| |
|
|
Сайго Рю
Внутри дирижабля оказалось просторно и светло. Давка была только в "бутылочном горлышке" на входе. Пройдя это тёмное место, вы оказались в просторном коридоре, из которого во все места ведут ходы и выходы, а после - в ещё более просторной кают-компании.
|
|
91 |
|
|
|
|
Кио Кидо
Когда рикоси-сан взошёл на борт, небесный корабль чуть осел. Смотришь на тонкие крылья этой странной земной и одновременно небесной рыбы. Тебя вдруг охватывает страх! Вы упадёте. Как камень в тёмный пруд вдруг падает в твоё сознание этот образ: крылья, тонкие, как у стрекозы - не выдержат!!! Видишь перекошенные, изменённые ужасом лица. Слышишь треск конструкций, как наяву. И где Император?! Не хочет смотреть, как достойнейшие отправляются на высоту, чтобы с неё упасть? Стыдится, что невольно - невольно ли?! - сам устроил смерть лучших?
|
|
92 |
|
|
|
|
Тецумори Сенрюдзаэмон
Проходишь внутрь после нескольких минут толкотни у входа. Здесь красиво. Просторно, кругом снуют расторопные китайские люди в форме. Кто-то отдаёт зычные команды. Перешёптываются дипломаты. Глухо, откуда-то из-под земли, как будто из ада, матерятся набитые в трюм солдаты. Что-то скрипнуло. Что-то хрустнуло. Снаружи что-то затрепетало. Идёт к тому, что будете взлетать!
|
|
93 |
|
|
|
|
Стушевался Кио под взглядом самурая и суровой отповедью его. Засопел, прислушиваясь, как стонет под сумоистом летучий корабль и от этого еще больше холоднея внутри.
Кажется, на его глупой голове прибавилось седых волос в этот момент. Но к саке стрелок не притронулся. Мало его, да и лишь первые глотки добавят храбрости и веселья. Чем больше пить, тем больше сомнений и тумана. А дорога дальняя. Однажды Кило на веселе будучи, на ступеньках храма упал, а вдруг тут свалится в Небо?
Стоял Кидо на месте долго и дышал, потихоньку приходя в себя. Но наконец глаза открыл и утер пот с покрасневшего лица, как после очень тяжелоно выстрела. Тяжелого, но успешного, словно волка в прыжке одной стрелой сразил. И взбежвл по доскам на корабль, пока без него не улетели.
|
|
94 |
|
|
|
|
Кио Кидо
Распластавшись тогда по пьяни на ступенях храма, ты сделал поразившее тебя наблюдение. Как все "открытия" пьяниц, по трезвом размышлении оно не стоило выеденного яйца. Однако ж, тогда так оно впечатлило твой горячий ум, что слово "впечатление" здесь можно применить в совсем буквальном смысле - как впечатывание. Вот, какая нехитрая истина впечаталась в тебя в том хмельном сатори: сквозь грубые шероховатые ступени храма, расталкивая их, пробивался дикий росток малины. Так поразила тебя эта тонкая, наглая, залёная веточка, что ты, раскрыв рот, сидел и смотрел на неё. Вихрем в твоё оглушённом уме пронеслись тысячи мыслей. Пересказывать подобные впечатления нет проку. Но если пытаться это сделать сухо и неудачно, то выйдет так.
Подобно храму, наш ум сложен из грубых и тяжёлых камней. Мы имеем обыкновение ныть и жаловаться на такую природу ума - особенно часто ты слышал такое нытьё у буддистов. Но подумалось тебе тогда, сидя на тёплых камнях храма, что мы должны возблагодарить всех ками, которых упомним за то, что наш ум устроен именно так!
Что было бы, если бы его конструкция была подобна охотничьей хижине в лесу, что с утра окружена молодыми побегами бамбука, к вечеру скрыта ими до четверти, а через неделю исчезла, уступив место хищному лесу? Или что было бы, если бы наш ум, как то мечтается многим простодушным, был подобен хотя бы вот этому дирижаблю, лёгкому и подвижному, способному унести даже героя - в царство Цюнь? О том, только что преодолев страх, не хочется даже и мыслить.
Ты постиг тогда, что не всё горячее и живое, что рвётся наружу и раздвигает камни нашего ума, есть для нас благо. Как ни желанна дикая малина, а проходивший мимо монах всё ж вырвал её побег.
|
|
95 |
|
|
|
|
Долго накануне не спала Цзинь Жолань: всё перечитывала ответ, который всё-таки получила на своё сочинение. Над смыслом этого ответа долго раздумывать не пришлось: великая мудрость была в нём и великое утешение. Зорким глазом — или сердцем — разглядел господин экзаменатор печаль в написанных Цзинь Жолань строках и напомнил, что живым о тех, кто уходит, грустить не нужно.
Плакала — тихонько, чтобы не разбудить соседей, — Цзинь Жолань у светильника с исписанным листком в руках. Только не так, как в последние несколько лет, а лёгкими, радостными слезами.
А наутро уже стояла она, вместе со всеми глядела едва не раскрыв рот на воздушный корабль.
Сердце её трепетало. От восторга: какую невозможную, поражающую воображение штуку сделали в Поднебесной. А ещё говорят — и это куда чудеснее, разумеется, чем любые летающие корабли, — что сам Император, может быть, удостоит их великой чести и покажется перед ними.
Но и от ужаса билось сердце: а ну не взлетит? А взлетит — и упадёт, что тогда? Страшно, ох как страшно поставить ногу на трап и сделать шаг...
А тут и господин Цзоу подошёл, добрый её защитник. И преподнёс вдруг такой подарок, как будто она — не Цзинь Жолань, простая торговка снадобьями, а благородная госпожа.
Затрепетало сердце Цзинь Жолань сильнее прежнего — теперь ещё и от давно позабытого чувства.
Взяла она стихи с поклоном, прикрыла ладонью покрасневшие щёки. Теперь отчего-то и на борт подниматься стало почти не страшно.
|
|
96 |
|
|
|
|
Цзоу Минь
Один твой современник сравнил поэзию с осквернением могил. Другой с убийством. Третий с воровством. Все так грубят этому искусству. Порой, даже сами поэты. Почему?
|
|
97 |
|
|
|
|
ОбщееСкрипит крыло. Шелестит брюхо воздушной рыбы. Качнулся пол. Доносится крик радости и удивления снаружи. В иллюминаторы видно, как люди бросают шапки в воздух. Вы воспарили.
|
|
98 |
|