Седьмая Эра | ходы игроков | --Пиклз. Тьма и Воля

Штурмовики хоть и не отличались пространчтвенным мышлением, но тактику они вбили себе в кровеносные сосуды и боем заменили сердце.
Вот только со стенами они обычно борются несколько по другому и в других условиях.

Сзади Пиклза были несколько удивлевнные штурмовики и стена. Стена была как две капли крови была похожа на все остальные стены тут. Только тут было несколько дверей с удобными табличками. Удобство их кончалось исключительно в их существовании. Буквы плыли. И можно было бегло разобрать только то, что дверей было три.
Проще всего было разобрать табличку с названием "Сад". Остальные требовали чуть большего внимания.

Был шорох. Был скрип. И краем глаза мистер Пи заметил, что туман буквально испарился в стенах далеко от отряда, оставив его наедине с этим странным коридором.

Обернувшись и убедившись, что туман куда-то делся и теперь прячется за толщей стен в своем безграничном пространстве, Пиклз подошел к дверям. Судя по всему, вот так просто выйти у них все же не получилось. Монстр еще не наигрался. Он не стал их убивать сразу, но и из своего логова выпускать не стал...
- Блокировать двери. - Приказал он штурмовикам, решив перед тем как их открывать разобраться с недавно обретенным дневником. Или книгой. Одевая свою маску Страха, сыщик обратился к Вдовцу.
- Вытаскивай все, что у тебя есть из защитных амулетов, сейчас я займусь этой дрянью. И что ты там говоришь понял?
В пол уха слушая богомола, Пиклз старательно, виток за витком обматывал свои руки кожанными оковами Истины. Несколько витков прямо поверх маски Страха, крест-накрест по груди, туда же несколько выданных амулетов и жетон сыщика тайной полиции. Даже учитывая, что слабые твари бездны впадали в панику при одном только появлении Пиклза, даже когда у него и вовсе не было никаких амулетов, сыщик не собирался зазнаваться и нагло переть напролом. Не зачем рисковать и давать этому дневнику даже шанса на то, что бы повлиять на его сознание. Довершили его костюм усиленные броне перчатки, что он забрал у одного из штурмовиков. Позволив богомолам сложить из синеватого песка защитные руны на щите, что он приспособил вместо стола, Пиклз приказал бойцам вокруг него сомкнуть щиты плотной стеной. Хм. Семь тяжеленных, покрытых засечками и вмятинами бронеплит с нацеленными на него темными амбразурами. Нехорошее число... Налепив на каждый щит по печати Истины и скрепив их изнутри тремя длинными лентами на разной высоте, мистер Пи криво ухмыльнулся, почувствовав себя запертым в одной клетке с этой книгой. Что же, так надо. Отщелкнув из запасного магазина семь пуль треска, он поставил их поверх семерых же тумов выложенных среди рун на щите и только после этого опустил сверху книгу. Да, про такие построения не пишут в книгах, не говорят на учебных курсах тайной полиции, а некоторые и вовсе могут счесть безумием. Но сам Пиклз твердо был уверен, что тумы - не просто прозрачные монетки, коими их все считают. Пускай люди и привыкли к ним, носят их каждый день, платят ими, копят их и наслаждаются их блеском, но все же это порождение Властителей и относиться к ним безалаберно - большая глупость...

Штурмовики не церемонились с дверьми. Те были лишены любой надежды на спасение. И на зов о помощи, ибо штурмовики даже скважины замочные затыкали тряпками. В этой сфере деятельности нельзя было допускать оплошностей. Даже с дверьми. Особенно с дверьми. Как ни странно, у них получилось это сделать практически бесшумно.

Вдовец судорожно перелистывал страницы
-Тезисно. Туман подобного рода - продолжение чьего-то тела. Суть - у него есть где-то основное "тело", а этот туман лишь его руки, если правильно выразиться. Подобные коридоры - карманный мир, который наполовину провалился в Зазеркалье. И очень удачно поддерживает иллюзию.
Во время этого монолога он быстро вытаскивал все что можно было назвать защитными амулетами - полумесяцы, удачливый патрон. Даже маленький амулет с рыбой. Около килограмма мелкого железа, драг камней и минералов. Почти сокровищница

Процесс сотворения защитного круга или даже алтаря мог бы заворожить многих. Вот только, если бы это увидели те, кого подобное завораживает - камеры секретных тюрем бы явно пополнились. Далеко не все, что запрещено в Городе запрещается из-за самодурства чиновников.

Щиты штурмовикоа видели многое. Куда больше, чем те, на кого они обычно направлены. Если всматриваться, то можно заметить как неоттираемые следы, так и записи на странных, явно человеческих языках. Некоторые щиты сделаны грубо, словно их сваривали из нескольких других металлических предметов.
Защитный алтарь не потрескивал, не орал и вообще не был похож на обычные защитные мероприятия из популярной литературы. Вот только у него было очень важное отличие. Он работал.
И сейчас, проклятые предметы не подавали признаков жажды крови и сладкой мозговой жидкости

На портрете был изображен человек похожий на Паука. Вот только человек на портрете был постарше, нос более острый и взгляд куда более уставший и разбитый. Одно Пи чувствовал сразу - от портрета пахло безысходностью и разочарованием. И какой-то болью.
Внизу портрета размашистым почерком было что-то написано на незнакомом Пиклзу языке. Но судя по построению фразы, там была дарственная. Фамилия и имя того, кто на портрете, дальше, видимо, шло слово "от" и одно незнакомое слово, видимо звание или прозвище дарителя. И широкая подпись.

Дневник представлял собой исписанную тетрадь, тем же самым не очень знакомым языком. Зарисовки природы, техники, очень похожей на танки в Городе. Последние страницы фонили Бездной в воздух, пахли кровью и были исписаны куда более неровным почерком, явно дрожащей рукой. Там были рисунки домов, улиц, площадей. И многие страницы были щедро залиты кровью.

Появление на сцене даже ОЧЕНЬ далекого родственника седого Паука ничего хорошего не предвещало, ровно как и вообще все с ним связанное. Этот старик уже слишком долго служил Властителям. Слишком. И слухов за это время было множество, хоть сплетники пропадали даже из числа сотрудников тайной полиции...
Достав свой блокнот, Пиклз осторожно, разрывая слова на части, раздирая строки пустым пространством, подменяя знакомые буквы охранными символами и шифрами переписал надпись с портрета. Положил сверху печать истины и уже на следующей странице продолжил издеваться с последних записей в дневнике. Да, разумеется, надпись восстановится и обретет свою силу в разуме того, кто все это расшифрует, но все же будет ослаблена - ни крови, ни безумия автора в ней уже не будет. Да и мало кто теперь сможет ее восстановить без пояснений самого Пиклза.
Щедро переложив свои записи и страницы старого дневника печатями, сыщик уложил теперь уже пухленький том обратно на алтарь.
- Богомол, найди мне того, кто знает этот язык! - Прикрикнул Пиклз и перекинул через щиты смятую бумажку с одним единственным словом с портрета. Словом, которое скорее всего не являлось именем и которое он несколько раз видел среди других записей. Все равно его уже могли видеть и пока ничего не произошло. Но даже так слово было разорвано на отдельные перепутанные буквы. Может кто-то узнает эти символы сразу... В любом случае, переводчик, пусть он и будет работать с книгой и ослабленными версиями последних страниц на алтаре и в окружении десятков амулетов, скорее всего все равно попадет под пристальное наблюдение и, вероятно, несколько месяцев заключения-карантина - ибо не все, что можно сыщику допустимо для богомола. Тем более для криминалиста, которых набирают за совсем иные заслуги, нежели устойчивость к безумию и ненависть к Врагу. Вот будь тут ходящие над бездной...

Богомол поймал бумажку и выдохнул.
-Шайзе, как говорит комендант концлагеря. Знаю, кто это точно знает, но у меня никогда не было допуска именно к этому слову. Остальное с артефакта могу в течении 10 минут перевести, мистер Пи

Двери же были менее таинственны.
Одна дверь пахла зеленью и.. горами, к возможному отсутствующему удивлению. Надпись, по словам богомола гласила простое слово "Сад"
Вторая дверь неистово воняла камнем, сыростью и моркелью. Дверь строго гласила "Назад". Или "обратно". Слово на ней было достаточно многозначно, чтобы однозначно понять его настроение.
Третью же дверь продувало холодным ветром. Пахло лакрой, только эта лакра не пахла опасностью, как в Городе. Вот то оттуда несло свинцом и кровью. Большой кровью. И надпись оглашала скромное "Площадь". Надпись была вся в шрамах от патронов и чуть покосилась, но разобрать ее смогли.

Не было допуска именно к этому слову... Как тут же начал подозревать Пиклз, таких слов в этом дневнике может оказаться многовато. И искать того, кто их знает сейчас было бессмысленно - в этом вымышленном подвале их уж точно не будет.
Сняв с одного щита амулеты и разомкнув контур Оков Истины, сыщик просто толкнул его как дверь.
- Подготовься и заходи. - Сухо приказал он богомолу. Заморачиваться с амулетами он не собирался, и просто снял обвешанный ими плащ, оставшись в пиджаке и хитрой разгрузке с оружием. В маске страха, обмотанный многими метрами печатей, в кожаной подвеске, со съехавшим набок париком и пистолетом в руке он сейчас наверняка напоминал какого-нибудь одержимого бездной безумца. Да он им и был. Только особой, редкой породой психопата. Не за ним гоняется бездна и страх. Нет. Это он устроил на них охоту! Вот и сейчас он вовсе не горел желанием делиться своей добычей, уже прикидывая какую дозу стирателя нужно будет выдать криминалисту после перевода. Хорошо бы сразу ввести ему забвение, но тащить потом тело будет слишком муторно, а разбрасываться такими кадрами, как Вдовец - глупо.
- Приступай. - Указал он освободившейся рукой на кипу бумаг на щите, когда криминалист надел его плащ. - Молча. Все только в письменном виде. И постарайся ничего не запоминать.
Сам Пиклз решил ознакомиться с записями позже, а пока отвел себе роль контролера. Тихого палача за спиной, всегда готового в случае неприятностей поддержать переводчика порцией свинца в голову...