Taedium vitae <<отвращение к жизни>> | ходы игроков | Зеркало объектива (Флэш)

Улицы ласкали перламутром просохший, раскаленный асфальт. Маленькие уютные домики тонули в белесых лучах, напоминая пухлые грибы, выжигаемые полуденным солнцем. Проворная и, в то же время, жутко неуклюжая толпа вытаптывала смятую пыль тротуаров. От их безликости и четкой выразительности жутко рябило в глазах. Седая поступь лета только-только начала набирать обороты, рассекая первым адским зноем влажные небеса. Пока что они еще голубые, несущие свою лазурь на тонких перьях золотистых облаков… но это пока. Очень скоро беспощадное, кипящее злобой солнце сожжет их индиговую глубину и утопит в желтеющей, выцветшей фотографии. Так и редкие деревья, старые, но глупые, пока что гордо возносят изумрудные, шипящие кроны. Недолго им пыжиться под звонким урчанием ветра – солнце, без которого они умрут, очень скоро изуродует чистый, прозрачный цвет, а все потому, что оно не терпит конкуренции.

Большой, очень шумный горд. Родной город. Застиранный до дыр мусорными баками, заставленный скамейками и пронзенный пиками хлипких небоскребов. Металл, стекло и бетон. Тяжесть скалистых проспектов, удушье шумных, потных площадей. Иногда хочется скинуть бремя этой мрачной абиссали, заглянуть в ледяную призму осколочной реальности. Но город не пустит, не отдаст, не позволит. Вены его проводов крепко спеленали, нервы его труб придавили, вдавили в землю. Мертвые глаза многоэтажек никогда не выпустят из поля зрения. Тут ты не просто опекаемый ребенок, а смертный раб, термит, чьи цели и мечты теряют смысл.

Гил улыбнулся скучному продавцу яркого ларька и молча протянул деньги, указывая прозрачными глазами на 1,5 литровую бутыль ледяной воды. Его очарование всегда действовало на людей, ловило их в капкан признанных стереотипов. Натянуто улыбнувшись в ответ, продавец так же молча протянул желанную воду фотографу. Парень прижал ее нежный холод к груди и окинул взглядом широкую площадь.

Сегодня был выходной день. Долгожданная суббота. Что не имело для Гилфорда Флэша ровно никакого значения. Свободной график его работы позволял фотографу изысканно наслаждаться усатыми днями, как будней, так и выходных, за что он любил ее еще больше. Одиноко взирая на площадь, он думал о том, что лето быстро пролетит в этом году. Дохнет своим огнем в просторную, светлую студию, немного пожжет загадочные грезы, подарит россыпь искристых звезд и упорхнет в бездну, разжигая красочный узор осенней канители. И перед ним сейчас стоит непростая задача, протяжное звучание его творчества и хобби. Поймать легкую зелень листвы, запечатлеть огненный пламень пожара, успеть познакомиться с этой злобной хозяйкой минующего времени. Привыкший жить и верить только своим мечтам, Гил жадно ловил взглядами прохожих, надеясь встретить хоть что-то значимое, важное, трепетное. Город лукавил, издевался над ним. Ослеплял своим шумом и пустотой. Толпа проплывала мимо, выдыхая ароматы пота и разнообразных духов. Стремительная магистраль посыпала ее пеплом пыли из-под колес проносящихся машин. Не везет… удивительно и безысходно не везет. Уже две недели подряд. Раньше такого не было – выйдешь на улицу и обязательно встретишь новую загадку, новое воплощение мечты. А теперь город насмехался, давил своей заурядностью и кирпичами многолетних позывов к тоске. Ни одного сюжета, никакой драмы, никакой тайны. Скучно и одиноко.

Тяжело вздохнув и выразив все тщетность линейных усилий, Гил подошел к белому «порше» и облокотился о его идеально отполированный бок. Только недавно скакуна натерли воском, и теперь он сиял лощенным, ухоженным жемчугом. Резким движением рванув синюю крышечку, Гилфорд вылил зеркало химикатов в горло и смачно причмокнул влажными губами. Взглянув в противоположную сторону площади, он чуть не поперхнулся только что выпитым – там стояло видение его снов, грез и кошмаров вместе взятых. Привстав на кончики носочков, парень вытянул длинную шею и вонзил свой жадный взгляд фотографа в только что представшее чудо. Это была девушка. Молодая. Тонкая и легкая. Обтянутая медом полупрозрачного, свободного платья, перетянутого под грудью широкой лентой сусального золота. Платье волнами падало до самых щиколоток, скрывая фигуру и шелестя шелком на ветру. Мраморная кожа мерцала дивным светом, отпугивая или даже впитывая солнечные лучи. Длинные, темно-алые волосы вились по спине змеями, раздирая мёд платья призрачным огнем. Он не очень хорошо видел отсюда черты лица, но был уверен, что они идеальны, прекрасны, божественны. Девушка стояла, опустив голову и грустно глядя на маленькую травинку, пробивающуюся из-под тяжелых кирпичей асфальта. Та была такой же хрупкой и уязвимой и так же неуверенно колыхалась на ветру. Гил онемел, застыл и заморозился. Он не ожидал, он был поражен в самое нутро. Теперь лишь одна мысль скользила в голове – не упустить Видение, не потерять.

Резко кинув бутыль на мостовую, парень прижал к груди фотоаппарат и понесся через толпу, распихивая прохожих, расталкивая сумки и портфели. Он на секунду упустил девушку из вида, а когда вынырнул из жаркого месива - ее не было возле травинки. Остался лишь легкий запах лаванды. Застыв на том самом камне, Гил просто не мог поверить, что над ним так издеваются. Стон отчаяния уже прорвал губы, когда он внезапно заметил подол медового платья, проскользнувшего за углом банковского здания.

Светлые глаза Гилфорда азартно блеснули, на губах возникла легкая улыбка удовольствия и вдохновения одновременно. Сердце, ритм которого от разочарования начал было понемногу затихать, вновь ускорило ход, едва ли не колотясь о ребра фотографа. Крепче сжав фотоаппарат, Гил бросился к углу банка, не особо замечая, если налетал на кого из прохожих. Молодой фотограф практически погрузился в творческий транс, и его не беспокоил ни один из внешних раздражителей. Теперь в мире остались лишь трое: он, фотоаппарат и она, эта удивительная, прекрасная девушка в медовом платье…

Выскользнув из-за угла, Гил увидел, как Видение стремительно плывет по тротуару маленькой улички, скрытой в оплетенных плющом домах. Тени деревьев игрались на асфальте пятнышками серых зайчиков, а блики солнца между ними создавали фантасмагоричное выражение контрастности. «Какие идеальные цвета, какая чудная перспектива, если бы подправить немного оттенок ультрамарина и убрать эту красную машину – получился бы идеальный клипарт» - профессиональная мысль замкнула разум и надсадно взвыла, умоляя творца не упустить такой шанс. Но девушка ждать не будет, а он не готов был рисковать Ей, ради мимолетного удовольствия природы.

Уверенной походкой она отдалялась по ясной улице. Но Флэш набрал темп и очень скоро начал ее догонять. Он почти бежал, пылая от радости и предвкушения. Чудо-девушка дошла до перекрестка и осторожно ступила на сухую дорогу проезжей части. Парень обомлел от трепета ее волос и платья на ветру проносящихся мимо машин. Она стояла так близко к живой смерти, будто была бесстрашной, будто знала, что смерть не может посягнуть на ее внеземную красоту. Он почти догнал ее. Он был так близко. Еще пару шагов, протяни руку и дотронься до живого воплощения мечты.

Внезапно она обернулась. Почувствовала, он был уверен. Посмотрела прямо в его туманные, ослепленные глаза. Посмотрела робко, застенчиво. Локон волос рассек щеку и придал ей очертания старинного портрета. Гил выдохнул от восхищения. А видение, нежно улыбнулось – понимающе, принимающе. Она быстро достала из потайного кармашка клочок идеально-белой бумаги и легко кинула фотографу, который с наслаждением смотрел, как листик закручивают вихри сквозняка. Он ловким движением фокусника подхватил записку и сразу же щелкнул затвором фотоаппарата – просто не мог себя сдержать, не мог упустить момент. Девушка ободряюще улыбалась и смотрела, как Гил быстро орудует настройками мощной машинки. Настроив все чисто машинально, он вскинул объектив к глазам и бегло выбрал лучший ракурс. Как только его палец начал нажимать на заветную кнопочку – девушка, продолжая улыбаться, сделала лишь один маленький шажок назад. Она смотрела прямо в объектив так, как и надо смотреть профессиональной модели. Ветер закружил море ее волос, раздул парус медового платья. Раздался протяжный, затянувшийся щелчок. На одну секунду тьма закрыла глаза, всего одну секунду. Это так мало для тех, кто не ценит жизнь и это стало вечностью для паренька. Потому что когда эта секунда прошла, и морок спал – наступил ад на том клочке мира, где он оказался. Машины гудели, раздался треск тормозов. Звон разбитого стекла и испуганные, почему-то тихие крики людей. Так не бывает. Мир превратился в плохоотрежиссированную пьесу, с наигранными, нелогичными актерами. На том месте, где недавно стояла девушка была пустота. Разбитые машины и капельки яркой крови, которые будто застыли в звенящем воздухе. Бросив взгляд под колеса машины, Гил увидел ее – раскромсанное, растерзанное тело. Разорванное пополам. Почему так мало крови? Ощущение такое, что девушку разрезали огромным скальпелем, осторожно, бережно. Ее лицо оставалось безмятежно-спокойным. Платье вот только перестало быть золотистым, приняло облик серой, измочаленной тряпки. Прошла пара секунд – движение замерло, застыло, люди ринулись к трупу, раздались вздохи отвращения и ужаса. Побитые машины, впечатанные друг другу в бока и молодой парень, стоящий в стороне от этого отчаяния и сжимающий в руках белоснежную записочку – прощальный привет.

Для Гилфорда время почти остановилась. Несколько секунд оказались медленными, тягучими, превратившись в едва ли не несколько часов. Молодой фотограф стоял и смотрел на безжизненное тело девушки, которая всего лишь несколько мгновений назад была живой, полной жизни… и вдохновения для него.
«Как? Почему? Зачем?». Скоропалительные и, в общем-то, бессмысленные вопросы пронеслись в голове Гилфорда и сразу же вылетели из нее. Все это было не так уж и важно. Важным сейчас была лишь эта мертвая девушка, забравшая с собой в сумеречный мир смерти часть искры художника.
Неожиданно Гил почувствовал себя почти что обманутым. У него будто отобрали вкуснейшее лакомство уже в тот момент, когда он готов был погрузиться в него и отдаться наслаждению. Это было несправедливо, нечестно… как, впрочем, и все в этом мире. Гил понимал это, но чувства досады и обиды от этого не пропадали.
Сжав кулаки, фотограф почувствовал, как что-то вмялось в его ладонь. Посмотрев туда, он только теперь вспомнил о записке, брошенной ему девушкой.
В голове вдруг стало пусто. Должны были возникнуть вопросы вроде «Почему она кинула мне эту записку, почему именно мне?», но этого не было. Бросив последний взгляд на безжизненное тело, Гилфорд медленно стал разворачивать записку чуть дрожащими пальцами…

Несколько слов. Написанные красивым, женским почерком. Уверенной, сильной рукой. Черная паста красиво контрастировала с белоснежным листом тоненькой бумажки.

«Улица Белая, 56»

Гилу была известна эта улица – она находилась на северной окраине города и переходила в подгородской райончик. Красивая, спокойная, всегда тихая. Там рядом еще был заброшенный парк Академика Нароманова. Восхитительное место. Флэш частенько там проводил фотосъемку одичавшей природы. Особенно его завораживали переплетения дикого шиповника и хвои. Но он не помнил нумерацию домов и даже не был уверен в существовании 56 дома.

- Что бы это могло значить... - пробормотал Гилфорд себе под нос.
Он уже не обращал внимания на крики и причитания толпы. Просто отсек себя от этой огромной массы человеческих эмоций. Иначе она бы просто захлестнула его, утянула за собой на дно и утопила.
Повертев в руках бумажку, Гилфорд спрятал ее во внутренний карман куртки. Убирая, он наткнулся рукой на ключи от машины, которые тихо звякнули под его пальцами. Именно этот звяк решил все.
Оставив за спиной воздух, наливавшийся стонами, причитаниями и резким воем сирен, Гилфорд, не глядя ни на кого, направился к своему "Порше". Открыв машину, молодой фотограф сел за руль и отправился по указанному в последней записке девушки адресу. Он не слишком понимал, зачем это делает, но внутри его зрела уверенность, что там его ждет что-то необыкновенное.
Иначе и быть не могло.

Весело мимо мелькали знакомые и уже такие надоевшие пейзажи родного города. Проносились прохожие, оставляя после себя размытые пятнышки радужной одежды. Еще быстрее проносились машины, водители которых представлялись скорее чем-то механическим и аморфным. Жизнь шла своим ходом. Привычным, неумолимым. И никому не было дела до трагической смерти живого воплощения мечты. До заляпанной кровью мостовой. До размазанных по проезжей части костей. Одна бесценная, прекрасная жизнь утонула в массе хриплых всполохов отчаяния. В свисте не успевающих тормозов. А может и еще кого-то с собой прихватила. Кто знает? Гил слишком быстро ушел. Он не хотел связывать себя этим мороком разлуки, да еще и такими страшными порывами смертельного одра. Он хотел запомнить ее живой.

На соседнем сидении лежал фотоаппарат. Бросив на него злой, мучительный взгляд, Флэш подумал, что в нем запечатлелись мгновения ужасного события. Что в нем все то… мрачное и жизненное. Сам не замечая скорости и проносясь мимо протестующе мигающих светофоров, он очень скоро въехал в березовую тень Белой улицы. Спокойно и тихо. Аккуратные, частные домики, огражденные заборами веселой окраски. Чистые дворы и мертвые тротуары. Тут практически не было прохожих, да и на дороге машины проплывали раз в минут 15-20. Сбавив скорость, фотограф с жадностью стал изучать отсвечивающие на солнечных бликах номера.

Ну как такое могло произойти? Именно сегодня, в этот ясный, залитый светом день. Такие жуткие смерти случаются в мрачных погодных условиях, на пустых улицах и точно не с ним. Прикрыв на секунду глаза, Гил попытался представить себе, что ему привиделась девушка, но обмануть разум не получилось. Голова гудела и шипела от боли.

Четные дома с одной стороны и нечетные с другой. Все как положено. Найдя цифру 34, Гил поехал дальше, ведя медленный отчет. 56 дом оказался почти около парка, на самом заброшенном участке улицы. Величественный особняк. Когда-то величественный. Теперь же лишь плющ скрывал его побитые временем глаза и испещренную кожу стен. Забор слегка покосился, но был выстроен с надлежащим трудом, а потому продолжал выполнять свою функцию отделения территории. Двор был достаточно большой, усыпанный мелкой травой. Огромные сосны перекрывали молчаливыми стражами росчерк полянки перед домом. Это было странно – только сосны, даже ни одного фруктового дерева. Одни сосны. Они создавали впечатление отделенности этого мнимого мира от большой вселенной снаружи. Сам дом был двухэтажным, слегка скошенным. Увитый плющом настолько, что даже окна виднелись как маленькие дырочки прищуренных глаз. Свинцовая, обитая дверь, навевала мысли о старинных замках.

Остановив машину неподалеку от дома, Гилфорд где-то с минуту сидел в машине, изучая мертвый особняк. Потом, захватив с соседнего сиденья фотоаппарат, выбрался из автомобиля и подошел ближе к ограде.
Дом почему-то заворожил Гила. На несколько секунд он позабыл даже о погибшей девушке, изучая это величественное строение, окутанное духом прошлого и былого величия. Почти неосознанно молодой фотограф сделал несколько снимков, после чего убрал фотоаппарат в футляр и начал медленно прохаживаться вдоль ограды.
Гилфорду очень хотелось попасть внутрь. И поэтому он шел, осматривая ограду, в поисках выломанных прутьев или иных отверстий, благодря которым он мог бы проникнуть на территорию особняка. Или, быть может, ворота по какому-то странному совпадению не были заперты?

Пройдясь вдоль покосившегося ограждения, Гил обнаружил, что ворота были плотно замкнуты и завешены многочисленными амбарными замками. Но у левой стороны он нашел небольшую брешь, не настолько приветливую, чтоб можно было пробраться, не поцарапавшись об острые крюки погнутой арматуры, но все же, дающие возможность пройти на участок дома. Замерев возле прорехи, фотограф внезапно услышал тихие шаги по ту сторону забора. Казалось, кто-то осторожно бродит вдоль ограды.

Услышав шаги за оградой, молодой фотограф замер, будто собака-ищейка, почуявшая след. "Кто же это мог быть?" - спросил себя Гилфорд. Варианты вроде сторожа или смотрителя отметались им сразу. В таком доме не моглог быть ничего обыденного, считал Гилфорд.
Осторожно, стараясь не шуметь, Гилфорд приблизился к бреши в ограде и просунул в нее голову, повернув в ту сторону, где ему послышались шаги. Молодой фотогаф надеялся увидеть того, чьи шаги услышал.

За колючим кустом шиповника мелькнула тень медового платья, так болезненно напомнившего о печальной трагедии недавно. Мелькнула и исчезла, скрывшись под тенью древней липы. Парень заметил, что немного слева виднеется усыпанная гравием тропинка, ведущая к боковой двери дома, которая была распахнута настежь. А чуть правее величаво колыхалась на ветру потрясающая, но слегка запущенная клумба роз. Оранжевые, красные, багровые цветы просто приковывали взгляд к розарию, хоть тот и был явно запущен.

Гилфорд был очень близок к тому, чтобы выругаться вслух. Медовое платье сразу напомнило ему о погибшей девушке, и в голове молодого фотографа на несколько мгновений поселилась мысль о том, что она каким-то образом осталась жива. Впрочем, мысль исчезла также быстро, как и появилась, но это видение придало Гилу уверенности.
Протиснувшись в дыру, не обращая внимания на царапины и прорехи на одежде, Гилфорд медленно, почти крадучись пошел к липе, где увидел мелькнувшее платье...

Крючки острой ограды царапнули тело и рубаху, но все же пропустили фотографа вперед. Земля издавала пульсирующие волны жара. Трава под ногами жалобно поскрипывала, будто была резиновой или силиконовой. Ветер утих и теперь солнце, пробиваясь сквозь тени высоких деревьев нещадно опаляло своими золотыми, смеющимися глазами. Подойдя к липе, Гил заметил с другой стороны небольшую качелю-скамейку, свисающую на длинных, оплетенных белыми лентами цепях с развесистой ветки. Она тихо поскрипывала, наполняя воздух мелодичным перезвоном заржавевшего металла. На ней сидела девушка. Почти точная копия той, что сегодня трагически погибла под колесами машины. Ее фигура, ее лицо, ее пристальные глаза, даже медовое платье – все было вылитым подобием Видения. На секунду Гил застыл, от изумления привалившись к стволу огромного дерева. Но понял, что все-таки девушка была другая – ее волосы были не огненной волной кровавого водопада, а чистым золотом пшеничных колосьев. Тоже длинные и волнистые, мягкими волнами окутывающие спину. С левой стороны была заплетена милая, тонкая косичка, перевязанная серебряной лентой.

Девушка легонько касалась босыми ногами мягкой травы и, отталкиваясь, заставляла качелю медленно плавать по наполненному ароматом лаванды воздуху. Она была воплощением ангела. Так похожа на потерянную, полуденную мечту сегодня. Сердце Флэша отбило пару нервных ударов и восторженно замерло в груди. Она не видела фотографа, который скрылся за толстым стволом дерева. Тем более что глаза ее были грустно опущены в землю, а из-под бахромы ресниц выскальзывали тонкие струйки девственно-прозрачных слез.

Первой мыслью Гилфорда было перекреститься, хотя он и не верил в Бога. Второй - потянуться к фотоаппарату и запечатлеть эту девушку... у Гилфорда возникло неприятное ощущение, что запечатлеет он ее "снова". И лишь потом он окончательно осознал, что ей плохо, грустно, и одиноко.
Профессиональный фотограф в Гилфорде отступил в сторону, дав место простому молодому парню. Флэш вышел из-за дерева и осторожно приблизился к девушке.
- Вы в порядке? - мягко, участливо спросил он.

Полустон-полувздох слетел с губ красавицы. Она никак не испугалась появлению фотографа или, во всяком случае, очень хорошо это замаскировала. Сжав пальцы на нитях качели до бела, девушка хлюпнула носом и подняла свои хрустальные глаза на Гила. Солнце, пробившись сквозь тень листвы, коснулась живого золота волос и на миг показалось, что создание на качели – ангел.
- Разве по мне видно, что я в порядке? – Голос ее был звонкий и мягкий, как колокольчики васильков. – Откуда вы здесь взялись? Это частная территория и… и…
Недоговоренная фраза застыла на губах, и тело содрогнулось от нового приступа слез. Прижав на секунду руки к лицу, девушка успокоилась и произнесла:
- Что вы тут делаете? Вам нельзя здесь находиться, это опасно. Тем более теперь… когда я потеряла сестру…
Внезапно она вскинула голову и внимательно вгляделась в лицо фотографа.
- Вы же видели ее, так? Мою сестру…

Гилфорда никогда не били по голове мешком, полным песка, но почему-то ему показалось, что, случись это, ощущения были бы теми же самыми.
- Откуда вы знаете? - прошептал фотограф, все остальное, сказанное девушкой, отступило для него на задний план.
В голове Гилфорда все смешалось. Видение последних секунд девушки, замеченной им на улице, записка, стремительный путь сюда и вот теперь ее копия на качелях... слишком много впечатлений. Эту мешанину хотелось выбросить из головы, отставить в сторону, посмотреть на нее спокойно, со стороны.
Однако этого не удавалось...

Девушка прикусила губу и чуть ли не с воем выкрикнула:
- Потому что она мой близнец! Я все о ней знаю. Я чувствую все, что чувствует она… чувствовала…
Спорхнув с качели, она нервно начала ходить из стороны в сторону. Потом резко затормозила и неловко посмотрела на фотографа.
- Послушайте, я сейчас немного не в себе. Могу наговорить кучу глупостей… Вам тут нельзя…
Ее резко оборвал глухой стон, со стороны дома. Девушка сразу побелела и напряглась как ошпаренная кошка. Брови ее сомкнулись на переносице, ресницы дрогнули, а руки нервно сцепились в замок.
- Вас уже не выпустят отсюда, мне очень жаль. Скажите, почему вы сюда пришли? Это из-за сестры? Она говорила что-то?