[Warhammer Fantasy RolePlay 2ed] Сыны Урсуна | ходы игроков | Зима 2517-го. Форхексен

Прааг, подтверждая название Серебряного града, встретил их этим морозным днем сверканием куполов своих храмов и дворцов, похожих на отливающие благородным металлом луковицы. Они выглядывали из-за высоких и казавшихся неприступными белокаменных стен с зубчатым парапетом на котором реяли и хлопали на ветру разноцветные флажки и вымпелы.
Пушистые хлопья снега, кружась, падали с неба все утро, мягко оседая на меховых воротах теплой зимней одежды молодого боярина Петра Строганова и его спутников, пока они двигались по проторенному снежному насту к южному входу в город - Водным вратам. Они назывались так, потому что рядом с ними в город втекали воды не замерзавшей даже зимой могучей реки Линска. Навигация по нему не стихала круглый год. Постоянно прибывали и отбывали торговые суда и баржи. Вверх и вниз по течению ходили и ладьи с ратными людьми, патрулируя реку.
Рядом с молодым Строгановым ехал старый друг детства и верный старший товарищ Миклош Гаданович, ловя снежинки языком и всем своим видом лучась от радости из-за долгожданного возвращения на родину, пусть он и искренне разделял с Петром его горе. За стройный стан удалого господаря держалась сидевшая позади него девушка по имени Татьяна, назвавшаяся ученицей Ледяной ведьмы. Сейчас она выглядывала из-за плеча Гадановича с неодобрительным прищуром своих пронзительных, холодных карих глаз вглядываясь в раскинувшийся по обеим берегам Линска старинный кислевитский град. Несмотря на свистящий ветер и кусачий мороз девушка ехала с непокрытой головой, но ее щеки даже не зарумянились от холода, а дыхание не вырывалось как у остальных теплым паром и Петр был склонен верить ей.
Позади как всегда было слышно недовольное ворчание под нос молодого гнома-Убийцы, имевшего удовольствие все путешествие любоваться покачивающимися перед собой лошадиными крупами. Из-за его пыхтения покрашенная в рыжий цвет борода Эларика покрывалась позвякивающими ледышками и он постоянно очищал от них предмет своей гордости.
Он как и доставивший письмо с дурными вестями человек его отца, представившийся Джеродом, шел пешком. Тот был немногословен, предоставив говорить сопровождавшей его Татьяне, и все что Петру удалось у него выведать во время привалов было то, что он промышлял добычей пушного зверя в одной из строгановских артелей и за ним в Империю отправила его матушка, остановившаяся у своей праагской родни.
Несмотря на то что только он и Миклош были верхом, они сумели покрыть огромное расстояние, разделявшее Альтдорф и Прааг, меньше чем за два месяца пути по торговому тракту. Пусть ноги у гнома и были коротковаты, но в выносливости и упрямстве он не уступал иной лошади, а охотник был привычен к долгим пешим переходам. И теперь конечная цель их путешествия была всего в нескольких полетах стрелы.

Юрий вернулся из ближайшего подлеска с вязанкой нарубленных дров к полудню и свалил их у входа в юрту, разбитую неподалеку от городских ворот. Мужчина погладил спавшего на снегу медведя по холке и бросив взгляд на южный тракт через плечо, медленно обернулся, встал во весь свой немаленький рост, прищурился, приглядываясь к маленьким фигуркам путников на дороге, а затем, резко спохватившись, откинул тяжелый полог из шкуры и влетел внутрь.
Внутри походного жилища кочевого народа было тепло и почти по-домашнему уютно. Горел разведенный огонь над которым медленно вскипал чайник, распространяя аромат чая из сосновых иголок, который вместе с дымом выходил через специальное отверстие в крыше юрты.
Унголка-хозяйка сидела на расстеленных на земле шкурах, скрестив под собой ноги и осторожно цедила из курящейся пиалы. Подняв черные раскосые очи на ворвавшегося кислевита, не удосужившегося даже стряхнуть снег с верхней одежды и запахнуть полог, впуская морозный воздух, кочевница нахмурила точеные брови.
Общение между ними двумя было ограничено языком жестов и мимикой. Но что-то в оживленной жестикуляции, возбужденной интонации голоса и выражении бородатого лица заставило Ургамал отставить недопитый чай и накинув кафтан выйти за мужчиной наружу...

- Арр.. погода... чтобы занести... Книгу.. - бурчал дварф. Он поежился, хотя ему было и не привыкать к лишениям. Но всё же помереть от холода.. определенно это не та смерть, которую он искал. Эларик уже решил, что первые деньги, которые тут заработает (если дело затянется) он потратит на шерстяные штаны и какую-нибудь куртку потеплее. Не хорошо когда руки дрожат.. так и промахнутся недолго.
- Умгирик, это оно? - окликнул Убийца Петра, опять сказав это слово на дварфийском. Кадгонссон называл Строганова так, с той экспедиции, на которую дал денег и когда оказалось, что он из знатных людей. Но никогда не говорил, что же это значит. Лишь поклялся, что это никакое не оскорбление, или насмешка, а наоборот, уважительное обращение.
- Только не говори мне, что нам ещё несколько миль?! Это я уже слышал сегодня.. Трижды!
Погода была ещё не самым неприятным открытием. В горах почти всегда холодно, и пусть он почти никогда не жил та по-настоящему, что-то подсказывало ему, что в этом нет чего-то особенного. А вот чего здесь действительно не хватало, так это... ограничений. Степь на мили вокруг и всё. Иногда вообще без каких-либо приметных вещей, ни низин, ни холмов, ни лесов. Столь унылым становился пейзаж, что иной раз даже каких-нибудь гор не было видно на горизонте, и когда где-то там, далеко-далеко, хотя бы начинали чуть маячить пусть чужие, но столь родные "каменные великаны", Эларик благодарил Валаю за это зрелище.
Впрочем, он пришёл сюда не за этим. Если честь удастся восстановить здесь, значит как бы оно не выглядело, и какие бы чувства не вызывало - это самое прекрасное место на всём свете!

Это был раз второй или третий когда Таня ехала верхом на лошади, а тут ещё и с мужчиной, с которыми она никогда до этого не была столь близка. Эта близость кидала в жар, поэтому ведьмачка пыталась отвлечься от всего этого и смотрела по сторонам, да думала о всяком. О Прааге, таком большом и величественном городе, его дивной архитектуре и обилию людей здесь живущих, о хорошей погоде, Татьяна любила зиму, а зима любила её, думала о своей наставнице Марьяне и когда ей снова предстоит с ней встретится. Как сказала Марьяна - не скоро.
Говорит что её, Танино задание не просто передать послание и сопроводить, оно гораздо важнее чем может показаться. Возможно как и все их предприятие.

Девушка посмотрела на молодого боярина - а справится ли он? Должен справится, если она ему поможет и все остальные.
Чуть скосилась на Гадановича, украдкой из за его плеча взглянув на лицо его, снежинки языком ловит, как дитя, а ведь большой такой и статный, сдержалась, ничего не сказала и даже не показала, ни лицом, ни жестом, затем обернулась на Джареда, того охотника с которым она пришла и на гнома. Гнома рассмотрела с особым интересом, ведь ей до этого встречать приходилось лишь одного из них и выглядел он совсем иначе.

Миклош воистину наслаждался путешествием, отчасти из-за врожденной любви к дороге, скачке и широким просторам, кислевитской зиме, а кроме того от возможности навестить родные края - наверняка выдастся такая возможность. Увидеть лица родичей, провести вечер в жарко натопленных покоях, когда за окном трещит морозец, выпить чарку-другую крепкой водки, да под хорошую закуску - чего же еще желать?

Хотя и нынешнее путешествие выдалось на редкость приятным. Миклош невольно приосанился, пряча хитрую улыбку в густых усах. Сзади сидела в высшей степени привлекательная особа, крепко прижимаясь к его спине всем своим ладным, молодым телом. Не то, чтобы Миклош сразу приударил за стройной красоткой, но глаз положил. Да и было на что посмотреть - не чета южным, легкодоступным и глупым бабам!

Что простолюдинки, что аристократки - они все были одинаково скучны, жертвы собственных мелочных интересов, никогда и не видевшие огромные просторы Кислева, его редкую по красоте природу. Некоторое время, правда, экзотическая красота уроженок Каттая и Тилеи привлекла молодого господаря, но ненадолго. Может и потому, что все девушки этих краев были шлюхами, с которыми и разговор завести зазорно. Но и свои, родные кислевитки давно наскучили Миклошу - веселые, румяные и дородные девицы были удивительно скромны и застенчивы, когда дело доходило до чего-то большего, чем вечерние гуляния. Кроме того, с такими связываться - значит иметь дело и со всей родней. Молодому парню такое было ни к чему.

Другое дело Татьяна. Холодная, как кислевитская зима, величавая, как сама королева Катерина, она привлекала своей образованностью, горделивыми манерами и недоступной красотой прекрасных глаз. В ней чувствовался внутренний огонь, сила, которая не покорится любому. Только достойному!

Отвлекшись от собственных крамольных мыслей, молодой господарь перевел взгляд на гнома, понукая коня идти медленнее. Он поравнялся с невысоким ворчливым воителем, присоединившись к беседе: - Мы почти на месте, достойный сын гор. Не гневись, лучше погляди - какая красота! Где еще увидишь? Это тебе не узкие вонючие улочки треклятой Империи. Вот она, настоящая жизнь! Скоро доберемся, будь покоен, а там, глядишь, найдешь и своих родичей. В Прааге их немало. Эх, славный Прааг... сколько же мы тут не были, а Петр?

Миклош обернулся к молодому боярину, которого всегда прилюдно называл полным именем, подчеркивая его статус.

Джаред был почти совсем доволен. Путешествие вышло длительное, зато в кошельке теперь позванивает золото, а за спиной висит великолепный лук, стоивший гораздо больше этих денег.
"Да, странный вышел поход. Вляпаться в проблемы с законом - по глупости, незнанию - и чуть не попасть в кабалу (на этой части воспоминаний охотника передёрнуло), быть вызволенным колдуньей... Повезло, что она сочла полезным такого бродягу, и что обладала достаточным влиянием и деньгами, чтобы без труда выручить Джареда. Несколько поручений, ничего сложного, сбегай туда, проводи тех, и долг оплачен. А затем настоящая работа. Сопроводить молодую колдовку и доставить письмо, сопроводить наследника. Охотник не участвовал в бойне - к счастью, но слышал о ней достаточно, и закономерно ожидал возможных проблем. Но пока всё спокойно. Отряд маленький, но сильный, случайные звери и грабители чуют, что лучше не связываться - а не случайных пока не встречалось. Так что работой Джареда было обустраивать лагерь, находить дорогу да бить дичину - давно знакомые дела, не требующие больших усилий. Господа в его дело не лезли, в основном, общались друг с другом. Гном, как и сам охотник, пеший, хмурый малый, не лезущий с пустыми разговорами, порой бубнит что-то, но не навязывается. Хороший спутник. Возможно, потому, что ходить в снегах не любит, хотя и за лошадью - по протоптанному... Колдунья красивая. И молчаливая. Что молчаливая - хорошо, сопровождать её было даже приятно - мало спрашивала, совсем не жаловалась. А что красивая плохо. Нет, смотреть, конечно, приятно, но если вдруг охотник на ведьм примотается, отбивать сложно будет. Охотник прошёлся пальцами по оголовьям стрел: если вогнать красавицу в горло, разжигать костёр будет уже сложно.
В общем, отряд хороший: коняги неприхотливые, люди тёртые. И с болтовнёй не лезут. А не нравился Джареду город. Хорошо, что за главного там будет этот Строганов, плохо, что туда вообще нужно ехать - большой, много тех, кто имеет власть..."

Охотник встряхнулся. Город пока далеко, если сейчас всех перебьют, ответственность на проводнике. Нельзя расслабляться. Он склонился навстречу ветру и пошёл на обгон лошадей, желая ещё раз оглядеться кругом. Место открытое, но засаду можно устроить и здесь - одеялом укрылся, снежком присыпался, а ветрюга следы заметёт. Обходя, поймал взгляд отмороженной колдуньи и отвернулся, поглаживая оперение стрел. "Или нож меж рёбер."

Чем ближе был пункт назначения, тем мрачнее становился Петр. Неотвратимость того, что предвещало прибытие, давила на плечи молодого боярина, многими пудами тяжких дум. Так и сяк себе представлял встречу с матерью: слезы, причитания, упреки, лобзания. Ожидал, что и сам не выдержит, разрыдается, глядя на ее горе, вспоминая родичей, что прорвется, будто плотина по весне, все сдерживаемое доселе горе. Побаивался той тяжкой ноши, которую ему вручат с порога, как вериги. Той самой ноши, к которой его, младшего из трех наследников, уж точно не готовили, и которую еще непонятно, готов ли принять.
Самозванцем себя чувствовал Петруша, случайным человеком, которого нашли за тридевять земель и по ошибке вручили письмо с отчизны. Ухватился шельмец за такую оказию, поехал выдавать себя за убывшего невесть когда в дальние страны, лица которого никто уже и не помнит. Лже-Петром себя ощущал молодой Строганов, и все не мог выкинуть из головы этот морок, глупую и навязчивую мыслишку.

- Борща зато настоящего поешь, борода, - усилием воли боярин отвлек себя от черных дум, обернулся к гному, придержав лошадь у стоящей возле дороги юрты. - Не ваши жирные похлебки из баранины, не альтдорфские пустые отвары из брюквы да куриных голов, а настоящая еда, панская. Раз отведаешь - и еще пол-мира готов будешь пройти ради добавки, ну? - Петр перевел взгляд на Миклоша, подмигнул старому товарищу. - А у тебя, помнится, дивчина тут была, в Канатчиковой Слободе, а? Как думаешь, не растолстела, пока тебя не было, а? Небось, за лавочника какого пошла, рожает ему что ни год, ну?

Дурашливая бравада давалась тяжко, но хвост Строгановы привыкли держать трубой. Раскисать что твои щи - последнее дело, и уж тем более при людях. Поглядывая на разношерстную компанию провожатых, Петр размышлял, кого они в нем видят. Дуралея-младшего, промотавшего несколько лет вдали от серьезных дел? Драгоценный хрустальный графин, за которого теперь Строгановы будут дрожать, ведь последний в роду? Надежду на вертание былых богатств и родовой чести? Кого бы ни видели, давать им помыслить о себе худо или насмешливо Петр не собирался.

Дварфа обогнал человек. Их общий проводник. Единственный, кроме самого Петра и его товарища, Миклоша, с которым Кадгонссон мог разговаривать, а не объясняться жестами.
- Красота? Это?! - пробасил воин, - да даже альдорфские вонючие улицы веселее этого...
- Ладно бы ещё было на что посмотреть, так тута же ничего и нету!! Даже засады какой, и той не было... - с досадой добавил Убийца.
- Да.. да.. родичи... - вот это он сказал уже гораздо более хмуро, будто ему это особо и нужно не было.
На слова Строганова младшего (а теперь фактически единственного), дварф покачал головой. Как и человек только что, он вдруг ушёл в безрадостные мысли. Рука сама собой переместилась с топора на поясе, и принялась гладить бочонок взгромоздившийся за спиной...

Те остатки унгольских племен, которые выжили после вторжения зеленокожих, были вынуждены бродить по чужим владениям. Не сказать, что к ним плохо относились - в конце концов, такая судьба может постичь любое племя, поэтому унголы старались как-то помочь беженцам, но в степи и хозяевам земли часто едва хватало еды, так что на большую помощь рассчитывать не приходилось. Пришлось резать оставшийся скот, который мог быть зарезан, чтобы оставался некий необходимый минимум, хотя бы какой-то, для размножения, чтобы накормить людей. Насколько Ургамал знала, сейчас велись переговоры о том, чтобы оставшиеся присоединились к какому-либо другому племени, но процесс это был не такой быстрый - полезного, прямо скажем, привнести на новое место обитания новые обитатели могли не так много - немного скота, уцелевшие рабочие руки, уцелевших лошадей, но зато, учитывая количество детей, женщин и стариков, для нового вождя явно прибавлялось голодных ртов. Так что пока быстро договориться с кем-то не удавалось.
И если унголы хотя бы как-то старались помочь, то стражники города, который был известен как Прааг, явно относились к беженцам куда хуже. Пару раз в неделю местный капитан заявлялся и все более грозно вопили на людей, которые теперь стали предводителями оставшихся. Ургамал не понимала, о чем идёт спор, но догадаться было несложно. Судя по всему, местные власти хотели, чтобы кочевники свалили от стен города, причем, как можно скорее. Пока как-то вопрос удавалось разрешить, но насколько выйдет оттянуть момент, когда их погонят силой, сказать было сложно.
Сказать, что будет дальше было сложно - как в плане того, что будет со всеми племенами, так и в плане самой девушки. Вероятнее всего, рассуждала она, все-таки кто-то летом проявит милосердие, и добавит беженцев к своему племени. Все-таки, речь шла пусть и о сильно потрепанных, но все же способных принести пользу людях. Что до унголки, то ей вероятно сосватают какого-нибудь парня наскоро.
Её семья и братья всю жизнь служила Строгановым, даже несмотря на то, что многие были недовольны и по делу. Чаще всего, отец и братья выполняли роль конных курьеров или охранников караванов, хотя количество последних все сокращалось. Поэтому, они участвовали в отражении вторжения свирепых зеленокожих, где и пропали без вести - не самая редкая судьбы в степях, стоит признать. Мать всю жизнь была довольно болезненна, поэтому не пережила перехода, когда все, кто собрался бросились, оставляя свои земли, и погибла в пути. И на сегодняшний момент девушка осталась полноправной хозяйкой юрты. В обычных условиях это означало бы появление множества женихов, но не сейчас. Сейчас все слишком были заняты выживанием, чтобы думать о свадьбах.
От всех этих размышлений её отвлек кто-то из людей Строгановых, который жестами объяснил ей, что девушке стоит следовать за ним. Она не очень поняла зачем, но все равно делать ей было сегодня особо нечего - остатки скота, в виде двух овец и барана, были накормлены, лошадь тоже была в порядке, а пересчитывать оставшиеся скудные припасы не очень и хотелось - хотя, учитывая что девушка жила одна, их должно было хватить нас некоторое время, постоянное их таяние вселяло в неё уныние. Поэтому, она отправилась вслед за пришедшим, гадая тпро себя, что же случилось.

А у тебя, помнится, дивчина тут была, в Канатчиковой Слободе, а? Как думаешь, не растолстела, пока тебя не было, а? Небось, за лавочника какого пошла, рожает ему что ни год, ну?

Услышав такую неуместную фразу от друга, Миклош смутился было, но тут же взял себя в руки, весело отмахиваясь: - В Канатчиковой слободе? Да брось... Даж с тобой! Это ты меня с братцем старшим - Дьердем, спутал, вот тот знатный ходок. А мне эти легкомысленности чужды, если и найду когда себе жену, так чтобы дух захватывало сразу и доколе жив буду.

С последними словами он покосился на сидящую сзади девушку вполглаза - как восприняла? Грубые слова дварфа и вовсе пропустил мимо ушей, уж привык, как и остальные, к его ворчливой манере говора. Доехать бы до города скорее, а там гном сам уразумеет, как прекрасен достославный Прааг.

А Миклош хоть и оказался типичным гулякой, все же знал иностранный язык и быть может не один. Противоречивые чувства вызывал этот мужчина.
Когда Пётр Строганов упомянул разжиревшую девку Миклоша Гадановича, Таня с трудом сдержалась что бы не прыснуть в голос, лишь скривила ехидную полу улыбку и стрельнула колючим, словно утренний мороз, взглядом, на обернувшегося всадника, словно говоря ему, "это не твоего поля ягода".

Снова сделалось лицо нейтральным и Шалаева посмотрела на Петра. Словно оценивая, Таня вздернула одну бровь слегка вверх. "Скажи мне кто твой друг и я скажу кто ты".

Покинув уютные застенки юрты, Юрий сразу же тяжёлой поступью направился к тракту. Столь тягостное ожидание Строганова - младшего длившееся уже не то несколько недель, не то месяцев начинало давить на Зубова, но и оно уже подходило к закономерному концу. Привычным движением он закрепил цепь на медвежьем ошейнике - даже в Кислеве немногие люди привыкли к виду дрессированного медведя, а Пётр с Миклошом за эти несколько лет уже могли и отвыкнуть от зверя. Да и кто знает, кто мог за ними увязаться.
– Поднимайся, Тордимир, пора в дорогу.
Юра нежно, насколько могли позволить его грубые руки погладил поднимающуюся тушу по загривку, после чего наконец обратил внимание на свою коллегу. Он до сих пор искренне не мог понять, что из его жестикуляции и слов её уму понятно, а что нет, поэтому наладить контакт было ещё той задачей. Но в данный момент донести информацию было необходимо.
– Вот, – жестом руки показал он на тракт, где на расстоянии виднелись движущиеся в их сторону силуэты – Это он. Я уверен в этом. Я пойду им навстречу, – окинув взглядом юрту, добавил – можешь пока собираться.

Из стоявшего на пологом холмике кочевого жилища унголов показались двое – большой мужчина в теплом крестьянском тулупе и стройная женщина в цветастом длиннополом кафтане и меховой шапке.
Мужик взял в руки длинную цепь к которой был пристегнут бурый медведь и взрывая валенками снег стал спускаться по склону вместе со своим ручным зверем, косолапящим следом, иногда съезжая на пузе. Женщина помедлила, наблюдая за остановившимися у подножия холма боярином и его сопровождающими, затем отвязала привязанную неподалеку кобылку пегой масти и ловко вскочив в ее седло на унгольский манер стала спускаться следом.

Ого, медведь? Неплохих же животин местные разводят. Интересно, цепь - это шутка такая, или мужик и впрямь настолько самоуверен? Посмотреть бы, как он будет удерживать эту тушу, буде та рванётся... Но, похоже, парочка ждала именно их отряд - или любых путников.
- Знакомые? - негромко спросил у Петера Строганова охотник. По делу, следует добавить "господин", и он бы, конечно, так и сделал, да как раз за луком потянулся, вот и не договорил. Ну да. Так вышло, случайно.

Дварф было оживился, когда увидел медведя. Даже руки от бочонка на топоры вернул. Но быстро смекнул, что это не похоже на засаду. Оружия на изготовку не взяли, боевых кличей и прочих психологических атак не пользовали, двигались не быстро. К тому же следопыт успел подать голос, с тем же вопросом, что и у Эларика на языке вертелся...

Завидев впереди командира людей Строгановых Миклош порадовался, не придется больше опасаться нападения. А ведь этого можно ожидать и в непосредственной близости от города, у богатой семьи хватало как сторонников, так и недоброжелателей. Миклош приветственно махнул рукой, подстегивая коня.

- Ну вот и добрались, смотри - это же Зубов, не иначе, - кликнул он молодого боярина.

Петр последним обратил внимание на медведя и его провожатого, занятый разглядыванием знакомых пейзажей и сравнением их со своими воспоминаниями. Но когда взгляд его упал на приближающуюся процессию, лицо боярыча помимо воли расплылось в улыбке.
- А то, еще какой знакомый, ну, - ответил он Джареду-лесовику. И улыбнулся Миклошу, первому признавшему Зубова.
После чего дал пяток кобылке, пуская ее вперед, лихо соскочил с седла, не доезжая пары сажень до идущих навстречу.
- Дядьку Юру, ну! - молодой Строганов бросился к косматому мужику с объятьями. - А я-то думаю, диво: два медведя идут сустречать нас, о зимнюю-то пору. Пригляделся - так то ты один из них, ну?

Ургамал не очень поняла, что точно от неё хотел медвежий человек. Ну, то есть она поняла, что силуэты, на которые ей показали, были по-видимому теми людьми, которые с ней хотели поговорить. Но нужно было ли ей двигаться вслед за медвежьим человеком, или нет, было непонятно. В некотором раздражении, она подумала, что напрасно не попросила в свое время отца обучить её кислевскому языку - тогда бы проблем сейчас было куда меньше. Но, в степи он был не столь уж нужен, а в то. что племенам придется покинуть родные земли никто особо не верил.
В конце концов, всадница приняла промежуточное решение и двинулась следом, впрочем не слишком быстро, Держась на неком расстоянии, так чтобы не потерять проводника из виду.

За разговорами Таня совсем расслабилась, в отличие от охотника Джареда и заметила медведей лишь когда о них было сказано. Ещё до того как все прояснилось, она выглянув из за плеча Миклоша, рефлекторно сильнее сжала свои руки у него на талии и лишь потом разглядела и услышала что медведь один и тот ручной. А второго медведя знал наш боярин и звали этого гиганта Юрий.
Девушка с интересом и любопытством, робко поглядывая из-за плеча, рассматривала интересную парочку, как Петр совершенно не страшась ни огромного зверя, ни менее огромного мужчину, стоял рядом. Укрощение такого зверя, Тане казалось настоящим чудом, сродни ледяной магии.
Не сразу глаз ученицы ведьмы зацепился за тонкую фигуру стоящую поодаль. Черты лица и смуглость кожи выдавали в ней дочь унгольских степей. Уж больно пристально незнакомка смотрела на нас, явно не из праздного любопытства.

Танюшка сняла одну варежку и продолжила пристально следить за степнячкой и каждым её шагом.

– Ох, Пётр, признал старика! – Не сдерживая улыбки, Юра не выпуская цепи из рук поймал в свои широкие объятия юного боярина. – Неплоха компания, что вы с чужбины привели. Особенно тот, что сам аки бочонок, так ещё и на себе один тащит. – Слегка щурясь, Зубов глянул на имперских гостей – Убрали бы они руки с оружия, да можно в харчевню заглянуть, за кружкой да не на морозе знакомство лучше пойдёт.
Подумав с минуту, пару раз глянув в сторону Праага и как казалось по итогу этих действий что - то важное, с несколько угрюмым видом Юра добавил:
– Ежели тебе ещё неизвестно, могу тебя посвятить в произошедшее, но за прочим тебе надо к матушке. Она сейчас у Калашниковых гостит.

Пока человечки общались, Эларик решил не тратить времени даром. Тем более, что в горле уже пересохло.
Он снял с плечей бочонок, приставил к нему ухо и взболтнул несколько раз. Прислушиваясь к бульканью, воин пытался понять сколько там ещё осталось. Удовлетворенно крякнув, дварф вынул пробку, принюхался, и хлебнул прямо из бочки. Прополоскав горло, Кадгонссон поставил бочонок и начал рыться в суме, пока с торжествующим громким возгласом не выудил большую деревянную кружку в виде сходящегося к горлу цилиндра. Держа под мышкой бочку, Эларик налил в кружку эля, загнал пробку обратно, поставил бочонок и сел прямо на него как на табуретку.
Убийца проделывал это уже много раз за последнее время, и знал, что эта окольцованная деревяшка выдержит его вес. Не то, что прошлая. Тому тавернщику придется не один зуб у цирюльника заменять, может и челюсть вправлять, Эларик не лекарь. Но определенно тому человечку не стоило так рьяно давать слово, что эта его бочка выдержит напор дварфийского седалища. Потом все штаны пришлось выжимать. Три дня они пахли выдохшимся пивом. Три дня дварфа мучила невыносимая жажда. Хорошо хоть эль был так себе, не жалко, иначе тавернщик так просто бы не отделался. Люди не умеют варить пиво так как надо, это факт. Но за неимением средств, Эларику приходилось довольствоваться этим их, с позволения сказать, элем.
Все эти мысли о пиве, пока он хлебал из кружки, заставили его глубоко вздохнуть. Как жаль, что не довелось попробовать знаменитый Багманский Шестииксовый... И вряд ли доведется. Тут даже дело не в том, куда ведет его путь Клятвы, как показал его опыт - не так уж и легко это, умереть в сражении. А вот то самое безденежье, оно да, оно не давало ему насладиться некоторыми прелестями жизни. Впрочем, Пётр говорил что тут, у него на родине, варят что-то там крепкое. "Так что даже краснолюдам понравится" - говорил Строганов. Что ж, возможно повезет хотя бы в этом.
Когда опрокинув кружку, в горло Кадгонссону не пролилось ни капли, стало ясно, что он уже всё выпил. Глаза глянули на людей - не закончили они там брататься?

- Дядька Юрий, аль не признал? - крикнул Миклош, приструнив коня возле самых ног здоровенного кислевита. Скакун взрыхлил копытами рыхлую землю, недовольно фыркнул и встал, как вкопанный. Господарь подмигнул по-свойски мужичине, не обратив внимания на медведя. Тордимир, как звали кудлатого мишку, без приказа хозяина бросится вряд ли. Но все ж коня Миклош к нему не подпускал, да и дивчину позади пугать ни к чему. Рядом с старым кислевитом стоял молодой унгол в кафтане и шапке, скрывающем шевелюре. Миловидный с виду юноша молчал, да и немудрено - видано ли дело влезать в разговор, когда речет знатный господин, вроде Петра. Похоже это новый слуга Строгановых или вроде того.

- Что дядька, готовы ли столы к приезду? Поднимем чарки, выпьем братину за встречу. Да и за другое тож... - промолвил он в конце, вспоминая о цели возвращения.

– Да как же не признать, – мужчина по-доброму улыбнулся – Всегда ведь так было, что только о вас начнёшь забывать, как вы сразу напоминали о себе. И примеры есть. – Юрий украдкой глянул на имперских визитеров, которые, как ему казалось, всё ещё не могли свести глаз с медведя. – Но довольно об этом, не время и не место.

- Чего ж мы стоим? Веди, дядька Юрий, - нетерпеливо подхватил Миклош. Он повернул голову, вполоборота, ощутив возле затылка теплое дыхание девушки. Шепотом сказал уже только ей, поясняя: - Это Юрий, поверенный батюшки Петра, старшего Строганова. Ты, милая Таня, не смотри, что он так суров и звероподобен, это напускное. Дядька добряк, каких мало, хотя держать его во врагах себе дороже для любого...

Милая Таня лишь стрельнула глазами в Миклоша, затаив дыхание на секунду, слегка сжала губы и демонстративно отвернулась, высматривая что-то в стороне, что ей показалось интересным. То ли другие юрты и деятельность беженцев, то ли далекий горизонт.
Дядька Зубов, не пугал. Да, он внушал уважение, такой великан, но он на нашей стороне, а стало быть, напрасно его бояться.

- Как матушка? - выспрашивал тем временем у Зубова Петр. - Здорова ли? - и, наклонившись ближе к уху Юрия, потише: - Что за дивчина такая? С тобой, что ли?

– Матушка в полном здравии, хоть отца оплакивать и не перестала. – на этих словах Юрий несколько пал духом, но улыбку постарался сохранить. – Тебя всё ждёт. А дивчина... – Зубов оглянулся на неё, после чего также, шёпотом, который всё же могли слышать ближние, ответил. – Унголка. Человек боярыни. С нами в путь отправится. Большего сказать не могу, контакт с ней у меня не ладится.
Закончив информировать Петра, Юра выпрямился во весь свой немалый рост и развернулся к городу.
– Хватит нам уже на дороге торчать. Отведу вас к матушке. – Последнее, что он сказал перед тем, как начать двигаться в сторону Праага.

Последние слова "медведя" заинтересовали охотника. Он помнил, что местные не любят господ Строгановых (а иначе к чему той госпоже возиться с пришлым охотником?). И всё же, кто-то из степняков находится на службе у матери Петера, Анастасии.
Для себя Джаред решил понаблюдать за девушкой, и, быть может, поговорить с ней позже. А пока...
- Ваша? - кивнул он на времянку. - Помогу разобрать. - раз уж всё равно путь в город, лучше побыстрее.

Молодой господарь подумал, что Петру будет не до остальных, коли с матушкой свидеться нужно, а скучнее дела, чем в трауре ехать по улочкам и придумать сложно. Миклош еще раз обернулся к девушке, спросив: - В корчму али хочешь рынок наш, Праагский поглядеть, милая?

- Эй, охотник! Что там? Идём в город, ась? - окрикнул дварф Джареда, когда заметил некоторое шевеление в группе.
Когда выдался момент Эларик подошёл к Петру.
- Тебя сопровождать, парень? - Убийца даже по дварфийским меркам скорее всего был моложе человека (его 24 - это лет 16 может по-человечески), но так привык к манере общения Мастера Кадгона почти со всеми близко знакомыми ему людьми (а всех, кроме седых стариков, он называл не иначе как "парень" или "девочка"), что непроизвольно подражал отцу.
- Я так понял, что тут тебе угрожать ничё не может, - он кивнул на город, - но и ты меня пойми, я тебя защищать поклялся, не могу я ещё раз потерять че... - Эларик вдруг остановился, широко разинув рот и выпучив глаза.
- Короче! Нужно или нет?! - грубо, в бороду оборвал свои же слова юный дварф, проклиная себя за неуместную болтливость.

- Рынок, - тихо и коротко ответила Таня, посмотрев в глаза Миклошу.

Было интересно посмотреть, что за дивности продаются в столь большом городе, наверняка будут разбегаться глаза и захочется купить и то и это, а денег совсем немного. Эх, только душу травить. Но ничего, когда ей ещё доведется побывать в таком большом городе? Хоть посмотрит и его и рынок, а не будет сидеть в душной корчме пропахшей квасом и немытыми телами.