Большие Хомяки | ходы игроков | Приключения Тарика и Альвина

- Ай! - Альвин, погружённый в размышления о том, что всё это может значить, едва успел машинально, не выныривая из своих мыслей, взяться за руку Тарика, как пол ушёл у него из-под ног. - Айяйяй! - верещал хомяк, вися над пропастью, куда устремился живой поток тьмутараканов, и где лязгало что-то страшное. И затем облегчённо выдохнул, снова оказавшись на твёрдой земле... но тут же, обернувшись к Тарику, быстро заговорил:
- Т-теперь у нас только один п-путь - вн-низ! Что бы т-там ни было, у нас н-нет другого пути! П-попроуйте посветить м-мечом!

Тарик хлопнул Альвина по плечу, придавил лапой и ответил тому:
– Не паникуй. Выберемся так и так. Уже всё хорошо.
Прошёлся за мечом и подняв повыше для набора яркости начал то и дело опускать, края ямы да пол вокруг освещая, чтобы вновь в опасность, али тараканов не угодить.

Тьмутараканы отчего-то не понимают, что вы не упали. Бегут себе и бегут.

Тарик заметит на полу ещё подозрительные ровные линии и накатанную колею от второго колеса. К вам такое не выходило. А также пару камней, возвышающихся над уровнем прочих.
Края ямы ровные, как у люка, рама стальная, лишь облицована камнем, причём весьма убедительно: словно тут поработал зрячий. С треть мизинца металл толщиной. В нём с одной стороны несколько отполированных круглых прорезей: посредине и с боков. Верно, тут запиралась крышка до поры до времени. Ниже лишь чернота с трёх сторон и отвесно тяжёлая крышка висит с четвёртой. У хомяков-то люки вверх открываются, нарочно чтобы не провалился никто, а тьмутараканьи вон ровно наоборот. И, конечно, таких огромных Тарик ещё не видел. Если и крышка сама из металла, в чьих же силах её поднять? А, впрочем, и то колесо из стены выкатить? Тяжеленное же оно! Чем тьмутараканы всё это двигают?

Альвину же, пока свет меча вокруг ямы вверх-вниз гуляет, блеснёт отражение от дальней стены. Как если бы полная луна взошла на миг под землёй: что-то округлое, небольшое, на металлический диск похожее. Зеркало? Циферблат? Замок?

– Тут твёрдые ленты куда-то ползут, – глухо донесётся из под пола. Похоже, падать там глубоко и опасно. – Потом расходятся в разные стороны. И стены сужаются. А тьмутараканы пишут...
Пауза. Наверное, Ъ опять понадобилось перевернуться вверх тормашками.
– ... благодарности пишут, – приятно удивится ваш отважный разведчик. – Жизнь тщетна? Вам скучно? Сложно? Одиноко? Вы разочарованы? Испытательный цех предлагает лучшее средство от экзистенциальной тоски: опыт смертельной опасности, насыщенный и задорный. Вы получите возможность испытать на себе непредсказуемые особенности новейших изобретений. Пояснение мелкими усами: не дольше сотни лет в разработке. Мы запустим вас навстречу гибели с ветерком! Вы увековечите себя в улучшении и развитии тьмутараканьей механики! Мы благодарим вас за то, что предпочли наш цех бессмысленному существованию. Приходите ещё, если останетесь живы. Приятного вам потрясения! ... ... Ух ты! – воодушевится Ъ в полнейшем восторге, аж стены зазвенят. – Это не может не радовать!

- С-спускаемся! - быстро проговорил Альвин и осторожно поспешил к краю люка, заглядывая вниз и пытаясь понять, как здесь можно безопасно спуститься, а не упасть, и надеясь, что Тарик и его меч ему помогут. Конечно, спускаться вниз было опасно, но если люк закроется, пока Ъ будет внутри, а они снаружи, их маленький отряд окажется разделён, а это куда хуже!

Тарик подошел к краю посвечивая мечом в яму и пытаясь понять есть ли тут спуск, по совету советника. "А может еще знак спросить?" – подумал Тарик вглядываясь в свечение.

– Осторожно, – донесётся из бездны, – очень глубоко...

Альвин с Тариком не найдут безопасного спуска, как ни стараются. Дна не увидят тоже. Словно в том и тьмутараканья затея, чтоб испытатели разбились, обалдели и не сопротивлялись внесению последнего смысла в их существование.
Вот она какова добровольность в Тьмутаракани.

А из чёрной пустоты всплывёт потихонечку зонтичный купол. Щупальце вам помашет слегка сконфуженно. Разведка не имела ошеломительного успеха.
– Ленты все расползаются по тоннелям, – поведает облачко тьмы, – за которой же следовать? Хваты висят с потолка, качаются: низводить да курощать. Огонёк мелькнул далёко. Место, в общем, приятное. Хорошо там, прибрано. Я бы ещё поклубилось –
Может, и стоило, да кто ж его знает, когда тьмутараканы задрают люк.
Явно скоро. Вон последние убегают. Если прыгать вниз – то последний шанс.

Ъ, впрочем, погружаться назад не торопится. Решит теперь эту пещеру поизучать.
– Ничего вы тут не нашли? Я там подумало, как они письмо изображают, такие предложения бегущей строкою складывают – ведь кто-то зрячий их научил.

Облачко тьмы укажет на знак Тарика.
– И этот совет я уже видело. Когда мы сюда вылезать собрались.
– Может, стоит попробовать? У нас есть пища. Нет, я помню, что мы злые и тростников пугали. Но тьмутараканы нас не боятся. И кто сюда ходит? Если у них есть союзники, то это злые союзники. Остальных отправляют на испытания. И нас пока принимают за остальных.

- Н-нет, это п-плохая идея... - проговорил Альвин, вглядываясь вниз и не видя никакого безопасного способа спуститься. - Нэхё! - от волнения Альвин даже забыл про выбранные им и его спутниками роли. - Поднимайтесь с-скорее! Иначе мы ок-кажемся р-разделены! Или... или п-помогите нам с-спуститься! - Ъ уже показало, что может выдержать вес двух хомяков, хотя и не очень долго - этого могло хватить, чтобы спуститься.

Облачко тьмы поспешно всплывёт повыше и уже протянет к вам щупальца, как последний тьмутаракан убежит, и крышка встанет на место. Пол дрогнет слабо, прожужжат запоры, и все звуки снизу отрежет: умолкнет и скрежетание железной змеи, и неуклонный топоток сотен лёгких-легчайших лапок, пробирающийся под кожу.

И сначала покажется тихо.

А потом вы расслышите шорох и шуршание у дальней стены. Шевельнётся застойный воздух пещеры. Станет будто теснее от чужого присутствия. В темноте зажгутся под потолком два подозрительных рубиновых глаза. Оглядят помещение.
– Ууу, – внушит вам простуженный голос. – Меня тут нет.

Отвернётся. Глазища скроются. Шуршание величаво дальше во тьму сместится и чем-то у дальней стены защёлкает.

Облачко тьмы внушится, но звуки его привлекут:
– Там что-то!.. – оно укажет во тьму.

– Ууу. Ничего не щёлкает, – перебьёт простуженный голос.

Ъ зависнет, озадаченно разглядывая своё указующее щупальце и пытаясь вспомнить, что ему померещилось.

Умолкнут жуткие звуки, затихнет тревожный гул. Нэхё дорогая рядом. Успокоиться бы хомяку, но что-то не так, будто как тараканы недавно слова писали кто-то комнату нарисовал неправильно в сознании. Растёт тревога вместе с тишиной, а Тарик всё никак понять не может, как же от тревоги откупиться, чувство оно, не принимает материальных даров. Быть может это... знак сломался и мир за собой потянул?..

– Мы сходим с ума? – оторопело пробормочет Ъ, по-прежнему глядя на указующее щупальце, но так ничего и не вспомнив. – В таком случае, я разочаровано в сумасшествии!
– Мне совсем не причудливо. Фрх! Я оставлю их цеху плохие отзывы.
Оно оглядится, где их лучше оставить. А потом озадачится:
– Они есть у меня?
Возьмётся перебирать всё нажитое непосильным трудом.
На свет поочерёдно являются и пропадают флакончик с настойкой травки-забавки, подаренный Гарденией, развесёлый хоббитский зонтик, эльфийское блюдце с прокисшим уже молоком, шишки, шишки, лесные бесконечности шишек, рамочка для приличий, зуб дарёного коня, водостойкое мыло, пропавший писчий набор Белуса Пушистеенекуда, счётчик овец (показывает пять), поторопительное, жидкость для очистки совести, нулевой балласт, большая разница, осколок древнего рода, дорожные пайки, чёрные кружевные манжеты, хитиновая пластинка с надписью "налево, налево, дверь"...

– Может, это стереть и переклинописать? – задумается исчадие Мрака. – Налево, налево, дверь.
Оно повернётся налево. Ещё налево. Окажется там же, где и было.
– Ай-люли! – возрадуется облачко тьмы, всплеснёт щупальцами. – Вот на что я указывало! Иначе и быть не может: на-лево-налево-дверь!
И оно затанцует во тьму у дальней стены.

Альвин в растерянности вертел головой, щуря глаза за стёклами очков и пытаясь понять, что такое очень важное он только что слышал, но оно тут же вылетело из его головы. Это было похоже... похоже на то, как их чуть не заговорили мыслящие тростинки. А затем замешательство превратилось в страх.
- Мы сходим с-с ума?! - шёрстка хомяка поднялась дыбом. Альвин уже представил себе, как он и его спутники сходят с ума и остаются в этих мрачных зловещих подземельях навсегда. - Не с-смотрите! Н-не слушайте! - попытался предупредить он своих товарищей, но тут же поспешно поправился: - Н-наоборот! С-смотрите! Слушайте! Здесь ч-что-то есть! Д-дверь?! - услышав последнее слово Ъ, он торопливо поспешил следом за тёмным облачком, к двери, которую он не видел, но которую - он верил в это - видело Ъ.

– Воистину, – победительно согласится Ъ с книгочеем. – Нам нужно смотреть и слушать наоборот!
Немного подумав, оно уточнит у мудрого Альвина:
– А как это?

Тем временем ваша великая экспедиция достигнет дальней стены. Облачко тьмы придержит несколькими щупальцами поспешающего за ним в кромешной тьме хомяка. Остальным богатством тоже пошевеливает, это движение Альвин чует. Наверное, стену хитромудро изучает.
– Дверь пока не обнаружена, – сообщит Ъ, не расстраиваясь.
Оно твёрдо решило доверять своим озарениям прежде коварной реальности.
– Зато тут есть симпатичный круглый замочек. Я попробовало его открутить от стены, но он держится крепко. И когда он вращается, он чувствительно-ощутительно щёлкает.

Ъ деликатно возьмёт лапу Альвина щупальцем, поведёт, направляя, и приложит к чему-то гладкому, полированному, теплеющему; со множеством мелких бороздок и завитушек. Повернёт слегка. И впрямь же – под лапой щёлкнет. Так очевидно щёлкнет, что точно должно быть слышно.
Но не слышно.

– Замочек зага-адочный, – умилённо промолвит облачко тьмы. – Я думаю, его нам и надо!

Тарик подойдёт и осветит щелкалку, но больше пока ничего не понимает.

Так Тарик узреет и всем остальным покажет самый диковинный на свете замок.
Если это вовсе замок, конечно: четыре вращающихся диска с насечками и рунами. То самое круглое, признает Альвин, что блик от меча ловило да луною казалось. А вон каково, на циферблат похоже, которыми в Истине Гдеторядом высокие башни украшают. Зачем? Того в книжках не писано, в сказках не сказано и хомякам неведомо. Да и то верно: все орнаменты пояснять замучаешься.

Только порядок цифр в том орнаменте истинном завсегда одинаковый, это Альвину памятно. А тут не такой.
Так и выяснится: не руническое это письмо, а вруническое! Врунам верить нельзя, они неправду показывают.

– Славно-славно, – обрадуется Ъ, оглянувшись на Тарика. Щупальце чётко, деловито подставит, костоправа изображая: – Табличку, ваше злодейшество!
И приготовится диски крутить.

Шуршание забеспокоится. Свет меча не даёт ему к вам подобраться.
– Ууу, – попытается оно поспешно, чего вы, конечно, не слышите. – Вы меня видите, и я вам нравлюсь.

Глазеет Тарик оторопело, не осознавая что перед ним, но вида не продает – суров, вооружен, молчалив и статен. Кроме того, так и производит впечатление галантного и вежливого рыцаря. Хотя непонятно на кого эта галантность сейчас направлена, но Тарик точно уверен, что галантным к кому-то быть нужно. К Альвину? Ну, не то что-то. Он же советник у злодея. Не поймут. К Нэхё? Хомяк и так старается, только вот не применимы правила галантного хомячьего этикета к облакам мрака...

Альвин чесал лапкой в затылке, изучая непонятный механизм, похожий на какую-то головоломку, вроде тех, о которых он читал в книгах. "Перемести все диски с правого шеста на левый; ты можешь за раз перекладывать только один диск, и ты можешь ставить диск только на диск большего диаметра"... что-то в таком духе. Если это головоломка, то у неё должны быть правила, как её разгадать. Как узнать правила? Они написаны рядом на стене? Альвин как раз изучал взглядом окружающие стены в поисках поясняющего текста, когда услышал чей-то голос.
- З-здра-здравствуйте... - нерешительно проговорил он, оборачиваясь, и увидел...?

– Слава тебе, Гинунгагап! – вырвется у красноглазого.

Он тут же примет солидный вид. Насколько это возможно, стоя на потолке и, соответственно, кверх ногами.
Значит, не врали книги о Тамплохишах! И впрямь они – вот же, гляди-подивись, – поверху ходят. И одежда у них, даже полы плаща, тоже чудесным образом туда же наверх притягивается.
Ох и ах! Альвин, к сему зрелищу привыкая, разглядит в тамплохише человека. Кавалерия на нём красная. Как глазищи. Лицо бледное, бескровное, скуластое и носатое. Волосы чёрные жирно блестят, назад за уши зализаны. Плащ с кровавым подбоем. Чёрный костюм сидит ловко, жилет расшит золотыми нитями. Шейный платок в полутьме белеет, изящно повязанный. Булавка с рубинами изображает возмущённую летучую мышь. И перчатки запылившиеся на руках. Ясно – дворянин. Не столь по наряду богатому мрачному, и даже не по зловещему воротнику-стойке. А по манере держаться ясно, по привычке к костюму неудобному, ставшему второй кожей, второй натурой: словно в нём сотню лет человек живёт, в нём и спать ложится и вообще от рождения не снимал.

– Вот теперь мне причудливо, – слух ласкает шёлковый голос облачка тьмы. Таким бы голосом внушать и внушать – что угодно внушить можно. А оно не умеет. – Это значит, надо скорей кочевать отсюда.
– Та... Данко, светильник мой лучезарный, что ж вы табличку мне не даёте, как я прошу? Табличку со знаками счётными.

– Вы, сударь, сейчас там накрутите, – поведает Альвину хриплый простуженный голос, и как-то странно, будто поторапливается, сколь может, верхом на улитке, – тьмутараканы тревогу поднимут.
Воротник пушистый на шее барина раздувается, словно сам дышит.
– Свет ваш негодный извольте прочь убрать! – брезгливо распорядится чужак. – И немедля!

Странно, вроде ничего и не изменилось, вроде потолка во тьме и не видно, а как-то он красиво выглядит для Тарика, притягательно. Вон то тёмное место в выси...
– Нэхё, дорогая, вы про хитин? Возьмите мой, если вам поможет. Тут цифры какие-то...

При виде тамплохиша сердце Альвина замерло... то ли от страха, то ли от восхищения - вопреки всему тому, что должен был испытывать благоразумный хомяк, прочитавший много книг, по отношению к жителям Тамплохо, Альвин к своему удивлению не ощутил ни страха, ни враждебности, ни отвращения... это было неправильно, но это было... умиротворяюще.
- Здра... - Альвин, поспешно убрав лапу от странного замка, попытался было изобразить поклон, но едва успел одёрнуть себя. Перед ним не такой же, как он, хомяк, перед ним существо из Тамплохо! И пусть оно не желает им зла, нужно, чтобы оно не захотело причинить им зло и дальше! А значит - значит, нужно снова играть свою роль.
- Здра-вствуйте. С кем им-мею ч-честь разг-говаривать? Я есть Д-дарко, советник г-господина Данко, ж-жестокого командира мопсов, - Альвин отсалютовал своим зонтом, показывая, что да, он злой и коварный советник. - Мы с Его Т-темнейшейством направляемся в замок К-кланбоян... - тут Альвин запнулся и оглянулся на своих спутников, которые словно бы игнорировали тамплохиша. А это, между прочим, невежливо... и в нынешних обстоятельствах - опасно!

– Я же расколдовалось, – сокрушится облачко тьмы. – Отчего я опять кого-то не вижу?
Но печаль печалью, а предложенную хитиновую пластинку щупальцем обвить не забудет.


– Мопсов? – переспросит умиротворяюще бледный и клыкастый, располагающий тамплохиш.
Что-то у него не сложится. Альвин почти воочию представит трудное движение мысли – будто лязгающей тьмутараканьей змеи – во тьме чужой черепушки под напомаженной куафюрой.
– Извольте же, – воскликнет потолочный барин, – экая вышла оказия!
Воротник на шее его пуще прежнего раздувается. Монотонный голос звучит бойчее.
– По речи вашей определили мы вас в теплокровные. А сказывается, вместе супротив Кланобояну выступаем –

Тут он прервётся и зачем-то под зловещие пассы озвучит очевидное:
– Ууу, я есть.
Выждет. Раздражённо прищурится. Попробует снова.
– Ууу, меня видно и слышно.
Нянька его, похоже, роняла.

Улыбка тронет тонкие губы тамплохиша. Тут же облачко тьмы ахнет, станет Тарика тормошить. А зачем тормошить? Тарик и сам туда смотрит, в сумрак манящий. А в том сумраке на потолке личность чужестранная нарисуется, вопреки всему виду злобному вызывающая приязнь и любование.

– Кратковременный вождь, – назовётся чудесная личность голосом простуженным и надсадным, словно ворон над полем мертвецким каркает, – и возмущённый сосед, граф Коли-Остро. Имя наречённое мне Брассика Гонгилодес.
Любезный граф выдержит паузу, словно для тамплохишей это что-нибудь значит. Затем снизойдёт:
– Зовите меня Кольраби.

Облачко тьмы неразборчиво что-то мурлыкнет и веером из двух пластинок обмахивается. Утончённо и светски.
Только Тарику слышно, что Ъ разбирает смех.

Граф выпятит впалую грудь, восхищением "дамы" вполне довольный.
– Верно-верно, прелестное дитя, – покровительственно молвит он. – Я тот рок, что обрушится на Брокколи и положит конец всякой ереси в проклятом нашем краю. Полчища яростных мопсов уже осадили её замок, но они бестолковы без предводителя. Как только я поднимусь на бастион Тёрчшщшчвщвар, всё будет кончено!

- Кольраби... наречённый Брассика Гогнидолес... граф Коли-Остро... - повторил вполголоса Альвин, стараясь запомнить чудное имя, чтобы не забыть его в самый неподходящий момент - это, между прочим, невежливо, когда ты забываешь, как зовут твоего собеседника! И замешкался, глядя на графа. Тамплохиш казался ему... ну, не таким уж плохишом, и честному хомяку не хотелось его обманывать. Но и говорить ему правду тоже казалось не лучшей идеей. Что же говорить, когда и лгать нельзя, и говорить правду нельзя тоже?
- Да, мы с-следовали к замку К-кланбоян... - Альвин запнулся, всё ещё не решаясь назвать настоящую цель их путешествия в лице хомячихи-картографини. - Но мы в-вынуждены были продолжить путь ч-через эти подземелья... и остановились з-здесь. Наши м-мопсы... - тут Альвин сбился и оглянулся на Таррика, будто прося его: "Помоги мне! Подскажи что-нибудь!", - мы не с-смогли взять ц-целый отряд в подземелье. Не с-соблаговолите... не соблаговолит ли л-любезный граф помочь нам д-достичь нашей ц-цели?

  На потолке как по мановению волшебства проявился приятный граф. Как же хорош собой он был, величав, прекрасен, великолепен в своём достоинстве, буквально ослепителен! Так вот почему сразу Тарик его не разглядел – ослеплён был сиянием превосходства! А Альвин что-то лопочет и выглядит это совсем неуважительно перед такой статью. Надо обязательно почтить. А что может порадовать больше красноречивого комплимента? Только комплимент и память великих предков графа.
– О великий Кольраби из рода Капусты! Величайшего боевого рода! Тех, что боятся и во тьме и на поверхности! О превосходнейший! Обращается к тебе Данко воевода мопсов, что хомячьи города настолько сжигали, что самим тушить приходилось, дабы на камне хоть камень остался!
  Пришли мы в Кланобояну войной картографа отбить,
  Что с поверхности бежал, путём этим прошел.
  Поможем вам сияньем злейшего клинка дорогу прочертить,
  Злодеев ваших вражеских в капусту изрубить!
  Во имя рода! – продекламировал хомяк удачно вновь помянув великое родство и замолчал, надеясь, что хотя бы величавой речью сможет приблизиться хотя бы чуть-чуть к величию, что предвисит пред ним на потолке.

– Все мы вынуждены прокладывать путь через эти подземелья! – вздохнув надсадно, согласится с Альвином граф. – Сколько уже кратковременных вождей ушло сюда и не вернулось.
Он прикинет на пальцах. Заблестит белая кожа перчаток.
– Трое. Будьте уверены, все в плену еретички.

Заговорит Данко, и тамплоших приосанится поначалу, на собственное воспеваемое величие откликнувшись. Как ни знает, что вам же внушил приязнь, а всё любо себе восхваления слушать. Впрочем, скоро лицо человека, на восковую маску похожее, напряжённое так, что кожа на скулах до треска натянута, смягчится немного: заслушается граф, успокоится, ненадолго позабудет, что бы там ни терзало его. Посмеётся для себя неожиданно, представив перестаравшихся мопсов за тушением пожаров.
– Оболтусы, – молвит он тоном истинного собачника. – Славно, славно, Данко, воевода мопсов. Потешили меня!

– Я пособлю вам, – решит Коли-Остро (патетично и монотонно, в невероятном сочетании). – Сейчас же. И нежданно! Ибо я в своей премудрости вековой пронзил коварство, одолевшее прочих. И вас обрекшее на поражение заведомо, хотя вы того ещё и не знаете. И не узнаете – поколе не станет поздно и вы не лишитесь свободы помыслов и деяний. Вникните, Данко и Дарко, изменщик и веролом уже среди вас!

Завернётся граф в плащ, от света прячась и ради эффекта пущего, подкрадётся поближе. Над зонтиком Ъ зависнет.
– Вы! – укажет он.

– Ммм? – отзовётся зонтик нетопыря.

– Вы, молчаливая, с веером, – начнёт распаляться обличитель, – коварная незнакомка! Сознайтесь! Облегчите свою участь. Это всё вы! Вы вождей правогневных с пути совратили, в обман ввели!

– Почему же "коварная"? – спросит Ъ. Только ведь звали "прелестное дитя". – Ах, непостоянный.

– "Коварство – имя твоё, женщина!" – гордо процитирует граф. – Не отпирайтесь!

– Моё имя Нэхё, – возразит облачко тьмы.

Граф наморщит выдающийся лоб.
– Точно не Коварство? – Коли-Остро подозрительно оближет клыки. – Допустим! – схитрит он. – Тогда отчего вы молчите? Таитесь? Отвечайте, не размышляя: зачем вы здесь?

– Увековечиться, – Ъ пожмёт щупальцами. – В испытательном цеху. Мне очень посмертно рекомендовали.

Повиснет пауза. Тамплохиш смерит зонтик нетопыря внимательным взглядом. Не отпускают его подозрения, но фокус с обличением не удался.
– Женщины – зло, – вздохнёт граф, на время сдаваясь. И возьмётся крутить диски, чутко выслушивая нечто неведомое. Время от времени он замирает, чтобы ещё поделиться мудростью. – Оттого-то Брокколи всех повергает и пленяет: она женщина. ... Нам надобно ещё большее зло, чем она, чтобы одолеть её. ... Нам надобно больше женщин!
Логично? Но где их взять. В подземелье есть те, кто есть.

– Вы! – объявит Коли-Остро облачку тьмы. – Потом увековечитесь. А нынче пойдёте с нами. Станете нашим секретным оружием –

Гулко покатится каменное, тяжёлое. Часть стены медленно повернётся вокруг оси, открывая проход куда-то во тьму. Оттуда повеет клевером, одуванчиком и свекольной ботвой. Неожиданно аппетитные ароматы в тьмутараканьих копях. Желудок-то встрепенётся, заурчит-зашевелится, напоминая о простых радостях бытия.

– Она не сменила шифр, – себе под нос пробормочет граф. Не нравится ему это.

Запах луговых трав заставил желудок Альвина заурчать. Откуда такие знакомые, такие навевающие приятные воспоминания о доме запахи здесь, в Тамплохо? Альвин желал это узнать, увидеть, откуда доносятся эти запахи, и засеменил к проходу... но остановился, не увидев ничего, кроме тьмы.
- П-позвольте! - робко обратился он к графу. - Но ведь, в-ваше сиятельство, р-разве Нэхё - ж-женщина? - и обернулся к Ъ, пытаясь понять, как вообще можно определить пол облачка тьмы с зонтиком.

— Я слышал, как воевода Данко нежно с ней говорил, — напомнит недавнее граф. — Меня не проведёшь!

А облачко тьмы, нимало не любопытствуя, кем его представляют, радостно юркнет в щель, застрянет зонтиком. Подёргает его. Повращает. Сойдётся с ним в неравной битве.
Вдруг хрустнет, скрипнет, порвётся ткань.

Битва замрёт. Облачко что-то выдохнет тихо и улетучится в неосвещённую тьму.
Зато граф бросится к зонтику, потрясённый:
— Что с вами?! — попытается дотянуться он. — Вы ранены? Кто напал на вас?

Зонтик, понятно, молчит. Покатился по полу и затих.

— Она без чувств! — воскликнет граф и погрозит кулаком тьме за дверью. — Брокколи!!!
— Вперёд! — прохрипит он монотонно, дико вращая глазами. — В погоню! Мстить! И месть наша будет страшна!

– Погодите, Нэхё! Вы в порядке? Будьте аккуратнее, умоляю! – вскрикнет Тарик, подбежит, зонтик схватит, опустивши угасающий меч, чтобы во тьме беззащитной Ъ не навредить, и, бочком зонтик повернувши, юркнет за нею во мрак.

Граф помчится следом за грозным Данко, завывая и требуя, чтобы чудовище показалось. Но и не видя его, тоже не растеряется (вот она мощь векового опыта в Тамплохо!): вооружится боевой книгой праведника, тяжёлой и окованной – на случай если неверные проявят твердолобие и вообще посмеют цепляться за жизнь и сознание – и размахивает ей во все стороны.

Облачко тьмы таких ласк не оценит. И вряд ли сильно желает, чтобы ему отмстили якобы за него же.
Тарик не услышит ответа, только свист воздуха, рассекаемого весомым талмудом. И редкий шелест тьмутараканьих легчайших ног.

Куда же идти? Коридор в обе стороны разбегается.
Что-то хрустнет под лапой великолепной хомячьей. Окажется шишка. Откуда им здесь взяться? А вон налево, едва видима в сумраке, и вторая.

Шуршит шерсткой Тарик по полу, пригибается в темноте, силится разглядеть что-нибудь. Приподнимет меч, заметит хлебные шишки на полу, последует по ним, опознав любимое орудие Ъ, да в густоту запахов налево забирает в полумраке. Позабыл уже что Альвина сзади оставил, за облачко беззащитное беспокоясь...

Альвин едва успел закрыть лапкой мордочку, как всё пошло кувырком - граф куда-то побежал, грозя кому-то страшными карами, за ним побежал Тарик, и Альвину оставалось только побежать за ним. Ох, юный книгочей был отнюдь не самым хорошим бегуном - в детстве он предпочитал чтение книг подвижным играм и хомячьему колесу - и надеялся только, что погоня продлится не так долго, и он не успеет запыхаться.
- С-стойте! - тяжело дыша, кричал Альвин на бегу. - Ос-становитесь! Всё с-совсем не так, к-как вы п-подумали! - пытался взывать он к убежавшему вперёд графу.

Шишки доведут Тарика до развилки. Если прямо, там вдали Коли-Остро свистит, повелительные глаголы декламирует. Любо-дорого, а не злобный властелин! У него и подача талмудом крепкая: сразу отправляет на задворки истории.
Но куда же теперь? Насечки на стене уверяют: замок в той стороне; хороший замок, совсем красивый, как плод запретный!
Назад идти? Опять обещают замок. Вруническое письмо не обманет!
А в третью сторону иная надпись бежит: ничего, мол, тут занятного и нету ценного, очень скучно, шуршите мимо.
Кто-то заботливый предупредил, постарался!

Запах приятный в скучном тоннеле гуще. Темнота его оттого покой обещает, укромно манит.
Поискать-поискать, вот и шишка найдётся! Недалеко укатилась.
Тарик снова напал на след!

Альвин не успеет так быстро догнать великолепного мечника, но заметит, что тлеющий угольком багряный свет пометался немного и направо как в стену ушёл. Добежит туда Альвин, поглядит направо и опять "уголёк" увидит. Услышит, как быстро шлёпают лапы Тарика, словно тот знает, куда спешить.

А граф вдруг уймётся, то ли дослышав хомячьи воззвания, то ли решив, что кому суждено истребиться – те вполне полегли.
– Вы куда? – прохрипит он.


...
Тарик уже и запыхается торопиться по извилистому коридору. А вдохнёт – и летит, словно сил прибавляется! Какой же восторг! Дышать и не надышаться! Опускаются веки, и будто по полю бежишь ночному, и столько земля приняла в себя жара за день, что звёзды дрожат над лесочком, как налитые ягоды, и лапы росой обдаёт, холодит ветром, а снизу как будто из печки – тепло. И запах, запах стоит обещающий, тучный и изобильный. Запах благополучия. Запах сытости. Запах простого и доброго счастья хомячьего.
В него под землёй и не верится.

Не потому ль даже Ъ так далеко забралось? Захотело найти, откуда исходит счастье?

Ещё поворот, и вдруг забрезжит свет впереди. Полоска под дверью закрытой. Узкая, тонкая-тонкая, не толще волоса.
Там-то облачко знакомое и клубится – прямо как в таверне, когда за Зай-Цу подглядывало –, и даже не шевельнётся, когда Тарик, вздыхая, всю великолепность свою пушистую пред дверью явит.