Недомерок был хороший боец. Но шумный. Как трещотка. Вьюга был головорезом, убийцей и наемником, который выпускал кишки ради денег, но он при этом всегда чувствовал, что в смерти, какой бы гнусной она не казалась внешне, есть что-то великое, жуткое и непостижимое. А Недомерок своей бравадой делал вид, что не замечает этого. Такое поведение могло накликать беду на него и на его товарищей. Но Вьюга очень редко говорил ему что-то поперек. Он вообще больше слушал
Ничего не выражающие, холодные глаза Вьюги на пару секунд задержались на Недомерке. Глупый мужчина. Не видит что ли, что эти женщины - нечистые? Они вытягивают из мужчины силы, как пиявка сосет кровь. Они делают его слабым и мягким, забирают его деньги и ничего не дают взамен.
Каждый раз, когда особо резвая красотка прикасалась к нему, наемник, не меняясь в лице, украдкой проводил пальцами по груди и плечам, а потом дул на руку - символический жест очищения. Несмотря на то, что он успел прошагать с отрядом не одну дорогу, Вьюга в глубине души оставался суеверным дикарем, полным предрассудков, но, возможно, как раз они и хранили его, если не от смерти, то от потери разума.
Он знал, как перерезать все сухожилия, не задев ни одной артерии.
Не то чтобы Вьюга получал от этого удовольствие. Он вообще допрашивать был не мастер, но хорошо умел калечить, а если умение к месту — что ж не воспользоваться?
Хасан, конечно, мог прямо сейчас расколоться. Тогда все это не понадобится. Вьюга бы не расстроился, но и облегчения бы не почувствовал.
Железным людям это все равно.
Он сидел на носу лодки и слушал, как из плеска весел, бормотания, шепота, дыхания, поскрипывания амуниции и доспехов рождается боевое братство. Клятвы, обряды, попойки и часы вынужденного безделья, марши, тренировки — все это сплачивало людей, но настоящее, истинное братство идущих на смерть рождалось только в такие вот последние минуты перед схваткой, как тогда, в секретах в долине у Соленой Реки. Братство, которому не нужны громкие клятвы и страшные кары. Грядущая смерть своей неминуемостью, от которой у кого-то бурлит кровь, а у кого-то трясутся поджилки, заставляет души смерзнуться в единый ком. "Мы", "наши", "свои". Жуткое и завораживающее зрелище для Того Кто Видит.
И красивое. Смерть всегда одинаково мерзотна — она никому не мать и не отрада. Но тот, кто сделал смерть смыслом своей жизни, или чью жизнь она наполнила смыслом, видит красоту в узорах, которые оставляет на душах смертных ее ледяное дыхание.
Вьюга прикрыл глаза. Снова открыл. Он чувствовал, как тьма, окутывавшая все, клубками сворачивается у него внутри, наполняя мускулы силой. Ночь — лучшее время, чтобы сеять смерть и жать победу.
Услышал тихие слова Белого. Ничего-то северянин не понимает.
"Бог не говорит "я здесь" или "это мое".
Бог говорит "я — это" или "я — в этом".
Сегодня боги войны — это мы."
Замер перед входом. Поднял вверх руки, словно крылья и опустил вниз медленно, чтобы сзади идущие поняли. Максимальная тишина. Перед кровавым танцем жестоких черных богов, что заходят с трех сторон.
А теперь вперед. И пусть никто не скажет, что в этой драке были правила.
За врагов, что были перед ним, Вьюга сильно не беспокоился. Они уже проиграли. Не важно, что они стоят на ногах и сжимают в ладонях оружие. Они уже думают, как мертвые, боятся, как смертельно больные, и легче всаднику в полном облачении пролезть через игольное ушко, чем этим воинам поверить в победу. Они трупы, хоть по странной прихоти мироздания их сердца будут биться еще какое-то время.
Ассасины? Было бы неплохо.
Мастера ножей, Ходящие-в-тенях. Вьюга давно хотел закрутиться с ними в танце смерти. С того самого момента, как ассасины у складов оказались иллюзиями.
Но даже если это были обычные головорезы, хорошо снявшие стражу — Вьюга хотел убивать. Ночь. Вино. Чужие звезды. Хорошая еда. Все здесь толкало к драке и убийству. Не ради денег. Не ради выгоды. Не ради халифа или кому там теперь служил отряд.
Ради того, что напоить кровью новые ножи.
Ради того, чтобы поддаться обаянию смертельной схватки.
Ради того, чтобы, прикоснувшись к смерти, почувствовать то, чего не могли дать ни пиры, ни теплые женские тела, ни диковинки южан — почувствовать любовь к жизни.
Раньше он думал не так. А теперь понял. Вот оно.
Только смерть заставляет действительно ценить жизнь.
— Прокол! Предупреди наших! Мышь! Давай за мной!
С этими словами он побежал вслед за Недомерком, отыскивая глазами врага и прикрывая спину товарища.