Night Black Heart | ходы игроков | St. Horn

Общее

Калум Маккини соскребает щетину, драит до ясного света ботинки, меч и пистоль - полон свежести и крепкой силы. Отто Дорфмайстер находит галстук-бабочку и сбивает пыль с костюма и сознания - румянец возвращается в его черты. Эмили Рейнольдс делает последний штрих колдовства над причёской - полна царственного очарования полевой археологии. Вы все кажетесь друг другу удивительно моложе и... приятней? Сегодня ваша экспедиция отправляется в высшее общество: особняк мэра маячит в ночи тёплыми огнями. Вы шествуете гордо. Привратник обдаёт кислым взглядом Отто и Эмили, но молчит. Седой дворецкий кланяется учитво. Слуги бросают заинтересованные взгляды. Мэр Уолвича Мойс Маттесон отечески улыбается вам и раскидывает руки в радушном приветствии: он только что вернулся из Теймершира, но уже услышал про ваше горячее участвие в жизни города и очень, очень рад. Он приглашает к столу...

Тьма отступила и сейчас Дорфмайстер был окрылен самым прекрасным чувством. Мисс Рейнольдс затмевала всех, а потому Отто не находил в себе сил ни на что, кроме как от души угощаться, не забывая предлагать Эмили самые различные блюда.

Светский раут был приятен во всех отношениях. Правила поведения на подобных мероприятиях были очень хорошо знакомы Калуму - будучи молодым офицером, он часто попадал в салоны, на приемы и прочие балы. Военная форма привлекала женщин и Маккинни, при удачно сложившихся обстоятельствах, мог "пригласить на мазурку" не одну и даже не двух молодых леди. Впрочем, парень никогда не был привередлив на тему молодости, потому одинокие дамы и вдовы более зрелого возраста не оставались без его внимания.
Возможно в другое время он и производил впечатление солдафона или же грубого, неотесанного горца. Сейчас Калум четко знал, как вести себя. Соблюдать рамки внешних приличий, при должном умении, было не трудно. А некоторая порция вульгарности, пошлая шуточка здесь, панибратское обращение там добавляли ему определенного, диковатого шарма в глазах местной публики, пусть даже Уолвич и был провинциальным городом.
"Жители Каледии заваривают спесь вместо чая, а потом заливают чванливость вместо молока", - так говорили иностранцы не без причин.
В итоге, отставной офицер ел, выпивал, знакомился с мужчинами, танцевал с женщинами и вообще был крайне общителен сегодняшним вечером.

Спустя какое-то время после начала раута, когда Калум выпил достаточно мало, чтобы не держаться на ногах или буянить, но достаточно много, чтобы его тянуло на авантюры, он схватил бокал шампанского и серебряную вилочку.
Взобравшись на какой-то стул, невзирая на возможные последствия в виде колебания килта, он принялся постукивать по хрусталю.
- Господа, прошу минутку вашего внимания! Леди и джентльмены, сегодняшним прекрасным вечером я хотел поделиться со всеми вами приятнейшим известием. Как вы знаете, мы в вашем городе проездом. Извержение вулкана, нападение гнусных волков - все это омрачало наш с вами быт в последние недели, однако сегодня произошло нечто совершенно чудесное! Мой добрый друг, герр Дорфмайстер сделал предложение моей подруге детства, мисс Рейнольдс! Господа, я знаю ее с малых лет! И госпожа Рейнольдс ответила "да"! Давайте поздравим их, за это надо выпить, определенно и незамедлительно!
После этих слов бокал с шампанским был моментально опустошен и разбит об пол. Парень соскочил со стула и взревел:
- Оркестр, джигу!

Эмили старается изо всех сил, укладывает свои каштановые волосы волнами на виски, подбирает их сзади в высокий узел - прическа подчеркивает изгиб шеи и затылка, красивую посадку головы, осанку и стать... короче, Эмили больше часа вертится перед зеркалом, поворачиваясь и так и эдак, принимая благородно-непринужденные позы. Не много ли стараний ради уолвичского бомонда? Общество Стребе, даже академическая публика из университетских кругов рядом с ними производит впечталение дуновения свежего морского бриза. Они все как-то безнадежно-провинциальны, несмотря на свои претензии, похожи на гардероб, полный нафталина и моли. Кроме Каллума, конечно: ему, кажется, совершенно наплевать на производимое впечатление, и где бы он ни появлялся, просто живет полной мерой в свое удовольствие. Возможно, это правильно, так и нужно... Эмили восходит по парадной лестнице особняка, отбрасывая от себя кислые и пренебрежительные взгляды; она защищена от них броней собственного достоинства и их общей с Отто тайной. Ну конечно, вот ради кого она на самом деле прихорашивалась: ради Отто! Вокруг огни, улыбки и музыка; и уолвичский свет начинает казаться Эмили даже весьма приятным, и она мило улыбается в ответ, чуть-чуть наклоняя голову вбок, и принимает приглашения на танцы; она охотно рассказывает о столице (если спросят) и с интересом расспрашивает о подробностях местной жизни - даже о таких, о которых здесь особо не болтают, кажется...
Все было хорошо, и вдруг - хрясь! дзынь! - со звуком бьющегося хрусталя ее броня разлетелась по паркету на сотни маленьких острых осколков. "Каллум, ну зачем?" - Эмили укоризненно смотрит на полковника, переводит на Отто беззащитный взор. Теперь ей только и осталось, что маскировать досаду под маской невинного смущения...

Отто

Стол располагает сначала жадно есть, а потом расслабленно улыбаться и - продолжать есть. Вулканическая утка, дьяволов кабан, салат из живых грибов, тёмный пудинг, лепреконовы языки, варенье из пепляники, тлеющие кексы. А это что?

Калум

Взбираешься на шатающийся стул. Стихают разговоры. Сгущается напряжение от взглядов. Усмехнулся только в усы. Объявил новость вечера. Бахнул бокал об пол. И пошёл в пляс!

Эмили

Получаешь учтивые кивки и вежливые комплименты. Чопорная леди неподалёку рассказывает истории о ведьмах двум пожирающим её глазами офицерам, но бросает взгляды на тебя поверх их голов. Жена купца оживлённо делится с тобой рецептом сконсов с вересковым мёдом, не обращая внимания, что ты слушаешь вполуха. Пожилой аптекарь с серыми бакенбардами шире пыльных плеч напился и что-то тебе хохочет. Ищешь взглядом Отто, но оказалось, беспокоиться о нём не стоило: он мирно питается. Не таков Калум: хочется закрыть ладонью лицо. Ловишь мрачный взгляд мэра. Он качает головой.

Общее

Старший лакей сухо передаёт вам благодарность мэра, памятные значки и конверт. Вам лучше отбыть сейчас. Подхватив вяло бредущего Калума, вы идёте в гостиницу, полные впечатлений. Какая ночь!

Ослепленный великолепием мисс Рейнольдс, господин Дорфмайстер явственно ощущал, что, если он позволит хоть кому-то вовлечь себя в беседу, то рискует оказаться в крайне неловком положении, отвечая невпопад. Разумеется, его харизма и умение рассказчика уже были оценены по достоинству в Уолвиче, но одно дело, когда нужно сподвигнуть посторонних людей на подвиг, и совсем другое - когда столь близко от тебя находится та, что заставляет петь твое сердце! Все, что мог себе позволить Отто - лишь взгляды, полные едва сдерживаемого восхищения и мимолетные, но оттого не менее полные приязни, улыбки, которые предназначались ей одной.

Лишь спустя некоторое время молодой человек смог обратить свое внимание на то, чем последние полтора часа затыкал сам себе рот. Пища, вкус который был неописуемо прекрасен (кажется, не столько благодаря искусству повара, сколько благодаря возвышенному состояния души Отто), на проверку оказалась очень странной, и Дорфмайстер пообещал себе поразмыслить об этом...

Поразмыслить сразу после того, как крайне неприятное выступление Калума будет замято. Отто встал и поклонился гостям, со смущенной (под которую сумел-таки замаскировать вымученную) улыбкой принял поздравления за обоих. Он вовсе не собирался отдавать любовь своей жизни на растерзание этим светским гиенам!

Вскоре Калум успокаивается, в немалой степени за счет количества выпитого, и Отто, столь же сухо поблагодарив лакея в отместку, помогает тому тащиться до гостиницы. Он краснеет, неприлично потеет и кряхтит, крайне стыдясь своего нелепого образа перед прекрасной Эмили, но что поделать! Непривычен господин Дорфмайстер пьяных офицеров таскать...

Калум же бредет по улице. Заплетающиеся ноги, как видно, продолжают пытаться выдать что-то похожее на хайлендерскую джигу, но получается у них не очень. Вцепившись в благородно подставленное плечо Дорфмайстера, офицер бормочет тому в ухо, смешно щекоча усами:
- Отто... Пос... пслушай, Отто!.. Они! - размашисто указывает куда-то назад свободной рукой. - Они все чвнл-ливые сви-и-иньи, поверь... Я видел их лица!
Ладонь соприкасается с лицом издав звучный шлепок. Затем, два пальца оттягивают веки, а третий нажимает на нос, делая из него свиной пятак.
- Крррасные, просто мрды...
Теперь Калум молчит, лишь громко сопит. Спит на ходу? Все может быть. Спустя секунду он отвешивает сам себе оплеуху, весьма серьезную, судя по звуку. Трясет головой, словно пес. Ноги как будто бы стали подчиняться и офицер выпрямляется, мягко отстраняясь от Дорфмайстера.
Его качает, словно барку на волнах, но все же власть над телом восстановлена!
- Т-ты прсти, Отт... Эх! - подняв указательный палец в качестве жеста внимания, Калум машет спутникам, чтобы они отошли прочь. После чего отправляется к ближайшей канаве.
Что же, стоит отметить, что после освобождения желудка от лишнего, офицер начинает выглядеть лучше. Видимо здесь есть какой-то секрет, который непременно передается из поколения в поколение в славном клане Маккинни.
- Ф-фух! - он утирает рот платком. Затем, скривившись, выбрасывает его в ту же канаву. - Неплохая п-псиделка была! Я в прядк... Буду.
На этой утверждающей ноте он закончил свой монолог и продолжил покачивающееся движение в сторону гостиницы. Сомнений не было, наутро он будет в порядке.

Раздаются нестройные хлопки, вялые поздравления. Отто тоже смущен, Эмили натянуто улыбается, Калум танцует джигу. Некоторые говорят, что джига родилась как танец матросов на тесной палубе, заставляющий танцоров подпрыгивать на одном месте и выписывать затейливые коленца ногами. Так это или нет, но корабль Калума, похоже, штормит, палуба кренится и уходит из-под его ног. Эмили готова сквозь землю провалиться. Она умоляюще оглядывается на Отто. Надо бы поскорее увести отсюда Калума, и вообще... пора уходить. Ее все сильней угнетают пустые разговоры ни о чем, вымученные комплименты, улыбки и странные угощения, названия которых напоминают компоненты ведьмовских зелий. У Эмили пропадает аппетит и необратимо портится настроение, и ей уже нет дела, превращаются ли жители Уолвича в упырей, летят ли дружно на шабаш или мирно храпят в постелях, когда пробьет полночный час.
Если бы не Отто, вечер можно было считать окончательно неудавшимся. Ощущение Отто рядом, его молчаливая поддержка позволяют Эмили дотерпеть до момента вручения денег и наград, а потом они с мэром расстаются ко взаимному удовольствию.
Друг детства, ведомый Отто, медленно бредет по дороге; кажется, он солидарен с Эмили в оценке уолвичских обывателей, что ему, несмотря на предельную степень опьянения, удается выразить необычайно выразительно и лаконично. Ну что заставляет мужчин допиваться до такого чудовищного состояния, думает Эмили; что в этом приятного? Друг детства облегчает душу и желудок у обочины; Эмили отходит в сторонку и тактично отворачивается. В этот момент налетает порыв душного сухого ветра; в разрыве пепельно-серых облаков видна полынья черного неба и тусклые звезды. Эмили поднимает голову: жизнь все еще продолжается, и она все еще хороша.

Общее

Вы спите в прохладных гостиничных кроватях. Простыни крахмальны, тела и умы расслаблены, а сны - приходят легко.

Чистая постель, мягкая кровать. Алкоголь, натруженные в танце мышцы. Все смывается сном.

...Пепел кружится вокруг. Он поднимается с земли, сжимая в руке какое-то оружие. Не осознает себя, не чувствует. Где-то играет волынка.
Небеса черны, как и земля под ногами. Со всех сторон лишь бескрайние просторы, не нарушаемые ничем. Деревья, кусты - как будто кто-то стер их, специально.
Распрямившись, он чувствует радость. Будто давно хотел это сделать, но никак не получалось, словно какой-то груз давил. Или же кто-то мешал, наваливаясь, терзая, нанося удары один за одним, бесчисленные.
Впереди - враг. Он видит блеск глаз, темная фигура то припадает на четвереньки, то поднимается на обе ноги. Зверь? Человек? Блестят глаза, цвета мяты. Цвет сменяется новым, рыжим, два уголька рдеют во тьме.
Он бежит навстречу врагу, не боится его, вот только не может понять, что за оружие в руках. Это меч. Это ружье. Это странное ружье с множеством рычажков. Это жужжащий, словно пчела в руке, нож.
Что с его руками? Кожа покрыта мозолями и копотью. Кисти закованы в стальные латы. Руки мутно блестят молочно-белым, словно убраны в фамильный фарфоровый сервиз.
Ноги месят пепел. Он бос. На них какие-то надписи, татуировки. Нет, он обут в кожаные ботинки и килт развевается на бегу. Нет, ноги закованы в фарфоровые латы, скругленные края, шарниры и поршни внутри них.
Враг бежит навстречу. Это волк с мятными глазами. Это толпа людей, алчущих крови. Это человек, внутри которого дракон.
Волынка звучит над полями, пепел крутит джигу.
Он прыгает вперед и перехватывает двумя руками свое оружие. Враг взметнулся навстречу. Удар!..

Калум проснулся в поту. Его рука стискивала рукоятку тесака, наполовину вытащенного из ножен. За окном было темно, потому что пепел Топфелл не пропускал этой ночью лунный свет. Отставной офицер выпил воды из кувшина и разделся целиком. Аккуратно развесив свою одежду в шкафу, легко ополоснулся в тазике, после чего лег спать до утра. Больше сны ему не снились этой ночью.

Горит костер, потрескивают поленья. Громко щелкнув, пылающая искра пронзает ночную тьму, освещая на миг лицо Улыбчивого Джона. Он всегда любил огонь.

Языки пламени быстро, с интересом перелистывают страницы "Романтических опытов". Каждая превратившаяся в пыль строка будто выжигается в памяти Отто.

- Проклятые твари..., - ворчит, словно про себя Литтлпенни, вынимая раскаленную докрасна железку и пропадает во тьме. Совсем близко слышится крик человека, который через секунду оборачивается лаем. Из ночного черничного варенья, медленно, словно нехотя, выкатывается голова Джона, оставляя за собой липкий лиловый след. Отчего-то она до жути похожа на переспелую оранжевую тыкву...

Порыв холодного ветра пробирает до костей и Дорфмайстер покрепче кутается в плащ из Шкуры Пепельной Бестии, но он не греет. От огня разит льдом. Голыми руками он тушит костер. Кожа моментально покрывается волдырями, которые лопаются, оставляя кровавые следы. Не больно. И всего-то делов, отряхнуть ладони об одежду. Как новенькие.

Тяжело опираясь на верную винтовку, Отто шагает в темноту. Он почему-то хромает. Но Отто знает, куда он идет. Там ждет его Эмили.

У камина в их доме всегда тепло...

Эмили спит и улыбается во сне; рядом с изголовьем поблескивает новенький шеврон с крылатой птицей-душой, тянущейся к небу...
...Она летит над землей - или скачет на громадном вороном коне с крутой шеей и мохнатыми бабками? Даже не разобрать, так стремительно и плавно она движется. От этого движения по обеим сторонам плавно вздымаются водовороты пепла. В небе - редкие, но крупные звезды в разрывах свинцовых туч. Рядом по земле стелется поджарый силуэт: огромный пепельно-серый волк. Она не боится. Волк оборачивает к ней голову на бегу, обнажая огромные острые клыки. У волка глаза Отто. Конь приближается к огромной черной горе, заслонившей небо и звездный свет, и одним громадным скачком бросается в черный провал у ее подножия, и Эмили бессильна остановить его - или себя? "Отто!" - зовет Эмили, теряя волка из виду... Но она не разбивается - разве можно разбиться во сне? Она находит себя в темном подземелье, освещенном огненными сполохами откуда-то из-под пола, из боковых ниш... прямо как адское пламя на старинных церковных фресках! Эмили ищет саркофаг... а что его искать? Вот он, придавлен каменной плитой, на которой высечено изваяние короля, лежащего неестественно прямо, с каменными руками в каменных латных перчатках, скрещенных на груди. Крышка саркофага тяжелая, не хочет двигаться; из глубины темного зала слышен звук тяжелых шагов. "Отто!" - зовет Эмили. - "Отто! Помоги мне!" Вот и Отто, и он в своем обычном, привычном виде, только глаза у него... они изумрудные, звериные. Он налегает на крышку с необычайной даже для Отто силой; крышка скрежещет и медленно отодвигается. Холтон, опухший и бледный, поднимается из саркофага, прижимая к груди толстую стопку сшитых листов пергамента, исписанных угловатым готическим почерком. "Хроники Цафенхарта", - говорит он, грозя Эмили длинным кривым пальцем, - "Хроники Цафенхарта, дорогая моя - это легенда, такая же, как и мифическая фигура Короля-Ворона. Что? Вы искали хроники Цафенхарта? Уважающий себя историк не может их искать. Впрочем, я всегда утверждал, что Вы - не историк, мисс Рейнольдс, и уважать Вас не за что. Историк - это я. А Вы - глупенькая барышня, вбившая в свою пустую хорошенькую головку, будто она может быть ученым. У Вас даже нет ни одной серьезной публикации. Так что Вы не получите здесь ничего. Ступайте-ка вышивать крестиком. Или еще лучше - выходите замуж! А вот и жених! В волчьей шкуре! - он мерзко хихикает, указывая на Отто. "Вы - ретроград, средневековый мракобес и вообще... негодяй! У Вас нет ни воображения, ни элементарной порядочности, ни уважения к правам женщин!" - восклицает Эмили. - "Хроники Цафенхарта - мои по праву рождения и крови, и Вы мне их отдадите, не то... не то..." Сполох огня, тяжелые каменные шаги совсем рядом, Эмили оборачивается с криком: "Цафенхарт! Скажи ему!" и видит, что это - не Цафенхарт... Огонь вырывается из-под пола. Отто со стуком задвигает крышку саркофага (откуда у него столько сил?), Эмили сжимает его руку и пытается взлететь вместе с ним - туда, где светит изумрудная звезда над невероятной толщей камня.

От этого рывка вверх она и просыпается. Ветер гонит тучи пепла за окном. Скоро рассветет.

Калум

Сны нездешних мест. Лежишь, глядя в потолок. Свежесть сна омыла, словно чистая вода. Ты полон сил. Ты полон мыслей.

Отто

Просыпаешь, согретый этим теплом. Новый день не кажется рыболовным крючком, что вырвал тебя из царства снов грубо. Скорее радушным хозяином, что пригласил. Ты давно не ощущал себя так расслабленно и легко.

Эмили

Стремишься к свету. Порыв! И вот он повсюду! Раскрываешь глаза, а он на подушке, на окне, на стене, на тебе. Солнце взошло!

Общее

Вы покидаете Уолвич поутру. Город не спит несмотря на ранний час: люди выходят посмотреть на встающее солнце. Блестящее, как золотая фольга. Молодое, как миллион лет назад.

Сапоги месят сажу. Позади остаются крыши домов. Проползают мимо серые поля - ещё без жизни, но уже не такие мёртвые, как пепельной ночью. Небо ещё полно косматых разрывов чёрных туч, но уже ясно кое-где в их просветах. Вы приближаетесь к громоздкому земляному сооружению чуть поодоль от почерневших полос ржи. Конструкция похожа на земляной купол с прямоугольным выступом входа. Дёрн, укрывающий последнее ложе рыцаря, чёрен от пепла и даже каменная плита, запирающая вход, измазана занесённой ветром сажей. Найти этот курган было несложно. Войти в него - это уже другая история.

Из грязной палатки, стоящей неподалёку, выходит чумазая растрёпанная девушка. Садится у потухшего кострища и смотрит в пепел. Ветер треплет её льняные волосы. Чёрные глаза пусты, но вспыхивают, когда она замечает вас вдалеке. Миг она всматривается напряжённо, а затем поднимает руку высоко над головой и машет ладошкой радостно. Её голос звенит колокольчиком. Она улыбается широко и искренне, но немного безумно. Её челюсть дрожит.

- Хэй!!! Эмили!!! А где мистер Холтон?!!!

Солнце светит так, что заставляет поверить в счастливый конец. Эмили за это неожиданно долгое путешествие привыкла радоваться мигу и не строить долговременных планов. Она и радуется, наслаждаясь прикосновением теплого света к лицу и волосам, по-детски щурится, пропуская мимо взора вид черной земли, покрытых пеплом полей. Живу ли я, погибну ли, все ж мошка я счастливая...
Курган виден издалека. В крови бродит азарт без пяти минут разгаданной загадки, почти найденного клада. Палатка немного смущает Эмили. Они не первые? У них конкуренты? Еще свежа память о встрече на большой дороге с тремя коллегами, уже месяц как спящими под серым пеплом; Эмили нащупывает рукоять револьвера на поясе, но опускает руку, заметив хрупкую фигурку девушки. Это не опасно. Эмили улыбается, машет рукой: Хэй! Подходит ближе - улыбка медленно сползает с ее лица, словно она встретила свою Немезиду.
- Мистер Холтон? - Эмили растерянно смотрит на девушку. Ей так и хочется сказать: он мертв. Я его убила, потому что он меня разозлил. Так и хочет это слететь с губ.
- Он... По правде сказать, Шэрил, мы с Холтоном окончательно рассорились. Ты знаешь, мы с ним давно не ладим. Ужасно кричали друг на друга. Потом разошлись в разные стороны. А... его здесь разве нет? Я думала, он давно нас опередил. А ты что, одна здесь? - Эмили поспешно меняет тему. - Шэрил, познакомься. Мистер Отто Дорфмайстер, исследователь. Мистер Калум Маккинни. Джентльмены, это моя коллега, Шэрил. Шэрил, ты... ты себя хорошо чувствуешь? Что-нибудь случилось? Здесь плохие места, странные.

Эмили пытливо вглядывается в лицо Шэрил. Она напугана? Ее преследуют ночные видения или что-то более крупное и осязаемое? Эмили приобнимает девушку за плечи, словно хочет сказать: все позади, ты не одна, уже не страшно.
Страшно. Шэрил прямо сама не своя.