Тени июня | ходы игроков |

      — Теперь они в Аркадии! — воскликнул Аио. — И им хорошо. Раньше их жизнь была похожа на вытоптанную в болоте тропинку, а теперь гремит не хуже водопада. Ведь у нас есть столько всего! Можно вечно бродить среди лесов, никогда не встречая повторяющейся опушки. Броситься в объятия солёному приливу или присесть на согретый солнцем валун. Окунуться в холодную прохладу каменных гротов или услышать знакомый запах костра. Можно вернуться домой двадцать раз за день, и каждый раз заново пережить это восхитительное чувство! Можно петь и танцевать, охотиться и любить... и всегда знать, что твоё завтра совсем-совсем не будет похоже на вчера. А ночи! Ты бы видел ночи в Аркадии, когда лес оживает по-настоящему! Смотри, Кирилл, мы почти-почти пришли!

      Аио, подхваченный водоворотом собственных мыслей, помчался вперёд. Прокофьев, ведущий за собой велик, еле поспевал за ним. За поворотом тропинки, которому так обрадовался Аио, лес отступил, разбрасывая в арьергарде коряги, вздыбившиеся шапки кустов и острые пики сосен. Вместо земляной дорожки под подошвами Кирилла снова зашелестела трава. Мальчик и его светящийся собеседник миновали обрушившуюся ограду, которая и раньше-то не блистала новизной — и вступили в место, с детства знакомое всем, чьи родители хотели провести лето наедине друг с другом.



      Пионерский лагерь «Ясные Зорьки». Вернее, правильнее было бы сказать: то, что осталось от некогда существовавшего среди лесов Двинской области лагеря. Дощатые бараки, раскрашенные в развесёлые цвета, словно взаправду пережили обещанное Еленой Николаевной торнадо. Беседка для костров провалилась внутрь себя, теперь сама напоминая кострище каких-нибудь великанов. Среди высоких трав торчали то скамейки, то едва намеченные дорожки. И, конечно, Кирилл не видел ни души. Беззаботные белки скакали по крышам бараков, у корней могучей ели дремал ёж размером с лазерный принтер, а на обвисшей бельевой верёвке горланил пьяно-бесшабашную песню не то чиж, не то какой-то странный зяблик. Четыре барака образовывали квадрат, в центре которого когда-то помещался плац для утренних линеек. Теперь посреди него мирно цвела сирень. Рядом с ней Кирилл приметил большую доску, на которой в сознательно-детском стиле нарисовали лагерную схему. Несмотря на преклонные года, доска помогла Кириллу сориентироваться, как помогала его ровесникам три с лишним десятилетия назад.

      К востоку от лагеря лежало озеро. Если верить плану, нужно было просто пойти дальше вдоль реки, и через сотню-другую метров Кирилл выбрался бы к тому, что на схеме выглядело как большая голубая лужа с улыбающейся треской. Или щукой. Или карасём. В отличие от физрука или специалиста в области криптозоологии, Прокофьев не был готов сходу определить нарисованное в воде чудовище. Рядом с озером находилась лодочная станция, которая в любом детском лагере в любой стране мира всегда выглядит одинаково — как сарай с одной-двумя плоскодонками и вышкой, где сидит присматривающий за купальщиками воспитатель или вожатый. На ум поневоле приходила лодка у моста — если бы Кирилл воспользовался ей, не оказался бы он в лагере с самого начала?

      Каждый барак делился на две части: жилую и предназначенную для чего-то ещё. Так, первый был помечен красным крестом, другой — стопкой книг, третий — поварёшкой, четвёртый — карикатурно-серьёзным лицом Строгой Учительницы, что могло означать как административное здание, так и ритуальные услуги. Наконец, чуть дальше расположились маленькая театральная сцена и полевая столовая под открытым небом. Мелким и почти нечитаемым из-за облупившейся краски шрифтом внизу стояла приписка: «Пионер! Не забывай помогать младшим товарищам!».

      Усевшийся на доску Аио насмешливо взирал на разглядывающего картинки мальчика, откровенно демонстрируя, кто, по его мнению, здесь младший товарищ.

      Кирилл представил себе описанное Аио времяпровождение для взрослых, которые привыкли "работать, пить и ругаться", и ему стало неуютно. Он не знал этих людей лично, и его, в общем-то, не слишком трогала их участь. Да и разве не то, что люди называют счастьем описал его светящийся друг? Но всё же, может быть, им стоило бы успеть сбежать тогда. Или вовсе не связываться со строительством бетонного монстра. Интересно, а нашлись для Елены Рубеновны в Аркадии пчёлы?..

      Впрочем, самому Кириллу пока очень хотелось там побывать. Вот было бы здорово, если бы это путешествие, как в фантастических рассказах, было бесконечным внутри, но коротким снаружи, чтобы мама не успела заметить его отсутствия! Он бы обязательно попробовал всё, и наверное, они с Аио ходили бы встречать рассвет над озером, и провожать закат к опушке леса, чтобы наперегонки угадывать образы в проплывающих облаках. Он совсем было замечтался, но потом заброшенный лагерь вытеснил из головы школьника прочие мысли.

      — Ха! — насчёт младших товарищей он даже спорить не стал. Показал радуге язык и улыбнулся, искренне радуясь такому другу.

      — А ты знаешь, куда ходила здесь Лера? — Кирилл ещё раз осмотрел карту.

      — То есть, «куда ходила»? Она повсюду ходила. Лера приезжала сюда не один раз... наверное, это потому что Елена Николаевна показала ей чудеса, живущие в озере. Так она нас называла. А мы всегда рады гостям.

      Аио встряхнулся, рассыпая вокруг разноцветные искры, и по широкой дуге перелетел к крыльцу дома, к которому шагал Кирилл. В воздухе ещё несколько секунд догорал радужный след его траектории. Понятно было, почему маленькие жители «Зорек» так радовались Присутствию Радуги: одним своим светом Аио рассеивал тоскливую атмосферу покинутого пионерского лагеря. Он выписывал пируэты вокруг столбов на веранде, влетал и вылетал в форточки, сопровождая Кирилла в путешествии по короткому коридору, носился среди аккуратно застеленных кроватей, которые опутали паутинки, и всюду дарил свет.

      На полу шуршал привычный ковёр старых листьев. Солнце, медленно склонившееся к западу, заглядывало сквозь прорехи в крыше, расчерчивая жилые комнаты на области света и тьмы. Кирилл шёл мимо железных спинок, одинаковых тумбочек и пустых платяных шкафов, почти кожей ощущая, как возвращается в сердце позабытое детское чувство. Здесь не осталось следов хаотической эвакуации. Никто не забывал немногочисленные личные вещи, а перед отъездом, как казалось мальчику, ребята даже убрались в комнатах, оставив всё в идеальном порядке. В лагерных корпусах не осталось ощущения брошенных жизней, которое преследовало Кирилла во время странствий по Новогранской. Отсюда не бежали. Отсюда уезжали, надеясь вернуться. Но радужная стена в глубине лесной чащи перечеркнула планы отважных пионеров.

      Миновав жилую часть, которая состояла из трёх примерно одинаковых по размерам комнат на пять кроватей каждая, Кирилл добрался до библиотеки. Когда-то давно здесь точно было здорово! В уголке расположились несколько кресел, поставленные так, чтобы читающие могли переговариваться друг с другом не поворачивая головы. Три больших стеллажа тянулись от одной стены до другой — среди книг встречались и совершенно детские раскраски с грузовичками и модницами в сложных нарядах, и взрослые, едва-едва избежавшие в своё время запрещения произведения.

      Аио перестал мельтешить, загоревшись ровным зеленоватым светом и позволяя Кириллу без помех изучать содержимое стеллажей. Он поднялся к потолку, посылая световые ленты в сторону кресел, и Кирилл увидел застывшие в них силуэты ребят, слабо фосфоресцирующие сквозь призрачно-радужные оболочки. Парад светящихся призраков проходил перед его глазами: здесь тень-библиотекарша склонялась над конторкой, там золотисто-фиолетовый мальчишка ставил табуретку к стеллажу, чтобы дотянуться до верхних полок...

      Среди силуэтов мелькали и девочки в одинаковых юбках, но узнать среди них Леру Кирилл не мог — лица тонули в переливах световых линий, оставляя незаконченные портреты там, где когда-то жили люди из плоти и крови.

      — Лера любила здесь бывать, — Аио проскользнул в щель между книг, оказавшись по ту сторону стеллажа. — Больше всего она любила вот это... даже читала мне вслух. Я до сих пор не верю, что человек может написать такое! Ты её знаешь?

      Книга, перед которой завис Аио, была заключена в тёмно-багровую обложку. Она принадлежала перу Астрид Линдгрен и называлась «Братья Львиное Сердце».

      — Да, — Кирилл припомнил сюжет. Книги не было в школьной программе, но подруга рассказывала всё достаточно подробно, чтобы понять — Аио видит в ней что-то особенное.

      — Это путешествие из мира в мир, оно похоже на путешествие в Аркадию, или что-то вроде?

      Мальчик аккуратно стряхнул с книги пыль, и яркие, почти не выцветшие краски с обложки призывно бросились в глаза. Кирилл обернулся на кресла, но решил не рисковать. А вот в прежние времена — да, здесь было очень хорошо. Пожалуй, он и сам мог бы полюбить читать в таком месте. Да ещё и с товарищами! Пока же из друзей рядом был лишь Аио, и Кирилла его присутствие очень радовало. Весёлый и яркий шарик не давал заскучать и ощутить себя одиноким среди останков человеческих жилищ.

      — Печальное и радостное одновременно, — Аио продолжил вопрос, превратив его в утверждение. — Бесконечная сказка. Иногда добрая, иногда злая... без конца и края...

      Шарик ненадолго погас, но тут же встрепенулся снова:

      — Аркадия — такая же! Ты всё-всё-всё увидишь, когда придёшь к озеру!

      — Да? Тогда пошли, — мальчик поставил книгу на место, набрал в грудь воздуха и дунул посильнее, поднимая многолетнюю пыль. И отскочил подальше, хулигански посмеиваясь, чтобы самому в ней не оказаться.

      С некоторым сожалением оглядел он комнату. Как бы ужасны порой не были люди, они умели создавать и такие вот уголки уюта. Может, дело в том, что все люди разные, и для каждого уютным кажется что-то другое?

      — Кстати, Аио, а дети из лагеря уехали, или они тоже теперь в Аркадии? — спросил мальчик, когда они выбрались наружу.

      Аио принялся возмущённо чихать и отряхиваться, что в его исполнении выглядело многократным повторением воздушной «бочки». Он стал похож на радиоуправляемый квадрокоптер, потерявший контроль и норовящий причинить побольше разрушений муниципальной собственности.

      — Ф-фыр! Ф-фыр! Сейчас ты уедешь! — завопили ему вслед, и, спустя секунду, в сторону Кирилла устремился водоворот разноцветных искр.

      — Не-а, — показал шарику язык Кирилл, проворно отскакивая в сторону. Аио тут же кинулся за ним, стреляя всё новыми и новыми вспышками. Кирилл перебежал за большую доску со схемой лагеря, об которую разбились безвредные искры, но Аио был начеку — и тут же напрыгнул сверху, метя за шиворот футболки. Школьник едва успел пригнуться, нырнуть под опорные столбы лагерной карты и переползти под кустами в центре площади, жалея, что нет под руками снежка. Всё ещё пыльный Аио парил в воздухе, выискивая свою цель.

      — Бе-бе-бе, — мальчик высунулся из-за укрытия и скорчил рожу, подставив растопыренные ладони на манер ушей. Словно атмосфера беззаботно (и немного безумного) детства проникла в него вместе с воздухом лагеря.

      Аио принял вызов. Радужная сфера налилась зловещими багровыми тонами... и медленно разделилась на три мерцающих красных шарика, которые с устрашающей синхронностью взяли курс на Кирилла, заходя на его укрытие с флангов.

      — Ого! Да это круче, чем в «Контре»!

      — В чём?!

      — Банзай, говорю! — школьник подхватил с земли отломанную ветку, высушенную ветром и временем, изобразил пулемёт и принялся «стрелять» в один из шариков.

      — Тра-та-та-та! Тра-та-та-та! — под эти звуки тройной Аио мигом бросился на него, но Кирилл, как заправский спецназовец, перекатился по земле и бросился в сторону в надежде найти следующее укрытие.

      Смеясь и перебрасываясь то воображаемыми снарядами, то взрывами радужной краски, Кирилл и Аио носились среди развалин заброшенного лагеря. Это действо напоминало пейнтбол, на который всё зазывал Димка — оказалось, что уворачиваться сразу от трёх шариков, к тому же, не обращавших никакого внимания на импровизированный автомат, намного сложнее, чем от одного. И если бы только Кирилл мог представить, насколько сюрреалистической и трогательной выглядит со стороны их «перестрелка»...

      Голоса друзей звенели среди благоухающей лесной пустоты. Над обвалившимися бараками расцветали радуги, достигая шелестящей пышности крон. Вспышки искр озаряли развалившуюся старую сцену, просевшие железные столбы полевой кухни, сложенные из кирпичей очаги и кафельные стойки душевых позади жилых корпусов. Большая бабочка с яркими леопардовыми крыльями недовольно сорвалась с репейного венчика, порхая вместе с Аио сквозь прозрачный солнечный воздух.

      Нарисованные лица улыбались им с деревянных стен, а Кирилл и Аио убегали всё дальше, теперь петляя среди деревьев, а не старых жилых корпусов. То школьник гнался за светлячком, утирая с раскрасневшегося лица пот, то Аио оборачивался и кидался в контратаку, иногда очень забавно врезаясь в деревья. Потревоженные шумом птицы поднимались в небо росчерками стай. Белки и ежи скакали где-то среди травы, и не понять было: то ли они бегут прочь, то ли сопровождают Кирилла как льстивые придворные.

      И вот Кирилл вырвался на просторный вересковый луг. Он остановился на его краю, не зная, как воспринять открывшееся его глазам зрелище. Море трав уступило место распростёршимся от горизонта до горизонта фиолетовым равнинам. Предзакатное солнце било низкой наводкой над линией горизонта, пронзая частокол хрупких деревьев острым рыжим светом. И сводящий с ума запах вереска, напоминающий не то о шотландских королях, не то о невысказанных мечтах, кружил голову...

      Вересковое поле. Фиолетовый палас, во сто крат более мягкий, чем пушистые персидские ковры. И Аио мчался вперёд, снова собравшись воедино.

      — Мы пришли, Кирилл! Скорее! Озеро почти тут!



      Мальчик замер, всей распахнутой душой вбирая в себя фиолетово-солнечный мир, запах трав и мгновение, когда смех кипит в крови пузыриками лимонада. Он был отчего-то счастлив, и хотел запомнить это ощущение навсегда.

      — Хе-хей! — закричал Кирилл и раскинул руки, обнимая мир. — Я иду, Аио!

      Он побежал вслед за радугой, и его бегу вторило солнце, создающее кластеры слепящего света среди ветвей. Свежий ветер рвался навстречу, унося последние тени июня. Жара отхлынула, Кирилл полной грудью вдыхал пьянящий запах вереска. Где-то впереди шелестел прибой, обещая прохладную негу среди ласковых озёрных волн. Стремительная и бьющая через край жажда свободного полёта накрыла мальчика. Прокофьев уже не понимал, бежит ли он, двигаются его ноги среди фиолетовой глади цветов, или он летит, невесомый и быстрый. Быстрый как самая быстрая молния, как росчерк огня в бенгальской ночи, как мимолётный поцелуй.

      Грубые касания джинсовой ткани и футболки с кислотным рисунком превратились в невыносимую помеху. Хотелось, забыв обо всём, кинуться в воду, беспорядочно срывая одежду. Голый, счастливый, он навсегда соединился бы с миром оживших грёз.

      — Аркадия! Аркадия! — Аио почти растворился в миллионах крошечных радуг, звоном колокольчиков сопровождая бегущего подростка.

      Последние деревья остались позади. Лишь луг и солнце существовали вместе с Кириллом! И последняя, как будто затерявшаяся по пути осинка, похожая на форпост отступающей реальности, маячила среди привольной вечности. За ней жила сказка. И озеро, и лодочный сарай, и...

      Кирилл слишком поздно понял, что видит впереди не осину и не какой-нибудь молодой клён. Чёрная тень, перечеркнувшая солнечное марево над вересковым полем, была слишком низкой для дерева и слишком широкой для него.

      Худой человек в наглухо застёгнутом пальто стоял, зябко сунув руки в карманы. Злой ветер трепал кожаный подол, вздымая вокруг его сапог фантомный чёрный туман. Бледное как память святого лицо с острыми чертами было обёрнуто к мальчику. Он не двигался. Глаза, похожие на сверхглубокую Кольскую скважину, не отрываясь, буравили смеющегося Кирилла — и, против воли, улыбка на губах меркла, а ноги замедляли бег. Ощущение воздушной лёгкости уходило. Кирилл снова чувствовал колотящееся сердце, резь в боку и затруднённое дыхание. Снова чувствовал своё тело.

      Чёрный человек ничего, казалось, не делал, и всё же его влияние нельзя было игнорировать.

      "Что?, — думал Кирилл, понимая, что так или иначе это существо желает остановить его. — Нет! Ни за что!" Аркадия, такая близкая, ждала его, и никакому чудовищу он не отдаст мир грёз и сказок. В глазах мальчика поселилось упрямство, словно он собирался сражаться не на жизнь, а на смерть.

      — Тебе не надо туда, — негромко предостерёг его мужчина с фотографии.

      Забавно, что он в точности повторил слова Аио на развилке. Кирилл мимолётно улыбнулся этому совпадению и прищурился.

      — Почему?

      — Потому что ты не вернёшься назад. Никогда.

      — Убирайся! — воскликнул Аио без малейшей нотки наигранной злости — его злость была настоящей, страшной.

      Световой шарик полыхнул огнём, обрастая протуберанцами бегущего по поверхности пламени, и опустился между Кириллом и мужчиной в пальто. Теперь он казался скорее не радужным пузырьком, а головнёй из сердца какого-то безумного химического костра: горящей в самом прямом смысле. Из сердца светлячка вырвались сияющие радужные стрелы, пронзившие кожу пальто... без какого-либо эффекта.

      — Зачем ты построил комбинат? — спросил Кирилл. Он не хотел верить в то, что сказал мужчина, и всё же чувствовал, что тот не лжёт. Не понимал и ярости Аио, но в этом случае он хотя бы мог представить, чем она вызвана. — И почему остался, когда она ушла?

      — Его построили по распоряжению областного комитета Госстроя СССР, — не замечая сияющую радугу, ответил мужчина. — В твоём возрасте уже пора знать такие вещи. Но о ком ты говоришь, я не понимаю. Кто — «она»?

      Кирилл, забывшись, хлопнул себя по карману и вспомнил, что фотография осталась в корзине велосипеда, оставленного в центре детского лагеря. А ведь могла так пригодиться сейчас! Пришлось объяснять словами.

      — Елена Николаевна Прокофьева, школьная учительница, моя бабушка. Я видел фотографию, где вы вместе и кажетесь счастливыми. Она уехала в ту ночь, когда... — "а что тогда случилось-то?" — вдруг запнулся Кирилл. Он ведь так и не знал, что именно произошло. — Когда радуга поднялась из озера.

      — Твоя... бабушка?

      На худом лице проступило безграничное удивление. Мужчина в пальто смотрел на Кирилла с новым интересом, как будто заново увидев мальчика перед собой. В голову Прокофьева закрались сомнения, что остальную часть тирады странный человек пропустил мимо ушей.

      Аио резко развернулся в воздухе.

      — Твоя бабушка?!

      — Да что такого-то? — невольно отступил под их натиском Кирилл. — Да, моя бабушка, Елена Николаевна Прокофьева. Ты же сам мне показывал её, Аио. И письмо мы читали вместе!

      — Я не знал, что она твоя бабушка... — словно по инерции пробормотал Аио. — Тогда... тогда...

      Огонь, бегущий по его бокам, задумался вместе со светлячком, сотворяя невыразимо красивые узоры из застывающих в воздухе обрывков плазмы.

      — Как зовут твоих родителей? — ещё более тихо спросил мужчина в пальто.

      — Надежда Петровна и Олег Семёнович. Фамилия у нас мамина, — отозвался Кирилл, с подозрением глядя то на человека, то на задумавшегося Аио. Шарик был красивее, конечно, но и человек притягивал взгляд. Что вообще происходит-то?

      — Леночка... Надя... — выдохнул мужчина в пальто. — Они спаслись?.. Они выбрались?! Умницы мои...

      — Не обращай на него внимания! Он злой! А нам пора! — Аио растерянно метался туда-обратно, готовый вновь взорваться огнём и режущим глаза хрустальным светом.

      — Умницы мои... — шептал мужчина.

      Природа терпеливо ждала, с вековым терпением ожидая развязки внезапной и скоротечной драмы. Ветерок колыхал фиолетовые цветы. Деревья тонули в закатном мареве, а мужчина в пальто смотрел на Кирилла, и никак не мог насмотреться. По пергаментной коже щёк бежали слёзы.

      — Умницы мои...

      Огонь вокруг Аио задрожал, усиливаясь и набирая плотность. Не обращая на него внимания, мужчина продолжал бормотать:

      — Спаслись... смогли...

      — Им от тебя надо было спасаться! Беги, я его задержу! Ну! Беги! — Аио теперь горел багровым огнём.

      Но Кирилл не мог отвести взгляда от текущих по лицу мужчины слёз. В чём бы не была его вина прежде, сейчас он казался искренним.

      — Аио, пожалуйста. Подожди, — спокойно, как прежде, словно говоря с другом, попросил Кирилл. Ему не хотелось уходить от этого человека, чей взгляд теперь был настолько иным. Недовольно мерцая, светлячок замер. Кирилл спросил:

      — Что делал комбинат с озером по замыслу конструкторов?

      — Дренажная система, — автоматически ответил мужчина в пальто. — Осушение почвы.

      — Они хотели убить лес! — пронзительно воскликнул Аио. Он аж пригнулся к земле от ярости, роняя на вереск тягучие огненные проблески

      — Да, да, — нетерпеливо отмахнулся хозяин комбината, как будто речь шла о надоедливых мухах. — Агротехническая необходимость. Надо было осушить землю, а в озеро выводились отточные воды глубокого залегания. Мы планировали развернуть здесь пахотные мощности, за этим строились элеватор и перерабатывающий комбинат. Но это всё неважно...

      — А вы, — столь же внезапно в мальчике проснулась уважительная робость, — можете вернуться?

      Подросток всё ещё не знал, кто говорит правду. Как не знал и того, готов ли бросить родных и навсегда остаться в Аркадии, и хочет ли вернуться к ним, навсегда её потеряв.

      — Нет, я не могу... наверное. Но это тоже неважно. Не может такого быть...

      — Не может быть чего? — хмурясь, с прохладцей уточнил Кирилл. Он сделал шаг в сторону, чтобы быть подальше от человека в чёрном. Дедушки, знаете ли, тоже бывают разные!

      — Я не верил, что когда-нибудь смогу... увидеть... своего внука...

      Мужчина в пальто плакал навзрыд, но продолжал стоять неподвижно — жуткий контраст, никогда не виденный Кириллом прежде.

      — А я всё удивлялся, — протянул Аио, — как это он через Радугу прошёл? Почему не чувствовал наш мир, как все остальные? Из всех людей только один был такой же. Демон с комбината...

      — Наследственный иммунитет к чудесам? Но тебя же я вижу? — Кириллу захотелось погладить шарик, и только протуберанцы огня несколько остужали это желание.

      — Видишь, — подтвердил очевидный факт Аио.

      — А демон — это он? — мальчик ткнул пальцем в сторону «товарища Н.», чтобы избежать неточностей. — А что значит «как все остальные»? Другим людям просто не приходит в голову идти через лес дальше станции, так?

      — Да! Конечно! — обрадованно закивал Аио сразу на все вопросы. — Никто не сходил на 269-ом километре уже кучу лет! А...

      — А те, кто всё-таки сошёл, лишаются собственной воли, чтобы выбирать путь, — закончил за Аио мужчина в пальто. — Он заманивает их в свою бездну. Его магия, или что там у него такое, порабощает разум. Наполняет его образами... желаниями... чем-то, что превращает людей в послушных марионеток. Знаешь ли ты, как выглядела твоя бабушка, впервые показывая мне радугу над этим озером?

      Кирилл отрицательно покачал головой. Откуда бы ему это знать? И неужели Аио мог бы поступать так? Но взглянув на радугу, мальчик понял — мог бы. Потому что сам считал это благом для всех людей, независимо от их желания. И не сказать, чтобы Кирилл ему в этом не верил.

      — Как младенец. Угукающий, ползающий в песке и восторженно загребающий свет над водой. Как кукла. Как манекен из витрины ЦУМ. И это — девушка, которую я любил!

      — Ты всё испортил, — Аио грустно зазвенел, качаясь над ними как маленький огорчённый фонарик. — Нам было так здорово вместе! Я звал и тебя! Мы могли бы играть все вместе и ни о чём не волноваться! И не было бы никаких бед! Но ты... ты...

      — Я прогнал её оттуда.

      — Ты отобрал у неё детство, о котором она мечтала...

      — Я подарил ей право самой выбирать свою жизнь, — с неожиданной злостью рявкнул мужчина в пальто. — Твоя магия бессильна против тех, кто уверен в мире, к которому принадлежит.

      — Ты — бездушный, мерзкий, уродливый взрослый! — Аио перелетел к Кириллу и умоляюще попросил. — Пойдём! Пожалуйста, пойдём со мной... я не хочу, чтобы ты уходил. Правда...

      — Я тоже, — грустно отозвался Кирилл, и всё-таки погладил шарик, который за этот день успел стать ему самым настоящим другом. — Но послушай, Аио. Если я пойду с тобой, то не смогу защитить тебя и лес. Ведь другие взрослые — они знают, что я здесь, и будут искать. И пусть пропадёт бесследно один, два человека, но потом придут десять и двадцать. Они приведут машины, перед которыми не устоят и лес, и озеро, — он тяжело вздохнул. — Среди них наверняка найдутся другие демоны. Я не хочу, чтобы так было. Я хотел бы приходить сюда и играть с тобой, и уходить, чтобы вернуться. А ты не хотел бы, чтобы сюда снова приезжали дети?

      — Конечно хотел бы... — пробормотал Аио. — Но ты не должен уходить... я спрячу тебя, и никто нас не найдёт.

      — Найдут деревню. Если я пропаду, рано или поздно найдут и её, и озеро, — пальцы мальчика теперь гладили радужный шар, не переставая. Кириллу в самом деле не хотелось оставлять его. — В мире людей всё решают взрослые. Как он. И как бабушка. И как мама. Но я вырасту. И смогу организовать здесь заповедник, чтобы больше никаких заводов и комбинатов, только дети с весны до осени. Я ведь смогу? — он посмотрел на человека в чёрном, которого язык не поворачивался назвать дедушкой. Он же не был старым! Но почему-то хотелось услышать, что всё задуманное — не только его мечты, что это реально.

      — А если нет, то будем прятаться. Но если я останусь сейчас, Аио, меня будут искать.

      — Не сможешь, — мёртвым голосом ответил человек в пальто. — Никто. Никогда. Не будет отдан этой твари. Неужели ты лишился разума, неужели не слышишь, что говоришь? Ты предлагаешь приводить всё новые жертвы! Каждый год! Что... нет... это не мой внук... это безумие поселилось в твоей голове... неужели поздно...

      Из левого кармана мужчины вынырнул длинноствольный пистолет, при виде которого Аио зашипел как раскалённая сковорода, на которую пролили воду.

      — Пожалуйста, сопротивляйся. Борись! Это иллюзия! Его посулы — ложь! Возвращайся домой и никогда, никому не рассказывай об этом месте. Возвращайся к маме. Или... хотя бы... отойди в сторону.

      — Я не предлагаю новых жертв! — нахмурился Кирилл. Чёрное жерло ствола притягивало его взгляд магнитом, и он не мог двинуться с места. — Я всего лишь предлагаю лагерь, где дети будут отдыхать, чтобы потом возвращаться! Аио, ты же не собирался их забирать? Ты же... ты же хороший.

      — Никто не возвращается, если зайдёт слишком далеко, — предупредил человек в пальто.

      — Никто и не хочет возвращаться, — прошептал Аио. — Я не забираю, я просто зову с собой. И всем хорошо там, как ты не понимаешь, глупый! В Аркадии нет скорби, нет боли, нет...

      — Нет ничего, кроме неё самой, не так ли?

      Аио прижался к Кириллу, сменив нападающий красный на зелёный и синий цвета. Его злость схлынула, и Кирилл чувствовал, что в маленьком светлячке сражаются привязанность к нему и то, ради чего он существовал.

      — Не так ли? — угрожающе повторил человек в пальто.

      — Не так! — снедаемый мучительным желанием объясниться, Аио вспыхивал и гас. — Просто... просто... всем нравится там... и до вашего завода никто не пропадал в этом лагере! Никогда!

      — Конечно. Но каждый возвращался сюда снова и снова, не в состоянии преодолеть это желание. Да, маленькая тварь. Я разговаривал с детьми, когда мы приезжали. Где-то там, — пистолет качнулся в направлении «Зорек», — даже могла сохраниться киноплёнка. Дети навсегда оставались здесь, как бы странно это не звучало. Может быть, домой они и приезжали, но до следующего лета их тела не жили, а существовали. Скажешь, что нет?

      — Не я виноват, что ваш мир такой серый...

      Бедная маленькая радуга... Кирилл задумался о детях, которые приезжали в лагерь, и понял, что и сам хотел бы сюда вернуться. В мир ярких красок, живительных запахов и вкусных ягод, спелых в любое время года. Может, он и правда поддался чарам? Или прав Аио и сбежать из скучной реальности желание вполне естественное, особенно для ребёнка, ещё не забывшего сказки?

      — Я понял, — тихо сказал мальчик. — Никакого лагеря. Ты не виноват, Аио. Но люди должны жить в своём мире. Он не такой уж плохой, хотя конечно, не сравнится с твоим.

      — Ла-адно, — протянул Аио. — Наверное... наверное, так и должно было быть. Но если ты ещё увидишь Аркадию, не пугайся, ладно? Она не такая плохая, как думает твой глупый дедушка. И я всегда выведу тебя назад, уж раз ты так этого хочешь. Договорились?

      — Договорились, — улыбнулся Кирилл, и на сердце у него стало вдруг снова легко и радостно. — Спасибо тебе, Радуга.

      — Нет. Это спасибо тебе, маленький человек, — прозвенело Присутствие Радуги.

      Кирилл посмотрел на берег, потом на мужчину в чёрном. Он тоже был по-своему прав и защищал детей и людей так, как мог, оставшись на страже, даже когда все ушли.

      — Дедушка, — обращение чуть кололо язык — слишком уж непривычным оно было — но Кирилл понял, что и ему было приятно узнать о таком родиче, — я могу что-нибудь для тебя сделать?

      Это слово сотворило то, чего не сделала бы и армия чародеев. Оно... сотворило чудо. Плачущий человек опустил пистолет обратно и, через несколько долгих секунд, неуверенно улыбнулся. Его сухие губы с трудом удерживали улыбку, но эти мгновения оказались короткими и в то же время неизмеримо долгими. Кирилл и Пётр Прокофьев улыбались, глядя друг на друга, соединённые невероятным ощущением единства, родства и разделённых до дна чувств.

      — Да... — прошептал нескладный мужчина, которого можно было бы назвать долговязым, если бы не танцующая в его чертах угроза. — Назови... своё имя.

      — Кирилл. Кирилл Олегович Прокофьев, — представился мальчик. Ему хотелось оставить призраку хоть что-то на память, ему вообще не хотелось оставлять его здесь. Теперь пост в пустой комнате завода казался тюрьмой, наказанием слишком долгим и слишком жестоким, тем более, что наложено оно было самим заключённым. И он боялся, что вернувшись сюда даже завтра, не найдёт ни остатков деревни, ни завода, ни Петра Прокофьева, ни яркого радужного шарика, к которому так прикипело сердце. Хотя последний, кажется, не должен был пропасть?

      — А ты сможешь взять это? — Кирилл стянул с руки деревянный браслет и немного смутился. — Просто так.

      Фенька из деревянных бусинок перекочевала из расцарапанной и загорелой мальчишеской ладони в чёрную перчатку. Дедушка медленно поднял его к глазам, рассматривая с наивной доверчивостью. Несмотря на грозный облик, Кирилл всё сильнее ощущал связь с этим человеком. Последние сомнения улетучились. Фотография, скупая улыбка, деревянный браслет — нет, Кирилл не мог ошибаться.

      Пётр Прокофьев с нежностью убрал браслет в карман и мягко коснулся щеки внука. Его перчатка была холодна как лёд, но в глазах льда больше не было. Усталость и многолетняя стража взяли своё, но больше никогда в жизни Кирилл бы не почувствовал угрозы в костистых скулах, в высоком лбу, в убранных к затылку седеющих волосах.

      — Кирилл...

      — Что, дедушка? — теперь это казалось самым правильным словом на свете для этого человека. А ведь они могли больше никогда не встретиться! И мальчик, оглушённый этой мыслью, порывисто обнял страшную некогда фигуру. Не дав хозяину комбината произнести и слова, Кирилл тут же выпалил:

      — Ты точно не можешь пойти со мной?

      — Я... не знаю, — сознался дед, опустив голову. — Я боюсь, едва я выйду за радужную стену, время вернёт свою власть надо мной. Сколько... сколько лет прошло с тех пор, когда?..

      — Тридцать шесть. Бабушке сейчас чуть-чуть за семьдесят, на дворе две тысячи шестнадцатый. Но ты ведь не должен оставаться здесь совсем один... Хотя, я буду приезжать в гости!

      Против воли Кирилл чувствовал, что сам сейчас расплачется. Вот уж чего точно сто лет не делал! Даже когда ухо прокалывал!

      — Эй-эй. Ты чего это? Ну-ка тихо, — словно прочитав его мысли, дед похлопал мальчика по плечу, не прерывая объятий. — Тридцать шесть, говоришь... знаешь... а знаешь, что?

      — Что? — от смущения к горящим глазам добавились горячие щёки, Кирилл шмыгнул носом, но слёзы, устыдившись, отступили.

      — А мы рискнём, вот что. Игра стоит свеч. Ну а если вдруг... передай своей бабушке, что мы встретимся в Нангияле. Она поймёт. Она любила эту книгу. Договорились?

      — Договорились, — повторил Кирилл, улыбнувшись сквозь непослушную, почему-то побежавшую по щекам влагу. — Аио! Примешь ещё один подарок?

      — У меня нет рук, — предупредил шарик и почему-то тоже шмыгнул, только осталось неясно, чем именно.

      Мальчик выбрался из объятий деда, повозившись, отстегнул серёжку и протянул Аио.

      — Знаю. Но ты можешь разобрать её на молекулы, например, или подвесить на ветку, чтобы пускать солнечных зайчиков. Я буду по тебе очень скучать, Радуга.

      — Не-не-не!!! — завопил Аио. — Оставь себе! Тебе правда очень идёт. И хватит уже тут подарки раздаривать. Я сейчас заплачу как этот осёл!

      — Когда-нибудь я тебя... — начал было Пётр.

      — Идите уже! — крикнуло Присутствие Радуги.

      Не выдержав, Аио сам бросился на Кирилла и зарылся ему в волосы, обнимая длинными световыми лентами как маленький осьминог. Мальчик не знал, как смог бы оставить вересковый луг своими силами, если бы Аио сам не взлетел ввысь, разбившись там на тысячи маленьких радуг. Они взрывались в воздухе подобно салютам, медленно опадая вниз, чтобы таять среди миллионов фиолетовых цветов. И место, которое могло бы стать местом финальной битвы, стало местом слёз и прощаний. А затем огромная семицветная дуга поднялась высоко-высоко над летним небом и рухнула в воду озера, поднимая за собой тучи брызг.

      Чёрная перчатка повисла в воздухе. Тридцать лет Пётр Прокофьев ждал этой возможности, сидя в темноте своего недостроенного кабинета. Тридцать лет, отобранных у смерти, и всё — лишь для того, чтобы протянуть руку.

      — Идём.

      — Идём, — улыбнулся мальчик и сжал протянутую руку своей. И хоть он знал, что так — правильно, и был счастлив найти деда, расставаться со сказкой было очень грустно. Его грело лишь одно обещание, данное себе твёрдо. "Так или иначе мы встретимся. Хотя бы и в Нангияле."

      Они долго шли сквозь лес — подросток в неряшливых голубых джинсах с разноцветной футболкой и долговязый мужчина в чёрном пальто совершенно не по сезону. К лёгкой поступи мальчика прибавился тяжеловесный шаг высоких сапог.

      Сквозь пространство и время они возвращались назад. Серебрилась река. Ласковый ветер доносил с опушки запахи малины и свежего леса. Пушистые облака, лениво пасущиеся в голубом небе, соединялись в тучи, а тучи обещали завтрашний дождь. Травяные луга, распростёршиеся до самого горизонта, мешались со светлыми дубравами и зябкими стайками берёзовых рощ. В деревне, которую они миновали по широкой дуге, заливались вечерние птицы. Кирилл видел издалека верхушку огромного тополя, растущего над перекрёстком, где нашёл свой приют старый «Москвич». Тонули в зелени окраинные избы и сараи — вся Новогранская исчезала, медленно растворяясь в неудержимом наступлении лета. Огромные шапки кустарников со всех сторон заливали провалы окон, как будто наводнение из листьев захлёстывало старые дома, забиралось на крыши и в погреба. И толстые коты лениво облизывались, сидя в рядок на черепичных карнизах.

      Кирилл и дедушка говорили всю обратную дорогу. Пётр Александрович рассказывал о строительстве комбината имени Крупской, о великом проекте и огромной трагедии. Он рассказывал о том, что Лере всё-таки удалось достичь пионерского лагеря, и дети — не то отравленные, не то благословлённые аркадийской сказкой — неохотно собирались, уезжая домой. Осталась только сама Лера, подарив Аио свой образ, а озеру и неведомым землям за его тонким зеркалом — себя. Где-то там началось её новое путешествие, но как далеко смогла зайти девочка, Пётр Александрович не знал.

      Он стал стражем этой земли, заставляя случайных грибников и назойливых диггеров возвращаться домой. Страшное эхо в фабричных цехах превратилось в Зов комбината, который звучал так сильно, что пересиливал даже манящий радужный свет. Дед выводил или силой возвращал людей обратно к станции, иногда пугая до полусмерти — но возвращал живыми. Здесь Кирилл нашарил в кармане ребристый цилиндрик и протянул ему:

      — А я нашёл вот это…

      Узнав о том, что в лагере больше не осталось детей — а значит, что бабушка привела в действие их план, Пётр Александрович отдал общий приказ об эвакуации. Немногочисленные рабочие, которые ещё оставались на стройке, уехали в город, а он сам бросился в деревню, надеясь отыскать там бабушку и ехать вместе с ней. Не зная о том, что Елена Николаевна решила не ждать утра, он искал её у дома и в школе — там-то и настигло его Присутствие Радуги в первый раз.

      — Ты застрелил Аио? — не поверил своим ушам Кирилл.

      — Оно всё равно бессмертно, — дед вздохнул со смесью сожаления и сострадания. — Моим пулям не под силу убить то, что не имеет материальной формы, но им оказалось под силу прогнать. Аио, как ты его зовёшь, исчез… на недолгое время. Но в деревне я никого не смог найти.

      — Так... они вернутся?

      — Ты слышал, что сказало это — там, на берегу. Всё возможно. Если они захотят.

      Некоторое время дедушка и внук шли в молчании. С огромным трудом, поддерживая друг друга, им удалось снова перебраться через покосившийся мостик над рекой. Дед не знал, кому принадлежала украденная из лагеря лодка внизу, но спускаться и выяснять личность автора записки на газете никому не хотелось — сейчас это уже не казалось столь важным.

      И с каждым шагом, приближавшим невидимую стену, Пётр Александрович старел. Он улыбался, твёрдо глядя вперёд, а волосы на его голове покрывались белоснежным инеем, кожа становилась всё более смуглой, даже пальто превратилось в поношенные лохмотья, которые часто берут пожилые грибники, выбираясь на дачу. Теперь дедушка действительно выглядел так, как положено выглядеть любому уважающему себя дедушке: неторопливым, добрым и очень-очень древним. Кирилл то и дело с тревогой поглядывал на него, но, окрылённый скорой встречей с семьёй, дед не проявлял ни малейших признаков усталости. Только пистолет, который Пётр Александрович с улыбкой покачал на ладони, остался таким же, каким был — воронёным и угловатым.

      — Ещё шесть патронов. Знаешь, — улыбка Петра Александровича окончательно закрепила за собой прилагательное «хитрая», — пусть это останется нашим маленьким секретом.

      — За это могут арестовать, — не очень настойчиво предупредил Кирилл.

      — Ой, напугали они ежа, как же!

      — Ты стал сварливым не по возрасту, дедушка...

      Под дружный смех двух припозднившихся путников электричка на 23:30 вынырнула из ночной темноты вдалеке, полыхая ослепительным глазом прожектора. Кирилл размахивал руками, подпрыгивая у края обветшалой платформы — и их заметили. Поезд сбросил ход, и по практически пустым вагонам вновь прокатилось эхо объявлений:

      — Платформа «269-ый километр». Следующая станция — «Носово». Осторожно, двери закрываются. Не забывайте своевременно оплачивать проезд и соблюдать общественный порядок в вагонах подвижного состава. При обнаружении подозрительных вещей и пассажиров... — вздрогнув всем металлическим телом, зелёный поезд качнулся вперёд, с грохотом и перестуком набирая скорость.

      Впереди ждал Двинский, обрастающий цепочками уличных фонарей и огнями на стенах многоэтажных новостроек.