Звёздные странники | ходы игроков | 6. В поисках пути домой

По-быстрому её осмотрев, к лицу бледному приглядевшись и убедившись, что всё нормально, внешне цела и невредима, он тяжело, устало как-то и опустошённо опустился рядом, за плечи её обняв так крепко, к себе прижимая почти до боли. Сейчас цела, и он цел, но что потом? Что последует за этим? Неизвестность пугала. Неизвестность страшила своей неопределённостью, и лишь теплела надежда на помощь товарищей-данкистов, оставшихся на свободе. Шлем? А что шлем? Инсектоидов много, со всех сразу не поснимаешь, а оружие у них летальное. И почему в плен взяли? Не пристрелили, как того несчастного, пытавшегося первой группе помощь оказать. Значит, нужны они им для чего-то. И не хотелось строить догадки, для чего.
- Страшно, да... - тихо, будто опасаясь, что их услышат, приговаривал Чижик в ответ на Майины излияния. Почти бессвязно бормотал-то, как в бреду, но его слова, однако, не были лишены смысла. - Страх - естественная реакция организма на опасность, призванная его уберечь. Бояться - это нормально, да... Главное - не паниковать, да... Всё пучком, ты права. Выберемся. Где наша не пропадала, и здесь не пропадёт... Ты же видишь, мы живы, нас не убили, значит, нужны мы им. Может, поняли, что мы с другой планеты, и на допрос везут. А уж там-то мы всё объясним. Нас отпустят, вот увидишь, Майя, отпустят. Ещё и дорогу домой подскажут... Нормально, так бывает... Претензий предъявлять не будем, просто уйдём. Улетим отсюда. В чужой монастырь со своим уставом... ах-ха, не будем лезть, да-да, моя девочка, не стоит им предъявлять за их законы... варварские, конечно, они, но мы не вправе...
Наконец до него дошло, какие слова она ему шепчет, и сердце забилось чаще. Застучало в груди, запульсировало, кровь по венам разгоняя, к щекам приливая, разгоняя бледноту мертвенную эту. Руку поднял и на голову ей осторожно положил, через ткань перчатки поглаживая, пряди рыжие пальцами перебирая несмело. Взгляд аккуратный, робкий и боязливый бросая на лицо девичье, на губы чуть посиневшие, шепчущие столь нежные слова.
А что ответить, не знал он. Как ей жить без него-то... Как раньше жила? Наверное, тогда ещё это было возможно. Сейчас всё по-другому как-то... И нет, он бы не хотел, чтобы девушка променяла своё настоящее на «Данко», всё это проведённое вместе время на спокойную, скучную рутину будней, серую и унылую, безжизненное это существование. Так ведь она жила? Хотя, стоило признать, это позволило ей достичь тех знаний и умений, которые и привели её на «Данко». Не впустую, значит, всё ведь было. Только это - в прошлом. И его не стоит возвращать.
- Цел я, цел... - ответил он на немой вопрос, уловив его во взгляде, заметив, как внимательно и изучающе смотрит на него Пчёлка Майя, трудяга эта медицинская, заботливая такая, переживающая за него, что сердце сжимается. Женственная, что немаловажно. Такая чистая и искренняя в своей заботе и ласке. - Цел, всё нормально, живой-здоровый, все рёбра на месте, - повторил он, переместив руку на чёлку её непослушную, попытался поправить её, на место вернуть, да где там, эта чёлка была как маленькая копия своей хозяйки, такая же неудержимая, такая же свободная и игривая. Выбилась из косы - знай наших, попробуй меня теперь обратно вправить.
И тут же жест её невольный заметил Фёдор Михайлович, как сморщилась Майя, к локтю своему прикоснувшись, поёжилась, зябко плечами повела. Подался к ней немедленно, локтя ушибленного коснулся, ощупал аккуратненько.
- Вот так больно?.. А так? - невольно вырвавшийся ойк был ему ответом, и Чижик нахмурился, встревоженно в лицо поглядел, скулы на миг свело от злости на тараканов проклятых, так, что зубы заболели. - Перелома нет, это просто ушиб, - то ли себя, то ли её успокаивать начал. - Боль пройдёт постепенно, не страшно. Конечно, помазать бы чем-то, но у нас ничего нет... - закончил неловко.

Фёдор Михайлович усмехнулся невольно, слушая, как Светлова в своём стиле продолжает болтать. Вот ведь неугомонная Пчёлка, она способна была бы, кажется, говорить даже с закрытым ртом. Вспоминалась сцена в пещере пять лет назад, где девочка Майя не сразу освободила рот от кляпа, чтобы не шуметь. Тогда он этого не понимал, но сейчас-то, кажется, совсем понятно стало. Вон как заливается соловьём, и от её болтовни на душе будто бы легче становится.
- Ну, главное, что мозг функционирует, - нарочито понимающе и серьёзно покивал капитан. - Куда ж нам без мозга-то. Чем идеи обмозговывать будем, а, Светлова? Всё тогда хорошо, раз мозги целы...
Такой простой вопрос про пещеру, а смутил бывшего учителя, вынудил отвернуться, плечами подать неуверенно назад и тихо вздохнуть. Охо-хо, и что ж тут ответить-то... Чижик закрыл глаза, слегка отстраняясь, но продолжая быть рядом, бок о бок с девушкой. Испытывал он стыд всё ещё перед ней. Перед ней, Стругачёвым, Любовой и всеми другими ребятами, перед которыми ему пришлось разыгрывать свою роль.
- Плен ведь был не настоящий, Майя. Ну, ты понимаешь, - глухо сказал, не открывая глаз. Не хотелось сейчас встречаться с ней взглядом пристыженным. - Очнулся на базе в горах неподалёку от того места, где мы сели. Собственно, искусственно построенный средневековый замок был её частью. В его стенах были тайные проходы на базу. Они хорошо подготовились, вы не должны были сразу заметить подвох... Ну, а потом узнал, что командование решило свернуть эксперимент. Ты не представляешь, какое облегчение я тогда испытал... Но мне было так стыдно перед вами... Знаешь... - Чижик открыл глаза и взглянул на девушку, и была в его взгляде боль, застарелая боль из прошлого, - потом, когда вам всё объясняли в классной комнате на звездолёте, я не смог возразить твоему отцу, потому что мне было стыдно. Я понимал, что должен был э-э... не знаю, держаться с достоинством... дать понять, что я не груша для битья... но он говорил и говорил, а я сгорал со стыда и не мог найти слов. Это было больно, но... - мужчина вздохнул и мягко улыбнулся, - научило меня кое-чему. После этого я больше никому не позволял относиться ко мне как к пустому месту. Ты уж прости за прямоту. Я уважаю Юрия Аркадьевича, но иногда он не знает меры... я хочу сказать, не очень тактичен с окружающими, так ведь? Прости...

Время шло, они говорили так, будто в последний раз. Словно не могли наговориться друг с другом. Чижик слушал девушку, молча кивал, иногда хмурился или грустно улыбался. Он понимал, что от такой простой, незатейливой и душевной болтовни Майе становится легче, а вместе с ней и ему становилось. Хоть положение было не из простых, да. То самое, что называется, на волоске от смерти.
- Конечно, ты ничего не нарушила. С чего бы в этом сомневаться, - хмыкнул капитан. - Да, я тоже думаю, что у нас могут быть шансы сбежать, если удастся обезвредить надсмотрщиков. Но пока их много, об этом и думать не стоит. Мы рискуем жизнью. Так что, только если подвернётся удачный момент. Но будь готова. Назовём этот план «Капитан Сорвиголова» - когда я скажу эти слова... или вот - постучу себя кулаком по голове - действуем... Звучит смешно, мда. Только это не шутки, - хмуро договорил он. - На всякий случай, повторю. Идём на риск только в крайнем случае, а пока уповаем на помощь Кырымжана и других, ну и сами пытаемся договориться. Как поняла? - серьёзно, по-капитански спросил Фёдор Михайлович.

* * *

Примерно через полчаса, по внутренним ощущениям - в скафандрах даже часы не работали, - ховеркар остановился, как вскоре выяснилось, вблизи большого круглого здания. Именно его первым делом увидели в свете двух местных лун Майя и Фёдор Михайлович, когда двери фургона открылись и их бесцеремонно вытолкали наружу. Первый же взгляд вокруг подсказывал, что даже не стоит пытаться совершить побег прямо сейчас. На площадке перед входом стояло несколько похожих ховеркаров. Облачённые в униформу Народоконтроля инсектоиды заводили внутрь круглого здания множество понуро бредущих насекомообразных сородичей. Что ж, это хотя бы говорило о том, что они далеко не единственные, кого арестовали, а не уничтожили сразу на месте без суда и следствия.
Что-то громко щёлкая на своём тараканьем языке - в ушах землян этот треск и щёлканье звучали как удары кнута - и подталкивая людей вперёд, если они шли слишком медленно, конвоиры загнали также и их внутрь здания. Миновав длинные полутёмные коридоры с унылыми однообразными стенами и рядом одинаковых дверей, они остановились перед одной и вскоре оказались заперты в некоем подобии камеры, где уже ждали своей участи трое ранее доставленных сюда чужаков. Было такое впечатление, что заключение сломило их волю и они уже смирились со скорым и неизбежным уничтожением.
- Я просто не понимаю, как они могут быть такими безучастными перед лицом надвигающейся смерти, - оглядев соседей по камере, не проявивших к ним никакого интереса, тихо сказал Чижик девушке. - Это что-то вроде геноцида, но вызванного не расовой нетерпимостью, а проблемой перенаселения, если вспомнить слова того бедолаги...
Мест для сидения здесь не было точно так же, как и в фургоне, местные сидели прямо на полу, прислонившись к стенам, и капитан вместе с Майей устроились в дальнем ото всех уголке также на полу. К счастью, скафандры сохраняли тепло и им было сейчас даже жарко, потому если пол был холодным, они этого не почувствовали. И снова Фёдор Михайлович обнял девушку за плечи.
- Всё будет хорошо. Выберемся... - прошептал он где-то совсем рядом с её ухом, после чего привлёк к себе и стал поглаживать её голову у себя на плече. - Милая моя, солнечная девочка... Что бы ни случилось впереди, но я рад, что мы с тобой сейчас вместе. Как в старые добрые времена... Хм, не самая удачная шутка, м? - Чижик наклонился и поцеловал её в лоб, а затем прижался щекой к её волосам. Таким мягким и шелковистым, слабо пахнущим шампунем. - Ты тоже приятно пахнешь, Майя...

Сидели они так не особенно долго - может, ещё полчаса. Сокамерники никак не реагировали на людей и даже между собой не общались, лишь вяло шевелили конечностями и усиками-антеннами. Наконец, за дверью без всяких решёток и прорезей послышались тяжёлые шаги, она открылась и один из облачённых в униформу чужаков что-то протрещал. На удивление, сразу за этим из коридора донёсся бесстрастный голос Данко:
- Выйдите из камеры.
Тараканы-соседи ожили и вяло потянулись к выходу. А когда Фёдор Михайлович и Майя вышли следом за ними из камеры, они увидели стоявших неподалёку под конвоем всего из одного солдата Михалкова и прочих данкистов из первой группы. Заметив капитана и доктора, они заметно оживились, а Геннадий Борисович даже подмигнул Майе. Выглядели их товарищи целыми, но не очень бодрыми, на лице Романовского застыло мрачное похоронное выражение. Громов, напротив, зло смотрел на инсектоидов и его желваки играли.
- Проводите нас к своему начальству! - решительно высказал требование Михалков, и электронный переводчик на его работающем скафандре послушно защёлкал.
Чужак неумолимо подтолкнул старпома дальше по коридору.
- Это невозможно! - ответил контроллер. - Вы будете доставлены в зал деконструкции!
Стало очевидно, что необходимо действовать как можно быстрее - от этого, возможно, зависела их жизнь. Чижик огляделся по сторонам. Надеяться на помощь арестантов не стоило, они были слишком... инертными, чтобы поддержать попытку бегства землян. Но солдат сейчас рядом с ними было всего двое, а данкистов шестеро. Следовало попытаться напасть на них и с боем вырваться на свободу, воспользовавшись тем, что поблизости не видно других стражников.

Пройдя несколько метров за облачённым в бронированные доспехи стражником, Фёдор Михайлович тревожно переглянулся с Майей, затем подал знак оглянувшемуся Михалкову - его группу вели чуть впереди.
Секунда...
Другая...
Третий удар сердца...
- Капитан Сорвиголова! - крикнул капитан, прыгая на спину инсектоиду.
В тот же момент Михалков и Громов одновременно атаковали своего сопровождающего...

…Она была рядом с ним, вот просто рядышком существовала, дышала и думала, делила этот холодный мрачный фургон с Фёдором Михайловичем и чувствовала себя цельной в этот момент, чувствовала себя абсолютной, чувствовала себя, пожалуй, даже счастливой. Хоть и напугана была, хоть и дрожала от возбуждения рыжая Пчёлка Майя. Хоть и боялась надоесть, задавить собой по неопытности девичьей. Навязаться ему, показаться смешной и жалкой этому взрослому мужчине. Давно уже не Чижику-Пыжику зелёному, давно уже не преподавателю из МЗУ, такому робкому, милому, застенчивому учителю.
Капитану звездолёта боялась надоесть, человеку, который ей нравился – губами своими нравился, бровями своими длинными, этим вот мрачным блеском в изумрудно-серых глазах, когда приметил что ей больно. Когда от его прикосновений не удержалась Майя, ойкнула, на миг зажмурившись по детски потерянно. Даже губы чуток скривила, так печально скривила и как-то беззащитно, как умеют только дети.
Он приметил ее ушиб.
И она приметила, что ему больно. За неё больно, а ещё потому, что ушибся сам. Ему тоже нужна была мазь, нужна была простая медицинская помощь, чтобы обработать ушибы – тут даже доктором не нужно быть, лишь бы руки-ноги на месте, лишь бы верная аптечка под боком! Немного обезболивающей мази, профессиональный осмотр… Но мази не было. Скафандр снимать было нельзя. Мужчина терпел. Женщина тоже терпела.
А что еще им оставалось в этой мрачной полумгле, пропахшей потом и тухлятиной?
Фургон ехал в неизвестность, а Майя глядела со стороны на Фёдора Михайловича, иногда в противоположенную сторону смотрела, стараясь дать ему личное пространство. Прикрывала веки как и он сам, чтобы в этой тесной полутьме освободить для другого человека место.

Позволить. Ему. Дышать.

Выбилась охристо-пламенная челочка из прически, скользнула вся такая непокорная на белый лоб, с чётко обозначившейся на нём синеватой венкой. Упрямая челка не желала назад в косу! И Майя тоже не желала назад – в прошлое своё не желала возвращаться, на уютный звездолет к безопаснику Алёшке тоже.
В этот момент она предельно четко понимала – за Фёдором Михайловичем хоть на край света! Хоть в мясорубку живьём, хоть на пытку. Даже если допрос с пристрастием, даже если что угодно.

Она. Рядом.

Как удары сердца – лишь бы одно сердце не задавило другое. И оттого Майя держалась робко с Фёдором Михайловичем, корила уже себя за необдуманные, не отфильтрованные сознанием слова. «Как же я без вас?» Ха-ха, вот так промашечка! Да любой мужчина ведь тут скажет с фирменной этой мужской холодцой – «Ну а раньше как жила? Так и впредь живи…»
Любая влюблённая женщина скажет – невозможно как раньше, возможно только как есть. Оно ведь не кнопка, на которой «стоп» можно нажать, не фильм, который к началу легко вернуть. Загорелось сердце «Данко» - ярко, пламенно, горячо! И живой огонь уже не погасишь, не заставишь уснуть для другой рациональной любви. Оно лишь раз так случается, так вспыхивает, таким пожаром зажигается это великое чувство! Болезненное востороженное и испепеляющее, когда нашел, разыскал, встретил СВОЕГО ЧЕЛОВЕКА! Когда тебе семнадцать и стихия захватила тебя целиком.
А их вместе кинули в фургон, и Майя счастлива была. И напугана тоже была до краёв. Как тут отстраниться? Как уйти? Как загадку в себе сохранить, не надоесть, смешной не показаться, не задавить своей заботой? Развеселить другого человека, растормошить другого человека и при этом обузой для него не стать липучей? Навязчивой не сделаться в этом своем обожании – КАК?
Сцепила руки на своей груди, тонким своим плечом чуть прижимаясь к Фёдору Михайловичу, давая ему выговориться с закрытыми глазами. Позволяя ему вернуться в Пещеру самому, без лишних свидетелей, без неотвязного этого женского внимания шагнуть в прошлое.

Два землянина рядом. Рыжая Майя и Федор Михайлович, бок о бок, совсем-совсем рядышком и немного по отдельности, Майя дрожит от близости этого человека. От духовной близости, от этой тяги телесной к нему. Скрещенные на груди руки, упрямо прикушенная полная губа. Прикрытые глаза чтобы дать ему место, она не станет смотреть, не станет лезть в душу. «Добрый вы мой, родной вы мой…»
…Огонёк факела на стене, бледные пещерные тени и холод темного пруда в конце, она помнила всё как наяву. Шепот дождя, ощущение сдавленного горла. Ворсинки от кляпа на языке, теснота клетки… Она и тогда не могла сбежать. В клетке ехала и знала, что никуда не денется, как нитка за иголкой пойдёт следом за ним. Что за странная судьба?
Она слушала его, прикрыв веки. Это не кино просмотренное вчера вечером – так и не осиленный до конца театр ужасов. Это воспоминания о Пещере. Это тараканий плен в настоящем, второй плен за недолгую жизнь Майи. Она рядом со своим человеком – ей страшно, сердце бьётся в груди и дрожит женщина как птичка, её тянет к нему, к его жарким губам, к его неодолимой грусти… Но она просто сидит рядом и не смеет сказать хоть что-то лишнее, даже пошевелиться боится, словно бы любое движение разрушит её личное волшебство. Её заклятье против самой себя. Не удержится Майя. Поглядит на него требовательно, захочет, чтобы её поцеловали…
«Добрый вы мой, родной мой… Ну а вы-то, вы то меня любите? Сумеете ли полюбить… Не разрушу ли я вашу душу, не причиню ли вред… Самой собой? »

Помолчала. Произнесла тихо:

- Обопритесь на меня, Фёдор Михайлович, будем как в кинцо – совместительно прикрывать другу спины! Сколько ещё ехать, никто ж не знает. Хреново-тараканистическая Терра-Инкогнита, туда сюда… А нам нужно отдохнуть! Чтобы сил набраться, чтобы быть готовыми к отпору, ёшкин кот, – чуть улыбнулась рыжая девушка услышав про отца, хихикнула даже. – Да-а-а, папа он такой, сто процентов. Олрайт. Иногда рубит как топором – щепки в глаза летят и фингалы отменнистые оставляют, но он хороший человек, вот что Майя Юрьевна имеет вам сказать. Вы не думайте, будто он такой жестокий и ненастоящий политикан. Не-е-ет, просто иногда отец – это капитан Светлов. А иногда – живой человек, и вместе они не уживаются. Даже со мной в одном помещении не уживаются-то и капитана Светлова всегда больше.
Мучительно вздохнула.
- А что? Вот полетаете так же долго как он, тоже наверное начнёте забывать, когда вы Фёдор Михайлович, а когда вы капитан Чижик. Ну да, ну да, - снова нервозненько усмехнулась наша веснушчатая девчушка. – А впрочем, я же обещала вам напомнить в случае чего, если заноситься начнете и туда-сюда. Вы ведь Майе Юрьевне оттого и понравились, что настоящий вы человек. Цельный. Умеющий жалеть других! И боль ваша пещерная, теперь и моя тоже боль. А вообще-то, там и хорошего было много, вот о чем гениальная Майя Юрьевна сейчас думает.
Обернулась к нему в возбуждении.
- Понимаете, там ведь каша была, и Алёшка хохмил про человечину! Мы были детьми, с нами происходило настоящее приключение. И мне было здорово упасть на эту планету! Да, вот так оно и есть, часть жизни, которая болит, но от которой я бы не отказалась ни за что на свете. Да хоть расстреливайте, дамы и господа, а великолепная Майя Юрьевна так и думает. Это же было в первый раз – дальняя планета, настоящий звездолёт! Я этим приключением жила – дружбой нашей, трудностями нашей и прочей лирикой. И я не откажусь от этого. Ни за что. И от вас не откажусь. Ну…
Снова вздохнула.
- Пока оно вам надо конечно, - совсем совсем тихо закончила Пчелка снова отстраняясь, теряя возбуждение своё и мимолетную эту детскую радость в пронзительно серых глазах. Тепло скользнула рука в перчатке по его руке, ласково горячо и нежно пытаясь поддержать капитана, а потом вдруг обессилила. Рухнула на пол эта ручка. Прижалась к груди, и Майя застыла сцепив руки.

И снова волна. Вниз. Вверх. Страх, когда вырвали из фургона, мимолетное возбуждение это, когда она поверила что сейчас им удастся сбежать. Вот скажет капитан – «Сорвиголова!» И они в бой!
Мгновенный укол ужаса, когда поняла НАСКОЛЬКО ЧУЖАКОВ БОЛЬШЕ. И относительное спокойствие, когда пихнули в камеру. И возмущение – «как же я такой покорной овцой могла быть, дочь Светлова?! Где же сопротивление, ГДЕ ЖЕ ГЕРОИЗМ!?» Никогда не сдавайся, никогда… И злость. И тишина. И принятие – «А что тут можно сделать… Тут бы и отец не смог. Это не капитулиация - это стратегия. Ну убьют, ну кому будет лучше?
Угу, Светлова. Только всё-равно горько, и стыдно и вообще… Эх. Светлова!»
Так наверное и чувствуют себя измотанные узники – азартная надежда сменяется в них какой-то фатальностью, каким-то болезненным принятием своей безнадежной ситуации.

И снова надежда. Снова волна! Нет, не сдастся. Не спечется картошечкой пригоревшей на сковороде.
Тёплыми были руки Фёдора Михайловича на её голове, теплым был взгляд Майи, когда поглядела на мужчину снизу вверх мерцающими своими, серебристо-серыми глазами. Когда грустновато нахмурилась, когда задумалась Пчёлка Майя прислушиваясь к себе, когда тронула в свою очередь его челочку, пронзительно-тревожно поглядев глаза в глаза.
- Всё хорошо, я рада что мы здесь, Фёдор Михайлович. От нас всё еще пахнет Землей, Данко пахнет и надеждой. Вы – капитан, а я старший лейтенант. Все хорошо, - аккуратно погладила челочку его, дёрнула уголком губы. – А ведь если это геноцид, нам ведь нельзя в уютную норку улетать, никак нельзя! Эти тараканы… они ведь тоже живые люди, если уж языком высоких метафор шпарить начать. Чужак пытался нас спасти, ну да, ну да. Здесь словно Земля двадцатого века, творятся ужасные вещи. Будто оживший урок истории про концлагеря! Фёдор Михайлович, разве мы имеем право закрыть глаза на происходящее?
Задумалась, потерла горестно переносицу свою веснушчатую.
- Может они этих инсектоидов каким газом обработали, раз инопланетяне такие покорные? Или воздействуют на их психику каким-нибудь излучением, шумом, а наш мозг его, например, не воспринимает? Дрянь здесь творится, в любом случае. Такая дрянь вонючая, которую уж и не забудешь, Фёдор Михайлович. Да и имеем ли право забыть? Будем ли сами после этого считаться людьми, если улетим по быстрому?

Забыть. Сражаться. Сложные вопросы. Имеют ли данкисты право вмешиваться, учитывая собственную кровавую историю матушки-Земли?
Правы они или не правы, да только бросилась Майя в бой, когда поняла что нет больше надежды: или послушно на деконструкцию шагай (и что это такое, скажите на милость, местный вариант лоботомии?) или сражайся.
Выбор очевиден.
Услышав приказ капитана, бросилась девушка в ноги первого попавшегося солдата. Зло бросилась. С отчаянием погибающего. И всё же прикрыла в самом конце глаза в ожидании удара…
«Не отступлю! Хоть как бейте, не дамся покорно.»

Он смотрел на неё зажмурившуюся, на неё, выглядящую такой потерянной, хрупкой в этот миг и беззащитной, и его сердце одновременно и сжималось от боли, и таяло от нежности. Губы её дрожащие, чуть скривившиеся от боли и страха. Хотелось прижаться к ним своими и успокоить их, и вселить надежду и уверенность в напуганную девушку, эту всегда такую упрямую Пчёлку, но сейчас поддавшуюся мимолётной слабости у него в руках. И эта невольная слабость, это желание положиться на мужчину рядом и довериться ему во всём - это было настолько по-женски, что Чижик едва удержался, чтобы не поддаться теперь уже своей слабости и сиюминутному порыву, о котором потом непременно будет жалеть. Нельзя переступать ту грань, делающую их с Майей отношения такими, какие они есть сейчас - очень близкими, родственными почти, и в то же время сохраняющими дистанцию приличия. Он бы, как педагог, не простил себе такого поступка. Тем более, что сейчас, в эти минуты, это бы попросту значило воспользоваться её слабостью, потакая слабостям своим. Нет, всему своё время. Фёдор Михайлович чувствовал, что однажды он эту грань рискнёт перешагнуть. Однажды... если это однажды для них наступит. Если не сгниют на чужой планете в застенках. Не умрут в четырёх голых стенах, как жуки в спичечном коробке, лишившись смысла жить дальше.
- Спина к спине? - переспросил он тихо, уточняя, и, поколебавшись пару мгновений, послушно развернулся к ней спиной. Майя ощутила тёплое, горячее почти прикосновение капитанской спины к своей, дающее какую-никакую, но опору.
Теперь они и вправду, как в кино о боевых товарищах-напарниках, прикрывали друг другу спины. Правда, смотрели теперь в разные стороны, а не друг на друга. Но Майе от этого должно было бы стать легче. Не приходилось больше прятать от Фёдора Михайловича свои эмоции, он не видел её лица и не мог по нему увидеть, что творится в мыслях у девушки. Хочешь - смейся, хочешь - плачь. Свобода самовыражения и любимый мужчина, прикрывающий твою спину. К сожалению, такой же узник спичечного коробка на воздушной подушке, как и ты.
- Не помню, кажется, я это уже говорил... - задумчиво произнёс родной Чижиковский голос сзади, хорошо слышимый в тесном пространстве этой передвижной клетушки. Хрипловатый немного от волнения. - Твой папа, Юрий Аркадьевич - он... не может быть плохим человеком, я уверен в этом. Ведь тогда у него не было бы такой замечательной дочки. Мы уже говорили немного о наших семьях, и я думаю, всё так и есть, как ты говоришь. У него просто тяжёлый характер. Сильный, волевой и закалённый. Это его защита, будто твёрдый панцирь усиленного скафандра, одного из тех, что предназначены для работы в сложных условиях на планетах с повышенной гравитацией и враждебной для человека атмосферой. Этот скафандр будто прирос уже к нему. И снимает он его редко. Наверное, в такие моменты чувствуя себя особенно беззащитным и уязвимым перед внешним миром, а потому спешит поскорее надеть обратно, закрыться, чтобы снова чувствовать себя в безопасности. Но это не делает его плохим человеком, Майя, ведь так? Он ведь и Эксперимент свернул не ради политической или иной выгоды, он тогда что-то почувствовал, понял, дал задний ход...

Помолчал немного Фёдор Михайлович, девушку послушал, похмыкал тихонечко. Насколько легче было разговаривать без этих шлемов, будто отрезающих тебя от окружающего мира. Душевные беседы вслух, чувствуя живой, не искажённый динамиками шлемофона голос - это было что-то особенное. Вот вроде бы и неуловима разница, ан нет - это как-то чувствуется. Это как... разница между тем, чтобы разговаривать, глядя собеседнику в глаза и находясь в одной комнате, и тем, чтобы общаться через полуприкрытую дверь из разных комнат.
- Не думаю, Майя, не думаю, что начну забывать себя и заноситься, - задумчиво ответил Чижик. - Всё может быть, конечно, но мы с капитаном Светловым - люди разного склада характера. И по чести говоря, у него есть многие положительные качества, которым мне следовало бы поучиться. Твёрдости в принятии решений вот мне иногда очень не хватает. Мягкий я и нерешительный слишком, Майя, не спорь. Всё боюсь, что промедлю с решением в самый ответственный момент и накликаю беду. Или приму неверное решение. Вот как сейчас... - капитан помолчал мучительно долго, прежде чем объяснить. - Я считаю, что принял неверное решение о высадке на Кулимат. Это было слишком опасно, но я решил рискнуть - и вот они, последствия...
Снова помолчал, про Пещеру слушая и с мыслями собираясь. И с силами физическими заодно. Нельзя было сейчас раскисать, в минуту опасности. Капитан должен быть собранным и решительным, действовать чётко и уверенно. Им предстоит совершить побег, если только не удастся договориться с инсектоидами мирно. Полагаться во всём на помощь товарищей, остававшихся на свободе - хорошо, но нельзя. Нужно самому уметь взять ситуацию под контроль. Это ещё одна вещь, которой ему следовало бы поучиться у Майиного отца.
- Ну, если ты так считаешь... - озадачился немного он от такого энтузиазма по поводу болезненного прошлого опыта. - Задача Эксперимента была с детства подготовить вас к совместным испытаниям, сплотить воедино перед лицом общей опасности. Что-то такое вы и пережили. Только начальный этап, но это было для вас очень многое. Учебные испытания на полигоне не идут ни в какое сравнение с тем, что, как вы думали, вовсе не является учениями. Для вас это было действительно настоящее приключение. Мне только жаль, что оно оказалось болезненным для многих из вас. Иногда я думаю... ты только не обижайся, ладно? Но скажу как есть. Иногда мне кажется, что не стоило Эксперимент останавливать и нужно было дать вам пройти этот путь до конца. Его так бесславно оборвали, когда вы были особенно уязвимы, и вы испытали лишь боль и разочарование. Если бы вы выдержали весь путь, вы бы чувствовали себя по-другому. Да, вы бы тоже в итоге узнали, что всё это было спектаклем, но у вас была бы уверенность в собственных силах, намного выше самооценка. Вы бы знали, что сможете справиться теперь и с настоящими трудностями. Но у вас это отняли и не дали ничего взамен. Как конфету дали, а под красивым фантиком пустышка оказалась. Но это так... одна из мыслей... Я не знаю наверняка, как бы для вас было лучше. Но рад, если ты так к этому относишься. Это ведь и частью моей жизни стало. И ты стала её частью...
Снова затих, на этот раз надолго. Ушёл в мысли свои, с головой погрузился. Так и сидели, пока ховеркар не остановился и их не вывели из передвижной тюрьмы.

Там, уже в камере внутри здания местной тюрьмы, он опять попытался приладить её чёлочку, на место вернуть. Немного неуверенно, дрожащими пальцами в перчатке скафандра. Да где там - непослушные медвяно-рыжие пряди выбивались из причёски игриво. Не сиделось им на месте, и только их такой же непоседливой обладательнице приходилось мириться со своим безвыходным положением и сидеть на одном месте, в уголке камеры. Зато в капитанских объятиях, что немаловажно. Горячих и родственных почти что даже. Они успокаивали. И ей спокойнее в его руках становилось, и он больше уверенности в себе чувствовал. Несмотря на терзающий изнутри страх.
- Это и правда похоже на концлагерь из двадцатого века, - Фёдор Михайлович устало прикрыл глаза, давая им короткую передышку. - Я тоже думаю, их чем-то таким обработали, из-за чего они стали такими безвольными. Но что же ты предлагаешь? Устроить здесь революцию? - он скептически усмехнулся, открыл глаза и серьёзно посмотрел в глаза девушки, эти выразительные, решительные и посверкивающие иногда сталью, совсем как у её отца, но другие... они были Её. Ни у кого больше не было таких глаз. - Максимум, что мы сможем - это освободить бедолаг, заключённых в этом здании, возможно. Выпустить их на свободу, чтобы спрятались где-то в городе. Ты ведь должна понимать, даже всех мощностей «Данко» не хватит, чтобы справиться с высокоразвитой цивилизацией... Мы не должны вмешиваться в их жизнь. Каждый решает по-своему свои проблемы. Мы на Земле справляемся с проблемой перенаселения, осваивая и колонизируя другие планеты. Они так, видимо, не могут и справляются по-своему, хоть геноцид - это самое ужасное, что они могли придумать, да. Но ведь они арестовывают и уничтожают только тех, кто нарушает закон комендантского часа. Кто знает, возможно, эти местные жители, - Чижик покосился на их соседей-сокамерников, - сами желают умереть, оттого и нарушили комендантский час, сознательно пошли на смерть. Мы ведь ничего о них не знаем. Потому и выглядят они так... безвольно. Но, я думаю, мы дадим им шанс сбежать, а воспользуются они им или нет - их право решать.

* * *

Чужаки были наделены чрезвычайной силой, но внезапность нападения и численное преимущество помогли землянам одержать быструю победу в этом коротком бою. Должно быть, контроллеры привыкли, что пленённые инсектоиды не оказывают им никакого сопротивления, и совсем расслабились. Так или иначе, но Фёдор Михайлович сразу ухватился за шлем их конвоира, а Майя бросилась ему в ноги и с трудом, но сбила таракана, больно ударившись плечом о пластины его брони. Ох, и тяжёлым он оказался. Стражник с грузным грохотом повалился на пол, а его шлем остался в руках у капитана. Он его тут же отбросил и повернулся ко второму чужаку, чтобы помочь товарищам с ним справиться, но... их было четверо на одного.
- Шлем! Стащите шлем! - крикнул им Чижик, а затем повернулся к девушке, упавшей на пол вместе с тараканом, присел над ней и подхватил под руки, помогая подняться. - Вот и порядок. Ударилась? Больно? - его рука в перчатке потёрла её болевшее плечо. Нет, не сильно болело, кажется, максимум будет синяк.
Майя даже не успела заметить, как Громов повалил второго инсектоида на пол, а Михалков сдёрнул с его головы шлем. И оба стражника застыли неподвижными лежавшими изваяниями. Пленники-чужаки повернули головы и с сонным видом смотрели на произошедшее, не пытаясь ни бежать, ни помочь освободителям. Они просто стояли и смотрели. Откуда-то из коридора послышался топот, сюда уже бежали другие контроллеры, и земляне, не долго думая, двинулись в обратном направлении.
- Это не та сторона, где выход, - мрачно заметил Романовский.
- Сейчас нам главное - оторваться, - ответил старший помощник.

Поворот.
Другой поворот. Однообразные, одинаковые коридоры с пустыми стенами без окон, с закрытыми дверьми.
Ещё один. Двое инсектоидов в форме Народоконтроля бросаются на них, но данкисты уже чётко знают, что делать. Падение двух тяжёлых тел, сорванные шлемы, топот, ещё двое врагов... Шум погони неожиданно исчез где-то вдали, и земляне остановились, чтобы отдышаться.
- Ну, и куда мы идём?.. - вздохнул первый борт-инженер.
- Куда глаза глядят, - хмыкнул доктор Григорьев, отдуваясь от быстрого бега. - Возможно, если мы достигнем центра комплекса, мы сможем понять, как отсюда выбраться малыми жертвами.
- Отставить жертвы, - почти рыкнул запыхавшийся Фёдор Михайлович. Он не отходил от Майи, вот и сейчас его рука обнимала её за плечи. - Но, боюсь, мы потеряли направление.
- Не мудрено, - проворчал Романовский и крепко выругался, ничуть не стесняясь присутствующей рядом дамы. - Чувствуется мышление насекомых, которые это строили. Как пчелиные соты, мать их, сплошь всё одинаковое.
- Идём, - Чижик пошёл дальше, жестом показав остальным не задерживаться.
- Секунду... - Юрий Александрович хмыкнул, после чего со зловещей какой-то улыбкой принялся возиться с кнопками на грудной пластине своего скафандра. - Пусть и без шлемофона, но думаю, я смогу связаться с «Данко».

Какое-то время они крались по целому лабиринту коридоров и старались не попадаться на глаза стражникам. Судя по всему, земляне отдалялись от выхода, так как коридоры стали другого цвета. Всё такие же однообразные, но их стены изменились. Были светло-серыми, стали тёмными, цвета мокрого асфальта. Иногда до слуха доносился топот, но погоня явно отстала и потеряла след. Со всеми их технологиями они, по-видимому, даже не предусмотрели видеокамер наблюдения за коридорами.
Несколько раз Романовский пытался связаться с «Данко» и сообщить о себе, но что-то, по его словам, блокировало сигнал с тех пор, как пошли тёмные стены. Фёдор Михайлович хотел повернуть назад, но их опять вспугнул топот множества ног. Приходилось действовать крайне осторожно в тылу врага, пока их не начали по-настоящему штурмовать.
А потом... их всё же окружили. С двух сторон, посреди очередного коридора, который на этот раз оканчивался массивной раздвижной дверью. Сзади неслышно появились преследователи, всё это время незаметно шедшие следом. Их было с десяток. Столько же инсектоидов в форме появилось из-за отодвинувшейся двери. Их попросту взяли в тиски. Видно, всё же были в этих коридорах камеры. Чужаки не стреляли - наверное, из нежелания попасть в своих. Они просто сближались с землянами, собираясь их взять живьём. Снова в плен - и на деконструкцию, что бы это ни было. Командир их что-то трещал, но связи с «Данко» больше не было - электронный переводчик молчал.
- Майя, назад! - крикнул Чижик, решительно вытесняя её себе за спину. - Бросайся им в ноги, когда подойдут!
Шестеро безоружных данкистов в длинном коридоре против двух десятков инсектоидов, окруживших их с двух сторон. Чижик и Громов встали по одну сторону, Михалков, Григорьев и Романовский - по другую. Бок о бок, спина к спине, позы наизготовку. Как в субаксе перед началом боя, Майя часто видела это в кино. Сама она оказалась в промежутке между спинами мужчин.

Их ладони соприкоснулись вместе. Души. Сердца…
…Вот лежала у него на плече рыжая Майя и создавалось ощущение покоя в этом тюремном плену, когда два землянина вместе, когда две руки вместе. И всё впереди неизвестность, всё беда и неопределённость сплошная, но есть некая надежда, есть некий миг драгоценный, когда посреди тайфуна ты попадаешь в затишье, в эту особую зону попадаешь, где посреди бури, посреди страха и пожарища черного - царствует абсолютный штиль.
- Неее, не убираются, Фёдор Михайлович! - усмехнулась уголком губы наша Пчёлка, азартно тряхнув непокорной головой. Встряхивая челочкой своей упрямистой, чуть вздымая темно-рыжую свою бровь. – Не буду вас разубеждать, и спорить не буду. Ноу, сэр капитан! И всё же…

…Мягко тронула своей рукой его подрагивающие пальцы Майя Юрьевна, легонечко тронула и нежненько – ну да, перчатки между ними двумя. Плотная ткань скафандра и сплошные преграды если вдуматься, но мягко обхватили женские ручки его большую мужскую ладонь, чуть отвернулась веснушчатая Пчела, дрогнув ресницами своими длинными.
Кисть правой руки чутко скользнула по ткани скафандра…

Есть такие вещи, которые легче прикосновениями говорить, дыханием своим сбивчивым озвучивать, взволнованным таким и горячим, а также мягкой лаской, когда женские пальцы поддерживают любимого мужчину. Её руки словно в колыбель взяли его ладонь, угрели ладошку Фёдора Михайловича защищая нежно, чувственно, тепло. Голова же докторская доверительно к плечу прижалась, принимая позу удобную для душевного разговора – для простого совсем разговора, напряженного и в тоже время, дружески открытого.
А что ещё им оставалось на этой чуждой планете, в камере и среди инопланетян, каких-то отстраненных и дюже запашистыих инсектоидов, безвольно шевелящих своими усиками-антеннами? Возможно, чужаки и говорили о чем-то своём, общались мыслеречью или при помощи собственных, густо-вонючих ароматов вели оживленные беседы, обсуждали например странных розовокожих чужаков с шерстяной растительностью на голове, только земляне не понимали ничего. Инопланетяне не шли на контакт. Двое землян соблюдали границу.

Границу с этими чужаками блюли и друг с другом тоже.

- Великолепная Майя Юрьевна думает, что отчасти вы правы… ну-у-у, насчет того разговора, про моего отца и про вашу нерешительность. Окей? Поговорим об этом, капитан? О наших достоинствах неоспоримых и об этих самых, недостатках значится тоже! – немного крепче пожала его руку, улыбаясь кривовато, нервенно улыбаясь, но по своему даже весело сейчас... – Здесь ведь всё равно нечего делать, Фёдор Михайловыич, или от страха умирать слегонца неслегохонько, или того-этого, общаться и не давать нашему коллективному мозгу прокиснуть в голове кефиром. Десять из десяти в пользу хороших бесед, верно же?

Кивнула сама себе рыжая док.

- Всё верно, Майя Юрьевна пурги не гонит! Так вот о чём я дюже великолепнистая Пчёлка, думаю-то? Вы ведь и вправду на той Туманной Планете немного нерешительным смотрелись, капитан, и под словом «немного».., - Валькирия Юрьевна лукаво бровку вздернула, довольно таки говорящее подмигнув мужчине. – ХМ. Что есть, то есть! Вы как море были на мой взгляд – внутри глубина и сила чувствуется, мощь и крепость затаённая, но возле берега тёплый мягкий песок, или камень там, или какая галька какая ракушечная…
Усмехнулась тихо.
- Нууу, простите мне мой метафорический, но я вообще-то на море только в раннем детстве была, почти и не помню ничего… Как-то вот не особо дружу с водой да и времени не было у нашей семьи для таких променадцев южных! Это если плавать и фыркать как выдра, это Майя Юрьевна ещё могёт, а уж если удовольствие получать, неа-неа. Не люблю, знаете ли, когда под ногами нет дна, совсем даже вот не ценю это паршивенькое ощущеньице. Но если уж о метафорах! – отпустила руку Чижика, преподавательски указательный палец вверх нацелив. – Так о чем я дюже вумнистая говорю-то? Вы были как море у бережка, ну таким морем ощущались, как я его для себя представляю… Добрым были, мягким были. Наверное, даже через чур. Правда мне это всегда нравилось и доброта ваша, в вас особенная, я считаю! Вот начни вы с отцом спорить, пререкаться, гадости ему говорить это всё не то было бы… Но вы другой. Вы добрый. Только вы тогда обезоруженным добротой выглядели, как бы беззащитным в этой своей доброте, а сейчас иначе…

Снова прикрыла серые глаза свои Майя Юрьевна, не убирая головы с его плеча. Оставляя ему место рядом с собой, личное пространство оставляя и мысли тоже, и всё же рядом находясь. Головой своей, дыханием. Тихим голосом с лёгкой в нём хрипотцой.

- Теперь вы уже другое море, вы уже не возле берега теплое море, Фёдор Михайлович, вы уже то – что подальше от берега море. За вами глубина чувствуется нешуточная, течения там, гроза скрытая и рассердиться вы умеете, вот как с этой дверью чертовой недавно. Ага-ага! Теперь и доброта ваша, она другая. Более выдержанная, что ли. В правильном таком ключе! Она не беззащитная, она сама себе оружие – ваша понимающая доброта! И мы за вами пошли, потому что вы приняли решение, а умное оно или нет, это только жизнь покажет. За вашей добротой пошли, за этим вот ощущением моря… и у каждого выбор был, верить вам или не верить. Мы – верим. Я – верю. А теперь вам самому в себя поверить надо, найти в себе некую здоровую долю куража, перчинки, эдакого искристого принятия ситуации…
Вздохнула.
- Я ведь сейчас не о безалаберности говорю, а о неком доверии к жизни. Знаете ли, о некой перчинке, которая как мне кажется, у капитана должна непременно быть. У отца она есть, и у Толи кажется тоже. Задор! Доверие миру. Не пофигизм, не глупость, заметьте, когда жизнями чужими жонглировать готов… Я кстати жонглировать умею, Фёдор Михайлович, дась-дась! Но Майя Юрьевна о другом сейчас… Это умение поймать волну, довериться ей, рискнуть прямо-таки с веселым шиком, а если и подведет волна, то понимать – не всё в наших силах, не во всем мы виноваты. Так бывает, что и ошибаемся мы. И принимаем это, и дальше идём. Но вы ещё не ошиблись, капитан, нет-нет, не думаю что ошиблись, сто процентов по шкале Майе-уверенности, мы ведь еще не спеклись! И концлагерь этот, это везение даже что мы его нашли, если вдуматься. Узнали о новой расе новую информацию, на своей шкуре прочувствовали такой вот общественный строй. Диктовать им наши условия мы не имеем права, менять их жизнь и своей моралью заменять тоже. А вот дать шанс какой-то местной группе сопротивления, пленникам дать шанс… Это я думаю мы обязаны сделать! Позволить этим инсектоидам самим решить – нравится им происходящее или нет!

Снова глаза приоткрыла, на чёлочку его задумчиво поглядев.

- А вы что скажете о Майе Юрьевне, капитан, уммм? Предела совершенству нет, как это известно всем тибетским мудрецам. Над чем доктор Светлова поработать бы в себе могла, довести себя так сказать до великолепностности, а-а-а? Критика – она прямо-таки бодрит как ненавистный вам кофе. Я возможно на вас неподетскищно разозлюсь на некоторое время, само собой, но оно к добру послужит, в конце-то концов. Хе-хе, когда я остыну. Да-да! Злиться на вас я буду только первые пол-года, обещаю!

...

Она с хрипом втянула себя воздух, шваркнувшись о твердую броню солдата-инсектоида.
- Ох нихрена ж себе… Будто пы-пчёлка о шлагбаум, - ахнула пристойная Майя Юрьевна, широко раскрыв свои светло-серые глаза. Показала большой палец капитану. – Норм норм, я и сильнее на роликах билась… Всё пучком!
Чуток поморщившись поднялась девушка с пола, всё же облокотившись на секундочку всем своим весом на Фёдора Михайловича – больновато было, уж если по сердцу говорить, да и не доводилось ей в рукопашную с кем-то вступать. Растерянно вздрогнула девичья рука и рот снова покривился, покуда Майя Юрьевна в себя приходила – немного беззащитная сейчас да ошалевшая Молния. Обмякшая в его руках и растерянная от происходящего.
Потом привычная полуухмылочка хитренькая на лицо вернулась, эта особая упряминка Светловская заискрилась во взгляде. Взяла себя в руки доктор Светлова. Ожила. Встала на ноги.

- У всех всё нормально? – спросила она, быстренько оглядывая мужчин. Попыталась подхватить жучиный шлем с пола, намереваясь осмотреть эту игрушку в свободное время.

«Биолог Григорьев сейчас умнее нас всех, если вдуматься. Его великолепные знания о насекомых могут нас выручить. Вот перекинуться бы с ним парой слов, тудыть их этих тараканов в их тараканьи печенки, глядишь и выкарабкались бы из дерьма…»
Но пока не выкарабкивалось. Бежали.
Коридоры издевались над ними, кривлялись, уводили в плен. Майя поёжилась когда их окружили с двух сторон, когда их загородили с двух сторон тараканы, а она оказалась за спинами мужчин.
«Не дамся живой!» - Мелькнула злобная мысль.
Изготовилась Пчёлка к броску – к быстрому и злому движению. Больно конечно будет, но да это лучше лоботомии. Всяко лучше, ага-ага.
«Не дамся живой». Снова подумала трезво и отстраненно. Мужчины сейчас разойдутся, а тогда она выберет солдата первого попавшегося и рванётся к нему в ноги. Будет биться на равных вместе с горсткой пленных землян. Хотелось защитить Фёдора Михайловича, но нет, не имеет права! Позорно это для него будет и вообще, только помешает капитану драться полноценно.
«Поэтому выберу первого попавшегося таракана до того как сдрейфлю или начну шкуру свою беречь. Выберу первого попавшегося врага и вперед! Никаких аттракционов, ну и прочая лирика в том же духе. Майя, она всегда побеждает! А-а-ага. Или н-не...» - побледнела, изготовившись к битве. Посерела даже лицом приготовившись к неминуемой стычке...

Интересно было Фёдору Михайловичу послушать, каким он выглядел в глазах Майи тогда, на таинственной Туманной Планете, о которой, по правде говоря, сами организаторы эксперимента имели довольно скудные сведения, и как выглядит теперь. И это романтическое сравнение его с морем тронуло молодого капитана, зацепило какие-то неведомые струны души, словно бы с морем у него были связаны некие воспоминания, создававшие ностальгическую ноту при одном упоминании. Однако нет, с морем Чижик был не связан никак, не было его на Марсе и в Москве тоже не было, ему просто понравилось это вот сравнение: он - море, и измеряется в ширине и глубине. Чем шире оно, тем сложнее достичь другого берега, а чем глубже, тем труднее увидеть, что там на дне сокрыто, какие тайны морские и сокровища оно хранит и показывает лишь самым отважным, осмелившимся преодолеть пучину морскую ради достижения этих знаний.
- Море... - вдумчиво повторил Чижик, словно бы новое слово услышал, причувствуясь к нему и на вкус смакуя, пробуя понять, что за сильные эмоции в нём неожиданно это сравнение вызвало.
Любого человека с морем можно сравнить, но не каждому подойдёт это сравнение. Есть те, кого правильнее сравнить со скалой, как Юрия Аркадьевича - нерушимый же человек-гора, капитан-Эверест. Есть кто-то, кто на вулкан похож, такой же с виду нерушимый, как Везувий, однако полон кипящих страстей внутри, и время от времени происходит извержение. Есть люди, напоминающие горную речку - такие же быстрые, текущие между подводных камней, бурные. А есть такие, как он... человек-море. Фёдор Михайлович озадаченно покачал головой и повторил:
- Море... Это ты удачно сравнила. Поэтично... - улыбнулся он в эти трудные минуты нервенно, но искренне. Погладил плечо девушки, что можно было ощутить и через материал скафандра, хоть тактильные ощущения были и слабыми. На чёлку непослушную глянул неодобрительно, по-учительски, и дунул слегонца, как будто от этого лёгкого дуновения воздуха она могла передумать и враз стать послушной и покорной капитанской воле. Усмехнулся от такого простого жеста и вздохнул Чижик. - В целом, думаю, твои представления обо мне пятилетней давности близки к истине. Ты ведь судишь обо мне не только по событиям на Туманной Планете - как ты её красиво назвала, - но и по училищу, верно? Просто там, на планете, и всё время учебного полёта я был сам не свой. Ведь мне приходилось вести себя как ни в чём не бывало, и это было самое трудное - знать правду и молчать. Знать, что ждёт вас впереди, а когда началась высадка, делать вид, что я такая же жертва обстоятельств. Трудно быть решительным, когда тебя грызёт совесть, подтачивает изнутри. Даже твой отец, Майя, человек-скала Юрий Светлов не выдержал. Не думаю, что на основе тех событий можно объективно судить о чьей-то решительности или нерешительности. И всё же, я считаю, ты права, в то время я был довольно слаб... морально. Вполне возможно, Эксперимент и мне помог стать сильнее... не знаю... Море, значит, - Чижик усмехнулся снова. - Красивая метафора.
А пальцы его сжались, в ответном жесте обхватывая узкую девичью кисть, взявшую его ладонь.
- Сейчас-то я жёстче стал, ты верно подметила, - улыбнулся неуверенно Фёдор Михайлович. - Ершистее. Капитанистее, одним словом. Ответственности больше стало. Хотя и тогда было её много, но сейчас от моих решений зависят судьбы большего количества землян. Гм... и не только моих учеников, - задумался он, нахмурился слегонца. - Но тогда я чувствовал ответственность за вас. За каждого персонально. Я ведь наблюдал за вашими успехами, отмечал, у кого что лучше получается. На основе этого и распределились роли в учебном полёте. Возможно, тебя уже тогда следовало назначить бортовым врачом, мда... но ты также хорошо, лучше других подходила на место биолога, и врачом стала Любова...

И снова он крепко задумался над словами Пчёлки. Вопрос она задала не из простых, и не было на него у Фёдора Михайловича однозначного ответа. Однако, и уклоняться от него было бы неправильно - сейчас особенно, в эти минуты откровений. Стоило как-то выразить свои мысли, не отмалчиваться...
- Вообще-то я предпочитаю судить о людях цельно, Майя, - заметил он неохотно наконец, - не раскладывая на составные части из достоинств и недостатков. Отмечаю только наиболее ярко выраженные, разве что... И скажу прямо, вопрос ты задала неудобный, - голос его чуть веселей, бодрей, с шутливой укоризной зазвучал. - О своём-то недостатке я сам сказал и ты со мной согласилась. Ну что же... Думаю, ты и сама знаешь, над чем тебе надо поработать. Можешь на меня злиться, - Чижик хмыкнул, - но мне кажется, твоя смелость граничит с безрассудством. И я сейчас не об экстремальном спорте и отдыхе. Катание на роликах - это одно... Но вот когда нас брали в плен и ты бросилась на одного из этих контроллеров, я как только представил, что он сейчас в тебя выстрелит и убьёт, как того несчастного инсектоида... - капитан сглотнул ком в горле и чуть побледнел. - Слава богу, обошлось... но ты так рисковала. И ради чего? Ради меня? Мне ведь не грозила тогда расправа, они нас арестовывали, но не собирались расстреливать на месте. А ты так поставила на кон свою жизнь... Ладно, ты себя не жалеешь. Но ты хоть подумала, что бы со мной было, если бы они тебя убили? - Чижик положил ладонь Майе на щёку и крайне серьёзно поглядел ей в глаза, и на мгновение на его лице промелькнула тень той боли, которую он испытал в тот злосчастный момент. Голос его стал совсем тихим. - Даже если бы я после этого выжил... нет, лучше об этом не говорить. Ты и сама должна понимать, - Фёдор Михайлович покачал головой и привлёк девушку к себе, вновь крепко обняв.
«В твоей смерти я бы винил всю оставшуюся жизнь себя», - эти его мысли невысказанными так и повисли тяжело в воздухе.

И наступила гулкая тишина. Двери и стены камер были с хорошей звукоизоляцией, хотя в коридоре и можно было расслышать многочисленные шаги контроллеров и их лишённых воли к жизни арестантов. В самой же камере соседи землян не издавали почти ни звука, и очень отчётливо было слышно, как громко и беспокойно бьётся сердце капитана, даже через ткань скафандра.

* * *

Данкийцы были в порядке, но немного в шоке от этой планеты. Как быстро поняла Майя, а позже рассказал старший помощник Михалков по дороге по коридорам этого здания без окон, чем-то действительно напоминавшего улей, как окрестил его Романовский, первая группа не рискнула оказывать сопротивления, впечатлённая скорой и жуткой расправой контроллеров над одним из своих сородичей. А так как они не сопротивлялись, то и бить их не стали - привезли в тюрьму и запихнули всех в одну камеру. Ну, а когда вывели из неё, они почти сразу и пересеклись с капитаном и доктором Светловой.
В общем, все отделались максимум синяками да ушибами - силу тараканов оценил даже молчаливый Громов, когда во время бегства завалил одного из них и, прежде чем сдёрнул с его головы шлем, успел получить тычок по рёбрам. В немедленной медицинской помощи никто совершенно точно не нуждался, но, впрочем, если и была бы в ней необходимость, с собой у Майи не было аптечки. Она бы могла разве что экстренную первую помощь оказать, используя подручные средства... хоть какие-нибудь.
Зато удалось прихватить пару сорванных с тараканьих голов шлемов - один подхватила с пола девушка, второй с одного из противников сорвал бортинженер и что-то мычал то и дело по пути, пытаясь изучить его внутренности. А одного взгляда Майе хватило, чтобы понять: шлемы-то не простые, а представляют собой какие-то технические хреновины. Во внутренней их части имелись какие-то разъёмы и контакты, и при более детальном осмотре можно было заметить места, где были сломаны крепёжные болты, когда данкийцы срывали шлемы с голов инсектоидов. Словно бы они были приделаны прямо к их тараканьим головам.
Правда, обсудить этот вопрос они не успели. Как раз в этот момент беглецы попали в окружение, и ситуация из острой стала просто критической. Тут уже стало не до шлемов, когда мужчины вынуждены были встать в круговую оборону, спрятав единственную женщину за своими спинами. Понятно, это бы Майю не спасло, но они собирались сражаться до последнего и явно хотели дать ей шанс продержаться подольше. Ведь ещё была надежда на прибытие подкрепления в лице Кырымжана и Ваньки... ну, может, и ещё кого-то с корабля.
- Майя, помни, ты врач! - услышала она голос Фёдора Михайловича, стоявшего в той же боевой защитной стойке, что и остальные данкисты. - Береги себя до последнего! Тебе ещё потом всех латать!
Ну да, ну да. Как-то вот сразу было понятно, что пытается он слукавить, схитрить таким вот образом, зная, как печётся Светлова о своих рабочих обязанностях, и надавить именно на это, чтобы удержать её от опрометчивых поступков. Наверное, ещё и недавний разговор вспомнился... Вообще, здесь ещё был доктор Григорьев, но он вместе с другими мужчинами собирался биться насмерть. А ей, значит, нельзя, надо беречь себя, потому что она... врач!
Но... она ведь знала теперь - он не хочет, чтобы она подставлялась опасности.

Расстояние между окружёнными людьми и надвигающимися на них тараканами сокращалось. Десять метров... пять... три... и вот уже первые контроллеры с одной стороны бросились на Чижика и Громова, а с другой - на Михалкова, Григорьева и Романовского.
Прежде, чем Майя успела как-то среагировать, она услышала откуда-то из толпы инсектоидов знакомый треск бластерных разрядов, всполохи и шипение, а затем мужские нечленораздельные крики, явно с целью привлечь на себя внимание. Присмотревшись из-за спин обступивших её мужчин, она заметила, как между тараканами началась потасовка. Сначала было вообще непонятно, что происходит, особенно на фоне шума начавшейся драки прямо у неё под боком - в этой ситуации данкийцам было трудно стянуть шлемы с голов противников, так как пока бы они это делали, на них напал бы ещё один, и приходилось яростно отбиваться. Но вот один из дерущихся со своими сородичами тараканов мигнул и голограмма развеялась, явив взору Майи Раздолбайла, отчаянно молотившего врагов... здоровенной монтировкой. Затем мигнул ещё один инсектоид и превратился в майора Кайрата Тимуровича, завалившего уже двоих и возившегося с третьим. Первые два, правда, снова поднимались - шлемы ведь с них не сняли. Третий таракан в мгновение ока обернулся разъярённо орущим что-то благим матом Лёху Стругачёва, напрыгнувшего на мечущегося врага и пытающегося его завалить, молотя кулаком ему в голову. А это что? Фотон Игнатьевич, распластавшийся на полу и вцепившийся в ногу ещё одного вражины, пытавшегося от него оторваться, но в итоге шедшего по коридору с волочащимся за ним, намертво прилепившимся первым пилотом?
В коридоре на некоторое время воцарился хаос. Неожиданное подкрепление вызвало сумятицу в стройных рядах контроллеров, и хотя выстрелы из бластеров, как поняла Майя, приняла на себя их силовая броня, но против субакса они могли противопоставить только свою физическую мощь... если только не начнут пускать молнии из пальцев.
Но тараканы быстро добрались и до девушки, и...

...и стали падать. Один за другим. А те, что не добрались до заварушки и активных действий не предпринимали, просто останавливались и не двигались. Сейчас контроллеры напоминали людей, игравших в «морские фигуры» и в один момент всех одновременно замерших по команде «морская фигура, замри!», словно манекены, в тех позах, в каких эта фраза застала. Только те, что были в этот момент в движении, по инерции его продолжали и просто падали с тяжёлым грохотом.
Люди тоже застыли, явно не понимая, что происходит. Стругачёв лежал сверху на упавшем таракане и продолжал его душить. Фотон Игнатьевич обнимал ещё одного за ногу и удивлённо озирался. Иван стоял, занеся над головой монтировку, и ошалело озирался. Кырымжан стоял посреди поваленных тел и яростно зыркал по сторонам, напоминая разгневанного бога войны. Ну, а те мужчины, что пытались защитить собой Пчёлку, также растерянно озирались. Кто стоя, как Громов, Михалков и Романовский. Кто лёжа, как успевшие пропустить удары Чижик и доктор Григорьев. Майя также обнаружила себя почему-то сидящей на полу рядом с Фёдором Михайловичем...
- Данко на связи, - сообщил родной безэмоциональный голос из чьих-то динамиков. Голос звучал со стороны прибывшего подкрепления.
- Что... что произошло? - выдавил из себя с трудом соображающий Чижик.
- Докладываю, капитан, - отозвался Данко, и Майя могла поклясться, что ей на миг послышалась в голосе искина гордость. - Мне удалось временно вывести из строя систему электроники здания, в котором вы находитесь. Не поверите - она зависла от простого шквала запросов, и мне удалось пробиться через защитное поле и восстановить с вами связь. Поторопитесь - я не могу спрогнозировать, сколько их система будет отключена.
- Эмм... и может прибыть подкрепление... - выдохнул Фёдор Михайлович, как-то автоматически приобняв Майю. - Срываем с них шлемы!
Он обернулся к ней и с нежной заботой спросил:
- Ты в порядке?

Сказано - сделано! Новоприбывшие быстро выяснили, зачем надо снимать со всех врагов шлемы, и споро занялись делом. Коллекция шлемов у стены в углу росла, а в коридорах было подозрительно тихо.
- Твою мать, драть их отвёрткой! - смачно выматерился Романовский, некоторое время провозившийся с одним из контроллеров. - Оказывается, нас захватили в плен роботы! Смотрите!
Он повернул голову инсектоида, которую немного выпотрошил, отломав торчавшие усики антенн вместе с частью защитного корпуса. Под ним оказалось целое переплетение электрических проводов! И шлем, очевидно, был составной частью этих роботов, без которой они не могли функционировать.
- Роботы или киборги, Юрий Саныч? - уточнил с интересом Раздолбайло.
- Гхыр их поймёт, но вроде там внутри сплошной металл, не вижу ни грамма биомассы, - ответил первый бортинженер. - А тела... - он пощупал хитиновую оболочку инсектоида, - синтетика, наверно. Тут без поллитры не разобраться.
- Отставить разговоры о спиртном! - суетился Чижик. - Все шлемы сняты? Пошли отсюда бегом!
- А может, наоборот, в их командный центр заглянем? - предложил вдруг старпом. - С нами два специалиста, выведем из строя их систему, чтобы наверняка.
- А если прибудет подкрепление? - мрачно поинтересовался капитан.
Судя по растерянности на лицах, часть экипажа была согласна с Фёдором Михайловичем, часть - с Михалковым. Рыжик встретился взглядом с Майей и сдвинул брови, молчаливо спрашивая, как она. А Ромашкин подошёл ближе и присел неподалёку - руку протяни и дотронешься. Кажется, у него что-то было с ногой, он держался за бедро. Но шёл вроде не хромая. Его бледное лицо стало ещё бледнее, и чем-то он сейчас напоминал аристократического вампира, вьюношу бледного со взором... блуждающим под стеклом шлема его скафандра.

Они были рядом в этот момент.
Находились так близко друг к другу, так волнительно, так неожиданно ВМЕСТЕ, что даже сердца были слышны: бух-бух-бух, могучие эти удары, сильные эти удары и наперекор всему жизнерадостные удары, ощущались даже сквозь плотную ткань скафандра. Время уже истекало, уходило, разбивалось вдребезги паническим песком и всё же, сейчас они были рядом. Существовали. Летели в космосе посреди ничто.
Вдвоём! Фёдор Михайлович и Майя.
Тюремная камера, застывшие силуэты инсектоидов вокруг. Всё это было космосом, безграничной бездной, которой не ведомы горизонты. Двое плененных людей в объятиях друг друга находятся, так тесно, так одуряюще близко. В опасности, в чувственной этой волне, в правде рядом находятся, вот что важно! Это ведь так легко врать друг другу, говорить нежности и рассыпать сахарные эклеры, когда всё просто и приятно складывается, когда ты только хороший для человека и совершенно точно не плохой. А вот когда правда неприкрытая в лицо, когда по настоящему говоришь, тет-а-тет и без сладких слов – выдержат ли самые высокие чувства? Объятия, нежности?

А-а-ась!?

Выдержит ли сам человек лишенный границ, лицом к лицу личный разговор? Не даст ли слабину, не треснет ли коркой весеннего льда, когда цельность обманчива, проедена водой и течением шальным? Вот узнает другой человек каков ты настоящий, без масок и наносных вежливостей, не убежит ли?
…Дальней грозой сверкнули серые глаза Пчёлки Майи, такие себе темные по краюшку и пронзительно светлые ближе к зрачку. Волшебные глаза. Упрямством сверкнули, ершистостью неприкрытой, когда она услышала правду о себе. Когда дыхание затаила от этого самого предложения, высказанного убийственно тихим настоящим голосом Фёдора Михайловича: « Но ты хоть подумала, что было бы со мной, если бы они тебя убили? Даже я если бы я после этого выжил, то…»
ЧТО?
«Не сумел бы себя простить… Не смог бы существовать дальше? Умер бы, исчез бы душой?»
Предположения рассеянные. Вспышки мыслей. За этими многоточиями чувствовалось нечто важное, сокровенное такое. В этой ладони на щеке, в этой черной тревоге, на миг затуманившей лицо капитана. Фёдор Михайлович говорил правду. Настоящее говорил, неприкрытое. Горькое даже озвучивал сейчас.
«Что было бы со мной, ты хоть подумала?» Мягкая живая ладонь на щеке Майи казалась невесомой, да и скафандр мешал и грубые перчатки тоже. Но всё равно ощущалось тепло этой руки, её сила… чувствовалось напряжение крови бегущей по венам, кипучая энергия наполняющая тело мужчины. Майя не отстранялась. Она сейчас смотрела на Фёдора Михайловича. Ершилась. Размышляла. «Подумала ли я? Да наверное и нет, всё было так быстро…»
Стыдилась и немножечко злилась наша пчела: «Ха-ха! Но ведь мужчины, например, никогда не думают о женщинах, когда закрывают их своей спиной. То есть думают конечно, ооо, они прямо-таки самопожертвенно и красиво шагают на линию огня, но ведь не думают о том, как им потом жить. Женщинам-то. Майя Юрьевна она может и мало что знает, а все же кой-чего знает. Когда один единственный сердце занимает, любимый, когда такой родной! Это… Это не то, что на дороге валяется. Это не крышечка от пива и другое такое сокровище в жизни едва ли найдешь. Настоящие вещи, вот такие вот чувства и эклеры, оно… оно один раз бывает, редко когда два. На то и чудо, что один на миллион шанс»
«…Даже если бы я после этого выжил, то…»
Стыдно-стыдно.
Ей захотелось снова поцеловать его ладонь, как тогда, когда не задалось с фильмом, когда ушел Алёха и в воздухе повисла жгучая, неприятная словно острая заноза, жгучая даже ссора.
Поцеловать его! Сначала в правую руку с этими двумя очаровательными родинками, потом в лоб, наслаждаясь мягкостью прекрасных, грустноватых слегонца бровей под пальцами. А затем в губы. В губы! Ощущая пьянящий жар его тела, аромат его одеколона ощущая всем телом и приятный этот жар принимая. Сладость ощущая, могучую силу жизни, когда скользнут её руки по спине, когда прикоснутся к шее любимого мужчины расстегивая ворот рубахи…

«Даже если бы я после этого выжил…»

Нет. Нельзя.
Близость только разрушит близость, как это ни смешно звучит. Между ними стояло доверие, взаимоуважение и её возраст. И это самое главное – «Майя-Фёдор Михайлович», это самое обращение на «вы». От более младшего, к более старшему, от ученицы к более мудрому учителю. От старшего лейтенанта ВКС к капитану корабля. Так правильно! Пусть всё идет само собой, разливается рекой весенней, произрастает свежей щедрой листвой. Сейчас нельзя прыгать вперед, целоваться или еще что-то, это только всё разрушит. Испортит. Наполнит тленом.
У них есть время. То есть будет время, если выберутся живьём из плена. Жизнь нельзя погонять палкой, чувства и вот такое неуловимое, грустно прекрасное тоже. Романтику не заставишь гореть силком.
«Люблю вас» - произнесли ее серые глаза. Рука прикоснулась к его руке тепло и мягко, нежно прижимая мужскую кисть к своей щеке. Любовь всегда жертва, всегда добровольный плен - раз Майя его любит, значит, будет ждать столько, сколько необходимо. «А всё же хочется, хочется, как же хочется примкнуть к этим губам, почувствовать их вкус. Ощутить жар тела, близости, сродства…»
- Я… - вздохнула Пчёлка Юрьевна поглядев в его глаза. – Вообще-то нет, чегой-то Майя Юрьевна и не думала Фёдор Михайлович, как это будет для вас. Ну, нас в плен брали и все такое… отец стал бы отбиваться, ну и я так же. Оно ведь правильно – делать как отец… Олрайт? – вопросительно блеснули глаза. Но опустились брови, но понурился горестно уголок губы.
- Или не олрайт, ну да, ну да… Вы волновались, я это сразу увидела. Вашу боль. Простите. Я…
«Я не знаю что делать, но я не хочу причинять вам боль. Тук-тук, вы не слышали как стучит паркеровской ручкой о полированный стол мой отец, вы не знаете, как я не люблю его огорчать. Тук-тук, стук всё еще отзывается в моей голове. Но я не хочу… Ваша боль, я видела её. Я не хочу, нет-нет, я не хочу ранить вас так больно»

Нет-нет! Произнесли ее руки замершие на его руке, нежно поглаживающие его ладонь, ободряющие и такие близкие сейчас.


...

Стремительная схватка! Череда мгновенных картинок вспыхнувших перед глазами - вздрогнула Пчёлка, поежилась от этого кино, припоминая кино другое. Неизбежно горькую тьму гадостного тумана припоминая, тусклый огонёк факела на стене и это отчаянное своё - НЕЕТ! Прошу вас, НЕ НАДО-О!!!
...Пронеслись где-то по краю рассудка рыцари, тяжкий лязг бездушных доспехов вгрызся в мозг. В настоящем же все быстро происходило - вот мужчины бросились в бой, вот обнаружился Кырымжан и Алёшка обнаружился тоже, хотя откуда он здесь взялся, как, скажите-ка на милость!?
Побледнела доктор Светлова, чуть встряхивая головой.
Нет. Не бросилась девушка в бой как собиралась. С внимательным напряжением смотрела на сражавшихся мужчин, ужаленная, зачарованная этим капитанским: «Ты врач. Ты хоть подумала, что было бы со мной...»
Как река выжидала. Как стихия эта журчащая, текучая, могучая, но при этом исконно женская - затаилась сейчас Майя, задержала дыхание, прикусив до боли губу. Если будет нужна, броситься пантерой на подмогу, а пока что... Вроде побеждали мужчины, вроде насели на тараканов и выиграли позиционный бой.

Но всё равно жутко было.

«Любимый вы мой, родной. А если вас сейчас ранят, а если вдруг что случится... Данкисты! Я же обещала их защищать, это моё дело, моя профессия! Но если вас ранят, если причинят боль... Как же так!? Как же так, что я стою и смотрю?!»
Двинулась к Фотону на помощь, когда сражение было выиграно, пусть ненадолго, но победили сейчас люди, а не эти слепые роботы-инсектоиды...
- Фотон Игнатьевич, - тепло улыбнулась побледневшему лётчику, аккуратно присаживаясь рядом. Рассеянно Лехе большой палец показала, снова переключаясь на Фотона. - Как неожиданно вас здесь видеть! Чудеса в решете. что называется! Майя Юрьевна прямо в офигении на сто процентов, вот даёте. И как это вы здесь очутились, любопытствую дюже вумная я?
...Бормотала какую-то чушь доктор Светлова, простыми успокаивающими словами пыталась зачаровать пилота, чтобы осмотреть ногу. Быстренько присела рядом, пытаясь помочь.
- Возможно, разумнее в командный центр двинуть? Нам ведь карты были нужны, олрайт? Да и потом... оставлять таких врагов на хвосте, Майя Юрьевна тудыть её в качель, считает будто это не комильфо. Уж больно они быстро бегают, джентльмены! Скачаем нужную информацию, трам-тарарам небольшой устроим в их командном пункте, а затем руки в ноги и на перегонки с местными роботизированными формами жизни. Но может это и не потребуются, если там уж совсем чудь происходит...

ЧУДЬ! Как скажем в знаменитой повести Кира Булычева «Подземелье ведьм». Там ведь тоже роботы были и странностей целый мешок. Подняла ненадолго глаза на капитана, ожидая его решения.
- Это прямо Подземелье ведьм какое-то, угу. Читали, Фотон Игнатьевич?

Он видел эту зарождающуюся грозу в серебристо-сером небосводе её очей, они будто дымкой грозовых облаков подёрнулись, этакими пушистыми перьевыми тучами, стремительно темнеющими, пока на них смотришь. Словно бы молния в них сверкнула и прогремел дальний громовой раскат, предвестник скорой бури. Эта злость обидой точила Майю изнутри, съедала, но не могла одолеть до конца, уступая силе чувств к произнесшему эти слова мужчине. Фёдор Михайлович знал, что обида пройдёт. Гроза в одночасье закончится, отгремев свою шумную песню, и на посвежевшем, безоблачном небе разольётся радужный мост, вновь соединяющий их сердца. На траве весёлыми озорными капельками заиграет живительная роса, переливаясь всеми цветами небесной радуги, и в воздухе запахнет тем самым послегрозовым запахом озона, чистым, непорочным ароматом природы. Нужно лишь дать ей время успокоиться.
А сейчас правда была важнее, какой бы суровой и жёсткой она ни была. Хотя, чего греха таить, и сам Чижик несколько сомневался в том, стоило ли всё это высказывать Майе. Ей и без его упрёков несладко ведь, а он ещё со своими - возможно, немного эгоистичными - претензиями ей в душу лезет. Неловко почувствовал себя капитан, только сделанного не воротишь, слово - не воробей, вылетит - не поймаешь. Ну, хоть бы к добру было сказано.
«Прости», - сказали его внимательные серо-зелёные глаза, заметившие эту грозу. Одна рука его к щеке доктора Светловой прижалась, а вторая мягко провела по её волосам, так осторожно, будто бы они были из тончайшего шёлка и Фёдор Михайлович боялся одним неаккуратным движением повредить их.

- Олрайт, - губы его дрогнули, но так и не сложились в улыбку, а брови чуть сдвинулись к переносице. Он опустил голову и вздохнул. - Прости, я и правда переволновался...
Капитан придвинулся к ней ближе и обнял покрепче, чтобы вместе с ней пережить начавшуюся грозу. Заслонить собой от ливня, быть может. Или принять на себя удар молнии - Молнии-Светловой - он заслужил, наверное. Иногда лучше не говорить правду, когда это не столь существенно. Хотя теперь она знает и подумает впредь, прежде чем так рисковать собой. Хотелось бы в это верить, иначе всё зря. Он ведь не упрекнуть её хотел, а позаботиться о ней, о её безопасности.
- Ты необыкновенно смелая девушка, - прошептали едва слышно его губы.

Отважная. Симпатичная. Рыжая. И с веснушками. Как далёкий образ из детства. Такие бывают не только в мультфильмах.

* * *

На вид всё в порядке должно было быть с ногой у Фотона Игнатьевича, больше и не скажешь, пока она в штанине скафандра. Тут не поверхностно осматривать нужно было, а ощупывать её в поисках того места, где болит. Но приблизительный диагноз доктор Светлова и так могла поставить - пилот то и дело прикладывал ладонь к задней поверхности левого бедра. Это говорило о том, что он неудачно упал, скорее всего, и теперь сводит мышцу. Ходьбе это не помеха - можно даже не прихрамывая идти, а вот болевые ощущения остаются и усиливаются, если не давать ноге отдых. В таких случаях нужны покой ноге и таблетка, при острой боли - укол обезболивающего в ногу. Но если её не напрягать, то постепенно боль и сама пройдёт, в зависимости от степени повреждения - через несколько часов или несколько дней. Таблетка этот процесс ускорит, а укол регенерина из автоаптечки вообще окажет почти мгновенное действие. Впрочем, у Ромашкина наблюдались небольшие боли, и это обнадёживало на скорое выздоровление. Не стоит злоупотреблять регенерином, в некоторых странах он запрещён как один из видов наркотических препаратов, вызывающих привыкание. Он нужен для лечения серьёзных травм.
- Я... я гожусь не только для протирания пилотского кресла, чтобы вы знали, Майя Юрьевна, - отшутился мужчина, отчаянно храбрясь и напуская на себя отважный вид, так не сочетавшийся с его телесной бледнотой и общей худощавостью. - Всё же, служба в ВКС обязывает. Я проходил военную подготовку, как и многие из нас. Не стоит меня недооценивать, Майя Юрьевна, - предупредил Фотон, которого определённо слегка обижало такое отношение к нему. Хотя, справедливости ради, отношение-то было вполне себе заслуженным. Ну, не тянул он внешне на солдата. Да и то, как он «воевал» сейчас, вцепившись в ногу робота-инсектоида, только доказывало, что боец из первого пилота никудышный. - Я вызвался лететь вместо Спартака Валерьевича. Он хотел, но мы коллективно решили, что ему не стоит рисковать своим здоровьем, всё же возраст у него не тот... Обиделся Спартак Валерьевич, мда... теперь ворчать будет, - вздохнул Ромашкин. - Жаль, не хотелось его обижать. Хороший он человек, душевный.
Должно быть, разговор отвлекал Фотона Игнатьевича от боли, так как очень уж охотно молодой человек вступил в диалог с подошедшей доктором Светловой. А может, ему просто хотелось высказаться после этого короткого поединка и всей этой ситуации, наверняка ставшей для Фотона, да и не только для него, своего рода нервным потрясением. Вот так не особо разговорчивый Ромашкин разоткровенничался с весьма словоохотливой Майей Юрьевной. Ему это должно пойти на пользу.
- Ерунда, пройдёт, не извольте беспокоиться, - отмахнулся Фотон от осмотра и ощупывания его ноги в месте повреждения. Но поморщился, когда девушка предположительно нашла ущемлённое место, тем самым показав, что если дотрагиваться - болит сильнее. - Знаете, мальчишкой я себе как-то раз ногу сломал, неудачно с дерева спрыгнул. Ничего, зажило как на кошке. Уже через две недели по всей больнице с костылями бегал. А это пустяки, ушибся немного, вот и всё. До свадьбы заживёт. Вы лучше о себе и о капитане расскажите. Мы сильно за вас испугались. Как вы? Сами не пострадали?
И старший лейтенант Ромашкин с живейшим интересом посмотрел на старшего лейтенанта Светлову.

- Карты... ну да, про карты я и забыл... - мужественное, но слегонца растерянное и бледное сейчас лицо Фёдора Михайловича потемнело. - С нами два техника и два медика. И целых три безопасника. Да Данко на связи. Мы просто обязаны изучить, что полезного для нас есть в их компьютерах. Вперёд тогда, друзья, не задерживаемся.
Замечание Майи выбило почву из-под ног капитана, и он сдался на волю победителей, к чьим нестройным рядам неожиданно примкнула и доктор Светлова. Честно говоря, Чижик ожидал, что она поддержит его решение, но вышло не так, как думалось, и девушка безусловно была права. Уходить совсем без ничего не хотелось. Хотя ноги бы унести и остаться при своём - уже отличный результат после всех событий на этой дрянной планете.
- «Подземелье ведьм»? - задумчиво переспросил Ромашкин и медленно покачал головой. - Не читал, но видел старый фильм, ещё двадцатого века, и думаю, что понимаю, о чём вы говорите. Чудь - это так назывались те роботы, игравшие роли то ли ведьм, то ли... ещё кого-то? Смутно припоминается, честно говоря. Помню только, что фильм был интересный. И про любовь, - неожиданно первый пилот улыбнулся искренней, обаятельной улыбкой человека, явно неравнодушного к подобным романтическим поворотам в космической фантастике. Его улыбку можно было назвать даже нежной и какой-то робкой, слегка стеснительной. Наверное, не часто он вот так раскрывался.
Фотон Игнатьевич поднялся на ноги, потревоженный приказом велевшего поторапливаться капитана, и быстро зашагал следом за всеми к раскрытой двери внутрь бункера. Первые несколько шагов он нахрамывал, затем его шаг выровнялся. А потом сбоку от него пристроился Стругачёв, поддерживая за плечо и помогая идти, не опираясь всем весом на повреждённую ногу.
- В самом деле, похожая история, - согласился с Майей Фёдор Михайлович, оказавшийся рядом с девушкой.
Он хотел добавить что-то ещё по поводу знаменитой книжки, которую она ему подарила, но его прервал резкий окрик Михалкова:
- Бегом! Дверь закрывается!
И вправду, створки двери в бункер показались из пазов в стенах и теперь медленно, очень медленно, будто нехотя сходились вместе, отрезая землянам путь к командному центру или что тут у них находилось. Данкийцы зашевелились и бросились вперёд, надеясь успеть, но они не успели бы, если б не Громов, подбежавший первым и успевший протиснуться в щель. Парень встал между створками, уперевшись в них руками, и с силой стал раздвигать, пока в стене что-то не хрустнуло и не сверкнуло, после чего двери легко поддались и перестали двигаться сами по себе.
- Ну, Серый даёт... - завистливо выдохнул Алексей Кирович.
Громов раздвинул створки и остался на месте, лишь потеснился к стене, страхуя проходящих мимо данкийцев от возможной новой попытки дверей закрыться. Впрочем, он, по-видимому, ухитрился сломать сам механизм, двигавший двери.
- Данко, их системы заработали? - встревожился не на шутку Чижик, оглянувшись в тоннель, по которому они пришли. Там, в глубине, всё так же лежали без движения лишённые шлемов тела роботов-инсектоидов.
- Частично, - бесстрастно ответил голос искина. - Предполагаю, без прямого вмешательства технического специалиста они не смогут полностью перезагрузить систему. Но я могу ошибаться, капитан.
- В любом случае, нам надо торопиться, - кивнул Фёдор Михайлович, поглядел на Майю и двинулся вперёд, желая быть в числе первых, кто войдёт в сердце этой огромной жучиной тюрьмы.

За дверью оказалось крупное помещение, целый зал, матово-серые стены которого были сплошь покрыты сложным на вид электронным оборудованием. Множество непонятных экранов, терминалов, переключателей, тумблеров, планочек, кнопок и мигающих разными цветами лампочек. Часть всего этого безобразия выглядела мёртвой и безжизненной, многие приборы не горели и не гудели. Но больше половины продолжало подмигивать разноцветными огоньками, гудеть, щёлкать и вообще всячески демонстрировать признаки жизни, а на экранах отображались разные коридоры, кое-где с застывшими роботами или недоумевающими, всё такими же вялыми, но живыми обитателями планеты. Вероятно, это и был командный центр, относившийся непосредственно к этому зданию, а то и, кто его знает, может, влиявший и на другие такие же тюрьмы. Ведь не может быть, чтобы она была одна на весь инопланетный город.
- Именно отсюда исходили помехи, не позволявшие нам связаться, - сообщил Данко. - Капитан, оба челнока ждут вас у выхода и спустятся, как только вы покинете здание.
- Принято, - коротко ответил Чижик, напряжённо изучавший обстановку в помещении.
В отличие от него, у их технических специалистов, Раздолбайла и Романовского, при виде всего этого великолепия забегали глаза и засияли лица. Юрий Александрович даже руки потёр, приступая к исследованию компьютеров инопланетного производства. Он даже не обратил внимание на двух сидевших в креслах неподвижных чужаков - сбой в системе превратил этих роботов в статуи, как и остальных. А вот безопасники как раз на них первым делом обратили внимание, и уже спустя десяток секунд Кырымжан и Громов стаскивали с их голов напичканные электроникой шлемы. Технари же принялись сходу нажимать многочисленные кнопки на панели управления, достали свои инструменты - у Ивана с собой оказался миниатюрный инженерный набор.
- Юрий Александрович, Иван, осторожно, - забеспокоился Чижик, наблюдая за их беспечным занятием. - Это чужая аппаратура, мы не знаем, как она будет на нас реагировать.
- Нет ничего проще, капитан, - Ванька улыбнулся широчайшей ухмылкой Чеширского кота. - Я уже взломал систему и она под моим контролем.
- Что?.. Уже? - Фёдор Михайлович был не на шутку поражён этим известием. - Когда ты успел?
- Кэп, обижаете, - Раздолбайло гордо выпрямился в кресле, которое успел занять после сброшенного на пол робота-жука. - Я в двенадцать лет защитные системы Пентагона взламывал... правда, за это мне пришлось недолгое время любоваться небом в клеточку, но ведь именно это позволило мне без проблем получить освобождение и путёвку в МЗУ. Родина чтит героев!
Похоже, не все знали о подвигах их второго борт-инженера. Громов и Стругачёв, к примеру, взглянули на Ивана новым взглядом, первый сердито и недоверчиво, а второй с долей уважения. Ромашкин, присевший во второе кресло, также удивлённо поглядел на хакера. Да и доктор Григорьев слегка приподнял брови, но отреагировал спокойнее остальных. Все прочие наверняка уже знали эту историю.
- Но, если честно, если б Данко не отправил их систему в глубокий нокаут, я бы не справился так быстро, - доверительно сообщил Иван. - Тут просто принцип построения программного кода понятен, остальное - дело техники.
- Спасибо, - скромно поблагодарил его искин.

Дверь в бункер они на всякий случай закрыли и зафиксировали, чтобы внутрь не пробрались роботы, если придут снаружи здания те, что не зависят от данной системы. После чего обосновались внутри с минимальными удобствами, взяв небольшую передышку после активных боевых действий, пока двое техников детально изучали информацию на компьютерах. Люди разбрелись на небольшие группки, большей частью молчавшие.
- Ну вот... - тихо сказал, почти шепнул вдруг Фёдор Михайлович, оставшись рядом с Пчёлкой. Он положил руку ей на плечо и слегка сжал пальцы. - Всё самое страшное позади... смею надеяться... Но будь готова, нам ещё предстоит обратный путь.
Чижик отпустил её плечо и, тяжело дыша, присел на корточки. Усталость набежала на его всё ещё слегка бледноватое лицо, заставив его посереть. Губы дрогнули, и их уголки приопустились. Видно было, в каком напряжении всё это время находился бывший школьный учитель, а ныне - капитан исследовательского звездолёта. Плечи его поникли, он как-то ссутулился весь и голову опустил.
- Устала, моя девочка? - шепнул он, жестом приглашая присесть возле него, а то и сесть прямо на пол. Кресел здесь, увы, было всего два, и оба сейчас были заняты. - Ничего, скоро вернёмся на корабль и отдохнём... - Чижик выдохнул, утомлённо прикрыл веки и помассировал себе виски. Не открывая глаз, он поинтересовался: - Как ты себя чувствуешь? Как рука? Ещё болит? - его голос дрогнул.

Она посмотрела на него уставшего, посеревшего, совсем-совсем сейчас одинокого и измученного, и сердце её пронзила острая боль. Та самая боль живая, которая неизменно вгрызается в сердце, когда видишь страдание дорогого тебе человека. Когда болеешь за него душой, а чем помочь не знаешь. Растерян ты. Боишься чего-то смутно.
Устал Фёдор Михайлович. Навалилась на мужчину тяжесть, напряжение этой неудачной высадки навалилось и все мрачные, жуткие даже тревоги, для которых поводов целая бесконечность имелась в сложившейся ситуации. Одолели капитана в этот тяжелый момент! Не сломили, само собой. Но мешком кирпичей пригнули спину, забрали силу – заставив присесть мужчину на корточки, прямо на пол приспуститься же, давая роздых утомленным ногам.
Сострадание сейчас наполнило Майю Юрьевну, не жалость презрительная, но сопереживание это пронзительное, острое чувство боли за другого человека и желание помочь. Посмотрела на него внимательно рыжая Пчёлка, ненадолго совсем, не вторгаясь в личное пространство, но всё же фиксируя для себя детали: усталость эту примечая, серый оттенок кожи, брови приопущенные и уголки губ, дрогнувшие от внутреннего напряжения. Словно бы постарел разом Фёдор Михайлович на несколько лет – заметно стало, как трудно ему пришлось. Очевидно стало как тяжело давалось спокойствие, какой суровой ценой принимались решения… Постарел молодой командир в один момент, придавил его тяжкий груз ответственности. Капитан звездолёта! Должность великолепная, эффектная должность и замечательная, а еще жестокая должность требующая от человека предельной самоотдачи.
Чуть нахмурилась, дернув уголком губы валькирия Светлова. Сдула рыжую челочку тихонечко, немного пригорюнившись. Охохо...
Как же! Как же дорог ей Федор Михайлович.

Посмотрела. Затем рядышком присела, погладив свои колени юная Пчелка - устроилась прямо на полу: откинула пламенно-рыжую голову назад, поправляя руками ворот скафандра. Тяжелова-а-ато. Разом тяжеловатым показался этот космический доспех, громоздким показался и бесконечно гнетущим. Душащим даже! Поправила Майя Юрьевна стесняющий её воротник, ненадолго прикоснувшись рукой к капитанской ладони. Пусть и в перчатках, а всё же!
- Милый вы мой, родной мой… - улыбнулась тихонечко, сокровенное это приоткрывая для капитана Чижика. Ласковая улыбка тронула тёплые девичьи губы, мягким серебром засветились светлые глаза. Прочь горести, не время сейчас для размоканий и романтических томлений!
Улыбнулась Светлова, нервенно и наперекор ситуации упрямо сверкнула яркими очами. Жалко улыбнулась, но уже борясь с самой собой.
– Всё у меня олрайт, Фёдор Михайлович! А знаете что такое трамвай?
И усмехнулась вдруг азартно девушка, выдергивая капитана из его хандры. Ощутила вдруг прилив сил наперекор черноте, ощутила счастье это простое – обрадовать хоть маленечко близкого человека, поддержать его и рядом с ним побыть, когда ему плохо.

Но это уже позже случилось. А вначале был Фотон, была строгая доктор Майя Юрьевна, внимательно ощупывающая ногу славного космического «космодесантника». Слово это впрочем так и просилось в кавычки, ибо не выглядел Фотон космосентично-то – не казался суровым самцом обезьянином, ага-ага, и не бугрился мешками мышц совершенно точно! Напротив, был бледен растрепанный Фотон Игнатьевич и напоминал вьюношу романтического, неумолимыми, злыми даже ветрами судьбы занесенного на поле боя.
Улыбнулась доктор Светлова про себя - «Му-у-ужчины, вон они какие гордые! И даже Фотон Игнатьевич чуть только усомнись в его мужестве, сразу же в непокорного задиристого ежика превращается. Аки Алёха Стругачев! Ну да, ну да, такие они джентльмены. Одинадцать из десяти по шкале суровой мужичье-самэчей павлиньистости!»
Майя Юрьевна, впрочем, расслабилась уже. Медицинская заботливость её горела, когда возникала реальная угроза жизни, а здесь речь шла о небольшой травме, неприятной травме, но совершенно точно не смертельной. И не слишком-то болезненной, травме-то, вполне можно до медблока потерпеть. «Досвадьбыз-заживисимоссо», благоприятный прогноз Пчелы Светловой. Расслабились длинные докторские пальцы, задоринка юношеская вернулась на веснушчатое лицо.
- Я как? Окей, нормальком! Конечно, сначала перетрусила до трясучки зеленой, а потом вспомнила, что Майя Юрьевна фуфло не гонит, а в космонавты нервных барышень не берут. Майя, она всегда побеждает! Пришлось её эту самую нервенность в условную паровозную топку отправить. Агась-агась! А в вас я и не сомневалась, Фотон Игнатьевич, корабли водить это ведь не хухры-мухры. Вы молодец! А нога ваша как новенькая будет, еще лучше чем в детстве заживет, гарантирую же ж.
Улыбнулась Майя Юрьевна половинкой рта - тепло улыбнулась и задумчиво даже. Мягкость какая-то в ее глазах вдруг засветилась, эта самая искорка неуловимая, которая нечто мечтательное в себе несла, когда Майя Юрьевна глядела на Фотона. Сама Молния этого не замечала в себе, не видела в себе бархатно-теплой задумчивости, но задумчивость была. Нечто сородственное...
Очень похож был сейчас этот бледный пилот на давишнего Фёдора Михайловича Чижика, того самого Чижика-Пыжика, доброго друга для Майи Юрьевны, который всегда присутствовал рядом с ней в Пещере и после Пещеры тоже. Робкий, стеснительный, такой милый и смешной, в своей браваде Фотон сейчас очень напоминал учителя Чижика. Перепуганного. Большеглазого юношу. Такого смелого!
Ах... Фёдор Михайлович Чижик. Ах! Время-время...
Кашльнула Светлова возвращаясь в себя, задумчиво потерла локоть, зябко передернув плечами под скафандром. Всё же странно на неё действовал Фотон. Как-то родственно и лирично.
- Чутка ушиблась за компанию, но всё прекрасно. Легко отделалась, что называется. Вот помнится с лестниц Майя Юрьевна и сильнее наворачивалась, как-то раз даже зуб выбила. Шепеляфила потом до штоматолога ошшень шильно, Ф-фытон Игнашьевищ, но а потом всё починили и дело с концом! Обожаю зубную медицину, хе-хе. Когда сидишь и дрожишь в этом проклятущем кресле, это так волнительно.

Подмигнула храброму космолетчику, отвечая своей откровенностью на его откровенность.

- Надо бы нам по возвращению устроить первосортный ужин! Вот вы бы чего желали, Фотон Игнатьевич? Я бы наверное желала пиццу! А что? Ситуация у нас прямо-таки на десять пицц... понервничать пришлось и всё такое. Ага-ага! И еще какао хотелось бы... - покраснела вдруг Пчёлка, будто бы некую тайну сокровенную выдала. Заторопилась вдруг, как-то одернула себя с этим какоо, смущенно в сторону поглядев. Вспомнилась ей кухня, вспомнился капитан и его напиток, и это чудесное ощущение на двоих, в котором уж не было места Фотону.
Сдунула сердито челку в сторону:
- ...Да-да, домашнее какао наваристее и гора-а-аздо вкуснее... Ой, о чем это Майя Юрьевна значит говорит? Это же я про кино? Так вот кино конечно тоже, первосортно, значится, снимает стресс. Или, например, хороший жизнеутверждающий спорт! Впрочем, сегодня уже травм достаточно, потому ужин кажется предпочтительнее для разумной Майи Юрьевны, да и Спартак Валерьевич я думаю будет рад.
Подмигнула Космо-Фотону:
- Душевная работа прекрасный способ избежать хандры, обиды, расстройства и всего такого! Ну и награда за эту работу тоже, хе-хе, уважение команды это не хухры мухры. Кстати! - сверкнула глазами вдруг Пчелка. - А играете ли вы в шахматы, Фотон Игнатьевич? Я тут намедни учиться решила, ну так как... хотите товарищеский матч? Или в шашки там. Вдобавок, подобного рода развлечения, прекрасно отвлекают от небольшого дискомфорта в процессе регенерации тканей.

...

Такой она и вернулась к Фёдору Михайловичу, рыбкой выскользнув из своих недавних воспоминаний. Лучистая, встревоженная, огненно рыжая и ершистая дева, подобная своевольной кошечке. Не злая. Немного нахмуренная. Ошарашенная произошедшими недавно событиями, оглушенная чуток и влюбленная. Всеми своими веснушками и рыжиной украшенная. Наслаждающая этими тихими минутами, когда можно просто посидеть рядом с капитаном.
Майя половинчато улыбалась. Нервенно улыбалась и по настоящему, наполнившись силой. Простой своей силой желая наполнить сейчас уставшего пригорюнившегося командира. Выдернуть его из черноты и себя тоже - а то ведь локоть болит, и плен, и отец далеко-далеко, так далеко, что может никогда его уже не увидишь. И братьев тоже, и Москву... Нет, в топку такие мысли. Под колёса паровоза, прочь уныние!
...Иван за чуждым терминалом. Алёшка. И даже суровый воин Кырымжан, все они верят в своего капитана, все работают, все доверяют. Надо чтобы и капитан верил сам в себя, чтобы не сомневался и не ел себя поедом зазря.
- Так вот о чем бысь я, Пчела Разумностная говорю? Знаете ли вы что такое трамвай, Фёдор Михайлович? В двадцатом, а может быть даже и в двадцать первом веке, был в Санкт-Петербурге особый трамвай пущен. Ну-у-у, это как поезд на колесах, только всё же трамвай... то ли роботы им управляли, то ли искины, а может и электрический человек... Майя Юрьевна здесь слегонца путается в технологии. Но трамвай этот, ёшкин кот, не хухры-мухры, а первым знаете ли петроградским коммерческим являлся! Для него даже свои рельсы пустили, специальные и собственные. А название у него было, - рассмеялась рыжая девушка тихонечко, поднося ладонь ко рту. - Чижиком его называли, ага. Да-да! В честь вас. Бывают люди-корабли, а вы, Фёдор Михайлович, получается, цельнищный Человек-трамвай!

Согнулась в смеховой корче юная док, стараясь не выдать рвущегося, хрюкающего даже чуток смеха. Помогла, агась-агась, Фёдору Михайловичу!

Фотон Игнатьевич после Майиного ответа и довольно неожиданной похвалы в его адрес улыбнулся нервенно немного, но вместе с тем удовлетворённо и застенчиво эдак, по-ромашкински, как только он один, пожалуй, умел. Видно было, что приятна ему похвала - пусть он и сам на неё нарывался своей бравадой, однако же вполне заслужил за отчаянную храбрость и решимость в бою.
- Ещё бы вам не волноваться... - дрогнули в усмешке его губы. - Это ведь не тренажёр в виртуальной реальности, это был самый настоящий плен. Вот если бы вы сказали, что нисколько не испугались, я бы вам не поверил, Майя Юрьевна... п-простите, - он сделал жест, будто поправляет очки, которых у него на носу не было, смутился от своего неловкого движения и замолчал, слушая, что доктор говорит. При упоминании зубных врачей, однако, Фотон побледнел ещё сильнее. - Солидарен с вами в боязни стоматологов, Майя Юрьевна. И благодарю современную медицину за то, что анестетики подавляют большую часть боли. Только... того, что остаётся, всё равно хватает... - молодой человек ещё сильнее побледнел и сглотнул. - Ну, думаю, вы меня понимаете...
Тема разговора вдруг повернула в другое русло, более миролюбивое и лиричное, домашнее, кулинарно-гастрономичное, и первый пилот заметно расслабился, вздохнул, видимо успокаиваясь, бледнота сошла и улыбка его стала более уверенной. Он с энтузиазмом покивал на предложение сделать пиццу и даже попробовал пошутить немного:
- Остаётся нам с вами только пожалеть, что мы не знаем телефонов местных пиццерий, чтобы заказать десяток пицц прямо на дом... чтобы их нам на «Данко» доставили незамедлительно, с пылу, с жару, горяченьких... - кажется, Ромашкин даже замечтался слегонца. - А вы какую больше любите, Майя Юрьевна? Я предпочитаю сырно-томатную, с мясом или острой колбаской... иногда под настроение сладкую, с ананасами... Думаю вот о пицце и чувствую - проголодался прямо, - Фотон сдержанно усмехнулся.
Видно, он был не большим любителем какао, так как не придал словам Пчёлки про этот напиток особого значения, лишь покивал немного в подтверждение того, что слышит её рассуждения.
- Хорошая мысль про Спартака Валерьевича, - согласился он. - Лучший способ отвлечься от расстройства - заняться любимым делом, вы совершенно правы. Он любит готовить, это должно ему помочь... Могу понять его чувства, он рвался на передовую...
Предложение сыграть товарищеский матч в шахматы определённо удивило и озадачило Фотона Игнатьевича. Он как-то весь сразу подобрался и растерянно поглядел на коллегу старшего лейтенанта. Однако, после продолжительного и, кажется, трудного раздумия всё же неуверенно ответил:
- Я... буду рад... сыграть с вами партию... кхм, в шахматы, Майя Юрьевна. Можно и в шашки. Умею и в то, и в другое, на любительском уровне и весьма посредственно, правда, если вас это устроит...

* * *

- Трамвай Чижик? - брови Фёдора Михайловича изумлённо приподнялись, когда он это услышал. - Правда такой был?..
Растерялся бывший преподаватель МЗУ, а ныне капитан звездолёта, не зная, как на это реагировать. Понимал он, что развеселить его хотела одна рыжая Пчела, приподнять настроение, а вместе с ним боевой дух и моральный настрой. Сил ему физических придать хотела, чтобы не выглядел больше усталым таким, чтобы организм благодаря шутке хорошей, истории этой светлой, восстановил немного свои ресурсы, приободрился и был готов и дальше бороться за их свободу, если понадобится. Они хоть и одержали победу, но ведь ещё не выбрались из этого Подземелья Ведьм.
- Майя... - произнёс он тихо, голосом ласковым и нежным, и тепло ей улыбнулся, чувствуя, как усталость эта потихоньку улетучивается, уступая место живым эмоциям, чувству близости с присевшей рядом девушкой, чувству ответственности и долга перед ней, перед всем экипажем, перед целой страной, их необъятной Родиной, и перед всей планетой тоже. Тяжёлый груз, лёгший ему на плечи и заставивший согнуться под его гнетом, неожиданно полегчал. Может быть, это не такая уж и трудная ноша, когда рядом с тобой есть тот, кто готов её с тобой разделить, поддержать и посочувствовать безо всякой жалости. С любовью-то посочувствовать и чистым сердцем поддержку оказать. - Спасибо, Майя... ты... ты как настоящее солнышко, - губы его дрогнули, в улыбку робкую, что ни на есть чижиковскую складываясь. - Солнце взошло, и тучи рассеялись над головой... Спасибо...
Он положил руку ей на плечо, пожимая его в знак благодарности, признательности за оказанную поддержку. Но потом не выдержал и поддался подступившим эмоциям, пододвинулся ближе и приобнял её, привлекая к себе. Вот так просто, на глазах почти у всего экипажа. Не боясь, что их увидят и осудят за подобную близость. В конце концов, они ведь ничего предосудительного не делали. В уставе же не запрещается капитану обнимать старшего лейтенанта...
- Спасибо... - повторил он почти что шёпотом. - Будто гора с плеч...
Милая, энергичная Майя. Такая близкая и родная. И горячо любимая. Теперь он понял, насколько дорожит тем робким чувством, что возникло между ними и росло как в сказках - не по дням, а по часам. Росло и крепло с каждой их новой встречей. Как странно судьба распорядилась с ними двумя...

Эта маленькая идиллия закончилась в тот момент, когда Майя почувствовала его осторожное прикосновение к её ушибленному локтю. Фёдор Михайлович воспользовался моментом близости, чтобы ещё раз проверить, насколько серьёзно пострадала её рука, но это почти не вызвало боли - лишь слабые её отголоски, что говорило о лёгкой степени повреждения. Да и двигать рукой было почти не больно. Так, мелочи жизни... Впрочем, идиллия закончилась не поэтому.
- Капитан, я подключился в их общую сеть и просмотрел астрономические файлы, - вдруг взволнованно заговорил Раздолбайло, всё это время рывшийся в инопланетном компьютере в поисках ценной информации, необходимой экипажу «Данко».
- И что удалось найти? - Чижик нехотя отпустил руку Пчёлки и, чуть отстранившись от неё, повернулся ко второму борт-инженеру. А затем и поднялся вместе с девушкой на ноги. Выглядел он заметно бодрее, чем пять минут назад. Плечи держал ровно, бледнота отступила, и грусти в глазах поубавилось.
- Здесь неподалёку, в секторе 288, есть чёрная дыра, и местные учёные считают, что в ней находится разрыв в пространственно-временном континууме! - на одном дыхании выпалил Иван, выглядевший здорово возбуждённым от сделанного открытия.
- Время от времени они отправляют туда исследователей, но ни один корабль не вернулся, - добавил искин своим безэмоциональным голосом. Было очевидно, что без его помощи Ванька бы не справился - Данко служил переводчиком и облегчал задачи поиска информации.
- Да, это действительно важные сведения! - оживился Фёдор Михайлович. - Данко, мы можем найти нужные координаты на имеющейся у нас звёздной карте?
- Я этим занимаюсь, капитан, - сообщил искин. - Анализ звёздных карт Кулимата почти завершён. Вероятность успеха - восемьдесят девять и две десятых процента.
Чижик поджал губы и оглядел свой экипаж, расположившийся в командном центре местной тюрьмы для инсектоидов. Все заметно воодушевились от таких новостей, но восторженной радости не читалось ни на одном лице. Каждый из этих мужчин понимал, что существует слишком много «если». Если эти девять шансов из десяти сработают... Если они долетят до нужных координат без происшествий... Если сумеют найти чёрную дыру... Но главным «если» было - ведёт ли она туда, куда им было нужно. Не забросит ли она звездолёт в ещё одну неизведанную Галактику... может быть, безжизненную... где не будет обитаемых планет, на которых можно восполнять жизненно важные ресурсы... Все осознавали, что этот шанс на возвращение всё ещё остаётся слишком мал и связан с огромными рисками. Однако... альтернативой было только оставаться здесь. Может быть, искать более безопасные способы вернуться домой.
- Боюсь, больше ничего полезного для нас я здесь не найду, - пожал плечами Раздолбайло, когда взгляд капитана остановился на нём.
- А что-то об этой планете? - глухо спросил он.
- У них проблема перенаселения. Эти существа, - Иван кивнул на роботов, - в смысле, те, что живые - разумные паразиты. Они плодятся с огромной скоростью, заселяют новые планеты и быстро превращают их в непригодные для жизни мусорные свалки. Кулимат - одна из их отдалённых от центра колоний, а контроллеры - это механизмы на службе государства, осуществляющие контроль за количеством населения в городах. Тут пишут такие ужасы... в глазах нас, землян, - Раздолбайло тихо вздохнул. - В общем, в каждой такой тюрьме есть что-то вроде крематория, где контроллеры массово сжигают всех арестованных. Как правило, все арестованные добровольно приносят свою жизнь в жертву ради блага их народа. То есть, комендантский час нужен, чтобы отобрать очередную порцию добровольцев, а угодившие в крематорий случайно... ну, сами виноваты, - парень пожал плечами. - А ещё их самки откладывают несколько десятков яиц, из которых разрешается оставить только два...
Раздолбайло покосился на старшего лейтенанта Светлову и примолк. Видимо, посчитал, что это не самая удачная тема для нежных девичьих ушей.
- В любом случае, это их жизнь и мы не должны вмешиваться, - заключил Фёдор Михайлович и положил ладонь Майе на плечо. - Ну, если здесь нам больше ничего не нужно, возвращаемся...

На обратном пути к выходу из здания - благо, теперь у отряда была карта коридоров и они не рисковали заблудиться - они то и дело натыкались на неподвижных роботов-инсектоидов. Романовский не удержался и прихватил с собой вместе со шлемом голову одного из них, которую открутил, пока Ваня возился с компьютером. Инженеру очень хотелось разобраться, как они устроены, да и кое-какую полезную информацию ему в помощь нашли в местном аналоге интернета.
Вскоре стали попадаться и живые инсектоиды, местные жители, арестованные этой ночью после комендантского часа. Попытки с ними заговорить ни к чему не привели, разве что двое из них выглядели напуганными и предпочли держаться от назойливых людей подальше. Попалась даже одна самка - она была на голову выше самцов и у неё было раздутое брюшко... похоже, беременная. Она также никак не реагировала на землян.
- Не похоже, что их облучили, - заметил в конце концов пытавшийся с ними заговорить Игорь Кириллович. - Скорее, это что-то вроде депрессии... или иное психологическое расстройство... например, они добровольно отдали себя на сожжение и уже считают себя не жильцами, потому все чувства притуплены...
- Нам некогда с этим разбираться, - жёстко осадил его Чижик. - Они сами выбрали свою участь. Думаю, попавшие сюда по ошибке уже сбежали.
По дороге к выходу они зашли на склад, где контроллеры сложили их вещи - все, включая оружие. Здесь даже ховерборды нашлись - ровно две штуки, оба нерабочие. Да и снятое с Майи и Фёдора Михайловича оружие также должно было не работать после выпущенных по ним ЭМИ-зарядов. Разбираться, где чьё, Кырымжан не стал и раздал всем примерно равную долю.
- По возвращении проверим, - кивнул он Громову.
- Есть проверить, - в тон ему ответил сержант.
Сам-то Кырымжан, как и вся пришедшая на выручку группа поддержки, остались при своём оружии, вполне работоспособном.

- А вот и новые прибыли... - процедил Романовский, когда они выходили из здания, и тихо, но крепко выругался.
С разных сторон к тюрьме съезжались ховеркары с сидящими в них инсектоидами. Все как один - контроллеры. Людей на входе быстро заметили и стали готовить оружие. В тёмном небе, озарённом одним из спутников планеты, были заметны две точки - спускавшиеся вниз челноки, однако места на площади перед зданием для них уже не было. Если они и спустятся, то ЭМИ-оружие контроллеров их мгновенно уничтожит... превратит в бесполезные металлические коробки.
- Отступаем внутрь! - распорядился майор, оценивший ситуацию как военное положение, и принявший командование снова на себя.
- Капитан, - заговорил Данко из динамиков Кырымжана, - прошу разрешения на использование технологии нуль-транспортировки. Только что я её изучил и освоил. Пункт приёма - шлюзовой отсек «Данко».
- В смысле? - растерялся Фёдор Михайлович, уже пятившийся обратно в здание. Он недоумённо взглянул на Майю, от которой не отходил ни на шаг всё это время, словно бы обязался её защищать от любой опасности.
- Нуль-транспортировка... она же телепортация... мгновенное перемещение объекта в пространстве, - даже у искина, похоже, возникли проблемы с тем, как доступно пояснить свои слова. - С её помощью я могу перенести всех вас на корабль.
- А это разве не опасно? - хмуро поинтересовался Михалков.
- Технология нуль-транспортировки распространена в этой галактике, - ответил Данко. - Я уже провёл бета-тест, всё в порядке. Не проверял на живых людях, но риски менее одной сотой процента, согласно полученным данным.
Чижик слегка скривился, аж зубами скрипнув:
- Думаю, не будем рисковать...
Снаружи вдруг прозвучало что-то, отдалённо напоминавшее хлопок. За ним ещё один. А затем разом грянули два взрыва подряд, чуть не заложившие уши данкийцев. Стены здания завибрировали. Люди вынуждены были ухватиться кто за стены, кто друг за друга, чтобы устоять на ногах.
- Что это было?! - вскричал капитан, обхвативший Майю и прижавший к себе так крепко, словно её снова, как пять лет назад, пытались вырвать у него из рук те ненастоящие рыцари.
- Оба челнока уничтожены, капитан, - спокойно сообщил Данко. Кажется, это и так уже все поняли. - Разрешите вас нуль-транспортировать.
- Мда... пока сам корабль спустится... - старший помощник Михалков ещё больше помрачнел. - А, давай! - махнул он рукой Чижику.
Фёдор Михайлович оглядел лица остальных и, вдруг заметив прорывающихся внутрь здания контроллеров, резко выкрикнул:
- Разрешаю!
- Есть, капитан! - отрапортовал Данко.
И в следующий миг...

* * *

- С возвращением, - услышала девушка голос искина.
Когда яркий свет, заполонивший всё вокруг, перестал резать глаза, она наконец смогла сквозь застлавшие их слёзы увидеть, что стоит посреди просторного шлюзового отсека и ещё не замёрзла от здешней пониженной, как положено, до минус пятнадцати температуры только потому, что её крепко обнимает... Фёдор Михайлович.
- Всё... всё хорошо... - выдохнул он. - Мы дома... кажется.
Этот звездолёт для них и вправду стал вторым домом...
- Данко, все целы? - не отрываясь от Майи, задал он вопрос в пустоту, слегка приподняв голову к потолку.
- Все живы, показатели здоровья в пределах нормы, - ответил искусственный интеллект корабля. - Нуль-транспортировка прошла безвредно. У некоторых небольшие повреждения, полученные в бою. Ничего такого, с чем бы не справилась Майя Юрьевна.
- Ф-фу-у-ух... - расслабленно выдохнул Чижик чуть ли не в ухо девушке, наклонился к ней и улыбнулся. - Данко, улетаем отсюда. Координаты не важны... выбери сам, поближе к той чёрной дыре.
- Есть, капитан.
- Ну вот, моя девочка... всё хорошо... - он приблизил своё лицо к её очень-очень близко. Так, что она могла почувствовать его тёплое дыхание. И вдруг... резко подался назад и, отвернувшись, оглушительно чихнул: - А-ап-чхи!!!
За спиной послышался чей-то вежливый мужской кашель, а затем раздался голос Ивана:
- Эй, мне тоже холодно! Обнимите и меня кто-нибудь!

- …Св-возвращением… - ухнула Майя Юрьевна, зажмурившись крепко-крепко.
Струхнула порядком рыжая док, в пружину зажалась невысокая девушка, слегка подрагивая от этого неожиданного перемещения – нервы в ней бурлили ещё, переживания, эмоции сдерживаемые. Яркие-яркие эмоции которые так трудно было давить в себе, держать в себе и управлять ими. Тяжко, действительно тяжко пришлось данкийской Пчёлке.
...Вот только что планета Кулимат была, странные, добровольно сдавшиеся в плен инсектоиды-паразиты, взрыв и боль нового плена, кружение жутких мыслей в голове - «нас же схватят, нам некуда бежать! Совершенно точно, на сто процентов некуда бежать. Еще раз схватят, вот только не это!». А потом… Потом вдруг Данко, минусовая температура шлюзового отсека и восхитительно теплые руки Фёдора Михайловича на плечах, чуткие руки укрытые плотной тканью скафандра. И жуть. И тепло одновременно.
Ощущение победы – выдюжила, смогла, не раскисла кашей-малашей под влиянием стресса рыжая девчонка, а еще слабость, слабость, стылой ношей обрушилась слабость на хребет.
Белизна разлилась по её веснушчатым щекам, засинели печальные круги под глазами, обозначившись контрастными жуткими полумесяцами. Сероватым, уставшим и горьким сделалось лицо Молнии Юрьевны, и бессилие напало, и противная тошнота как-то вот сразу обрушилась на одну мелкорослую данкийку. Сильную данкийку, но не очень большую, по правде-то говоря, тощую да утомленную походом данкийку. Двенадцатую девушку среди одиннадцати мужчин.

Подкосились ноги и плечи приопустились. Закружилась голова и как-то разом поплохело ей – словно бы рыцари надвинулись, взяли в кольцо выжимая воздух из груди. И горечь наполнила рот, вязкое предчувствие рвоты. Огоньком факела обратился яркий свет.

Повело.

Тени. Пещера. Муть какая-то в голове расплескалась, как тогда, когда было только стылое озерце и шепот капель в прогорклой тьме; когда крик народился отчаянный, когда ушло детство.
И где-то позади, то ли реальным образом, то ли видением восхитительно-приятным, медвяным да живым чудятся руки Фёдора Михайловича. Добрые сильные руки, защищающие, укрытые скафандром, но такие близкие всё-равно. Родные руки родного человека!
Покачнулась девушка.
- П-присесть бы, мда… - и разозлилась тут же не себя. Ну что за сцены! Что за медузистость в костях!
Тряхнула головой своей непокорной. Нахмурилась мучительно, умоляя желудок взбунтовавшийся до медотсека потерпеть. - Д-данко, отчёт пожалуйста... лишних жильцов не прихватили?
Сглотнула, ощущая вязкую слюну. Фёдор Михайлович, родной. Паразиты. Пещера. Муть. Рыцари.

Вязкость. Паразиты...
А она всё же не смогла выдержать, не смогла пересилить себя, бросая другую женщину. Эта беременная самка... Эта жуткая добровольная ликвидация, когда разумные тараканы сами отдавали себя в смерть. Нет! Шагнула вдруг навстречу инозёмной леди доктор Светлова, посмотрела на нее, нахмурившись.
- Уходите! Зачем это вам? - рука сама к лапке протянулась. - У вас же дети! Ну давайте с нами!?
И не могла Майя Юрьевна удержаться, не могла уйти вот так просто, бросая этих насекомых в добровольную казнь. И эту женщину, и ее детенышей. И это глупо конечно было, конечно невозможно и прочее-прочее, но вся эта фабрика смерти, добровольная жуткая ликвидация. Это неправильно. Так не должно быть!
- Вы же мать! («Вашу ж мать! Что, ну вот что здесь творится? Это же безумие!!!»)
Неправильность, всё что происходило на Кулимате было неправильным, омерзительно логичным и совершенно невозможным с позиции морали. Как рыцари. Как тот давний эксперимент с детьми, призванный помочь землянам... И эта боль в голове, и это чувство рвоты. Но всё же смогла, справилась, хотя и не на все десять балов по шкале.

АПЧХИ! Обернулась на Фёдора Михайловича удивленно, на этот звук, такой вот не трагичный, а совершенно будничный - смешной звук и жизненный. Дернула головой МайяСветлова, не веря как будто. Моргнула. Снова глаза открыла, дернув головой. И вдруг рассмеялась. В ладошку. Тихонечко. Завсхлипывала нерво. Казалось что плачет, но смеялась прикрыв глаза - дергая плечами и глазищами своими светлыми сверкая. Полегчало. Откатила боль. Прорвалась наружу робким тихим смехом, облегченным смехом, но несмелым еще.
- Ох... И-иван. Данко! Алё-алё, принесите пожалуйста Ивану одеяло с подогревом, а вообще да, обнимемся!

Тепло к рукам Фёдора Михайловича приникла, ласково щекой прижавшись. Ненадолго, на миг или два обо всем на свете позабыв - растворившись в этом моменте полноты, когда мужские руки на плечах дарили жизнь и силу. Потом к Ивану двинулась улыбаясь уголком губы счастливо, оглянулась на Фёдора Михайловича:

- Идёмте-идёмте, капитан! Вырвались!!! И живы...

На Данкистов счастливо поглядела, на всех этих мужчин ставших такими дорогими:
- Обнимемся, джентльмены. Слава Богу, все живы!

...