"Iron Hearts" | ходы игроков | 2. Totenschlacht

      Передохнув после боя, кампфгруппа взялась за привычное занятие, вооружившись лопатами и топорами. Командиры вместе с отдельными расчётами выверяли огневые точки в сети окопов, по возможности добиваясь перекрестного огня и взаимной поддержки. Штурмпионеры разграбили собственный грузовик, вынося из него ящики с минами и прочей взрывчаткой. Нашлась даже невесть откуда взявшаяся бензопила, при помощи которой солдаты быстро пускали окружающий лес на бруствер. Раскладывали ящики с боепитанием, маскировали машины, чистили и проверяли оружие. Уже к концу дня, когда тела гудели и пальцы рук перестали разжиматься, позволили себе отдых. В общем, сделали всё, что могли сделать. Русские, меж тем, молчали. И это было плохое молчание, потому что все понимали — затишье перед бурей как оно есть.

      Меж тем, весь день к Эльбе тянулись люди. Очень много — было сложно представить, что в окружающих лесах скрывалась такая толпа народу. Но люди шли отовсюду, и из Шоллена и Зеблика, что были в десяти километрах отсюда, из Премница, который располагался южнее. Из-за лесных массивов понятие линии фронта было очень размытым, и некоторые из беженцев сталкивались с кочующими группами русских, попадая под обстрел из ручного оружия. Впрочем, несмотря на многочисленные рассказы и истории, какую-либо полезную информацию вынести из них не удалось. Да и, пожалуй, теперь в этом уже не было никакого смысла.
      Постарались развернуть и агитационную кампанию, чтобы залатать прорехи в отрядах, а то и набрать сверх той численности, что была изначально. Но качество этих рекрутов в большинстве случаев оказывалось хуже некуда: раненные, истощенные донельзя или просто находившиеся в слишком глубоком шоке. Эти бойцы шли с пустыми взглядами, и, кажется, далеко не всегда понимали, что им говорят и о чём спрашивают. Многие были без оружия вообще, потому что в какой-то момент им пришлось задуматься: а есть ли смысл в этой винтовке и лишних килограммах, когда к ней даже и пуль нет?.. Но кто-то всё же останавливался, слушал и кивал. Так набралась четверка морпехов из третьей дивизии морской пехоты, чудом уцелевшая после боев к северу от Берлина в районе Ораниебурга, четыре гитлерюгендовца лет семнадцати, несколько дней тому назад державшие оборону в районе Шпандау, и еще пять зенитчиков-эсэсовцев из полка «Рейхсфюрер СС», у которых, естественно, не было ни винтовок, ни зениток — в полном соответствии с духом времени. Впрочем, их было чем вооружить.

      Наступила ночь, стало ясно, что бой откладывается на утро. Кто-то забылся в беспокойном сне, а кто-то съел слишком много первитина, чтобы сомкнуть глаза. Несмотря на позднее время, люди всё еще продолжали идти, но бойцы нервничали, опасаясь их спутать с врагом — и наоборот. В районе двух часов ночи, наконец, поток иссяк. Еще через два часа небо чуть просветлело, намекая на утро. А ещё через час где-то вдали ожили пушки. Оставалось продержаться всего пару часов.

    Есть кое-что хорошее в том, чтобы входить первыми. Войдя на холм первыми, гренадёры Зайера стали богаче на три автомата и несчастный пулемёт, который стал Рольфу крестником по крови. Сам Зайер повесил на пояс пистолетную кобуру из негнущейся кожи. Битый час проверяли перфорированную чёрную рельсу русского ДП, и Рольф лично следил, как Йенс и Казимир надрачивают в плоский барабан патроны. Изредка встречались ржавые или криво сбитые, их ефрейтор выбрасывал в траву. Пулемёт вручили Томасу. Свою долю злого рока он — в чистой теории — уже исчерпал.

    Окопы и брустверы из нетёсанной сосны полукругом окаймляли рощу. Дорога номер 188 осталась справа. На тот фланг «крепости» Зайер свёл всех, кто получил советские автоматы с громоздкими деревянными прикладами: Месснера, Вагнера, Штейна. Они втроём пришли с последним призывом, втроём и будут воевать. Возглавил их ефрейтор. Центр занял тяжело дышащий Бек с крупнокалиберной винтовкой. Рядом должен был сидеть Кунц — глазастый, любознательный парень. Но Кунца больше не было. Наконец, за центральным бруствером разместилась главная огневая мощь гренадёров: самоназванный StecherMG под руководством Томаса Казимира и сам фельдфебель, оказавшийся в голосовой доступности от всех бойцов. Левый фланг «крепости» достался СС.

    Поначалу Рольф имел некоторые сомнения, когда волей гауптманна опередил герра Ланге в цепи командования. Вскоре он понял логику капитана. А потом, за работой и развёртыванием, это чувство стёрлось — как не было. С другим ефрейтором, обладавшим забавным именем Хайни, и артиллеристами получилось переброситься едва парой слов — Берта и Грета волокли пушку на северную дорогу. Жаль, конечно. Рольф бы не отказался, чтобы за него воевали бравые лошади и отдохнувшие артиллеристы.

    Ночь, смена караулов, утро… и традиционная уже дрессировка: один свисток — стреляют пулемёты. Два свистка — стреляют все. Четыре долгих свистка… по этой команде выжившие должны были отступать, прикрывая выбирающийся из окопа танк, и бежать до грузовика. Зайер сомневался, что сможет дать такую команду. Он завидовал гауптманну в его энергии, в оптимизме, с которыми тот смотрел на боевую задачу. Но кто-то должен оставаться оптимистом, recht?

    А Рольфу предстояло закурить, счесать со лба отросшие жидкие патлы и смотреть в бинокль на то, как тянется с востока белёсая полоса тумана. Весенний рассвет. Сегодня его война окончится. Сегодня, знал Рольф Зайер, он обретёт долгожданный покой.

    — Гренадёры! — проорал он с первым далёким раскатом. — Занять боевые посты! Ефрейтор! Перекличку!
    — Есть перекличку! Месснер!.. Вагнер!.. — потянулось над «крепостью».
    Зайер обернулся на сторону камуфляжных бойцов.
    — Герр Ланге! Ваши готовы?

      Практически до самого вечера взвод оберлейтенанта Кунца помогал оборудовать позиции на месте предполагаемого основного удара, прежде чем отправится в северный фланг и замаскировать собственные позиции на холме. Копать окопы тут не было никакого смысла, куда важнее было оставить местность нетронутой, как будто бы тут не было никого и ничего. Тиль лично заставил каждого присмотреть себе как минимум три позиции с удобными маршрутами между ними и общий для всего отряда путь для отступления на юго-запад, к дороге. Сам он не особо надеялся, что придется уходить, но конкретика в плане до последнего пункта поднимала боевой дух лучше любой пропаганды. Они сделают свое дело и уедут как герои. Никаких до последнего патрона и последнего вздоха. Без фатализма и фанатизма. Чинно, спокойно, как и положено настоящему солдату. Именно это и было напутствием бойцам перед беспокойным сном.

      Утром заработали пушки и пошел обратный отсчет.
      Ждать осталось недолго.
      Был даже шанс что их просто проутюжат артиллерией, но атаки не будет и они просто отступят.
      Слабая надежда. Армии врага рвались навстречу друг-другу деля чужую территорию между собой.

  Кройц открыл глаза одновременно с первым далеким хлопком где-то из района Ратенова.
  До этого он пахал побольше гренадерских лошадей. Вообще, Кройц даже в чине капитана не кичился черной работы на экипаж. Танкистский закон - на свой танк работают все, будь ты хоть полковник. Хотя полковники-то себе окопы не копают, у них для этого штабы есть.
  Но Кройц в этот раз совсем расстарался, трофейной лопаткой размахивая не хуже Штрампе, который размахивал большой и едва успевал удивленно смотреть на командира. На самом деле, все было просто – тупая тяжелая однообразная работа позволяла Вильгельму отвлечься от всяких страданий юного Вертера. Поэтому экипаж практически без помощи смог нарыть для своего "передвигающегося окопа" сразу две позиции.
  Правда, иногда его отвлекали на всякую лабуду. То какому-то обосранцу из аппарата партии надо было чего-то там сделать, и Вильгельм еще сохранил офицерское достоинство – просто послал его по известному адресу. А так хотелось в эту нацистскую харю весь магазин Вальтера высадить, аж зубы скрипели.
  Надежды на подкрепление по большей части не оправдались. Рассчитывая как минимум на взвод, удалось собрать лишь наполовину вооруженное отделение, которое пришлось раздать страждущим. Кройц ради интереса решил посмотреть, почему это так, забрался на башню и увидел, как немногочисленные пестрые черно-серые толпы, издалека завидев "укрепленную позицию", просто обходили ее полем и лесами, справедливо рассудив, что любая кривая короче любой прямой, на которой стоит начальство. В итоге даже пришлось подобрать наиболее молодцеватых "гитлерюгендов", хоть Вилли изначально и зарекался их брать.
  За такими заботами совсем забыли про обед, поэтому ужин получился прямо-таки роскошным. Обед и ужин в один присест, обильно сдобренный добычей солдат-попрошаек, окончательно разморил Вильгельма и ночью, во многом благодаря ленивым русским, он сумел по-настоящему вырубиться и поспать под днищем танка, а не как обычно, дремать, вскакивать от каждого чиха и биться головой об металл.
  Теперь же все еще почуть сонный, но набравшийся сил капитан неожиданно быстро заорал:
  – Па-ааа ще-еее-елям!!! – и, мельтеша руками, стал забираться танк через эваколюк.

Ланге еще раз окинул взглядом своих парней и кивнул только:

- Готовы.

По меньшей мере, готовы настолько, насколько это вообще возможно. Готовы сидеть в крепкой на вид конструкции, которые пионеры гордо называли "фестунгом", и ждать непонятно чего. Готовы стрелять в русских, если прижмет. Уже неплохо, учитывая то, что самому Ларсу было тяжело даже заставить себя прицелиться в человека еще пару месяцев назад. Может даже готовы хоронить товарищей, как похоронили вчера Ганса. Даже крест кое-как для него сделали, повесили сверху каску. И могила прямо у дороги - война закончится, будет легко найти и захоронить по-человечески с отпеванием и прочей параферналией. Только оказаться на месте Ганса никто не готов. Среди людей Ларса, по крайней мере. Так-то найти тех, кто лучше сдохнет, чем увидит поражение Рейха, не очень и трудно. Взять хотя бы пацанов из Гитлерюгенда, объявившихся вчера вечером. Экзальтированные ублюдки вроде них войну устроили, жаль, что не им одним в ней воевать.

Вообще, добрую половину прошедшего дня, которая не была потрачена на сооружение укреплений и обсуждение планов по их обороне, Ларс провел на дороге 188, встречая беженцев и отступающих. Были тут целые семьи, уходящие от наступающих русских. Все слышали о разного рода планах коммунистов об уничтожение германского народа и никому не хотелось проверять, придуманы ли они в Кремле или в имперском министерстве пропаганды. Были раненные, иногда целые группы в сопровождение редких врачей. Опять таки, никому не хотелось узнавать, готовы ли русские делить госпитали с немцами. Да и ответ тут был довольно очевиден. Раненным эвакуация, пожалуй, давалась тяжелее всех, но и была для них совершенно необходима. Советский плен, наверное, можно пережить здоровым, но вот раненным точно нет. Беженцам Ларс помочь особо ничем не мог, поэтому ограничивался только словами о том, что теперь-то они в безопасности и до своих осталось всего ничего. По меньшей мере, русских впереди быть не должно.

Основной задачей Ланге, однако, было обнаружение в разномастном потоке отступающих солдат в боеспособном состояние, которые могли бы помочь с обороной позиций. Звучало это легко, но вот на деле таковых в весьма обширной массе беженцев можно было пересчитать по пальцам. Даже если брать в расчет тех, у кого и оружия с собой-то не было. Как ни странно, оружие (пусть и трофейное) проблемой не было. Мало было рук, способных это оружие держать.

Правда, когда на дороге появилась четверка фигур в светленькой форме гитлерюгенда Ларс все равно нахмурился.

- Хайль!.. - приветствие предводителя югендов, рослого пацана, словно сошедшего с агитплаката, а затем слегка помятого жизнью, вышло несколько неловким. С недавних пор из "Хайль Гитлера" исчез Гитлер. Нажрался цианистого калия, как говорят. А вот к консенсусу относительно нового приветствия национал-социалистическая партия так и не пришла.

- Товарищество Фишбек рапортует о боевой готовности, герр оберштурмфюрер. - уже более уверенно продолжил камерадшафтсфюрер (наверное - может только исполняющий обязанности). Его товарищи старательно изобразили строевую стойку. Не вполне ясно, зачем.

Ларс осмотрел то, что судя по всему осталось от товарищества Фишбек. Вроде и не особо маленькие уже, хотя мозгами еще явно не обзавелись. Снял трубку радиоаппарата и сказал:

- Герр гауптман, у нас тут четверо из гитлерюгенда, но не дети. Рвуться воевать. У них винтовки с патронами и целых два панцерфауста. Берем их?

Ларс кивнул, получив утвердительный ответ.

- Отлично, парни. Добро пожаловать в кампфгруппу. - ответил уже югендам Ларс - Доложите вон туда. Только панцерфаусты сначала сдайте.

Бруно собирался с силами после долгого и упорного труда над опорным пунктом, единственным своим укрытием, как вдруг на частоте кампфгруппы раздался голос Ларса, уведомляющей о свежем пополнении. Услышав положительный ответ командира, он недолго думая сказал:
– Отправляйте юнцов ко мне, мы тут найдём им применение.
Гитлерюргендовцы не заставили себя долго ждать. Даже под конец войны они были полны энтузиазма и хотели так или иначе выслужиться, даже если сделают это посмертно. И даже неясно, не дошли ли до них новости о трагической смерти вождя, или родина для них превыше.
Старший из них уже вышел вперёд и собирался было что - то сказать, но был прерван резким жестом оберлейтенанта.
– Оставьте это. Если вы сможете пережить свой второй бой, тогда и познакомимся. А пока что - располагайтесь. Добро пожаловать в Ад.

      Всполохи артиллерийских выстрелов в сумраке, почти ночи, завораживали. Но наслаждаться видом было опасно для жизни, потому как часть этих замечательных пушек были наведены на позиции кампфгруппы. Где-то в тылу ожила и своя артиллерия, но не в пример слабее, фактически теряясь на фоне колоссальной мощи советского оружия. Русские не стали выдумывать и применили тактику "ползущего" обстрела. Огненные удары многоствольной гидры артиллерийского полка сначала коснулись земли далеко впереди перед позициями, и стали неспешно приближаться, становясь всё ближе и ближе, пока не захлестнули позиции немцев. Калибр...не меньше пятнадцати сантиметров, наверное. Или же у страха были слишком велики глаза?.. Пехотинцам оставалось лишь вжаться в землю, как недавно русским на холме, а танкистам понадеяться, что обойдется без прямого попадания. Через какое-то время снаряды, наделав кучу дырок в земле, уползли дальше, принявшись уродовать лес. Во все стороны летели убийственные щепки, с непередаваемым треском погибали старинные деревья, с воем и грохотом падая на своих товарищей.

      Артподготовка закинула последние бомбы в сторону кампфгруппы, и смолкла. Невероятно, но людям Кройца повезло: после переклички выяснилось, что все живы и здоровы. Потрясающая удача. В самом худшем случае кого-то просто припорошило землей и, может быть, возникла необходимость сменить исподнее. В наступившей утренней тишине отчетливо угадывалось рычание моторов: приближался пока что незримый бронетанковый кулак русских. Они, вероятно, полагали, что им понадобиться всего лишь вдавить в землю выживших после обстрела. Что ж, тем хуже для них. Какое-то время они повременили, пропуская разведчиков вперед, чтобы те заняли позиции на близлежащих лесных высотах и осмотрели предстоящее поле боя. Кажется, судя по направлению источников звука, они действительно решили разделиться и атаковать с двух направлений. Одни — где-то за холмом, через который шла 188-ая, другие — за холмом, который огибала Л97. В неясном ожидании атаки прошло двадцать или тридцать минут. Наконец, когда советские офицеры сверили часы, началась решительная атака.

      Слева и справа, на дистанции в полтора и один-и-восемь километров соответственно, из-за холмов выглянули первые танки. Плохо дело: в обтекаемых башнях и приземистых, но крупных корпусах угадывались тяжелые танки ИС-2. За ними следовали Т-34: еще две и три машины соответственно. Вся эта ватага снабжалась десантом из пехоты, который должен был вскоре спешиться. Шли танки ходко и проворно, явно собираясь в ближайшее время растянуться в цепь. Глядя на эту толпу, что вскоре должна была захлестнуть позиции кампфгруппы, вдруг стало понятно: здесь они все и полягут. Но все-таки ответ на вопрос "кто?" пока что оставался открытым.

  – Хорошо идут. Ходко. Мануэль, связь с группой. Столб, это Крест. Столб, как слышно? Время пять двадцать, наблюдаем противника. Взвод тяжелых танков, взвод средних танков, до двух взводов пехоты. Готовлюсь принять бой. Приняли? Отбой.
  Теперь давай наш эфир. Крест всем. Приготовиться к отражению атаки. Пушкарям* цель – средние танки, самоходчики, если можете, можете атаковать все цели на вашем фланге. Огонь открывать с километра. Я начинаю огонь по "Сталиным". Пехоте отсекать пехоту врага, не давать приблизиться. Отбой.
  Так, теперь мы... Маркус, твой левый "Сталин". Наводись пока, как подойдет на километр, стреляй. Зарядить бронебойный, приготовить подкалиберный. Фух... давайте, мужички, немного осталось... Маркус, бери упреждение, цель под маску.

    По окопам летели короткие рапорты, в конце концов достигая ушей гауптманна и фельдфебеля:
    — Wir haben vier Panzer in sicht! Sehe die Infanteriewaffen auch!
    — Das sind… ein "Maus"… zwei "Maus"…
    — Drei. Also, drei "Mäuse" hier!

    У кого-то «Сталины». У других «Мыши».
    С лёгкой руки Рольфа его гренадёры прозвали так «тридцать четвёртые». Сам Рольф вычитал слово в нецензурных комментариях к циркуляру Эрхарда Рауса ещё под Сталинградом. Понравилось, прижилось. И правда, чем не мыши? Огромные, лязгающие мыши из сваренных броневых листов, расползающиеся по туманной траве. Безмерно мерзкий привкус на зубах Рольф списал на свежее ранение. Пальцы вцепились в бинокль.

      Различимый в утренней дымке силуэт сталинского монстра вгонял новобранцев в ступор, а ветеранов в тоску. Глянув на холм где прятался тигр, Тиль дернул щекой. Должно быть, очко каждого члена капитанского экипажа сейчас способно ту самую ИСову пушку откусить. За прочую технику Кунц так не переживал по одной простой причине — они были подслеповаты, а без красной пехоты даже его неоперившиеся орлы смогут подобраться поближе да всадить фауст в движок, или просто куда получится. Громадный ИС же, помимо толстой брони, еще и мог стрелять жопой, да и вообще был увешан пулеметами как елка иголками. Оставалось лишь молиться чтобы тигр сдюжил, а с остальным как-нибудь разберемся.

Как смолкли советские гаубицы, враг себя ждать не заставил - тут же на горизонте появилось несколько машин. Во главе каждой колонны шёл армированный исполин, которого русские гордо звали по имени своего вождя - Иосиф Сталин. Позади них двигались более лёгкие, но не менее опасные Т-34 с новым орудием 85-ого калибра, да ещё и груженные штурмовиками. Интригующая обстановка.
– Это ещё не наш бой. Залечь и ждать новых приказов.

Общее.

      У наводчиков было достаточно времени, чтобы прицелиться: в какой-то момент им оставалось лишь сопровождать цели, мерно поворачивая рукоятки прицельных приспособлений. Хорошо замаскированные машины могли позволить себе как минимум один выстрел, а то и два, прежде чем их обнаружат. В любом случае, это была смертельная игра — одного попадания «Сталина» было достаточно, чтобы уничтожить махом и машину, и экипаж. Но и Т-34 представляли немалую опасность, даже для могучего «Тигра».
      Когда силы русских подошли на приемлемое расстояние, враз ожили стволы кампфгруппы. И первый выстрел был за экипажем Кройца: Маркус положил снаряд метко, целясь в уязвимое место башни, сразу справа за орудием, но «Сталин» в этот момент ушел чуть в сторону — и снаряд лишь лизнул по броне, нанеся вражескому танку своеобразную пощечину. В полнейшем недовольстве ИС-2 начал вертеть башкой, выискивая противника.
      Зато противотанкисты Кунца на своем бронетранспортере оказались куда как удачливее. С километра, они положили снаряд точно в нижний бронелист "тридцатьчетверки". В морде танка возникла горящая пробоина, и еще через секунду танк рванул, с воем отправив башню в воздух. Сидящий на броне десант смело, как осенние листья; вся колонна встала, и пехота принялась торопливо спешиваться, а танки - разъезжатся в стороны, понимая, что если противник пристрелялся к одному, то ему не составит поймать на мушку и соседнюю машину.

      Последние два выстрела сделала самоходка и пушка. Но противники уже начали разъезжаться, когда один из танков их соседей взорвался. Снаряды прошли в опасной близости от советских танков, но всё-таки не поразили. Кажется, группы прибавили ходу, но, к счастью для немцев, в суматохе командирам и наводчикам танков не удалось обнаружить источники неприятностей. Пока что.

... – Выстрел!
– Есть попадание!
– Снаряд!
– Жив...
– Есть подкалиберный!
– Готов!
– Ну-ну-ну... Выстрел!

ссылка

      После первого выстрела отсчет пошел на секунды. Расстояние было обманчиво велико, но сидящие в машине прекрасно понимали, что любой снаряд и их орудию придет конец. Сдавать назад не было смысла, либо они подожгут еще пару танков, либо гусеницы смешают их всех с грязью через пять минут.

      — Feuer! — Следующий снаряд уходит в сторону сталинского монстра, из дымящегося казенника вылетает дымящаяся гильза и вслед за первым летит второй.

      Кройц.
      На этот раз Маркус стрелял без промаха и наверняка: как говорится, первый — коронный, второй — похоронный. Подкалиберный снаряд, столь редкий в эти последние дни войны, он положил точно в "щеку" башни «Сталина». Тяжелый танк проехал по инерции еще несколько метров и встал, замерев.
      — Только один вылез! Остальным крышка! — отрапортовал наводчик, наблюдая за судорожно вылезающим из-под машины мехводом. Башня ИС-2 стала братской могилой для троих танкистов.

      Кунц. Общее.
      Экипаж машины судорожно забрасывал в пушку один снаряд за другим, торопясь. Вражеские танки, насколько это было только возможно, маневрировали, стараясь уйти из-под огня. Первый снаряд пушки взрыхлил землю рядом с танком, а второй — под неудачным углом впился в нижнюю часть корпуса ИСа, и не смог пробить броню. Следом выстрелил «Штуг» и, словно в качестве утешительной награды, подбил следующий сбоку от него Т-34. Попадание было еще более страшным: сдетонировал весь боекомплект разом, унеся с собой жизни и экипажа, и всего десанта. Наконец, удачный выстрел дали и пушкари — танк они не подбили, но снесли ему ведущий каток справа, отчего танк крутануло и выставило уязвимым боком на всеобщее обозрение. Экипажу пришлось в экстренном порядке спешиваться...

      Вскоре, последовало то, что должно было последовать — высунувшийся БТР, наконец, был замечен оставшимся танком из группы слева, и последовал выстрел. К счастью для противотанкистов, снаряд прошел мимо, но теперь вопрос потери бронетранспортера стал вопросом времени.

  Радостный вопль, возможно, был слышен и за пределами толстенной брони, облепленной циммеритом. Вильгельм ласково пнул наводчика, что считалось одной из форм проявления уважения, механик с заряжающим коснулись его, как могли, а помощник мехвода просто орал. Это вон в Die Deutsche Wochenschau всякие знаменитости по полку русских вырезают и даже вспотеть не успевают, а здесь и сейчас уже один тяжелый танк – неплохой результат.
  Правда, весенние заботы никуда не делись – противника все еще оставалось слишком много. Поэтому особо радоваться себе Кройц не позволил, сразу давая новые вводные:
  – Штарк, давай сразу на второго "Йосифа", а то нас уже нащупывать начали. Зарядить бронебойный!
  – Есть бронебойный!
  – Там "три-четыре" крутануло, может...
  – Да срать на него, ты мне "Сталина" подбей!
  – Засуетились, гады... Есть, кажется! Готов!
  – Огонь!
  – Выстрел!

      — Быстрей! Быстрей! — Орал наводчик, подкручивая ручку и ведя стволом вслед за движущимся танком. — Еще выстрел, еще один!

      — Заводи телегу, после выстрела сразу назад! — Стоять дольше под огнем не было никаких сил. Расстояние еще позволяло им маневр, лучше уж откатится и выехать чуть левее или правее для еще одного выстрела, чем словить фугас и сгореть вместе с машиной.

      Кройц.
      В какой-то момент ИС-2 ухнул в небольшую ложбинку, в результате чего Маркус, в чей компетенции сомневаться не приходилось, положил снаряд выше башни. Подкалиберный, что называется, причесал башню танка, но и всё на этом.
      — Твою мать! Сука! Ещё! — чем ближе были вражеские танки, тем выше становилась вероятность обнаружения. И если Т-34 были противником "более-менее", то вот ИС...он-то наконец нашел «Тигра», и дал выстрел. Но Кройцу и его людям повезло: тяжеленный снаряд угодил в укрытие танка, основательно разворотив его, но сам тяжелый танк остался невредим.

Кунц.

      Наконец, экипаж поставил точку в боевом пути группы большевиков, что шла по 97-й. Очередной выстрел впился в башню танка, преодолел броню и разорвался, выкосив весь экипаж. Десант попрыгал с мертвой брони, и растворился в высокой траве поля.

Общее.

      Оставшийся стоять посреди поля Т-34, в частности его экипаж, понимал, что жить им, осталось, скорее всего, какие-то секунды. По нему открыла огонь и пушка, и «Штуг», но по иронии судьбы оба промахнулись. И та же судьба, словно позволяя советским танкистам уйти не с пустыми руками, помогла им найти немецкую самоходку.
      — Vrajeskaya maschina k nam davaite beregites!
      — Ogon! Umiray blyad!

      Раздался выстрел, и, через секунду или две, «Штуг» словно вспучился изнутри. Повалил густой, жирный дым, а экипаж перестал выходить на связь. Людвиг, командир самоходки, и все его люди, погибли.

    Под эхо разрывов, следующих один за другим, Рольф ждал смерти. Ждал методично, обстоятельно, без фальшивых рефлексий. Вздрагивала земля. В серо-сизой панораме расцветали розы из огня и дизельного дыма, чёрного как чёрт. А смерть всё не приходила. Только голову пришлось пригнуть, когда камнепад и комья вывороченной земли окатили спины.

    — Herr Gott im Himmel, gib dir sei Ehre… — бормотал рядом Пауль.

    Молится. Что же, хорошо ему. Блажен, кто верует. Слышал как-то Зайер полкового священника — далеко, ещё под Яссами. Тот сказал, мол, атеистов на войне нет. Рольф тогда едва не засмеялся. Это в начале на войне кого только не было. Идейные, елейные, правые, храбрые, реваншисты, национал-социалисты, фашисты, атеисты, паписты, милитаристы, румыны, дебилы… Рольф их всех повидал. К концу войны остались везунчики, хотевшие за Эльбу, или специалисты, хотевшие, как Йенс, пустить себе пулю в лоб. Между мыслей вкралось мимолётное, но яркое счастье: «Тигр» уцелел, гауптманн выжил. Маленькая солдатская радость.

    — Du gilst unser Lob, das dich früh am Morgen preist…

    Всё ещё молится. Всё ещё хорошо ему. Лучше бы молился за то, чтобы никто не… ага. Вновь что-то взорвалось за лесом, заставляя Зайера дёргать раненым плечом. В бинокль он видел дым над деревьями. Горящие танки в прохладном рассвете.

    — Казимир!
    — Здесь, герр фе…
    — Противник практически без лошадей. Изготовиться к огню по команде.

    «Лишь бы не дошли», — надеялся Рольф, изучая в бинокль неровности рельефа и далёкие рощи.

Второй тяжелый танк так просто не поддавался. Кройц не знал, что сейчас испытывал от своего промаха наводчик, но вот он, рассмотрев слева от себя клубы черного дыма, стал чувствовать себя довольно неудобно. Как минимум в районе живота. Штарк тем временем разошелся сам.
– Бронебойный! Живо!
Сразу видно, будущий офицер. Правда, офицером, судя по итогам войны, он вряд ли успеет стать.

Общее.

      Кампфгруппа лишилась самоходки, а значит, и очень хорошей пушки. Советские же танки, понеся значительные потери, вдруг стали неуязвимыми и очень везучими. Так, подкалиберный выстрел «Тигра» угодил в бронированную морду ИСа, который тот прожевал и сплюнул в сторону. Орудийный расчет выдал снаряд по стоящей средь поля «тридцатьчетверке», но в итоге выстрел лишь чиркнул по скругленной броне и улетел в сторону. Бронемашина и вовсе промахнулась.

      Кройцу, в общем, тоже везло: монструозный снаряд «Сталина» угодил в танк, но под каким-то неудачным углом и свёлся в рикошет. Выстрел тяжелого танка нёс в себя приличное количество взрывчатки, и немецкий танк окатило землей и дымом. Следом попал и Т-34, что шел вровень с ИСом, но и его снаряд лишь беспомощно размазался по лобовой плите «Тигра». И еще — третий удар, на этот раз от обездвиженного танка. Экипаж Кройца испытывал совершенно неописуемые чувства: с одной стороны, они получили сразу три удара, а с другой — ни один из них не смог взломать немецкую сталь. Кого благодарить в такой ситуации, совершенно не ясно.
      — Быстрее! — волновался Маркус, не отрываясь от прицела и чувствуя, как холодный, едкий пот заливает глаза.
      — Ещё два снаряда! — предупредил Фред, намекая о том, что корзина с гильзами скоро переполнится. Раскрасневшийся заряжающий, как и в общем весь экипаж, уже был плохо различим в загазованном боевом отделении. У самого Вильгельма тоже перехватывало дыхание, а происходящее стало чуточку нереальным и отдаленным — сказывался недостаток кислорода.

  – Под ноги себе складывай, сука! – почти взвизгнул капитан. Вот уж действительно, нашел время – сейчас впору было молиться, а не думать про гильзы от выстрелов. А самое обидное, что маневрировать было уже некуда – командир группы сам поставил свою махину в качестве ДОТа в лесок. Если только вперед. А впереди – смерть. В виде, пока что, трех своих земных представителей.

Общее.

      Кампфгруппа, ослабевшая в огневой мощи после потери самоходного орудия, продолжала вести огонь. Но, кажется, удача окончательно отвернулась от немцев: вновь малые орудия не смогли взломать броню советских танков, и только Кройц на своем «Тигре» добился относительно успеха: второй выстрел снёс «Сталину» ведущий каток по левому борту и растрепал гусеницу. Спешивший к немецким позициям танк круто занесло и, подобно Т-34, развернуло бортом. Вильгельм знал, что башня тяжелого танка большевиков ворочается с большой неохотой, и ему потребуется время, чтобы вновь навестись. Но долго радоваться не приходилось. Иные советские машины были упорны в своем стремлении выбить главный калибр, и они очень хотели смерти экипажа немецкого танка: ещё два снаряда впились в лобовую броню корпуса.

      — Горим! — воскликнул Курт. Пушка «тридцатьчетвёрки» прошибла нижний бронелист «Тигра», и раскаленные части снаряда, повредив трансмиссию, вызвали воспламенение масла. Ещё один снаряд угодил в лоб, и "уставшая" броня всё-так поддалась, брызнув осколками по экипажу, часть из которых была остановлена подбоем. К счастью для экипажа танка, осколки никого не задели, а пожар был тут же ликвидирован огнетушителем. Но тревожный звоночек раздался. Как и тот факт, что лоток для стреляных гильз переполнился, и теперь Альфреду, что обладал лишь одной парой рук, требовалось чуть больше времени для обслуживания пушки.

      И всё-таки, пока что преимущество было на немецкой стороне. Русские потеряли часть пехоты и большую часть танков. И тех, и других было чем встретить, даже если все крупные орудия замолчат.

      — Отлично! — Воскликнул командир бронемашины когда выстрел его подопечных остановил последний танк в группе, — Теперь, ходу! Перебираемся на другую дорогу.

      Машина взревела мотором, сдавая назад из укрытия и планируя пойти на разворот. На соседнем участке все-еще гулко бабахали пушки, и ждать пока к ним приедут в борт экипаж не собирался. Нужно было быстро объехать деревушку и попробовать помочь соседям, или хотя-бы развернуть орудие в нужное направление. Авось с голой пехотой они как-нибудь управятся, да и пока Иваны доберутся пешком по полю — полчаса пройдет.

– Пожар!
– Всем сидеть! Прекратить стрельбу! Хайнеманн, туши!
– Есть попадание! Боком к нам встал!
– Вижу...
Теперь уже воняло нестерпимо, и Кройцу уже было тяжело сдержаться и не распахнуть люк. Впрочем, порой необходимость победить куда важнее чистых легких.
– Пожар потушен!
– Огонь! Добивай его!
– Выстрел!..

Общее.

      Менее чем через секунду, после того как Маркус сделал выстрел, смотря на неумолимо разворачивающийся в их сторону ствол, ИС вдруг взорвался, лопнул, как мыльный пузырь. С учётом количества выстрелов в боеукладке, взрыв получился настолько сильным, что единственным различимым фрагментом была лишь башня. Всё остальное — в труху.
      Почти сразу преуспели и пушкари, достав прорвавшуюся, одинокую «тридцатьчетверку»: первым выстрелом Pak. 40 повредила ходовую часть, вторым — пробила лобовую броню, уничтожив весь экипаж в башне; удалось уйти лишь радисту и водителю.

      Оставшийся в строю советских танк, обездвиженный, был обречён. Но он всё-таки успел напоследок сделать выстрел, перед тем как экипаж принял решение покинуть машину. УБР-365 ударил по «Тигру», сотряс машину, но не причинил вреда.
      — Только не в мою смену, дружище, — прошипел Штарк, на прощание подбив вражеский танк и приведя его в негодность. Так он поставил точку в танково-пушечном сражении, и во всем бою вообще. Оставшиеся русские, раскинутые там и тут по всему полю перед немецкими позициями, начали отступать. В конце-концов, в последние дни и часы войны, не хотели умирать и они. Выждав для приличия пару секунд, Фред без всякого приказа открыл башенный люк, запуская в боевое отделение столь желаемый свежий воздух. Маркус просто упал руками и головой на прицельные приспособления, понимая, что его работа окончена. Мануэль, высунув голову наружу, лишь присвистнул, осматривая поле в живую. Повсюду перед ними чернели и коптили корпуса подбитых танков, горела трава и разлившееся топливо.

      Из окопов показались и фигурки солдат, глядящие на поле и словно не верившие своим глазам. Повисла тишина, но вскоре её захлестнул разномастный победный вопль. Кройц, пожалуй, в этот момент сохранял марку. Стрелка часов наступила на семёрку, и почти сразу штаб вышел на связь.
      — Гауптман Кройц, вы живы?.. Наш периметр обороны окончательно рухнул — немедленно отступайте к Эльбе! «Шарнхорст» обеспечит вам огневое прикрытие, но в вашем распоряжении не более часа или около того. Поспешите, мы ждём вас.

  Кройц уже начал потихоньку глохнуть от попадания снарядов, но в этот раз, кажется, обошлось лучше. Пушка выстрелила предпоследним подкалиберным снарядом и... все закончилось.
  Капитан растекся в своем "кресле", а потом уткнулся головой в спину Штарку и устало похлопал его по затылку. Еле-еле откинулся обратно и совсем поплыл, почуяв свежий воздух из чужих открытых люков. Но самому открыть башенку ему было очень лень. И даже Мануэля с его извечным: "Командир, радио." он услышал не с первого раза. Но все-таки взялся за переговорное устройство:
  – Столб. Крест на связи. Докладываю. Атака противника отражена. Уничтожено два тяжелых танка, пять средних. Пехота противника рассеяна, от боя отказалась. Потери... ну, самоходку потеряли, по пехоте не знаю... Принял. Есть отступать к Эльбе. Выйдем двумя колоннами, саперов я пока задержу, раскидают оставшиеся фугасы. Как поняли?.. Хорошо, конец связи. Все, девчонки, собираем манатки. Ману, дай наш канал.
  Внимание всем, Крест на связи. Передаю приказ: боевая задача выполнена. В соответствии с распоряжением командования ставлю задачу: забрать всех убитых-раненых, сняться с боевых позиций и сформировать походную колонну в направлении Эльбы. Отдельный приказ саперам: все оставшиеся инженерные боеприпасы употребить на заграждения на обеих дорогах. Рвите деревья по максимуму. Затем отступить тем же маршрутом самостоятельно. Кто-нибудь, скажите гренадерам в рощице... Подтвердите получение приказа.
  Слушать не стал. Отбросил наушники. Вытянулся и распахнул люк. Встал на сидение, разлепил глаза от яркого солнечного света. И глубоко-глубоко вдохнул свежий воздух.

  24 декабря 1945-го года Вильгельм Кройц, бывший капитан Вермахта, был освобожден из лагеря военнопленных Кобленц...

    Рольф тоже не верил. Просто, блядь, не верил. Смотрел на растерянно сгрудившегося Казимира за пулемётом — и не верил. На потрясающего трофейным ППШ Макса Штейна — не верил. На обнимающихся с победными воплями Габриэля и Месснера — не верил. На неровный пунктир чужих дымов у опушки — не верил. Открытый люк «Тигра». Пустую дорогу. Он не кричал, не радовался. Он просто не вполне понимал, почему всё произошло именно так.

    Война не делает подарков. Война торгует на размен. Значит, коммунисты сосредоточили других «мышей», «Сталинов» и прочий зоопарк южнее или севернее. Кому-то достался удар сильнее. Кто-то умер сегодня вместо них. Мысли щёлкали по нисходящей, подсовывая то один, то другой кинослайд. Где-то умирал генерал, где-то кончился полковник. Эсэсманн Ланге, сидящий в двадцати метрах от Зайера, потерял машину. На холме погиб Александр Кунц.

    А Рольф Зайер был жив. Странно, неясно, но в сумме… в сумме — пожалуй… ну… наверное, очень даже хорошо. Да? Правильно? Знал бы ещё Рольф, чем займётся потом. А сейчас радисты «соседей» подтверждали команду гауптманна. Отступление, Эльба! В такие моменты и прилетает случайная пуля.

    — Гренадёры! — привычно орал Зайер. — Подготовиться к отступлению! Вы ещё не за Эльбой, чтоб вас! Ефрейтор, бери твоих и к танку — выкапываем на раз-два! Шнелле, шнелле! Бек, Казимир! Вы на какой хуй лезете?! Бек — маршем до наших в роще! Отступаем к Эльбе, сбор на дороге! Герр Ланге, мы снимаемся! Казимир, глаза разуй, русские ещё там! Кто, блядь, смотреть будет?!
    Грубо, зато действенно. Крики поулеглись. «Крепость» зашевелилась, вытряхивая защитников из земляных глубин. Приказы гауптманна преобразовывались в события.

    Уже шагая по дороге за пыльным шлейфом грузовика, Рольф Зайер встретил взгляд своего пожилого ефрейтора. Сделал знак. Поумерили шаг. Задержались. Рольф закурил, вторую папиросу передав Гольдшмидту. Покрасневшие от усталости и злости глаза фельдфебеля впервые приобрели что-то более человеческое. Он нервно покусал тонкие губы. Поправил повязку на плече. Рискнул сказать:
    — Мы теперь за Эльбу, Йенс. В плен, на отдых. Я…
    «Как, блядь, это выразить?..» — Рольф не умел врать и разучился говорить от души.
    — Я думаю, что, кхе… дел будет много. Мне понадобятся верные люди. Ты подумай, Йенс. Ты подумай.

Ланге выкрикивал приказы, собирал солдат. Удивительно было осознавать, что подошёл к концу последний бой в его жизни, что впереди его последний марш. Казалось, такое событие должно быть отмечено чем-то, как-то отличаться от десятков таких же отступлений до него. Но не было ни фанфар, ни громких речей - только нервная, но вместе с тем даже несколько будничная суета. А ведь он даже не принимал непосредственного участия в сегодняшнем бою. Ларс задумался и решил, что видимо такова его судьба, вечно оставаться на заднем плане любой борьбы. Просто не был он создан для войны и война, кажется, относилась к этому с уважением. Не самая плохая судьба, если подумать.

Впрочем, не всем так повезло. Остался здесь навсегда Людвиг и его парни. Вчера у дороги закопали Ганса. Можно было сказать, что в данной ситуации такие потери приемлемы. Все ведь могло быть намного хуже. Только вот что может быть хуже, чем бесславно сдохнуть в последний день войны? Ларс подумал, что нужно непременно запомнить их всех. Даже гребанного русского, которого он застрелил вчера. Проживи Иван ещё денёк и они с Ларсом уже не были бы врагами. Кто знает, может он был и неплохим парнем. Смелым по крайней мере.

Правда, пройдут годы и лица погибших выветрятся из памяти Ланге. Тяжело будет думать о войне. Даже не потому, что воспоминания эти столь неприятны. Просто они со временем сотрутся из памяти, словно дурной сон. Вроде и помнишь, что он был, только не получается вспомнить детали. А потом увлекаешься повседневными делами, мыслями о мелких житейских проблемах или радостях и забываешь о кошмаре совсем. Оно, наверное, и к лучшему.

От камуфляжной куртки, кстати, Ларс так и не избавился - не хватило времени найти замену. Только выкинул офицерскую фуражку уже на самой переправе.

Эпилог.

      Боевая группа уходила, не оборачиваясь. И вовремя — вскоре очередной каскад артиллерийского огня разразился на их бывших позициях, страшнее предыдущего. Но это уже не имело никакого значения. Оставшаяся у людей Олдерманна взрывчатка ушла на подрыв деревьев у дороги, и Кройц мог быть уверен в том, что их никто не догонит. Тем не менее, солдаты почти физически чувствовали, как клещи советских сил прижимаются к переправе, и это было более чем недалеко от правды. Проезжая деревеньку Вуст, которая выглядела точно так же, как и день назад, молодые вояки кампфгруппы забрали последних беженцев. Один из таких, ещё совсем молодой, обладавший характерной полосатой раскраской и длиннющими усами, сходу был назван Путлосом и определён Беку за шиворот.

      На поле у переправы открылась удручающая картина. В первые секунды могло показаться, что они опоздали, и большевики были уже тут, но обошлось. Повсюду горела брошенная техника, которую из принципа решили не оставлять на поживу врагу. Пушки, ещё не так давно утюжившие злопамятный холм, были подорваны и разворочены в хлам. Не получилось забрать и лошадей; теперь, встревоженные близкими артиллерийскими раскатами, сотни "ольденбургов" и "тракенов" носились по полю, почти как дикие. Вскоре Берте и Грете предстояло присоединится к ним, а машинам кампфгруппы — к коптившим остовам своих боевых братьев.
      Но не все ушли на запад. У самого берега расположилось то, что с большим трудом и натяжкой можно было назвать объединенным штабом 12-ой и 9-й армии. Генерал Венк, который намеревался оставаться на восточном берегу до тех пор, пока последний солдат не переправится через реку, лично поблагодарил командиров и солдат кампфгруппы. В последние часы он мог наградить их лишь словами. Тем не менее, моральная награда была выше любых орденов и красивых кусочков металла — благодаря им, сотни и тысячи людей оказались спасены от русского плена.

      А потом... потом они шли по мосту, бросая в воду оружие и бесполезное снаряжение. Срывали петлицы и погоны. Десятки блях "Gott mit uns" и "Meine Ehre heißt Treue" оказались похоронены на дне Эльбы. В чём-то им даже повезло — к тому моменту на западном берегу скопились десятки тысяч людей, и у американцев просто не хватало людей для внимательного изучения документов. В них тычили оружием, обыскивали, и быстро отправляли к остальным. В процессе сортировки и распределения по лагерям солдаты кампфгруппы потерялись, хотя отдельные отряды прошли плен вместе до конца.

      В дальнейшем их судьба сложилась по-разному. Кто-то вернулся к мирной жизни и никогда более не притрагивался к оружию. Другие же, такие как Штарк, оказались востребованным в новой Германии, после того как между западом и востоком начало тлеть новое противостояние. Маркус сделал карьеру в новой немецкой армии, дослужившись до высших военных чинов. Олдерманн и его люди долгое время участвовали в разминировании и ликвидации старых боеприпасов, а потом основали строительную компанию, которая восстанавливала разрушенную страну. Словом, для каждого нашлось дело. Их война закончилась, но впереди ещё было много работы. Долгие годы ушли на то, чтобы восстановить разрушенное за эти короткие шесть лет. Но въелись они в подкорку основательно, и забыть, выкинуть их из головы не получилось ни у кого. Уже седые и совсем постаревшие, они хорошо помнили те события. И другие тоже, помнили. Потом уже бойцы посетят те памятные места. Сухие руки в старческих пятнах вспомнят мозоли и черенки саперных лопаток. Альфред посмеётся и в шутках расскажет, как он судорожно вытаскивал из корзины стрелянные гильзы. Бауэр прослезится на могиле Шнайдера, когда ворох памяти захлестнет его с новой силой. Детсадовцы Зайера, теперь уже взрослые мужики с семьями и детьми, а то и с внуками, припомнят старину Йенса:
      — Помнишь? Мы стояли вот прямо тут, а он: «Вперёд, сосунки! Кровь за кровь!». Эх, господин обер-ефрейтор... — скажет Вагнер.

      Старик так и остался стоять на той дороге, глядя вслед уходившей колонне, цедя сигарету. Впрочем, одинокий выстрел Рольф так и не услышал. Кто знает?.. Орудия грохотали так, что с легкостью заглушали любой другой звук.
      «Понимаешь, Рольф, моя — наша — война окончена. Я чувствую себя как поезд, в топке которого закончился уголь. Я не могу и не хочу идти дальше. У меня не осталось ни семьи, ни страны. Я умер много лет назад, ещё в сорок втором»