Страх и ненависть в Мёльне | ходы игроков | Вершина Храма

Зрелище пожирающего энергию Лазаруса не вызвало рвотного рефлекса у Лютера: по службе ему приходилось видеть вещи куда противнее, однако, ощущение невосполнимой утраты ощутимо давило на него. В очередной раз они героически выступили пешками в чужой игре, не приблизившись к своей цели ни на йоту. Потерян Нисек, потеряны другие члены отряда, но все жертвы оказались бесполезными. Готто верил, что каждый человек стареет не тогда, когда он отмечает очередной день рождения, а в моменты опустошения и безысходности, когда приходит понимание никчемности прожитых лет.

Похоже, что Каланте чувствовала то же самое, в диком крике она изогнулась всем телом, бессильно сжав кулаки. Вопль горечи, боли и обиды сорвался с ее уст, не в силах изменить суть происходящего.

Они потеряли бойцов, они будут мстить, они сделают эту жертву не напрасной, но только лишь выжив сейчас.

- Вардиан! Помоги Каланте дойти до портала! Вааргх, хватит кутаться в плащ! Тащим в портал Серкоса! Быстрее, иначе мы останемся здесь навечно!

Вааргх недовольно зарычал, но сделал так, как сказал высокий лысый мужик в доспехах. Раньше он за такое незамедлительно начал бой с осмелившимся говорить с ним в таком тоне. Но потеря руки, урод, пожирание урода тем стариком... Да еще и дом на голову тогго и гляди упадет... "Бежать... Дрянь. Но иначе никак. Дом не побьешь. Гррр. А кто Серкос? Тот воин, что полудохлый? Видимо. Храбрый он. Достойный. Нельзя такому тут. Если это он."
-Котор-рый?-рявкнул лысому варвар.

-ксо - ещё раз прошптал самурай. Мечи были вложены в ножны, так что теперь самурай опирался не на саму катану, а на ножны в которой эта катана находится... он не мог пошевелиться... не мог поднять руку. Не мог поднять ногу. Не мог пошевелить и пальцем. Кровь тихо стекала по его лицу, и заливалась за шиворот, впрочем это не было заметно, учитывая что его лицу итак было частично покрыто засохшей кровью, в то время как одежда приобрела равномерный красный цвет ещё при битве с культистами.
-нет-Прошептал самурай... всё не может закончится так нелепо.-Нет-Голос зазвучал чуть громче... как же это было обидно... пережить ТАКОЕ, суметь при этом нанести противнику немалый ущерб и умереть так и не сделав главного. - НЕТ! - Обычное спокойствие ронина лопнуло, голос звучал как рык демона. Пальцы сжали рукоять меча так, что побелели костяшки, а ножны с силой ударили пол, придавая телу инерцию сделать несколько шагов. Ничего. Он это переживёт. Сумел сделать два шага. Сумеет сделать третий. Сумеет сделать третий, сумеет сделать четвёртый и пятый... а если он сделает пятый шаг-значит сумеет выжить. Значит тело не настолько поломано. Значит он ещё способен действовать. Значит он выживет. Следующий шаг он сделал без "трости". Едва не споткнулся. Но сделал. Он может... Он сможет. Шаги убыстрялись и самурай попытался перейти на бег. Тело всего лишь сосуд для духа, так что он может на время забыть о боли, забыть о травмах. Это тело ещё может работать, позже он сможет позаботится о ранах, позже ему будет нужен отдых, позже ему будет очень больно. Но это потом. А сейчас он будет использовать всё, что он может, всё, на что он способен. Самурай двинулся вслед за остальными к выходу.

Лютер нравился мне все больше, стойкий, громогласный и не теряющийся в любой ситуации. Еще до произнесенных им слов, я устремился к Каланте, Серкос к тому времени уже начал подниматься, следовательно справиться сам. Попутно прихватив свой плащ и проверив, наличие мечей в ножнах, а своего моргенштерна на поясе, я радостно крякнув приступил к намеченному.
- Потерпи детка, будет больно! - уже через секунду Каланте покоилась на плечах, заботливо покрытых плащом, пусть и вонючим, но более мягким, чем доспехи культиста.
- Кракена вам в жопу, на выход!!! Лютер иди первым, там еще наверняка есть культисты, Вааргх помоги Серкосу и прикрой тыл...Мы справимся - вперед! - я устремился к двери, пропуская вперед церковника. Впереди нас ждали столь детально изученные моим затылком ступени.

Порадовавшись тому, что пирату не нужно ничего объяснять дважды, Лютер устремился к порталу. В конце концов, его состояние можно было с натяжкой охарактеризовать как "цел и невредим", так что пусть первый удар будет его.

Шагнув в мерцающие врата, он выставил перед собой щит и занес назад руку, приготовившись к удару... Уже по ту сторону Готто сделал несколько коротких шагов вперед и в сторону, чтобы идущие следом не ударили его в спину.

Дождь.., она лежит под дождем.., вода течет по лицу, затекает в открытый рот. Она слышит частое дыхание, торопливое, поверхностное. Так дышит бегун на исходе сил. Открывает глаза — в них ударил свет, и она быстро закрывает их снова. Ей кажется, что ее что-то захватило, и она не сможет никогда вырваться и освободиться.
Она снова решилась открыть глаза. Окружающее ее прежде великолепие стремительно становилось тленом. Она осторожно приподняла голову. И тут же чья то рука оказалась у нее под головой, помогла приподняться.
В ней вздымалась такая волна мрака, о которой она и не подозревала. Не то холодное зло, которое ударило по ней после убийства демона.
Скорее, это часть ее самой, рожденная из ее собственных страхов и сомнений, из каждого разочарования, испытания и трудности, что она пережила в прошлом.
Эта волна поднималась, поглощала ее, кислым вкусом заполнила рот, исказила и отравила мысли. Ей теперь хотелось только освободиться.., уйти от той своей части.., найти мир, может быть, навсегда прекратить бороться.
Она увидела смутное лицо рядом с собой, еще одно — за первым. Ее крепко держат чьи-то руки, прочно сжимают ее ладони. Ее держат так крепко, что у нее болит тело.
«Потерпи, детка, будет больно…» - как сквозь шум дождя услышала она голос Вардиана. Сквозь охватывающий ее туман она почувствовала резкую боль — не новую и пугающую боль внутренней сущности, а просто физическую боль.
Волна схлынула, оставив после себя чувство опустошенности.
Туман перед глазами рассеялся и Каланте, сфокусировав зрение, огляделась по сторонам и увидела шагнувшего в дверь инквизитора, в следующее мгновение шаг в дверь сделал Вардиан, на чьих широких плечах она сейчас лежала, словно добыча охотника.

С потолка продолжала сыпаться штукатурка. Несколько каменных глыб рухнули на пол.
Недолго храму стоять осталось.
А еще жарко очень становиться. Все жарче и жарче.

Убедившись, что в зале никого нет, Лютер направился к знакомой двери, за которой их должна была ждать лестница...

Рядом приземлился и разлетелся на куски огромный кусок перекрытия с причудливой лепниной. Осколок в виде чьей-то руки звонко ударил по сапогу и отскочил в сторону. Помещение наполнялось серой пылью, оседавшей на грязных вспотевших лицах.

Скорее, на волю!

Серкос шёл третьим. Выгядел он честно говоря, жутковато: Весь покрыт кровью, лицо искажено гримасой боли и ярости. И идёт хоть и достаточно уверенно - выглядит так как будто даже дуновение ветерка сумеет его сломать. Он дрожал, воздух с хрипом выходил из лёгких... но он был жив... он шёл... он шёл несмотря ни на что... И если надо возможно даже cможет побежать.

"Встал. Точно воин. Надо убираться."
Не выпуская из лапы дубину, Вааргх шел за всеми, пытаясь сделать это как можно быстрее. Убраться. И дать мерзкому старику по голове. И найти его. Да. Несмотря ни на что, на лице варвара блуждала злобная полуулыбка- он представлял себе, сколько всего сможет наворотить с этой новой и такой удобной дубинкой.

Перед воротами в главный зал и на лестнице валяется множество мертвых культистов. Их застывшие лица выражают ужас и муку. Пол залит кровью и блевотиной. Кто то из мертвецов перед смертью выцарапал себе глаза. Несколько фанатиков вскрыли себе горло кинжалами. Часть мертвецов обожжена, часть покрыта инеем. В воздухе колышется туман.
Культист в украшенной драгоценными камнями и золотым шитьем мантии, скорчился в углу. Перед тем, как зарезаться, он успел перегрызть себе вены на запястье и написать кровью на стене: «прости нас, отец…»

С безразличием перешагивая через трупы, вы, плохо соображая от боли, спускались по рассыпающейся лестнице. Несколько раз падали, но упрямо вставали и шли дальше.
И казалось, путь будет тянутся целую вечность, и вы навсегда останетесь в этом пропитанном гнилью и безумием храме.

Но вот впереди выход. Не в силах идти, герои упали на колени и продолжили ползти.
Упрямый Лютер, почти ослепший от боли, перемежая молитвы и богохульства, ползет первым Вардиан, периодически забывающий где он и начинающий приказывать своим матросам поднять паруса и отчаливать на поиски сокровищ. Хрипящий каждый раз, когда опирается на сломанную руку, но при этом цепко тянущий за собой Каланте, которая не может пошевелиться и лишь иногда шепчет что-то на неизвестном языке. Серкос, уже не может ползти, но ползет, двигаясь только за счет силы своей воли. И замыкает отряд Вааргх, угрюмо скалясь, голый и весь в ожогах, он ползет последним, сверкая в лучах луны своей волосатой задницей и свирепо мыча какой-то варварский гимн.

Герои, прежде чем силы их окончательно оставили, добрались до середины дороги, ведущей от храма, И тут величественное сооружение, вместе с частью скалы, бывшей её основанием, вздрогнуло, раскололась посередине и рухнуло, подняв облако пыли.

Перед тем, как потерять сознание, герои успели заметить, как к ним, сверля их голодным взглядом, истекая слюнями и облизываясь, робко подкрадываются несколько грязных, голых изможденных людей.

…Гадюка была красивая: толстая, тугая, до кончика хвоста оплетённая замысловатым узором. И очень проворная к исходу солнечного дня. Прошуршав, она стекла с валуна в густую траву, растворилась в кудрявой зелени папоротника. Прости, змёюшка, – сказала я виновато, – не сердись на топотунью невежливую. Вернулась бы. Не мал камешек, не подерёмся.
Она жила здесь всегда, сколько я себя помнила. И всегда я говорила ей одни и те же слова. Но ни разу ещё змея не вернулась.
Я сняла колчан и лук, отстегнула от пояса короткий меч и тронула камень. Серый гранитный лоб отдавал ласковое тепло. Я взобралась и легла, блаженно вытягиваясь. Не очень легко было меня уморить, но с зари на ногах, да по горкам – умаешься. Учителя не различали девушек и парней, хочешь уметь – учись.
Летние облака плыли над вершинами леса, предвечернее солнце понемногу их золотило. Облака сходились и расходились, а меж ними светила бездонная синева. Вот синий разрыв меж двух белых комков стал похож на лебедя: не всякая человеческая рука сумела бы так вывести распущенные крылья, изогнутую шею птицы, закинутую головку... А вот зыбко возник вдалеке насторожённый, принюхивающийся вепрь... Облака расплывались, их края теряли чёткость и понемногу смыкались. За такими облаками частенько следуют страшенные тучи.
Мягко скакнул большой зверь. Светлошёрстный, ростом в хорошего волка пёс встал надо мной, заглядывая в глаза. Влажный язык трепетал меж длинных клыков. Я лениво подняла руку, запустила пальцы в густой мех на его груди. Он зевнул и свернулся рядом, уткнувшись мне в бок головой. Я положила ладонь ему на загривок. Друг верный…

Тепло, уютно, как будто кто то качает на больших ласковых ладонях, боли наконец то нет. Глаза Каланте медленно открылись, затуманенные видениями, перед взором промелькнули какие то оборванные и худые тени с голодным блеском в запавших глазах. «Это просто сон» - промелькнула спасительная мысль и воительница снова провалилась в уютное беспамятство.

Жалкая халупа по-старчески сгорбилась на крошечном участке земли, обнесенным кривым полусгнившим забором. Земля перед домом поросла бурьяном, из которого торчали черные от дождя деревья. Округа была погружена в необычайно густой туман, отчего было непонятно, где кончаются их кроны. Может быть, сами груши и яблони держали на своих скрюченных руках сырой молочный воздух. Пахло землей...

Лютер толкнул калитку, и она со скрипом отворилась во внутрь, замерев на заржавевших петлях. Выдохнув облако пара, он направился к двери хижины по следам на траве. Позади шел Милльторн, такой же выпускник школы. Поднявшись на крыльцо Готто сделал напарнику знак обойти дом и трижды ударил в нее кулаком:

- Именем Спасителя, откройте!

Внутри послышался шорох и приглушенные голоса, кто-то жалостно запричитал. Лютер досчитал до десяти и вложился в дверь ногой, выбив нехитрую щеколду. Он распахнул вторую дверь, ведущую в комнату: там царил полумрак, в углу метались какие-то тени. Запах воска и чего-то кислого щекотал нос. Готто шагнул вперед:

- Я ищу Авиолу. Я знаю, что она здесь.

В углу зажглась свеча и темный силуэт шепеляво ответил:
- Опошдал ты, шынок. Уш два дня как ушла... Зашем ты ее ищешь?
- Куда она направилась? - Лютер сделал два шага по направлению к фигуре.
- Ушла на шевер, с торговшами, шынок.

В глубине дома хлопнула дверь. Знакомый голос крикнул "Стой!", сзади навалилось что-то тяжелое, а шепелявая бабка шипя прыгнула вперед, выставив перед собой костлявые руки. Готто упал, ударившись скулой о грязные доски, но смог вывернуться из-под навалившегося на него существа. Что-то хрустнуло в пояснице, а щека вспыхнула от полученных порезов. Не долго думая, он махнул рукой вправо от себя, почувствовав, как кулак в латной перчатке плотно врезается в тело старухи, выбивая из нее свистящий сип. Погасла зажженная свеча. Сбоку с рычаньем чьи-то челюсти впились в его ногу, сжав ее стальной хваткой и прокусив клыками кожу. Ослепленный болью, Лютер сорвал с пояса булаву и опустил ее двумя руками на голову существа. Чавкающий звук был заглушен воем, но хватка ослабла, и ногу удалось высвободить. "Где этот кретин Милльторн?! Смотрит на звезды?!" - Готто бросился назад к двери, разбив об пол склянку с ламповым маслом. В проеме входной двери внезапно возник его напарник с факелом в руках. Скорее! Бросить факел внутрь и выбежать на улицу.
Пламя рвануло вверх и лизнуло перекрытия, обдав жаром обоих. Лютер захлопнул дверь и остался держать ее, пока Милльторн тащил деревянную лавку, чтобы запереть выход навсегда. Выбежав на улицу, они оказались посреди желто-оранжевого густого марева. Где-то были слышны крики. Огонь уже вовсю плясал на крыше и вырывался из окон... С трудом взобравшись в седло, Готто пришпорил коня. Начинало лихорадить...

test

"Третья мясная рота, копьями, бля, не махайте!!" - Какой знакомый голос... я его знаю всего месяц, а теперь такое ощущение что я слышу этот мерзкий гаркующий голос уже всю жизнь. Сирахама Рююто, капитан* третей роты ополченцев, рота состоит из двух сотен вчерашних крестьян, чернорабочих и просто неудачников. Одна неделя. Всего одна неделя тренировок с копьём. Ровно столько, сколько нужно для того что бы запомнить каким концом надо тыкать в противника и не спотыкаться во время смены боевого построения. Нам "повезло", мы оказажемся в первых рядах нашей армии, значит умрём первыми, только самые настоящие любимцы богов переживут свой первый бой. Я пережил уже два. Так что меня можно назвать любимцем богов дважды. Интересно. Меня убьют в первую минуту боя или вторую? Плевать, лишь бы это поскорее закончилось, мне надоело чувствовать это щемящее ощущение в животе, мне надоело чувстовать как от меня отпадают кусочки души после каждого убийства. Мне надоело видеть их глаза в своих снах... Мне ВСЁ надоело. Осталось всего минут десять до того момента как мы увидим поле боя. На этот раз ради разнообразия мы являемся не авангардом (смертниками), а подкреплением. Мы должны напасть с тыла, убить как можно больше противников и надеется на то, что к тому времени когда они поймут происходящее они успеют сдохнут под двойным натиском с обеих сторон. "хм, странно бля, че-то неслышно ни***" Произнёс один из моих соратников. Если ему повезёт, то он переживёт этот бой, ну а если нет... ну что же, я всё-равно даже не знаю как его зовут, так что меня это не особо беспокоило... Вот только он был прав. На таком расстоянии обычно слышны вопли боли и ярости, слышны звуки идущего сражения. Через пять минут мы поняли почему. Поле боя представляло собой самую настоящую бойню. Изуродованые тела покрыли поле боя. У многих не хватало рук, у некоторых ног, у некоторых головы, некоторые были разорваны напополам. Бой похоже закончился недавно: вороны ещё не успели налететь на трупы. Кое-кто из "солдат" стал блевать прямо на других своих товарищей. А некоторые решили обратиться в бегство, но были остановлены криком капитана "кудабля?!", точнее не сколько криком, сколько угрожающе натянутым луком капитана (угу, Капитан единственный на всю роту обладал луком. Возможно именно поэтому выжил). Впрочем в ужас солдат повергли не трупы, и не поле боя. А кое-что другое. В центре бойни стояла огромная трёхметровая фигура. В его правой руке был огромный двуручный (хотя нечто держало его одной рукой) меч. В то время как в левой был человек. Ключевое слово "был". Так как то что от него осталось под это определение не подходило. Нечто жадно пило кровь умершего. "Чёбля стоим? У нас приказ захуярить всех выживших. Он всего один а вас две сотни, те кто выживут-озолотятся!" Конечно же под "теми, кто выживет" капитан подразумевал в первую очередь себя. Фигура закончила свою трапезу и повернулась к нам. Вот тогда-то я и испытал впервые настоящий ужас. Огромная непропорциональная голова, увенчаная рогами с гривой рыжих волос, рот полный гниющих, окровавленых, но всё же острых зубов, могучее, мускулистое тело. А ещё переполненные жуткой ненависти глаза. "Мясо" замерло в ужасе. У них не было сил даже что бы бежать, они были парализованы тем жутким, нечеловеческим взглядом из оцепенения роту вывел гаркующий голос капитана: "Чёбля?! В АТАКУ!!!" Судя по всему "мясо" действовало на автомате, не совсем понимая что делает, как иначе объяснить тот факт, что они всё-таки понеслись на монстра? Первым рядам повезло больше всех. Они умерли первыми. Монстр с жутким рёвом взмахнул своим чудовищным мечом. Минус десять человек. Они не спели даже закричать. Всего один взмах клинка сумел оборвать их жизни. Вот так и начилась вторая бойня. "Чёбля прётесь на него? Окружайте!" Знаете что? Хочу отдать этим двум сотням должное, они продержались целых пять минут. Те, кто убегал получали стрелу от Рююто. Счастливчики. Остальных же ждала только смерть. Чудище двигалось с непонятной для человека скоростью, казалось что у него не один, а сотня клинков, с такой скоростью он рубил и крошил. Каждый удар убивал в лучшем случаи трёх солдат. Каждый взмах сопровождался фонтанами крови, вываливующимися кишками и вытекающими мозгами. Каждый удар сопровождался симфонией из криков и воплей. Следует отдать "мясу" должное. Некоторые из удапров их копий достигали цели. Вот только копья оказывались недостаточно острыми и крепкими что бы пробить толстую кожу монстра, максимум который был достигнут: небольшая кровоточащая дырка. Работа того самого безымянного соратника. Он навалился на копьё всем своим телом и копьё вошло достаточно глубоко, что бы из раны начала течь кровь. Чудище схватило его лапой секундой позже. За голову. С отвратительным хрустом безымянный солдат перестал существовать. 90, 80, 70, 65.... Рота стремительно сокращалась. Кэп давным-давно перестал стрелять в монстра, он давно соознал бесполезность этого занятия, в то время как попасть в глаз ему банально не хватало мастерства, так что он лениво постреливал в убегающих солдат. Пронзительный вой ознаменовал гибель ещё трёх человек. Удар просвистел как раз над моей головой. Я не хотел умирать. Я сорвал голос на третей минуте, моё лицо было всё в крови и слезах. Я не хотел умирать. Я видел с какой лёгкостью тварь убивает остальных. Я не хотел умирать. Я понял с самого начал, что не выживу, но это не значит что я не хотел умирать. И вот нас осталось всего двое. Рююто и я. Всё содержимое своего желудка я вывернул на второй минуте боя. Тогда тварьб располосовал парня слева от меня от уха до уха, я и не знал, что в человеке может быть столько крови. Правая половинка солдата упала на меня. Содержимое моего мочевого пузыря покинуло меня на третей минуте боя. Тогда клинок просвистел прямо у меня перед носом. Как я сумел уклониться от того удара я так и не смог понять, да и времени не было. Монстр казалось ухмылялся. Он явно радовался этой бойне. Нечеловечески быстрое движение и внезапно я почувствовал холодок груди и странное ощущение того, что что-то течёт по моей груди. Я не осмелился опустить взор. Я не мог дышать. Я всего лишь разинул рот в безмолвном крике и следил за приближающимися зубами чудища. Я чувствовал как отрываюсь от земли. Я не хотел умирать. Гнилостные зубы приближались. Я чувствовал жуткое зловоние, исходившее изо рта монстра... И тут я понял кое-что. В моей руке осталось копьё. Я не хотел умирать. Рука судорожно дёрнулась и копьё полетело прямо в пасть монстру. Мерзкий чавкующий звук и копьё начало погружаться в мягкую плоть... а потом оно дошло до мозга. Внезапно наши с монстром вопли слились в один. Демон взмахнул мечом и я почувствовал свободу... Всего на пару секунд, пока я не коснулся земли и вновь не поувствовал боль в груди. Холодное небо взирало на меня с безразличием. Мне захотелось рассмеяться, но мне было слишком больно даже дышать, не точ то смеяться. Вопли звучали ещё некоторое время, а потом затихли. Спустя секунду небо обрушилось на меня.

все в комнату "Тюрьма"