[D&D 5] Кровь и корни [Defrosting] | ходы игроков | Норвен Галанодель, то ли день, то ли ночь, неизвестно какого месяца

Отряд стражников зашагал дальше, немилосердно коптя факелами в каменные своды. Вслед за тюремщиком ровный строй черных капюшонов вышел в центральный зал, но Грагеон направился не к лестнице - вместе с местным чокнутым надзирателем они направились в другой боковой туннель. Стражники затопали сапогами следом. Сдержанное сопение и напряжение плеч выдавало в них неохоту и желание скорее выбраться на поверхность.

Тоннель был похож на два предыдущих, как бывают похожи друг на друга каменные тоннели. Тени и чад факелов однообразно стлались по старой кладке, своды монотонно отзванивали шаги кованых подошв и лязг оружейной сбруи. Только дверь была немного другой, более широкой и крепкой, заложенной поперек тяжелыми брусьями. Словно ворота небольшого замка, а не дверь в подземелье. И вóрот для цепей был снаружи, а не внутри камеры.

Тюремщик, шаркая, подошел к двери-воротам и со зловещим стуком открыл небольшое окошечко; приблизил к нему свой капюшон. Что он там увидел, в темноте, осталось загадкой, но через минуту он кивнул, отошел и уступил свое место Шилдхарту. Тот, в свою очередь, тоже немного поглядел в окошко и кивнул. После этого таинственного ритуала тюремщик захлопнул окошко и принялся вращать ворот. Взвизгнули и заскрипели заунывно в скрытых пазах невидимые цепи; через несколько оборотов из-за двери донесся глухой "буммм". В четыре руки стражники вытянули брусья; дверь отворилась, явив продолжение темного коридора, оканчивавшееся через пару десятков шагов еще одной крепкой дверью. Поставив перед ней большую плошку с едой, тюремщик вышел, дождался, пока стражники заложат брусья обратно в пазы, и снова взялся за рычаги вóрота.

Следы. Следы длиннохвостого зверька с приплюснутой щекастой мордочкой и густой шерсткой заставили Энрина грустно улыбнуться. Если этот малыш забрался сюда, значит рейнджер мог с долей уверенности предположить какой именно водой затопило камеры. Быть может, в подземелье был еще один путь. Правда, выдре, чтобы пролезть, требовалась гораздо меньшая щель, чем человеку или эльфу, даже такому истощенному, как узники Шилдхарта. Но это был еще один маленький шанс.
Кого, или что держали в следующей камере, Энрин не понял, по крайней мере, с первого взгляда. Но узник был явно не выдрой. Чем-то очень большим и очень опасным. Оборотнем? Друидом, способным сменить форму? Вряд ли кто-то стал бы держать в тюрьме медведя, или даже росомаху, да и тролля совать сюда смысла не имело. Может, все же не умер в этих убилетках глава друидского круга? Но что мешало ему обратиться и сбросить цепи, если он вообще мог превращаться? Хотя, если это был тот, о ком следопыт подумал, вряд ли так долго он смог бы сохранить разум.
Полукровка прислушался к тому, что происходило за дверью, пытаясь разобрать что-то знакомое в звуках, раз уж следы когтей и запах были подозрительно новыми для него. Хотя, зверь в клетке, а тем более в подземной тюрьме, мог пахнуть иначе чем его здоровый сородич в лесу. Спрашивать Энрин ничего не стал, итак привлек к себе уже слишком много ненужного внимания, но в темноту за окошком заглянуть, хотя бы через плечо, все же постарался. А вопросы он в лучшем случае сможет задать тем более опытным стражникам, что были с ним в этом конвое.

- Тебе что, жить надоело? - зашипел из-под капюшона сосед Энрина, заметив его исследовательский порыв к окошечку. - Свидетелей в расход, сразу!..
Впрочем, полуэльф не успел углядеть там ничего, что могло быть настолько ценным. Только тьму, душную и шершавую, как звериная шкура, - вряд ли за такое казнят на месте. Да и о казнях среди стражников Энрин пока еще не слыхал, так что не исключено было, что сослуживец просто запугивал новичка.

Грагеон в это время был уже на выходе, и стражники отправились вслед за ним. Еще один давяще однообразный переход по очередному тоннелю - и в конце еще один странный спектакль с окошечком, воротом с цепями и миской похлебки перед закрытой дверью в глубине камеры.

Стражников этот спектакль впечатлял изрядно, судя по переминанию с ноги на ногу, по сжатым на рукоятях казенных мечей пальцам, по тяжелому дыханию под клобуками. Должно быть, и они тоже уже начали измерять время вдохами. Старичок жрец деликатно кашлял и нервно перебирал складки черной накидки - здесь он был уже не нужен, но отпускать его никто не собирался, и это причиняло ему явные страдания. Но градоправитель и тюремщик оставались невозмутимы. Последний совершал все дежурные манипуляции не быстро и не медленно, без суеты и без лишнего пафоса, а первый, дождавшись окончания спектакля, важно кивнул и с достоинством отправился на выход, в центральный зал, где дожидалась загулявшихся по подземельям винтовая лестница наверх, в тюремные подвалы, из которых где-то там дальше можно было выбраться наружу, к солнцу и ветру, и к людской суете.

Тюремщик остановился у винтовой лестницы, склонил голову, провожая делегацию. Пока первые двое стражников с факелами начинали подъем, градоправитель опустил ему в подставленную ладонь небольшой то ли кошель, то ли кисет, и подхватил полы черной накидки, шагая через ступеньки. Следом медленно заскрипел суставами жрец, держась одной рукой за стену, другой придерживая рясу, а за ним затопали остальные стражники. Впереди были еще два этажа дверей и коридоров - а за ними маячил конец смены.

Энрин старательно запоминал все детали, которые в последствии могли бы ему пригодится. Мало, все еще слишком мало он знал для того, чтобы составить какой-то надежный план, но ни лет, ни месяцев, ни даже недель на более детальное изучение и планирование у него не было, или парень предпочитал думать, что их нет, не желая рисковать жизнями и судьбами тех, кого уже из дня в день держали в подземельях.
Поднявшись следом за конвоем он сдал клобук у выхода со второго уровня тюрьмы, отметился у дежурного и поплелся в сторону выхода в город, минуя казармы, но не заворачивая в них. Его ночная смена закончилась, и полуэльфа ждал выходной день.
Мысль о том, чтобы завалиться поспать до обеда Энрин отбросил сразу, слишком многое сегодня еще предстояло сделать.
Идти сразу к своему "связному" с подпольем было слишком глупой и рисковой затеей. Вряд ли кто-то обратил на него внимание, и решил следить от самого замка, но рисковать все же не стоило. К тому же, рэйнджер был не против купить кое-каких припасов, потому сперва путь его лежал к торговым рядам.
Там Энрин хотел разжиться разбавленным и легким молодым вином для своего меха, и купить немного меда, чтобы добавить его в вино, а потом зайти в лавку Оловена, и приобрести бодрящего травяного чая. Подмешивать его к двум первым компонентам, чтобы получать вкусный и тонизирующий напиток полуэльфа научил еще дед, и он часто прибегал к этому рецепту. Ну, а медовые пряники, продавшиеся стопочками по три, завернутыми в ореховые листья, были просто его любимым лакомством с детства, и Энрин редко упускал возможность прикупить их, хоть и ругал потом себя за лишние траты.
Потом можно было купить немного мясного пирога к лоточника, распродавашего то, что со вчерашнего дня заветрилось в булочной, и устроить себе перекус, найдя место поукромнее в городском парке. И только после этого идти гулять по городу, празднуя свой выходной, и, будто ненароком, удивившись вывеске, и поколебавшись с полминуты, завернуть все же к гадалке.

Город шевелился позднеутренней жизнью. Двери в лавки были открыты, на улицу вынесены стойки и лотки с товаром для привлечения внимания. Запахи свежей выпечки плыли по площадям и закоулкам. Где-то развешивали цветные флажки, где-то раздавался веселый перестук молотков: сколачивали помосты для бардов и столы для угощений. А где-то наоборот, царила дремотная тишина, словно бы сами дома своими закрытыми ставнями выражали полное презрение к мирской суете и перипетиям частной жизни господина градоправителя.

Этот день был выходным, и с погодой повезло. Но вот на завтра - на день свадебных торжеств - предстояло снова возвращаться к службе, по случаю усиленных караулов. В тюрьме охрана будет прежней, а всех остальных свободных стражников выставят в город и в замок, охранять покой брачующихся и гуляющих. Поэтому таких, как Энрин, было немало - на рынке ему пару раз кивнули сослуживцы, точно так же закупавшиеся, как и он, вольными харчами. Правда, их путь после рынка лежал не в парк - кто домой отсыпаться перед дежурством, кто в бордель, - поэтому больше уединения полуэльфа никто не нарушал.

Умиротворения, однако, в парке было не найти, - там тоже всюду стучали молотки, вешались флажки и таскались туда и сюда большие ящики, в которых, судя по надписям красной краской, была какая-то "апаснасть". Взмокшие работники ругались на чем свет стоит и регулярно отлучались к колодцам водохранилища, попить водички и поотлынивать от работы.

И лишь в утлой лавчонке гадалки, заваленной непередаваемым хламом, царило то, чего не найти было ни в мрачных подземельях, ни на шумных улицах, ни в пронизанном солнцем парке. Уют. Потому что вовсе не хлам это был, а тщательно подобранные узорные подушки, разноцветные платки на спинках стульев, три безнадёжно запутавшихся друг в друге кальяна и бессчётные важные безделушки и побрякушки, каждая из которых имела свое Предназначение и Судьбу.

- Здравствуй, - на узкой лестнице со второго этажа раздались шаги, и сначала появились босые ступни старой гадалки, потом подол ее платья, увешанного перышками, бусинками и кисточками в строго хаотичном порядке, а потом уже браслеты, косы с проседью и вплетенной тесьмой и все прочие амулеты. Ее звали Олеандра, и она улыбалась настороженной улыбкой.
- Только не проси, чтобы я с порога угадала, в чем беда, - проскрипела она слегка насмешливо, кивнув на подушки, заваливавшие полкомнатёнки. - Проходи, коли не торопишься.

Энрин не в первый раз был в этой хижине, но впервые он пришел сюда не слушать, а рассказывать о том, что посторонним ушам не предназначалось, и как он это будет делать, следопыт еще не придумал.
Парень прошел и сел на указанное место, скрестив перед собой ноги, и облокотился об расшитую тесьмой и потемневшими от времени блестками из чешуек какой-то рыбы подушку.
- Здравствуйте, - чуть смутившись поприветствовал он хозяйку дома и лавочки, - вы... в прошлый раз хорошо мне погадали, и кое-что из этого сбылось так, как не ожидал, и я хотел бы рассказать вам, ну, и гадать, наверно, что делать дальше. Вам будет удобно принять меня сейчас?

Полуэльф улыбнулся своей немного неуклюжей выдумке, глянул в сторону двери, и прислушался к тишине в доме. Дождавшись согласия гадалки, он продолжил.

- Я был в том месте, которое указало гадание, даже несколько раз, и успел там осмотреться. Там много интересного, но не все понятно. И да, я думаю, я встретил того, на кого указали кости. Даже двоих... - Кем были еще двое, которых он не видел, Энрин так и не понял, потому пока говорил только о двух эльфах, - но все оказалось сложнее на деле, а время вот-вот перестанет быть союзником мне, и давно перестало быть другом им. Мы можем говорить об этом свободно сейчас?

Указав Энрину на самый дальний угол, гадалка села напротив, боком к очагу, складывая под себя ноги неторопливо и вдумчиво, одну за другой, слегка морщась и похрустывая суставами.

- Двое, значит, - произнесла она, и по ее изборожденному глубокими глянцевыми морщинами, будто выточенному из полированного темного дерева лицу было неясно, обрадовалась она или огорчилась известию. Спокойно запустила она пальцы в висевший на поясе вышитый мешочек, принялась копаться в нем. - Два - плохое число. Некрасивое, некруглое. Четное.

Поджав губы, она вздохнула, а пальцы, будто жившие своей жизнью, продолжали шебуршаться в мешочке.
- Ты скажешь, что два - лучше, чем один? Пожалуй, - кажется, она вовсе не ждала ответа от Энрина, а говорила для того, чтобы привести свои мысли в порядок, - Но я по твоему лицу вижу, что дело плохо, красавчик. Ты уже второй, кто говорит мне о времени за последние два дня. Время, время, надо решать, надо действовать... Что ж там у нас впереди?

Наконец старая гадалка вынула из мешочка руку. В ней были не кости, не изрезанные рунами палочки, и даже не монетка, - а трубка, набитая табаком. Гибко, словно девушка, развернувшись к огню, она раздобыла себе уголёк и принялась раскуривать ее. Прикрыла глаза, сосредоточенно шевелила губами, - значит, ответа она не ждала. По крайней мере, не от Энрина.

- Чтобы узнать, что впереди, неплохо было бы знать, что позади, - сквозь зажатый в зубах мундштук выговорила она наконец, откладывая щипцы, вытащила трубку изо рта, описала ей в воздухе круг и выпустила огромное облако дыма. А потом уставилась на него с таким видом, будто это оно должно было сообщить все ответы. Облако поклубилось немного между полуэльфом и гадалкой, поредело, истончало и умерло где-то под потолком в центре комнатушки, оставив после себя тишину.

- Говори свободно, - нормальным голосом велела Олеандра. - У нас есть четверть часа. Только сиди на месте, а то я тебя не услышу.

Полуэльф изумленно наблюдал за облаком дыма, забыв, что минуту назад никак не мог придумать верные слова. Магия. Энрин не мог знать наверняка,была ли это она, но догадка казалась ему верной. Магия всегда удивляла его, казалась чем-то диковинным, и не понятным, и как все непонятное, она будила любопытство. Что произойдет после диковинных слов и жестов? И почему случилось именно то, что случилось? Магия была чем-то особенным.
В этот раз, Олеандра, кажется, каким-то образом защитила их от тех, кто мог бы подслушать его опасные и крамольные в этом городе речи. Это было кстати, вот только полукровка все еще не знал, что и как говорить. Одно дело - видеть, чувствовать и сопереживать, и совсем другое - рассказывать. Слова в его устах делали историю более тусклой. Не ему было ягаться с чесавшими языки по тавернам бардами. Но барды чесали языки и не видели того, что видел он. Парень собрался с духом, и заговорил, решив, что любой рассказ лучше чем никакого рассказа.

- Эльфов у Шилдхарта двое, - начал плукровка с самого важного, без предисловий, - их держат в тюрьме, на третьем уровне подземелья, в убилетках без света и окон. В цепях и колодках. Я не знаю имен, и вряд ли они звучали в тех стенах. По крайней мере, не думаю, что их называли сами эльфы. Один не говорит вообще, второй говорит, много, но не того, о чем его спрашивают. Разговорчивого Шилдхарт пытается заставить подписать какой-то документ. Обещает отпустить после этого, сделать послом мира к его народу. Но что за документ - я не знаю. При мне его даже не разворачивали. Эльф отказывается, и на своем наречии говорит такое, что и переводить-то не стоит. Призывы не служить подлецу - самое невинное из его слов. Каждый раз после его отказа колодку на его руке затягивали туже, и оставляли пленника подумать несколько дней. Я не знаю, сколько это продолжалось, и сколько он вообще там пробыл, но выглядят они оба паршиво. Не мудрено, на сухарях воде и простокваше, в темноте, прикованные... Не знаю, как они еще живы. Последних два раза я разговорчивому понемногу колодку ослаблял, но как либо серьезно помочь этому бедняге, не привлекая внимания, и не накликав беду уже на себя я не мог.

Энрин опустил взгляд, впялившись им в вышитую подушку. Он понимал, что действительно ничего не мог сделать, но чувство вины перед безымянным пленником за то, что он даже не пробовал, полукровку не оставляло.

- Шилдхарт говорил, что ждать ему надоело, что у него есть и другой кандидат на роль посла, и грозился продать этого пленника на галеры к калимшанцам, потому, что это по его словам страшнее казни. И, вроде, у них действительно не хватало нескольких гребцов. - парень наконец оторвался от созерцания узора на тесьме, украшавшей подушу и посмотрел на цыганку так, будто ждал от нее опровержения своих слов, и надеялся на него, - Он обещал сделать это завтра, если пленник не передумает, и не подпишет пергамент и не станет послом. Тот передумывать не собирается. Не знаю, насколько угрозы были пустыми. Шилдхарт теперь знает, что я понимаю эльфийскую речь и могу немного говорить на ней, и при пленнике говорил, что послом сделает меня. Но потом стражнику он приказал давать этому эльфу только воду, но не кормить. Видимо, чтобы остудить пыл. И обещал зайти через пару дней. А завтра - может прислать кого-то другого. Не знаю куда уж больше... Этот говорливый и так упал, когда стражник отпустил цепи. Даже до миски доползти не смог, пока клирик не вмешался со своим лечением. А еще мне показалось что эльф... Ну, как это сказать, немного не в себе.

Рейнджер замолчал, вспоминая детали разговора. Темный тяжелый камень стен,влажный капающий звук. Тишина. и вдохи, которые считал пленник снова были слишком рядом, и полуэльф, протянув руку, подтащил к себе вышитую подушку и положил ее себе на колени перед тем как продолжить говорить.

- Второй там скорее всего чуть дольше. Другие стражники говорили, что это из-за него на пленников начали надевать колодки. Этот, пока его пальцы и ладони были свободны умудрился какими-то заклятиями убить пару человек, и проклясть еще нескольких так, что они неделю не вставали с койки. Хотя, может парни и преувеличивают. Времени прошло много, и красочных подробностей успели допридумать. Этот вообще не отвечает на попытки говорить с ним. Только зыркает зло. Его наш градоправитель обещал казнить, раз с него больше никакого толку, и, похоже, действительно собирается это сделать. Ну, а эльф, похоже уже и этому рад будет. Еще... Еще там есть двое тех, кого называют Забытыми. Их тоже держат в цепях, но цепи отпускают из-за закрытой двери камеры, только чтобы дать поесть. И заглядывать в окошки запрещено под страхом смерти. Но у одного из них в камере я заметил следу когтей на полу и стенах, и не смог понять, что это за зверь. Они не звериные. А засов на двери отодвигают вчетвером. Вот кто там - не знаю.

Полукровка замолчал, задумавшись, рассказывать ли про устройство тюрьмы тоже, и глядя то на цыганку, то на подушку, которую он теперь держал на коленях, почти обняв ее. В конце концов он решил, что можно начать, а если именно Олеандре это не нужно, она его остановит.

- Еще на третьем уровне странный стражник. он никогда не выходит наверх. Так и живет там. У него там и постель, и какие-то бочки с припасами. И он не боится этого места в отличии от остальной стражи, которые только и ждут, чтобы подняться на второй уровень поскорее. Я даже думал не голем ли он какой, на третьем, да и на втором уровне, все носят клобуки и перчатки. В случае бунта он должны будут защитить стражу от сонного порошка, или заклинания, я так и не понял, чего именно. Замки же голыми руками трогать запрещено, видимо, потому же. Потому я и засомневался, кто передомной. Так и не понял. Но вряд ли голем стал бы подкармливать выдру, а этот подкармливает. Да, на третий уровень приходит выдра. Две из шести убилеток затоплены, и, думаю, она выныривает откуда-то оттуда. Я могу подробнее рассказать, что что мне удалось разузнать о планах тюрьмы, если нужно.

Медленно клубившийся дым рисовал под потолком комнаты таинственные пейзажи - то стелился озерным туманом, то горел клочками фиолетовых разорванных ураганом туч, то собирался на самом верху большой шапкой, будто облака у вершины горы. Гадалка слушала рассказ стражника, расслабленно покачиваясь влево-вправо и прикрыв глаза тяжелыми темными веками. Ее лицо оставалось спокойным - если и пробегала по нему тень гнева или сострадания, то надежно пряталась в глубоких складках на лбу, вокруг губ, под глазами, складывавшихся в выражение вечной мудрой скорби.

-Мммда, - наконец ее глаза открылись, и взгляд уперся в Энрина. - Если казнь будет прилюдной, не миновать беды и нам. Всех, кто будет возмущаться, прижмут еще пуще. А коли устроить побег? Дело исполнимое. Где прошел зверь, там и эльф пройдет... Да ведь арестанты не простые. Начнут искать виновных, так снова под угрозой и эльфы, и те, кто заступался за них. Веришь ли, бывают дни, когда мне совсем не хочется заглядывать в будущее.

Морщины на лице Олеандры пришли в движение, разошлись лучиками, разгладились; миг - и вместо мировой скорби на полуэльфа обратилась ободряющая улыбка.
-Приметливый ты, глаз у тебя - алмаз. Ты верно сделал, что пришёл. Успел. Считай, тебе повезло. А хочешь - считай, что высшие силы помогают тебе. Как тебе нравится, так и думай. Подле храма Тайморы - знаешь? - есть лавка. В подвале той лавки - притон. Вернее, городская стража так думает. А на самом деле там прячут тех, кого надо спрятать. Хозяин лавки знал твоего деда. Так вот, сегодня вечером там будет совет. Решаем, что делать в день торжества. Есть такие, кто хочет показать правителю, что рано он решил веселиться. А есть такие, кто не хочет омрачать праздник простому люду. Приходи.

Улыбка сбежала с лица старой гадалки: хмурясь, она подалась вперед, протянула к Энрину сжатую в кулак руку.
-Приходи и скажи, что нашлось на этот день дело получше.

На ее раскрытой ладони лежала крупная блестящая бусина. Струйки синего и рыжего стекла свились в глубокий причудливый узор.

Бережно, двумя руками Энрин принял бусину и спрятал ее в кошель.
- Я постараюсь прийти, - пообещал полукровка, и, чуть поколебавшись добавил уже свою просьбу, - но если вдруг что-то мне помешает, передайте, пожалуйста, мой рассказ. Им там действительно нужна помощь. Я попробую найди откуда ныряет выдра, пока есть время. Но не знаю, получится ли. Она может выходить на берег где угодно, или не выходить вообще нигде кроме подземелий. И вряд ли она расскажет.
Полукровка горько усмехнулся. Ходили слухи, что эльфы-то как раз умели разговаривать со зверями, как и друиды но сам он только понимал звериные повадки, а друидов и "правильных" эльфов в городе, скорее всего, не было. Особенно друидов, тут Шилдхарт особо постарался. Но просто ждать вечера и надеятся что все как-то само собой получится для Энрина было неприемлемо. Две жизни стояли на кону, и он хотел сделать для их спасения все возможное.

Гадалка выпрямилась, отклонилась назад, убрав сжатую в кулак ладонь. Бусинки на концах бахромы ее рукавов тихонько забренчали, и с этим звуком словно порвалась невидимая пленочка тишины. Негромкий перестук городской жизни вплыл через окно. Олеандра кивнула, по-прежнему тревожно хмурясь, и прикусила углом рта погасшую трубку.

- Ишши во рву, - сквозь зубы важно произнесла она напоследок. - Да талишман не теряй.

Подобрав обеими руками пёструю мешанину подола, она принялась подниматься с подушек, невыносимо медленно разгибая по очереди ноги, прислушиваясь к своим ощущениям и к пощелкиванию суставов. Это занятие так поглотило ее, что стало ясно: "клиент" засиделся. Пора и честь знать. А доверительный тихий разговор - будто и не было его. Мало ли кто заходит погадать. Шляются всякие.

Искать во рву - на словах это было легко, но любой охотник рассмеялся бы такому совету. Выдры были хитрыми и осторожными ночными хищниками, а входы в их норы располагались в полуметре от поверхности. Если что и могло выдать юркого зверька - это это небольшая, едва заметная в траве тропка неподялеку от "норы", ведущая к его туалету. Ну и еще рыбья чешуя и остатки лягушек - следы бывших трапез. Зимой было бы проще найти выдру по ее следам от полыньи до полыньи, но нырнуть за ней вряд ли получилось бы. Дело осложнялось еще и тем, что выдра Эрину была нужна живая, и не какая-нибудь, а та самая. А значит, и стрелять по ней, и использовать капканы было нельзя. Оставалось разве что попробовать поймать ее в "петлю", но и за этой ловушкой нужно было наблюдать, чтобы зверек в ней не покалечился.
Уже размышляя о том, как он будет ловить выдру, следопыт встал и вежливо попрощался гадалкой, еще раз поблагодарив за гадание и пообещав следовать ее советам.
Для изготовления петли была нужна тонкая но прочная бечевка, и за ней нужно было успеть заскочить на рынок, свою Энрин успел всю израсходовать. А еще ему стоило подобрать место для схрона, в котором перед ему, возможно, придется сделать закладку со своими пожитками, чтобы потом забрать их после побега.
Наметившаяся определенность дальнейших действий рейнджера приободрила. Делать хоть что-то, что могло бы приблизить помощь узникам, пусть и не простое, было гораздо легче, чем сидеть и ждать.

И снова гулкая тишина, привычный ритм подземной "жизни" - топоток многоножки, и паучьи хлопоты, и размеренные звуки собственного дыхания. Все так же, и все не так. Вероятность помощи нарушила монотонное, укачивающее существование, заставляя мышцы то и дело напрягаться. уши - прислушиваться, мозг - подсчитывать, пытаться понять, сколько прошло времени, что могло уже случиться, сколько осталось. Ожидание рвало на части спокойствие, рисовало уму образы возможной помощи и возможной беды. Мечтательная дымка воспоминаний была сорвана с сознания, сменившись яркими до рези картинами. Раз за разом прокручивать в уме, как незнакомец покидает темницу, что может происходить снаружи, бесчисленные опасности - не для себя, для других, подступали со всех сторон.... Провокации, предательства, слишком бдительные стражники, злобные сторожевые псы. Это все там, в большом мире за пределами каменного мешка, куда Норвена выкидывало раз за разом.
Надежда тоже может стать пыткой.
Среди гула чужих голосов, окликающих, спорящих, бормочущих, еще один голос выделился не сразу. Он звучал уже какое-то время, но казался частью фона, неотвязной, как стук капель.
О где ты был, мой старый друг,
... если ничего не случилось, тот парень... неужели эльф? Неужели эльф пошел бы сюда служить..? неужели эльфа бы сюда взяли?!
Семь долгих, долгих лет?
Он, возможно, уже ушел с дежурства, направляется в город.. этот город я видел лишь с края леса, но он войдет в него и пойдет между людей..
- Я вновь с тобой, моя любовь,
... хотел ли он когда-нибудь войти в ворота, пройти улицами, видеть лица...
И помню твой обет.
Неужели кто-то готов рисковать ради него, забытого всеми пленника?
- Молчи о клятвах прежних лет,
Кто же спросит о прежнем.... откуда этот голос?!
Мой старый, старый друг.
...молодой, женский, тоненький, напевающий скорей для себя? Неужели тюремщик привел сюда женщину?! Неужели, женщина. что пошла с тюремщиком, может петь?
Пускай о клятвах прежних лет..
Да нет, судя по эху от шагов, за дверью коридор, голоса и шаги слышны только оттуда, разве что подруга тюремщика пошла бродить по всему подземелью.
Странно, разве дверь всегда была такого цвета? Разве раньше он мог различать здесь цвета?
- Холмы небес, - ответил он, -
Где нам не быть с тобой.
Да тут же из источников света только иногда бывали факелы! Так откуда же это свечение, дальняя стена будто просвечивает.
И бледных духов скорбный рой
Голосок выводил слова старательно, хотя и не очень выразительно, однако, казалось... слова песни немного сбывались.
И все пустил ко дну.
Полупрозрачная фигура в чем-то светлом шагнула из стены. будто и не заметила препятствия, и остановилась в полушаге от пленника, уткнув лицо в охапку цветов, что несла в руках.

Надежда казалась слишком слаба, чтобы зацепить. чтобы заставить вырваться из круговорота переживания ожидания, но видимо надежда коснулась совершенно иных струн души...
Безнадега, поселившаяся в этих стенах задолго до Норвена оплела своими щупальцами слабое зерно надежды и породила что-то новое? Голос? Женщина? Добровольно оказавшаяся в подземелье? Или злая шутка Высокого? Его последний аргумент? Сколько времени прошло?
Можно говорить много напыщенных слов о свободе духа, но когда дух становится на столько свободен от окружающей реальности... Легенды говорили, что их народ некогда вышел из грез. Может теперь Норвен на столько освободился, что уходил обратно в грезу, растворяясь в собственных фантазиях?
Появление незнакомки окончательно убедило Норвена, что тонкая нить, удерживающая его сознание цельным окончательно порвалась. Страх, Страх настоящий, липкий, всеобъемлющий, впервые за долгое время овладел Норвеном так, что эльф затрясся в цепях, покрываясь холодной испариной и обливаясь слезами, в ужасе кусая губы. Не сама незнакомка испугала рэйнджера, но мысль о том, что он попрощался с рассудком, что навек останется неполноценным, и, даже если освободится, не увидит сестры, ведь не захочет быть для нее обузой.
- Кто ты, безумие? - Прохрипел эльф, и сменил всхлипывания на хриплый, лающий смех. Впечатление сын Хранителя сейчас производил по настоящему устрашающее, какое и должен производить безумец.

Призрачная, с размытыми контурами, будто слепленная из утреннего тумана, фигура подняла лицо, которое до тех пор прикрывали светлые пряди. Была она молодой и даже по своему привлекательной, однако ее несколько портили просвечивающие стены темницы. Человек. Ну, то есть, была человеком. Раньше у Норвена редко возникала необходимость уточнять расовую принадлежность.
Привидение разглядывало узника с каким-то удивленным интересом, который, впрочем, быстро сменился печалью. Судя по всему, девушка неохотно надолго отрывалась от собственных переживаний. И уж точно закованный в цепи эльф не был для нее поводом всерьез отвлечься.
- Они хотят испортить мою свадьбу, - детская обида в голосе мешалась с чем-то капризным, и даже опасным, - Они снова хотят все испортить. Черные паруса как черные лебеди. Моя свадьба должна быть идеальной. Ничто не должно испортить мой день!
Затем призрак сбился на неразборчивое бормотание…
- .. тринадцать локтей лучшего кормирского атласа… чистейшие белые цветы…розетка для каждого гостя… паруса, черные паруса…. Фонтан.. должен бить вином…
Девушка вдруг резко подняла голову.
- Зачем ты здесь стоишь? Это такие как ты хотят все испортить. Иди, скажи им….

Эльф смотрел на приведение с едва скрываемой жалостью. Похоже, эта девушка, ну - то, что от нее осталось, была еще ненормальнее, чем он сам.
- Я бы с огромным удовольствием убрался с дороги молодой леди, - Как всегда с сарказмом выдавил Норвен, - да только вот эти игрушки мешают. - Набравшись сил, эльф вздрогнул, заставляя цепи звенеть.
- И что за луч лунного света заглянул в мою скорбную обитель? Как тебя звать? И что там за паруса? - Тяжело вдохнув эльф уронил голову на грудь. Разговоры не давались ему легко.

- Забыта...- от шепота привидения по гулким коридорам подземелья пошло гулять эхо, передаваясь дальше и дальше, - Граф Аргуа лично преподнес мне шитые серебром покрывала, а все подарки занимали три комнаты... Белейшие цветы украшали весь замок. Самые прекрасные девушки Тетира зеленели от зависти перед моей красотой и чистотой... Все повторяли, что нет невесты прекрасней Нералль. Все мечтали оказаться в тот день, день моей свадьбы, в этом замке. Все забрали корабли, черные корабли. Я хочу свою свадьбу!
Прозрачное мерцание, составляющее тело призрака, на мгновение потемнело, налилось нездоровой зеленью. Между тем, в голове Норвена стали проплывать полузабытые образы. Море.. ветер..ветер в парусах... черные паруса, Бездна их побери! Для обитателей Леса проблема не была такой острой, но, будучи еще маленьким Норвен слышал о черных парусах.
Крошечный путевой городишко Мосстаун имел такое значение оттого, что чуть северней него в море вдавался длинный полуостров Велен. А напротив, на запад-юго-запад в море лежали многочисленные мелкие скалистые островки архипелага Нелантер. На Нелантере обитали морские орки и люди, на берега совершали вылазки сахуагины и морские монстры... и все-таки населения там плодилось куда больше, чем острова были в состоянии прокормить. В результате основным промыслом нелантерцев было пиратство. А уж неширокий пролив между островами Нелантер и полуостровом Велен подавно считался одной из опаснейших частей моря. Королевский порт-крепость Велен на краю полуострова мог только до небольшой степени защитить проходящие суда хотя без этой крепости стало бы вовсе скверно. Именно поэтому многие купцы, добравшись морем до Муранна, выгружали товар и двигались сушей по Торговому Пути до Мосстауна, где снова садились на корабль. Ну, либо в обратном направлении, от Мосстауна к Муранну. Так выходило и безопасней, и короче, чем пытаться обогнуть полуостров морем.
Большую часть времени острова архипелага Нелантер грызлись между собой не меньше, чем с окружающим миром. Да и на самих островах власть менялась нередко – в обычаях пиратов было проверять своих атаманов на силу. Но очень редко попадались в этой своре очень харизматичные или очень сильные вожаки, способные объединить многие острова для крупного набега. По одиночке нелантерцы щипали купцов, а на мелких островках у берега и вовсе давно никто не селился. Но объединенная флотилия была способна угрожать даже крупным портам – Велену, Засепуру, Муранну, не говоря уж о маленьком Мосстауне. Давно, десятков семь лет назад, когда Норвен был еще несмышленышем, нелантерцы разграбили и сожгли большую часть города. До обитателей леса Вильдат долетали только отголоски, но, кажется, пираты захватили купеческое судно, мирно вошли в порт и во время праздника открыли Портовые ворота. Кажется…во время свадьбы тогдашнего правителя…
- Нынешний жених - напыщенный дурак, нынешняя невеста сошла бы за служанку. Они в подметки не годятся прошлым. Но я должна... должна довести дело до конца! Твои хотят все испортить! Церемония должна пройти! Тебя все равно убьют, так хоть будет какая-то польза! Или…я могу тебе помочь….

Норвен поднял глаза на призрака. Девушка вызыаала жалость. Такой эгоизм, самовлюбленность, амбиции... Она оказалась лишена своего посмертия только из-за любви к себе. Ей бы стоило помочь, возможно справились бы друиды или жрецы, сам же Норвен сейчас не обладал ни силой ни возможностью для спасения чужих душ, а предложение помощи сулило надежду.
- Нералль? - Само имя ничего не говорило Норвену, но было хоть какой-то зацепкой, она, похоже, излишне альтернативно воспринимала реальность. - Видишь-ли, я со счету сбился, сколько лун я закован в эти цепи. Может-быть от того, что здесь нет ни Солнца, ни лун ни звезд? Я понятия не имею, какие наши, и что испортить. Если же речь о свадьбе долговязого правителя этого города, то он, конечно, напыщенный болван, но я ни помешать, ни помочь этому мероприятию не смогу. - Норвен тяжело втянул воздух. - Хотя ты могла бы меня освободить. Не уверен, что это как-то поможет свадьбе, но я могу пообещать не мешать.
Хотелось верить, что это видение не было злой, созданной магией шуткой.

Нералль топнула призрачной ножкой по сырому каменному полу, никакого звука не произошло, только ножка частично погрузилась в камень.
- Как я тебя выпущу?! Ты себя вообще видел, грязный. нечесаный, цепи эти ржавые... Ты же весь праздник испортишь своими лохмотьями! Да и тот, в плаще - крепкий орешек. О, я знаю! Когда они придут за тобой, я отвлеку смотрителя и тогда смогу тебя выпустить, а ты его убьешь! Задушишь цепью и возьмешь его плащ, под ним не будет видно эту грязь и тогда ты все исправишь. Только... - на мгновение по красивому личику прошла рябь, что-то зеленовато-черное просветило через белый туман тела духа, - не пробуй меня обмануть, иначе я прокляну тебя и весь твой род!