыкновенная, просто странно было слышать ее из уст Исидоро. Он не производил впечатление человека (а именно так подумал Симон, который особого разделения между смертными и бессмертными не проводил), который бы стал рассказывать басни с таким посылом. По меньшей мере, если не врали слухи, которые о нем ходили. Ведь что может следовать из того, что клетка не изменит льва, которому Богом начертано быть чудовищем, свирепым и кровожадным? Не то ли, что ни смерть, ни Становление не изменят человека, которому от Бога досталась свобода воли, а от Адама и Евы - знание добра и зла? Это был достойный и благородный посыл, с каким Симон не мог не согласиться. Только это ли хотел сказать Исидоро? Симону почему-то казалось, что нет.

Но Бог не наделил Симона даром красноречия, поэтому ни говорить, ни спорить об этом он не стал.

— А-а-а-а! — радостно протянул Исидоро, подымая палец к затемненным небесам в наставительном жесте. — Все очень просто! Он, этот придворный, приобрел себе самые-самые одиозные кожаные штаны в Риме! Навроде тех, которые носили германские телохранители императора, но еще и выкрашенные в пурпур! Он также приобрел одежду из овечьей шкуры и варварские украшения в виде перстней, шейных гривен и бронзовых браслетов, как те, что носили варварские наемники в армии. Нет, нет, он не хотел сам притвориться варваром таким образом. Отнюдь. Все при дворе знали его в лицо и по имени! Чего бы он достиг, сменив свое обычное платье и тогу на одежды дикарского принца?

— Но вы видите, мой друг, в Риме была тогда некоторая порода молодых мотов и модников, которые любили подрожать варварам в их обычаях и облачении. Обычные глупцы и транжиры, посмотрев на которых, старые и почтенные люди качают головами и сетуют на упадок нравов. Приобретя себе столь импозантное и эксцентричное платье, наш герой лишь сделал себя посмешищем и шутом! Да, да, все так.

— Итак, что он сделал дальше, этот шут с важной миссией? Он вытащил строптивую принцессу из ее клетки, и накрасил ее презренной косметикой и облачил в наряды потаскухи! Затем он пролил на нее и себя полбочки сирийских духов и украсил свою грудь и чело гирляндами из цветов! Затем он напился, как варвар, неразбавленным вином!

— Итак, чтобы вывести принцессу из дворца в Медиолануме глупцу надо было пройти через имперские покои, полные преторианцев, квизиторов и подручных всяких иных мастей. Буде он попытался бы действовать скрытно, его несомненно разоблачили бы. У него бы спросили пороли, которых он не знал. Кто-нибудь, несомненно, узнал бы принцессу, буде она все еще одета как принцесса и пленница, а не шлюха. Кто-нибудь, несомненно, обвинил шута в том, что он пытается спасти врага императора! Что он изменник!

— Но они, все эти царедворцы, не видели перед собой изменника, нет. Они видели подвыпившего сенатора, позорящего себя и свой сан. Нет, нет. Я сказал неправильно. Они старались не видеть его. Все же смотреть на то, как благородный бесчинствует и унижает свой сан оными бесчинствами ¬— себе дороже. Наш дурачок, между тем, всеми силами пытался быть увиденным. Он задирал стражников, отводящих взгляд. Он приставал ко своим друзьям-придворным, рассказывая им о своей новой девке. Те тоже отводили взгляд и делали вид, что ничего не видят. Так он и спас девушку, этот странный герой, сверкающий своей пурпурной кожей. Он действовал шумно и надменно там, где другие бы пытались быть скрытными и расчетливыми. Он победил там, где эти другие были бы пойманы и казнены как изменники.

— Вот. Вот она история про пурпурную кожу. Теперь вы видите, как она относится к нашей ситуации? Никто не заподозрит одиозного высокородного богача в том, что он кто-то еще и что у него есть какие-то скрытые помыслы и планы. Для этого ему лишь достаточно сорить своим богатством и весельем направо и налево. Более того, другие — вы, сеньор Беласко! — могут быть скрыты в его широкой и лучезарной тени. Никто не видит опасности, когда их взоры прикованы к зрелищу или когда они вынуждены пытаться отвести свой взор прочь, дабы соблюсти приличия. Люди вот так вот просты!

Симон погладил бороду задумчиво, словно сам хотел сойти за античного мудреца. Покачал головой и сказал:

- Есть в этом своя мудрость, должен признать. Вы, я так понимаю, хотите узнать, насколько изменились нравы и сработает ли уловка вроде той, которой воспользовался герой вашего рассказа, в наши грешные времена? - он помолчал, будто думаю над ответом на собственный вопрос, и произнес - Ну ладно, будь по вашему. Давайте попробуем последовать мудрости древних. - а потом добавил тихо, словно обращаясь в пустоту - Ох, и глупо же мы будем выглядеть, если это нам на головы упадет...

Решение было принято, и не тратя времени, под ошарашенные взгляды спешащих укрыться от ночных бед горожан, караван неспешно выдвинулся в сторону северных ворот. Оставив позади столицу, воздух стал чище, паломники ускорили шаг и даже дворец Исидоро Фернандеса немного набрал скорость и в этом несомненно важном аспекте в любом путешествии сравнялся с пешими путешественниками, ведь возничим не приходилось скрупулезно выбирать самую широкую дорогу в пусть и свободной, но определенно недостаточной для столь удивительного транспортного средства городской застройке.

Едва караван разменял северные ворота, сеньор Феб повернул караван на восток, в сторону старой римской дороги, и, в сопровождении сеньора Беласко, приблизился к той шторе, за которой скрывался сеньор Фернандес, не пожелавший покинуть свои наверняка роскошные комнаты ради необходимой беседы. А ваш проводник и командир небольшого отряда имел намерения вести беседу.

Сначала он рассказал о дороге. До Флавиобриги можно было добраться по любой из двух объездных дорог: восточной и западной. Западный путь был ближе, но и более опасный. Опасный тем, что был вытоптан ногами и копытами лошадей, а в непогоду дорогу могло размыть до такого состояния, что преодолеть её не будет никакой возможности не только для пешего, но и для конного путника. Что тут говорить о повозках. Восточная или старая римская дорога связывала многие колонии латинян в Иберии и, не смотря ни на что, почти на всем протяженном маршруте уцелела. Телеги по ней можно было провести практически в любую погоду. Но она связывала колонии с древним городом кратчайшим маршрутом. То было удобно для латинян, да. Но многие колонии между собой не были связаны дорогами. Бургос же со своей менее чем двухсотлетней историей вообще не знал Рим. Поэтому восточный путь должен был занять на несколько дней больше. На два, может три. То сеньор Феб озвучил сразу.

Памятуя о разговоре с мессиром де Ларой, который упоминал, что сеньору Фебу доводилось бывать в этой деревне, вы поинтересовались о том что ему известно. Оказалось, ваш проводник неплохо осведомлен о об этом поселении и готов скоротать несколько дней в дороге в беседе. Через несколько дней вы уже неплохо представляли себе что из себя представляет Флавиобрига и кто в ней живет.

Помимо двух с небольшим десятков жилых рубленых домов деревня могла похвастаться хоть и деревянной, но относительно новой церковью, в которой вел службы самый настоящий священник. Отцу Иакову, нареченному по имени святого всех христиан Иберии, было едва ли за сорок, а двери храма Божьего всегда были открыты как для местных, так и для приезжих. Отец был родом толи из крестьянской семьи, толи из семьи ремесленников, и не только умел читать библию, но и крышу починить, дверь поставить, яму выкопать, а если надо – то с мужиками и дом срубить нос не воротил. При нем был мальчишка, Анри. Юнец и монах, что усердно учил грамоту да помогал смотреть за церковью.

Седой Домингес, старейшина деревни, давно разменял шестой десяток лет и пользовался уважением среди деревенских не только в силу почтенных лет, но и за то что в свои года сумел сохранить рассудок. За честность и благоразумие больше десяти лет Домингес был старостой. Чуть что рыбаки не поделят – бегут к Домингесу, чтоб рассудил. И уж если приходили – то не спорили, не принято так было. Ну а если кто спьяну нагрубит иль еще как обидит старосту – то дело нехитрое случалось. Палками всей деревней отходят – ума и прибавится.

В отличие от Домингеса, Большого Торо в деревне недолюбливали. Жил известный кузнец на отшибе с двумя сыновьями. Выпить не любил, в таверну не ходил, да и на сходах появлялся не часто. Мол, работы много у него. И к нему люди также. Захаживали редко да по большой нужде. А вот приезжие его кузницу посещали часто. Можно сказать почти всегда. Не было бы его здесь – может и не ездил бы никто.

А вот Малый Торо или Диего, еще один кузнец, напротив, где какой кипишь – уже тут как тут. Инструмент починить, сапог заколотить, нож наточить – все готов был делать. Получалось, по правде сказать, не всегда, но к тем кто платил хорошо – всегда охоч был и радушен. Мог и в долг поработать, но плату всегда требовал. Да и в таверну любил сходить, опрокинуть кружку-другую сидра вечерами да обсудить Большого Торо.

Таверна была еще одной достопримечательностью Флавиобриги. Единственное двухэтажное здание, которое собирали всей деревней. Внизу – просторный зал. Вверху – пол дюжины чистых комнат для моряков, которых сморила морская болезнь. Корабли останавливались не часто, но если встанет на якорь какой – то платили исправно. Моряки же люди простые, почти как деревенские. Ступили на землю после нескольких недель качки – праздник! Смотрел за трактиром Ганс с сыновьями. Самый настоящий германец! Прибился с одного из кораблей много лет назад, да и остался. Заросший как черт, но пиво варил знатное. Он-то сыновьями и дочерьми кормил и поил постояльцев. Но в основном местных. И часто в долг или за рыбу, ведь деньги в деревне были ни к чему. Если в город какой ехать разве что.

Еще в деревне было два пирса, уходящих далеко в море, один из которых провалился в нескольких местах. Вот тут-то то и дело вставали на якорь корабли, чтобы забрать заказ у Большого Торо, продать что-нибудь деревенским или забрать руду из близлежащей шахтерской деревни.

Когда-то давно на месте Флавиобриги жили римляне, но затем их город сожгли дотла варвары. Что было потом с колонией сеньор Феб не знал. Зато его дед рассказывал, как дед деда водил шахтеров в те места. И случались там частые оползни, от того что землю вглубь копали. Примерно тогда Флавиобрига и появилась в современном виде. Несколько раз накрывало её землей, а потом копать вверх по склону от нее перестали, и вот уже много лет люди там живут. Живут просто: что наловят в море – то и едят.

На юге от деревни – горы. На юго-западе начинается лес. На юго-восток вверх по склону – ближайшая шахтерская деревня. На запад – Ларедо. На восток – Мировале.


27 ноября 1086 года от Рождества Христова

Вы распрощались с сеньором Фебом и его людьми примерно в трети суток пути до Флавиобриги на твердых камнях, которые помнили прикосновение рук рабов римлян. С одной стороны от вас простиралось море, с другой поднимался ввысь каменистый склон холма. Позади можно было различить неряшливые здания Мировале, едва уловимые огни и скудные струйки дыма. Там теплилась жизнь, но вашей целью был не этот город. Всадников вы отправили в разъезды, однако остаток ночи прошел спокойно. Как и весь следующий день.
28 ноября 1086 года от Рождества Христова

На закате часовые вам сообщили вам, что приближается отряд сеньора Феба. Очень скоро он поравнялся с вашей стоянкой и рассказал, что после совершения сделки с Большим Торо он и его люди заселились на ночь, но перед отдыхом поужинали и пообщались с местными, которые оказались не очень дружелюбны к приезжим, но кое-что сеньору Фебу удалось узнать.

Близь пирса две недели назад бросил якорь корабль, а у трактирщика Ганса невиданная выручка. Моряки в количестве около полутора дюжин человек каждый вечер проводят время в его заведении, а вот местным рыбакам такое соседство уже опостылело. Приезжие все заглядываются девок, а у каждого здесь или жена или дочь. И местные не слишком скрывают свое недовольство, но дальше словесных перепалок дело пока не зашло. Корабль этот получил какие-то повреждения в море и требует немедленного ремонта, который моряки и выполняют при помощи местного плотника Хосе. Говорят, вот-вот закончат и отчалят, но разговоры такие продолжаются уже больше недели, и если бы не Домингес и не отец Иаков, чью церковь моряки исправно посещают, конфликт мог бы вылиться во что-то более серьезное. Работают они днем, носят на корабль бревна, стучат молотки и слышится ругань, а вечерами отдыхают и пьют. Корабль этот идет куда-то на большую землю за море, на север.

Событием стал приезд в Флавиобригу благородных кровей господина из самого Бургоса с двумя солдатами, сеньора Жименеса. Господа эти заселились в таверне после заката, поужинали, сходили к старосте, а потом никто их больше не видел. Даже деньги за постой не забрали.

Ганс в разговоре с сеньором Фебом жаловался, что его подвал заполонили крысы и прогрызают дыры в бочках. Он готов заплатить пивом, сидром или едой, если кому удастся вывести грызунов.

Около двух недель назад в деревню приехали странствующие музыканты, Эльвира и Диас. Они поселились в таверне и вечерами играют и поют. Эльвира хороша собой и к ней в комнату часто заходят моряки, а вот местные побаиваются. Говорят, бегают с Эльвирой к морю, тайком от жен. Деревенские много спорят останется ли эта парочка в деревне после того как корабль отплывет. Большинство считает, что музыканты уйдут в другое место как только уйдет корабль. Днем они тоже появлялись.

У Большого Торо на днях пропали какие-то инструменты и он очень расстроен по этому поводу. Сам сеньор Феб расстройства на широком заросшем лице кузнеца не видел. Да и трудно было различить в нем хоть что-то. Но местные уверены в этом, сам, видимо, обмолвился, и винят в случившемся Диего, но тот заявляет, что не имеет отношения к краже.

На этом сеньор Феб закончил. Стоящие упоминания события деревенской жизни были донесены до вас, как вы и распорядились.

Исидоро, еще прежде чем отряд выдвинулся из Бургоса, проявил верность своему слову и провел своеобразное интервью для собранных Симоном наемников. Впрочем, надо полагать, он сразу не особо переживал на их счет — или, если у него и были какие-то сомнения, он предпочел оставить их не выраженными. Узнав, что присоединившиеся к отряду воины — слуги крови, и что они служат ни кому-нибудь, но шерифу города, где он в настоящий момент развернул свою ставку, проклятый принц кивнул и был спокоен. Он лишь только отметил Симону, что по ходу путешествия им, возможно, следует авансам наградить альмогаваров той кровавой монетой, за которую они служат. Тогда, случись им драться, в венах гулей будет больше vitae, и они будут более полезными.

Это только логично озаботиться усилением собственных друзей и союзников, когда тебе это особо ничего не стоит. Учитывая же, что мальчик-тиран прихватил с собой чуть ли не весь свой гарем, он полагал, что может позволить себе некоторую щедрость. Он также озаботился узнать имена их новых телохранителей. Более того, он также несколько раз призывал к себе солдат шерифа по ходу путешествия и, вдали от посторонних ушей, приказывал им развлечь себя рассказами о себе, своей судьбе и своих битвах. Все же сейчас Исидоро путешествовал лишь с минимум багажа, очень скромно. Он оставил своих менестрелей, жонглеров и шутов дома. Потому он и вынужден был обратиться за развлечениями и украшением своих вечеров к непрофессионалам.

Что касается Феба, то с ним инфант — по крайней мере, по началу — не желал говорить особо много. Принц все больше слушал, свесившись из окошка своей повозки, четки в его руках. Впрочем, некоторые из историй караванщика и его знакомство с людьми и нравами Флавиобриги, как кажется, все-таки зацепили интерес сеньора Фернандеза. Так, к примеру, он спросил, где располагалось жилье покойного Санчо Ариаса и с кем из местных он, охотник, поддерживал дружбу. Были ли у него среди деревенских или людей, обитающих в окрестностях деревни, близкие, подельники или слуги? Все же кому-то же он должен был отдавать своих подстреленных кролей их шкуры? Также Исидоро озаботился узнать, что стало с лошадьми сеньора Жименеса и его свиты. Надо ведь полагать, что они прибыли в деревню конными и, наверное, еще с какими-то тягловыми животными, что несли на своих спинах их поклажу. Те остались в таверне вместе с мошной монет, призванной оплатить их простой? Или же они отправились к старосте конными и конными же исчезли? Вообще, оставили ли они какие-то вещи в стронопримном доме?

Когда Феб вернулся к ним двоим после своего путешествия в деревню, то Исидоро потребовал узнать, действительно ли эта Эльвира-музыкант была так красива, как о ней говорили? Хорош ли был ее голос? И что с ее компаньоном, этим Диасом, он ее муж, брат, отец?

Если до разговора с людьми шерифа у Исидоро и были какие-то сомнения, то уже в начале они рассыпались в прах. Каждый из солдат считал сеньора Маурегато - главной фигурой в жизни, смысл которой служить рыцарю изо всех сил и отдать жизнь за него, если на то будет его воля. Они оказались привычны к ночному образу жизни, что и не удивительно, после больше чем полугода во служении, и видели и угольно-черные облака, и щупальца, возникавшие из ниоткуда. Для них проявления власти над тенью все ещё не стали привычным делом, но они по крайней мере не бросятся бежать со всех ног, когда рядом с ними возникнет с человеческий рост щупальце.

Наградить копейщиков кровавой монетой не составило никакого труда. Они охотно принимали дары. А вот рассказы их оказались... Что может рассказать землепашец Платону? Удачей оказалось то, что люди Лопе могли изъясняться более менее понятно и связно. Быт и нравы крестьян, пусть и взявшихся за оружие, мало интересовали Исидоро, а про сеньора Маурегато они рассказывали неохотно. Впрочем, одну историю они повторяли не раз. Около двух недель назад большой отряд из нескольких десятков человек и господ отправился в сторону занятого арабами Мадрида. В их числе был и Лопе с людьми. Остановившись на севере от города, люди стали свидетелями чудовищного явления диавола, черного как ночь, с горящими глазами и валившем паром изо рта. Они тот час бросились бежать и бежали много часов до самой Рики. И попрощались со своим милостивым господином, решив помянуть его в местной таверне на все оставшиеся у них сбережения. Так вот, когда погреб трактирщика был опустошен, а на ногах стоять не мог уже никто, в тот дом явился сеньор Маурегато, победивший демона. Тот день люди Лопе запомнили как один.

Среди них оказалось три Пабло, один Педро, один Гомес и сержант Лопе.

Сеньор Феб хоть и был знаком с нравами и жителями Флавиобриги, но не был местным. Он лишь останавливался время от времени в местном заведении на ночь, во время поездок к Большому Торо, да общался с жителями во время ужина. Может быть это и казалось немного, но большАя часть жизни Флавиобриги протекала именно в доме Ганса, а изрядно выпившие рыбаки были охочи до разговоров.

Жилье покойного Санчо Ариаса располагалось на отшибе, ближе к лесу. Мясо он продавал Гансу, а шкуры - кузнецам. Дом его, после нападения в таверне и таинственного исчезновения тела, деревенские сразу же спалили до тла, от греха подальше. С кем Санчо дружил сеньору Фебу известно не было. В таверне он если и появлялся, то не часто.

Сеньор Жименес прибыл после заката с двумя оруженосцами. Они были верхом, а про обоз никто не рассказывал. Как не рассказывал никто и про несметные для деревенщины богатства, которые удалось бы получить из седельных сумок. Поэтому сеньор Феб полагает, что отбыли господа к старосте не верхом, но вели лошадей под уздцы. Про вещи оставленные сеньору Фебу известно не было. Такие прямые вопросы Гансу он не задавал, но об этом можно подробно расспросить как Ганса, так и Домтнгеса.

Сеньор Феб имел возможность оценить выступление, после которого у него остались очень приятные впечатления. Подол красного платья вздымался выше головы, а подошвы чеканили ритм как боевой барабан, и все это действо происходило под интенсивное перебирание гитарных струн Диасом, то и дело скрывающего на гитарный бой. Она была хороша собой, вне всяких сомнений, а что до отношений между ними - то ему неизвестно. Единственное что сеньор Феб смог отметить, стараясь ответить на вопрос Исидоро, это то, что оба они примерно одного возраста и молоды, но юность разменяли не вчера.

Когда двое Сородичей уже во второй раз попрощались с сеньором Феб и его караваном и отправились наконец в путь вновь, Беласко приблизился к Исидоро Фернандесу и завязал разговор:

- Ну что думаете обо всем, Ваше Высочество? - начал рыцарь - У меня, право слово, было предчувствие, что в деревне еще что дурное произойдет. Не мудрено это, если там только недавно пропали двое наших братьев-кровопийц. Но кажется, слава Богу, что обошлось и все там пока благополучно.

Симон посмотрел на Исидоро, ожидая реакции.

- Что думаете делать, когда до места доберемся? Я считаю, что следует сразу заявится к старости да и спросить у него прямо про сеньора Жименеса и людей его. Ну и на то, что от дома Санчо Ариаса надо взглянуть. Лучше днем, наверное, когда видно получше. Я вот могу Диего послать, - тут Симон махнул рукой в сторону едущего далеко позади своего слуги-следопыта - у него глаз наметанный, может и найдет чего. Со священником местным надо поговорить. Посмотреть, что за человек, а заодно расспросить про Ариаса. Может быть это поп его до безумия довел - бывает же такое. Мне кажется, что это, Ваше Высочество, по вашей части будет. Заодно, если я старостой займусь, а вы попом, то мы время сэкономим. К трактирщику, мне кажется, смысла идти не будет - не думаю, что он нам что-то расскажет, чего сеньору Феб не рассказал. А вот внимания к нашим персонам в людной таверне явно много будет...

Тут Симон задумался и замолчал на секунду, глядя в ночную тьму. Потом добавил:

- Вот вы знаете, мне не хочется все таки прямо сразу в деревню при параде въезжать. Давайте сами вперед поедем - ну с половиной вооруженных людей, скажем - а обоз пусть чуть попозже прибудет, чтобы мы успели немного на деревню посмотреть, пока своим прибытием шума не подняли. Я пойду к старосте, а вы, Ваше Высочество, к священнику. В силе, как вы и хотели. Расспросим их обо всем и если они нам какие наводки дадут, то мы сразу среагировать успеем и по горячему следу пойти, пока никто нас не ждет. Что скажете?

— Я придумал себе псевдоним, дон Беласко! — сказал Исидоро. Он улыбался с поистине детским весельем. — Отныне я прошу называть меня сэром Роландом! Как паладина! Я благородная особа, путешествующая инкогнито! Я здесь в паломничестве, знаете ли! Я следую к ущелью, в котором погиб величайший рыцарь истории, и я останавливаюсь, чтобы посмотреть на все местные реликвии и святые места! Приобрести их, если на то будет мое желание! У меня есть все необходимые архиепископские грамоты для этого! Все для новой церкви, которую я заложу на месте смерти паладина!

Принц рассмеялся.

— Я храню уединение в моем паломничестве, вы видите! У меня есть скромная повозка, в которой я укрываюсь от коловращения и суеты этого мира! Меня сопровождают монахи, которые помогают мне в молитвах! Да, да, на моем пути я посетил уже пять или шесть мест, важных для Сантьяго Матамороса! Я пустился в это паломничество не просто так, вы видите! Я хочу вымолить победу для короля Альфонсо! Ах-ха, так праведен я, так много святых мест уже посетил как пилигрим, столь много посещу еще, что все мои грехи уже де-факто отпущены и замолены! Любые грехи от чревоугодия, до распутства, до излишней тяги к музыке!

Дон Исидоро закончил смеяться. Он поднял дрожащую плохую руку со скореженными и не разгибающимися пальцами к своему хладному лбу. Напрасный и ненужный жест — как будто бы он хотел утереть пот и испарину или что-то такое.

— Это что касается моей истории, расшитой нитками из пурпурной кожи. Вы ведь хотели, чтобы мы были скрытными? Я молодой гранд или сын гранда, вдохновленный священным видением и путешествующий в подобающей его сану манере. Я проинструктировал своих слуг говорить разное обо мне. Что я дворянин из Галисии. Или граф из Леона. Или принявший христианство правитель одного из тайф. Или опять-таки недавно крестившийся, иудей — еще более богатый! Или, что я сын герцога Тулузы! Короля Франции! Ха, чего-там, чем Бог не шутит, даже малоизвестный четвертый сын покойного короля Фернандо! Я думаю, что все будут так увлечены попытками обмануть меня, всучить мне поддельные реликвии для моей будущей церкви, или набиться мне в проводники, что им, в принципе, будет все равно, кто я на самом деле.

Ласомбра повернулся к своему кузену и заговорил более спокойно и сдержано. Как дипломат и придворный, коим он был. Вежливая улыбка на его устах.

— Что же касается вашего предложения, то здесь я позволю себе с вами не согласиться. Мне кажется, вы сейчас говорите о многих напрасных телодвижениях. К примеру, почему бы нам просто не последовать на постоялый двор, где я услажу свое горло вином, свой слух звуком флейт, а своих глаза созерцанием танца? Мы могли бы послать людей, чтобы они привели старосту и священника туда. Старосте они скажут, что я хочу расспросить его о местах, ассоциировующихся со святыми, большими и малыми, в близлежащей округе. Заодно мы можем спросить и о чертовщине, как то, о судьбе покойного Санчо. Паломники интересуются такими вещами, особенно богатые, праздные и падкие на острые ощущения. Священнику мы можем сказать, что я и мои монахи-сопровождающие хотим молиться в его храме, но не можем сделать это по причине того, что там недостаточно убрано. Не могу же я склонять колени на том же хворосте и тростнике, на котором их склоняют простолюдины? Не могу же я рисковать быть простуженным сквозняком из щелей, не завешенных гобеленами? Его храм должен быть подготовлен к моей полуночной молитве, только правильно будет, если он получит от моего сенешаля должную помощь и инструкции в том, как должно быть сделано.

— Если мы сделаем все так, то мы сэкономим время, не тратя его на разделение, разъезды и последующие сборы. Более того, мы не будем рисковать повторить судьбу Жименеса. Он, как кажется, тоже думал, что может разъезжать по этой деревни с небольшим сопровождением. И где он теперь? Да и в любом случае, это кажется чем-то не особо подобающим нашему сану слоняться меж крестьянскими, разве не так? Почему мы должны искать аудиенции у смертного старосты и священника? Для тех, кто идет вымощенной кинжалами дорогой королей, потакать низшим — это грех. Я скажу, пусть эти двое предстанут перед нами, раз мы того хотим. Там, где мы этого хотим. Разве я говорю не правильно? Поселимся в таверне, призовем их к себе! Так мы сбережем время, сбережем себя и сбережем лицо. Разве не так?

-Так-то оно так... - нехотя покивал Симон - Только вот мы вполне возможно преступника ищем. Убийцу! А он ведь и сбежать может, если сейчас еще в деревне. Тут, я считаю, осторожность важна.

Беласко замолчал и проявившиеся на его лбу морщинки выдали идущий в голове рыцаря напряженный мыслительный процесс. Идея Исидоро ему, конечно же, совершенно не нравилась. К чему весь этот маскарад и пыль в глаза несчастным селянам, думал он, когда можно просто делать свою работу без лишнего шума? Меньше риска спугнуть добычу. Да и в полуночных визитах к смертным, что могли знать что-то о нарушение Традиций, Беласко ничего зазорного не видел. Право слово, "просить" аудиенции он у них не собирался! С другой стороны, конечно, спорить о делах чести с Исидоро он не мог - и слов подобрать не получалось, и не смел он в таких вопросах перечить инфанту. Поэтому только потупил взор и сказал:

- Давайте тогда, Ва... Сэр Роланд, - заметно было, что псевдоним Симону не очень понравился - вы в таверну отправитесь, а я пока с моими людьми на то, что от дома Санчо осталось, взгляну. За себя я, в случае чего, постоять смогу, а на селян, я уверен, вы и без меня впечатление произвести сможете. Потом я вас в церкви найду... - тут Беласко подумал, что Исидоро мог про церковь просто для красного словца упомянуть, и добавил - Или в таверне, если вам так угодно будет.

— Хм-м, мне почему-то казалось, что я более настроен на скрытые энергии этого мира, чем вы, сеньор, — протянул Исидоро. — Я знаю, как сеттиты и ассамиты вершат свои языческие чародейства. Я знаю, как наши первопроклятые кузены тзимиски управляют землей, небом и водой. Я знаком с тайными путями нашего клана и тем, как петь гимны Бездне. Я знаю многое другое. Вы точно уверены, что мои глаза не понадобятся вам при осмотре жилища Санчо Ариаса? Все же, вполне возможно, он был сгублен чьим-то колдовством.

- Без сомнения. - кивнул Симон - Но вот в обыске мест с преступлениями возможными связанных у меня есть некоторый опыт. Потом сможете посмотреть на пожарище и вы, если вам будет угодно... Хотя если мне память не изменяет, приступ безумия у нашего покойного Санчо начался именно в таверне. Попробуйте и там следы колдовства поискать, если подозреваете, что в нем причина.

Беласко замолчал на пару секунд, явно раздумывая над некой дилеммой, а потом добавил:

- И признаться честно, мне хочется посмотреть на деревню как можно скорее, пока никто ничего в связи с нашим прибытием сделать не успел.

Дон Исидоро покачал головой, а потом развел руками, как будто бы извиняясь за то, что ему вновь суждено стать прокурором и обвинителем над идеями Симона.

— Вот вам предположение или даже скорее гипотеза, которую вы могли бы обдумать. Ариас и Жименес пали от рук малкавиан. Я не говорю, что это так. Я даже не говорю, что считаю это объяснение всей здешней сумятицы наиболее вероятным. Я просто говорю, что нечто такое возможно. Как это было? Санчо был сведен с ума этой странной дисциплиной, в которой только они одни сведущи. Жиненес и его оруженосцы были выявлены как каиниты с помощью также присущей малкавианам способности к прорицанию. Затем лунатики подобрались к ним незамеченными с помощью своего дара затемнения и убили их. Что будет сейчас? Вы заходите в деревню с небольшим сопровождениям. Вы выявлены как каинит. Вы и ваши люди убиты, даже прежде, чем вы заметили приближающуюся опасность. Так ли трудно поверить, что безумцы могут быть здесь? Они разбили свой вертеп в Наварре. Они правят там, как будто бы они первопроклятые наподобии нас, вентру или тзимисок. Вполне возможно, что в своем безумии и ненасытных амбициях простолюдинов они решили также отобрать у Кастилии и Моря Тени, нашего государства, Флавиобриги. Вполне возможно, что они решили сделать это поселение своим доменом и убить всех иных претендентов на него. Хотите ли вы стать третьим магистром, который погибнет здесь? Все ради чего, ради излишней поспешности? Ради желания обратить свои глаза к цели нашего путешествия как можно скорее? Это могут быть малкавиане. Это может быть убийца-ассамит, отбившийся от армии эмира, и проникший вглубь вражеской территории. Это может быть какое-то еще отребье низших кланов. В любом случае, опасность ждет в Флавиобриги. Мы не знаем, как скоро она способна ударить и как быстро изобличить нас в качестве врагов. Я скажу, что нам не стоит разделять партию, но лучше всего путешествовать вместе и в силе, и в окружении максимально возможного числа воинов. Мы ведь не просто так взяли с собой эту маленькую армию, нет? Зачем пренебрегать ей, раз уж она под рукой и готова защитить нас?

- Вот как? - Симон покачал головой задумчиво - Низшие кланы действительно не стоит недооценивать. Здесь я должен признать вашу мудрости. А потому, ладно, пусть будет так. Я проявлю осторожность и останусь с вами. Попрошу лишь не слишком долго задерживаться в таверне. Увидеть деревню своими глазами все таки стоит.

Симон выпрямился в седле и махнул рукой в сторону деревни:

- Не будем же терять времени.

— Ха-ха! — сказал Исидоро и вновь разрушил свою спокойную личину дипломата и царедворца непозволительно широкой и неприемлемо счастливой улыбкой. — Я вижу, что мы иногда расходимся в определении того, что практично и разумно, но мы все еще единогласны в наших принципах и в нашей вере. Я ценю это. И я ценю возможность назвать вас своим кузеном и братом по ходу этого похода, дон Симон, не сомневайтесь в этом ни на миг! Мы оба служим нашему великому клану и хотим благоденствия, возвышения и процветания для Моря Ночи, ведь так? Два славных Caballeros мы есть. Я рад, что вы увидели правду в моей точке зрения. Не сочтите за упрямое упрямство, что я настаиваю на том, на чем я настаиваю. Я просто хочу лучшего для всех нас, ласомбра. Я думаю, я учитываю ваш острый ум, и я уверен, что когда-нибудь то буду я, кто покорюсь вашему более совершенному разумению в делах этого мира. Теперь — вперед!