Жнецы грез | ходы игроков | Покупай или проваливай

Помнишь тех здоровенных чешуйчатых парней, что правили миром до прихода хомо, прости Господи, сапиенса? Вот они сейчас там, в подземной цистерне, продаются по $2.2 за галлон. Спрессованы, разложены, упрощены как алгебраическое уравнение, которое начинается с длинной цепочки нагромождений из переменных, знаков, скобок-но-не-смайликов (это алгебраическое дерьмо всегда пытается казаться серьёзным), а в итоге приходит к простому «ты = топливо». Пока ты ещё жив, кружева алгебры вносят кажущееся разнообразие, фантомы статистических графиков, иллюзорность процесса решения как процесса, мистера Икс, которого следует выносить за скобки, «позитива» плюсов и «негатива» минусов, но чем дольше ты смотришь на небо в (тетрадную) клетку, тем больше твой жизненный опыт говорит: «Херня собачья».

Наркотики в этом смысле поят тебя жизненным опытом как из брандспойта. Любовь всей жизни, спрессованная в несколько часов и кристаллизованная в одном пакетике. Двадцать лет медитаций, заключённые в одной капле, пропитавшей трёхмерный кубик сахара. Чёрт, да даже простые пары бензина могут стать энтеогеновым пинком для человека, уже достаточно близко подошедшего к краю пропасти. Хотя героин работает показательнее. Нет ничего совершеннее героинового торчка, жизнь которого упрощена до предела. Он понял и принял истину: «люди = топливо». Мораль и нравственность, обещания и опасения, репутация и самооценка. Ха. Ха. Ха. Ты для него всего лишь либо способ получить двадцатку на новую дозу. Он солжёт, украдёт, убьёт — не важно. Мозг просит химии, люди остаются её источником.

Здесь на полузаброшенной заправке, радио Попса ФМ готово было вещать в формате «Ты мой наркотик, мой героин» растерявшую слепящие блёстки, гниющую правду. Здесь чёрная смоль нефтепродуктов бензольными кольцами проникала через слизистую носоглотки, сливаясь с мелэна холе в венах. Здесь был только один путь, проложенный в Магазин-сарай, хан которого вполне мог оказаться хамом, но обязан был чтить торговые хукмы. Путь одного человека, который сейчас повторял Бони, идя след в след. Рекламные надписи, залепившие пол-витрины, обещали горячий кофе в награду.

Зайдя внутрь, Бони обнаружил там довольно крупного мужчину, лысого, в чёрной байкерской куртке. Он раскачивался на стуле, окружив себя калейдоскопом из самых разных снэков, БПшек и растворимого кофе «три в одном», которое действительно можно было превратить в горячий посредством кипятка из бойлера в противоположном углу магазинчика. Мужчина встретил Бони таким взглядом, каким школьный задира встречает новенького в классе, но ничего не сказал. Он был слишком занят тем, что сосал Чупа-чупс и слушал радио, которое вместо попсы вещало какой-то папа-рок из 80х.

Бони таял быстрее снега на его волосах. Звучало что-то родное, что-то впитанное с пирожками бабушки, но он принимал это без суда и без следствия, не заводил по этому поводу тетрадку с вырезками и никогда не вникал в текст, хотя мог без запинки выдать полную последовательность звуков, задающую один из ритмов всему его существованию.

По первому впечатлению хотелось сразу же выкрикнуть Led Zeppelin, но именно эту песню Бони ещё не слышал. Потом смутило чуть более плотное звучание и хорошо слышимые басы на записи. Ремастеринг? Ре-юнион?

Blackened tides
On the sand
Still they raping our holy land
In our eyes so afraid
Is our future the price they have paid?

Ooo, do you feel the danger
You, cannot fool the maker

Текст проседал по сравнению со Свинцовым Дирижаблем, а у солиста был едва заметный акцент, не похожий на британский. Всё-таки не Led Zeppelin, хотя и в плагиаторской близости к нему. Кто-то ещё.

Продавец спокойно взирал на замешкавшегося в дверях парнишку. Он всё так же качался на двух задних ножках импровизированного кресла-качалки, и сосал леденец, не меняясь в лице. Возможно, он представлял сейчас Бони на футбольной арене и свои шансы пробить его защиту на пути к тач-дауну (шансы почти стопроцентные). Или пытался угадать, 92й или 95й бензин попросит этот «городской». Наверняка 92й. Не похож он на парня, заработавшего на высокооктанового монстра.

Телу песни не хватило какого-то сустава, чтобы расшевелить сердце музыканта больше привычного. Этот рычаг не нашёл точки опоры для запуска разума Бонифация с древнего утёса чувственного опыта. Весьма обломная ситуация, ведь он как раз настроился на третий вал вдохновения, но его убил тривиальный, почти диснеевский волнорез боязни... волн. И ЭТО он принял за свой пульс. Оказывается, дело не в музыке, просто Бони не хватало чьих-то пирожков.

Он обратил внимание на продавца, смотревшего на него тем взглядом, которым самые распоследние суки одаривают неофитов в захолустных гей-барах без вывесок, с той лишь разницей, что продавец не вызывал желания давить на нём прыщи или провоцировать скандал вопросом о последнем посещении венеролога. В таких клубах ошиваются те, кто не отвык бояться гостей, или у кого не стоит без чувства опасности вокруг, и не будучи убеждённым в отсутствии выбора, не может насладиться сварганенными барменом помоями и дряблыми херами. В общем, дядя смотрел так, словно у Бони не было выбора, кроме заявленного на вывеске, и от этого полагалось испытывать взаимное удовольствие.

— Ничего себе, какая атмосфера! Думал, я её нигде не застану. — Честно признался Бони. Он указал на приёмник, подходя к прилавку. — С мороза мне понравилось, но теперь как-то не. Уныло переиграли. Я бы лучше справился. Один. На... да хоть на сраном аккордеоне. Как же я тебе, мужик, сочувствую. Может, если засунуть себе что-нибудь в рот, оно и заходит, но... Я готов это проверить за 25 центов. Что у тебя есть?

Чупа-чупс остановился на краю нижней губы, и пробыл там без возвратно-поступательных движений всё время, пока говорил Бони. Когда он задал свой вопрос, своим музыкальным слухом он услышал влажный чмок отлипшего от губ леденца. Передние ножки стула дуплетом ударили в пол, и продавец навис над прилавком.

— Это ты сейчас намекнул так, что я сосу хуи? Типа шутка такая, да?

Бони разочаровано наклонил голову на бок.

— Это такой намёк, что за 25 центов я ни хуя не получу?

Продавец не отрываясь смотрел Бони прямо в глаза.

— А подойди-ка сюда.

— Мужик, ты красавец, но сближаться со мной не советую. Адам очень ревнивый. И нервный: копов по любому пёру вызывает. Так чё почём?

— Подойди, не ссы.

Бони посмотрел на отделявший их друг от друга прилавок.
— Ой, сиди нищим под свой тоскливый музон. А меня ждут вампирские приключения! — Он развернулся и направился к выходу, свистя себе «Дом восходящего солнца».

Такой посыл мужик воспринял в штыки. Он встал из-за стола, ножки стула царапнули по линолеуму.

— Поверь, ты не хочешь, чтобы я сам к тебе подошёл.

Бони выскочил на улицу, и потикал в сторону мотеля, голося во всё горло:
— Адам! АДАМ!