[VtM] Кровавые зимние ночи | ходы игроков | Ночные уроки греческого

Ты был профессором "Университета Адамсбурга имени Джона Мэдиссона".
Впрочем, тот факт, что университет был назван в честь американского президента-многими не запоминался. А вот твоё лицо было многим знакомо.

Обустроился ты неплохо. Шутка ли-иметь личное жилище в Даунтауне? Таким мог похвастаться не каждый приближённый мэра города.
А ты имел своих людей в мэрии. Один из них-а именно заместитель мэра к тебе особо благоволил-в силу давнишних связей. Приятно иметь неплохого знакомого в "верхах", не так ли?

В тот вечер...тебя попросили провести частный урок древнегреческого. Конечно, ты иногда подрабатывал репетиторством или консультированием-но твои услуги стоили недёшево. Впрочем, сегодня вечером твоим заказчиком был сам заместитель мэра. Ты решил, что, скорее всего, услуги преподавателя понадобились одному из его племянников.

Сент-Клер не был ничьим наемным миньоном, и его research assistant, который забронировал эту встречу, да еще так поздно, вполне вероятно, скоро лишится своей работы. Профессор был обеспечен еще на 10 жизней вперед. На 50 жизней, если он будет ограничивать свои потребности. Он не нуждался в деньгах никоим образом.

Нет. Он понимал, зачем одному из маленьких слуг градоправителя все это. Он хотел через него получить какой-то доступ в верха. В какой-то из этих загородных клубов или на одну из этих закрытых вечеринок, куда Мемнон Сент-Клер мог войти без спроса и без предварительного объявления, но ему, алчному до нетворкинга политикану, вход был закрыт. Он хотел приобрести его покровительство через эту порошочную, липовую транзакцию. Он хотел сделать ему "взаимовыгодное предложение".

Мемнону было в досаду, когда с такими запросами к нему обращаются дети старых друзей его отца. По правде сказать, в этой конкретной истории его коробила не вся эта местечковая политика, но то, что его призвание эллиниста расценивают так низко. Как будто бы оно было маской над чем-то другим. Каким-то налетом над его именем и происхождением. Нет, это никуда не годится. Круг его учеников и тех, кого он консультирует, был чрезвычайно узок. Тем более в него нельзя было войти лишь для того, чтобы использовать его как плацдарм для чего-то иного — в данном случае для своего дальнейшего социального и политического возвышения, как по предположению профессора, хотел сделать этот молодой вице-мэр.

Nay. Мы оставим его у разбитого корыта. Мы избавимся от другого молодого человека — вышеупомянутого research assistant — который, по всей видимости, числил себя некоего рода "торговцем дымом". Вы помните, если верить Элию Лампридию, у императора Александра Севера однажды был такой же министр. Хоть он не мог предоставить то, чем он торговал, он, ссылаясь на свою иллюзорную близость к принцепсу, обещал просителям и придворным предоставить им доступ, что называется, "к телу". Ну, или, по крайней мере, он обещал им, что — за соответсвующую мзду в его руки — их прошение ляжет на стол повелителя Ойкумены. Он брал взятки, он не мог предоставить. Когда Александр узнал об этом, он и назвал его "торговцем дымом" и приказал убить его, заточив в комнате, полной дыма и пара.

Мемнон не готов был зайти так далеко, но он тоже полагал, что торговец его временем и вниманием, делающий это без его ведома и соизволения, и тем более без какой-либо возможности предоставить тот товар, коим он торгует, должен пострадать. Между ним и его помощником произойдет тяжелый разговор, можно было предположить.

В любом случае, он написал по электронной почте, что дает консультации и уроки только на своей территории. Время для них — поздний вечер, по прошествии всего остального дня его академических усилий. Если этот честолюбивый чиновник что-то хочет от него, пусть он встретится с ним на кафедре древностей. Профессор предпочитал оставаться на своей территории. Завтра, возможно. Сегодня, если он, этот странный посягатель на его знание, успеет в ближайшие полтора часа. После этого профессор планировал направиться в оперу. Они должны были поставить там что-то, что он любит. "Дона Карлоса" Верди с заезжими итальянскими басом и тенором в качестве короля Филиппа II и его сына. Мемном Сент-Клер рассчитывал на представление, которое вполне может почтить его суетную чувственность. Возможно, по завершению всего этого, он сделает что-то и для себя. Он хотел поработать над своими "Птицами" для новой постановки — ну, над "Птицами" его и Аристофана, если говорить правильно.

Внешность бывает на первый взгляд обманчива... И ты вскоре убедился в этом воочию.

Получив донельзя странное приглашение от вице-мэра ты, немного поразмыслив, вежливо отказал.
Конечно, ты отказал очень вежливо, тактично, формулируя всё так, что нельзя было тебя обвинить в неуважении.

Но в глубине души тебе, возможно, хотелось щёлкнуть по носу этого политикана. Чего он о себе возомнил? То, что может воспользоваться твоими консультациями для того, чтобы набить себе политические очки? Смешно, да и только.

Отправив электронное письмо, ты даже вздохнул спокойно. Как ни странно, тебе ни стали ни звонить ни писать по электронной почте. Никаких слёз, угроз, обещаний. Никаких "ну прошу Вас, мисте Сент-Клер, подумайте..."

Вместо этого произошло что-то из ряда вон выходящее. Когда ты уже вышел из дома-то обнаружил, что у дверей уже стоял молодой человек, вероятно тот самый помощник вице-мэра. Сзади была наготове дорогая машина. Однако, каких-либо сцен удалось избежать.

Молодой помощник только лишь мельком глянул в твои глаза и, указав рукой на автомобиль, простовато сказал:
-Довольно дурачиться, Мемнон. И не задирайте свой нос слишком высоко. Молчите. Садитесь.

В любой другой ситуации ты бы даже не уделил наглецу своего времени. Объясниться можно было бы с равным, но этот парень был обслугой... Нет, скорее всего ты бы даже не удостоил его улыбки.


...но не в этот раз...
...в этот раз произошло нечто, рискующее покрыть тебя несмываемым позором...

Твоё тело внезапно стало каким-то ватным и, вопреки всей логике и всем правилам приличия, ты побежал за этим молодым парнем как какой-то мальчик на побегушках. Ты даже не смог ничего возразить-а просто ощутил, как не можешь и вымолвить и слова, а твоё тело послушно садится на заднее сидение чужого автомобиля-как раз туда, куда указал рукой ассистент.

Только лишь когда дверь захлопнулась, машина тронулась по дороге, а ты оказался зажатым между ассистентом и охранником-ты ощутил как твоему телу нехотя вернулась прежняя гибкость.

Это однозначно был какой-то сильный гипноз...а то и того хуже.

В своей обычной жизни профессор Сент-Клер не был буйным человеком. Тем не менее то, что произошло — происходило! — с ним сейчас, также не было чем-то обычным. Более того, ситуация, насколько он мог понять в своем великом потрясении, складывалась против него самым ужасающим образом. Он был похищен! Профессора охватило оцепенение — на этот раз вызванное его собственным страхом, а не каким-то странным месмеризмом.

Сейчас он напоминал себе Исаака Ангела из «Истории» Никиты Хониата. За Исааком Ангелом, ромеем и благородным человеком, когда-то ведь также пришли слуги тирана, и их капитан сказал ему быть безропотным и молчаливым и следовать за ним туда, куда он соизволит его отвести. Исаак Ангел не был особо деятельным человеком, не был он также человеком решительным и смелым. Он не был воином. Он был несостоявшимся монахом и столичным повесой.

Тем не менее там, где многие другие благородные и ученые мужи до него покорились и проследовали в тюрьму тирана, он взбунтовался. Вечером, когда за ним пришли, он, этот повеса-пройдоха, выхватил меч, убил начальника тайной полиции императора и бежал. На следующее утро этот столь несвойственный для Исаака жест безумия или отваги облачил его в пурпур высочайшего владычества и короновал короной Константина.

Профессор сомневался, что в конце этого пути его ждет такая же награда, но, по правде сказать, он удовлетвориться и если просто выберется из всей этой передряги живым и напишет заявление в полицию. Для этого, впрочем, ему следовало сначала спасти себя, как Исаак Ангел спас.

Профессор окинул себя и свое окружение быстрым взыскующим взором. Этот молодчик по левую руку от него? Он был вооружен?

Создавалось ощущение, что все в этом автомобиле вооружены. Ты увидел пистолеты направленные в твою сторону. Особо шансов на противостояние не было. К тому же, этот парень как будто бы обладал каким-то сильным гипнозом или даже оккультизмом.

-Полноте Вам, профессор,-миролюбиво заметил молодой человек.-Никто Вас убивать не будет. Ясное дело, что уроки было условным предлогом, просто господин Алессандро хотел с Вами поговорить. И ещё раз-не задирайте нос. Вы думаете, у Вас есть связи? Они ничто по сравнению со связями господина Алессандро. Если будет надо-в конце концов он снимет и мэра города. А хотите я ещё раз продемонстрирую, что могу Вас остановить даже не голосом, а просто жестом?

— Что это вы говорите, молодой человек? — приподнял брови Сент-Клер. — Вы утверждаете, что вы некоего рода месмерист?

Похоже, решил профессор, у него сейчас не оставалось иного выбора, кроме блюсти верность учению Стои. Он может следовать туда, куда влекла его слепая сила судьбы добровольно или полудобровольно, как та эпиктетова собака, бегущая вслед за груженной повозкой. Он может сопротивляться и брыкаться — и итог все равно будет тем же самым, повозка лишь только поволочет его за собой на веревке. Обстоятельства вне его контроля подчинили сейчас себе его жизнь. Как кажется, у него остался лишь один единственный выбор: насколько болезненным для себя самого он желает сделать это путешествие на встречу со своим похитителем.

Мемном Сент-Клер нахмурился. Не трудно догадаться, что это внезапное ощущение беспомощности не пришлось ему по душе.

-Месмеризм?-ответил молодой человек.-Да нет. Это немного другое. Считайте, что даже самый высококлассный месмерист не может и десятой части того, чего могу я. А есть те, кто освоил эту магию куда более эффективнее, чем я. Так что настоятельно рекомендую не выпрендриваться, а то... А, кстати, вот мы и приехали.

Взгляд в окно дал осознание того, что вы подъезжаете к особняку Алессандро Браво-тому самому заместителю мэра. Ещё минута или две-и машина будет на охраняемой территории.

Профессор Сент-Клер откинулся в кресле и вперил свой напряженный и разгневанный взор в лицо молодого наглеца. Не выпендриваться? Он сказал ему не выпендриваться, этот чертов месмерист? Ему?! Ох, унижение, унижение... И Мемнон Сент-Клер ничего не мог сделать здесь! Он был один, он был окружен врагами, вооруженными молодчиками с этими их странными... ах-ха... "магическими" трюками. Он чувствовал себя потерянным — аки рыба, вырванная из породившей и питающей ее водной стихии...

Но, полноте, раз уж он стал жертвой независящих от него обстоятельств, раз уж он стал какой-то тварью, исторгнутой из своего дома, то он, скорее, предпочтет быть не рыбой, выброшенной на сушу, а скорпионом, брошенным в пучину. Скорпион ведь может ужалить несущую его к его судьбе жабу, раздувшуюся от собственной гордыни? Да, может. Должен. Пусть даже это и стоит ему. Такова его природа.

Мемнон Сент-Клер вновь окинул пристальным взглядом потешающегося над ним молодчика. Кто он с этими его самоуверенными, торжествующими манерами? Что он сказал? Из того, что профессор успел услышать он очень высокого мнения об этом Алессандро Браво. Он назвал его своим господином. Он не мог удержать себя от того, чтобы не разойтись в панегирике-дифирамбе этому своему покровителю. Связи господина Алессандро. Магия господина Алессандро. Ах, как господин Алессандро силен! Другие ничто против него: ни профессор Сент-Клер, ни мэр города.

Да, это точно. Этот молодой глупец просто таки сочится подобострастием. В глазах профессора он был похож на какого-то пуделя, лижущего далеко простирающуюся тень своего хозяина и оставленные им следы на земле. Что ж, с его месмеризмом вся сила в этой ситуации все равно была на его стороне. В сравнении со старым дряхлым Мемноном даже этот пудель был бойцовским псом. Все так. Все так. Это не значило, впрочем, что пса нельзя было дернуть за его цепь... В конце концов, он был так нелепо высокомерен с Мемноном, так груб. То было не в правилах профессора не отвечать ударом на удар. Он еще может попытаться уколоть самолюбие этот шавки... Ох, он может. Его мать ведь породила его, совокупляясь со скорпионами, и из племени скорпионов был он.

— Здесь, мой молодой друг, — усмехнулся профессор, — мне наверное следовало бы приподнять бровь и переспросить: "Магия?". Ну, знаете, с недоверием так, со страхом. С оттенком овечьего блеяния. Но я не люблю очевидных реплик...

Мемнон Сент-Клер все еще не отрывал глаз от лица наглеца.

— Вместо того, позвольте мне вознаградить вас за ваш добрый дружеский совет параболой. Некой игрушкой-безделицей для вашего ума. Если позволите. Зачем я здесь, м? Зачем Алессандро Браво хочет меня видеть? Не мне судить, знаете ли вы ответ на этот вопрос. Но я, кажется, догадываюсь. Мое мирское влияние, вы сказали, ничто перед влиянием господина Алессандро. Мои уроки греческого также ему не нужны. Мой ум, как мне было продемонстрировано, ничто перед вашей искажающей магией — и магия господина Алессандро еще сильнее, ведь так? Все говорит о том, что я лишь слепой Эдип-изгнанник, низвергнутый со своего трона, скитающийся в чужбине, старик, кои полностью во власти других.

— Но, может быть, это не так. Может быть я как Тесей, царь Афин, встретивший Эдипаи его дочерей в Колоне. Может быть, лишь может быть — уж простите мне обскурную цитату из старой пьесы — "я знаю эту историю еще прежде, чем она будет рассказана". Так ведь говорил тогда Тесей? Да, да, быть может, я Тесей-царь. Зачем я нужен здесь? Очевидно, что Алессандро Браво со всей его магией, с его величием, со слугами столь сильными, как вы, мой похититель, принадлежит к очень и очень избранному кругу лиц. Я знаю — знаю по своему личному опыту — как обычно проходят инициации во все эти закрытые загородные клубы, во все эти клики для богатых и могущественных, во все эти тайные общества. Во все эти круги избранных. Я уже был здесь. "Я знаю это историю прежде, чем она будет рассказана". Положим, я не представляю никакой угрозы, положим, от меня нельзя получить чего-то такого, чем господин Алессандро не обладал бы сам. Значит, я прибыл сюда, чтобы получить что-то от него. Возможно, я здесь для того, чтобы причаститься к этой магии, о которой вы говорили и которую мне продемонстрировали? Возможно, вскоре я буду также приобщен к величию? Кто знает!

Усмешка профессора переросла в улыбку, и он наклонил голову на бок как какая-то хищная птица. Возможно, сова. Эту аналогию подсказывали его благородные седины. Возможно, ворон — на то указывал старомодный черный костюм, в который профессор облачился перед тем, что, ему казалось, должно было стать вечером в опере.

— Так вот. Парабола для вашего ума. Стоит ли потешаться над тем, кто сейчас в вашей власти, но вскоре, возможно, будет облачен в багряный пурпур владычества, м-м? Но полноте. Это загадка для другого часа. Мы уже приехали. Господин Алессандро Браво ждет.

Вот. Он сказал. Насколько мог предположить профессор, молодой глупец перед ним был ревнив до одобрения и внимания своего патрона. Пусть потешит себя ревностью от мыли, что кто-то может претендовать на них с большим правом и в больше мере. Мемнону хотелось думать, что его укол достиг цели.

Молодой помощник посмотрел на тебя уничтожающим взглядом, однако ничего не сказал.

Вскоре вы прошли в особняк господина Алессандро. Сам "хозяин" ждал вас в своём кабинете. Вид он имел слегка нервозный.
-Мемнон. Если честно, Вы меня разочаровали. Пожалуй, раскрою часть карт. Я не обычный человек, я вампир или, как мы говорим-Сородич. И не обычный Сородич, а самый настоящий князь это города. В моих руках сосредоточена власть над всем городом, так что все ваши знакомства-ерунда...

Тут "ночной хозяин Адамсбурга" раскрыл рот и продемонстрировал огромные острые клыки. Сомнений почти не оставалось-он действительно не слишком был похож на человека.

Алессандро продолжил:
-Так получилось, что мне нужен был дитя-то есть тот или та, кого я бы обратил и он стал моим помощником. Видите ли, Мемнон...мы не можем иметь детей...в обычном смысле этого слова. Но иногда нам нужен, так сказать, тот, кто продолжит наше дело, останется нашим вечным помощником в ночи. Наш клан, который называется Вентру, своего рода представляет собой аристократию ночного мира. Так что мы подходим к выбору потомка гораздо более тщательно. Так же мы следим за собой более тщательно. То, что ещё можно простить и списать на молодость простому вампиру-для аристократа недопустимо. Итак, мне нужен был дитя и я первоначально выбрал Вас...учитывая Ваш ум, смекалку и связи. Подумайте только-быть потомком самого повелителя ночи Адамсбурга! Какие бы возможности открылись у Вас! Но...

Хозяин встал из-за стола и бросил взгляд на своего помощника:
-Но кажется, мы просчитались. Понимаете, есть неписанные правила среди нас. Среди всех вампиров. Особенно среди Вентру. Потомок должен подчиняться своему родителю. Особенно в первые несколько лет-когда он ещё недостаточно выучил все тонкости ночного этикета. Но вот в Вас слишком сквозит высокомерие. Не то, что мы это прямо совсем осуждаем-но для новенького в отношении со старшими это однозначно недопустимо... В общем, Вы, видимо, мало умеете в субординацию...

Профессор был испуган. Страх не был его близким знакомым. Нет, нет, до сих его жизнь была жизнью изобилия. Жизнью человека, уверенного в завтрашнем дне. Жизнью контроля, ныне потерянного. И все же было что-то в этих клыках, что заставило его — льва, привыкшего ощущать себя полновластным хозяином собственных владений, всего, на что падает его взор, — бояться. Львом он пришел сюда, бесстрашный, но теперь он... нет, не дрожал. Мемнон Сент-Клер не был человеком столь малого самоконтроля, чтобы позволять чувствам, даже если они и обрушивались на него бушующими волнами, проявляться во вне.

Страх не был его близким знакомым. Он был здесь. Тем не менее у него не получилось заставить лицо престарелого школяра дрогнуть. Разум Мемнона Сент-Клера также подавил напряжение, которое вот-вот могло бы проявиться в том, как он держал свои плечи. Нет, нет. Добродетель — эта странная вещь. Макиавелли, к примеру, считал, что человеку неразумно демонстрировать ее отсутствие, даже если он и не обладал ею. Старые греки и римляне, чьи труды флорентиец читал, и чьим учением он вдохновлялся, придерживались схожего мнения.

Смелость — одна из важнейших добродетелей в любые времена, среди любых племен и народов. Страх — страх-чужак, страх-гость незваный — был здесь. Страх смерти. Но, нет, нет, Мемнон Сент-Клер не позволит своему голосу дрожать, своим плечам осунуться, своему лицу выражать что-то, кроме вежливого непонимания. Смелость была величайшей добродетелью для его греков, для победивших их римлян, для итальянцев, учившихся у них полтора тысячелетия спустя. Он, Сент-Клер, также не продемонстрирует словом или жестом отсутствие смелости.

Профессору Сент-Клеру следовало быть осторожным. Следовало тщательно взвешивать свои слова. По тонкому льду ходил он... Вампиры? Вампиры, Браво сказал? Нет, сейчас нет времени думать об этом. Князь. Это слово и весь окружающий его ореол паттернов и понятий были более знакомы. Не даром Сент-Клер сейчас вспомнил о старом Нике, так называемом "учителе зла", своем давнем знакомом.

— Просчитались, князь Алессандро? — вежливо улыбнулся профессор, слегка наклоняя корпус вперед в поклоне. — Если позволите, то мне кажется, что это слишком суровый упрек. Адмирал Лисандр из Спарты. Достойным и благородный джентльмен был он. Достойный и верный своему отечеству, своим законным руководителям — столь верным, что Плутарх мог в выгодном свете сравнить его с Суллой, непобедимым полководцем. Высокомерие и злоба языка были свойственно ему, да, но лишь когда он говорил с беотийцами, или жителями Мегары, или афинянами, или другими своими врагами. Но они были оружием для него, не самоцелью. Об этом нам говорит то, что когда он стоял перед Киром Младшим, или перед отцами города Эфес, или перед эфорами, или перед своими царями от крови Геракла, он был в наивысшей мере почтителен — быть может, даже больше, чем более простые и неискушенные лакедемоняне. Я желал уподобиться совершенству всю свою жизнь, а потому я всегда стремился быть как Лисандр. Как лучник, ах, берущий прицел на солнце, чтобы по высокой дуге его стрела лучше и вернее поразила расположенную в отдалении мишень. Дисциплина и субординация не незнакомые чужаки для меня, коль скоро они должны быть обращены к правильным и достойным людям. Нет, нет. Я всегда истово верил в естественную иерархию мира. В то, что через подчинение лучшему ἀρχή и справедливому закону мы сами становимся лучше. Я не думаю, что вы ошиблись, государь. Мемнон Сент-Клер вполне умеет в субординацию.

Алессандро замешкался и на его лице на какое-то мгновение ты увидел отразившееся сомнение. Судя по всему, твои слова всё же возымели определённое влияние на этого чудовищного монстра! Старик Мемнон умеет убеждать, даже тех, кто уже не является людьми.

-Ну не знаю,-наконец ответил вампир.-Скажем так, возможно я немного погорячился с предыдущим утверждением. Возможно, Вы действительно были бы полезны для нашего клана. Однако, я уже принял решение о том, чтобы отказаться быть Вашим родителем... Поэтому...

На секунду князь замешкался.
Ты понял! Он боялся уронить лицо. Можно было бы признать, что ты чего-то стоишь, но отказаться от своих слов за то, что он более не хочет видеть тебя своим потомком не позволяет гордость и, возможно, общественное положение.

-Витторио! Кажется, я давал Вам право на обращение потомка. Вы не истратили его ещё?
-Нет, сэр.
-Я не против, если Вы сами решите судьбу Мемнона, без моего вмешательства.

С этими словами Алессандро покинул помещение, а ты остался с тем "наглым юнцом", который загипнотизировал тебя.
-Профессор, не двигайтесь,-коротко сказал он.-Больно не будет, я Вам обещаю.

Ты почувствовал укус в шею и сильное головокружение. Потом настала темнота. Юноша сдержал своё слово-боли ты не почувствовал.

====

Сколько времени ты был без сознание-сложно сказать. В себя ты пришёл лёжа на диване в небольшой комнате. Рядом с тобой находился тот самый Витторио. Он внимательно смотрел на тебя, слегка склонив голову на бок.