Apocalypse N[Донабор] | ходы игроков | Отец Александр

Жизнь священника - это, по сути, молитва и труд. С этим пастыри рода человеческого начинали свой день, с ранними пташками вставая на молебен, и с этим же отходили ко сну глубокой ночью, благословив на сон грядущий всех живущих в родной Скаловии и вообще на этой грешной земле. Трудное бремя, но приносящее покой измученной душе и отмеченному войной телу. Этот свой день отец Александр начал точно также - с утренней молитвы. Вознеся благодарственное слово и помянув живых и мертвых, он приступил уже к труду земному. Сегодня прихожан почти не было, пришло даже меньше обычного да и те - сплошь набожные старушки, а значит можно было подготовиться к зиме.
Александр был прикреплен к Зонненштральскому православному монастырю, история которого восходила ко временам аж раннего средневековья. Тогда этот монастырь сложили из бревен по указу лично тогдашнего князя в качестве подарка для старцев-паломников, что благословили его на военный поход и возвращение исконных земель, и предсказали скорый успех и славу. В виде большого бревенчатого строения с тремя позолоченными куполами и венчавшим их крестом, дожил монастырь и о сих дней, по прежнему давая приют и утешение старому воину. Ввиду того, что монастырь был историческим достоянием, его настрого запретили перестраивать и менять, и даже парового отопления не поставили, так что топиться приходилось при помощи печи в келье. Для нее-то Александр и рубил сейчас дрова, и за этой работой так и не заметил, как к монастырю подъехал автомобиль. Из старого драндулета выбрался только пассажир - подвязавшая платок тетенька лет пятидесяти, с заплаканными глазами, которая быстро перекрестилась три раза, каждый раз кланяясь кресту на монастыре. Но она не собиралась идти внутрь. Ей нужен был именно отец Александр.
-Батюшка. - Услышал бывший десантник ее голос, когда она нашла его. - Батюшка Александр, помоги.
Больше женщина не сказала ни слова, потому что ее опять одолели слезы.

Востав от сна, прежде всякого другого дела, стань благоговейно, представляя себя пред Всевидящим Богом, и, совершая крестное знамение, произнеси:
- Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, Аминь.
Пальцы мужчины задрожали, глаза наполнились влагой и рука медленно поднялась, поочередно касаясь лба, живота, правого плеча, а затем левого.

Совершить крестное знамение, кажущееся простым действием для большинства обывателей, для Отца Александра было серьёзным испытанием. Старые раны, пробудившиеся вместе с остальными частями организма, незамедлительно сообщали о своём присутсвии и начинаяли болеть. Ныли кости, руки не хотели слушаться. И каждое утро начиналось с борьбы, призванной вдохнуть в тело новую жизнь, заставить поднять руку, кривясь от судорог осенить себя крестным знамением, поклониться, а уж потом заняться всеми остальными делами. Сложно только в начале и чем больше движений в течении дня совершал священник, тем меньше боли испытывал.

Затем немного подожди, пока все чувства твои не придут в тишину и мысли твои не оставят все земное, и тогда произноси следующие молитвы, без поспешности и со вниманием сердечным:
- Боже, милостив буди мне грешному.

Опустив правую руку, мужчина склонился в поклоне. Позвоночник издал щёлкающую трель.
- От сна востав, благодарю Тя, Святая Троице, яко многия ради Твоея благости и долготерпения не прогневался еси на мя, лениваго и грешнаго.

Отец Александр стоял перед иконой облаченный в белое холщовое исподнее, именуемое в простонародье "белугой" и в бело синюю тельняшку. Закончив утренний молебен, он поспешил в светёлку, где стоял эмалированный тазик с водой. После ночи вода в тазу была холодной, почти ледяной, но именно она служила катализатором, запускавшим моховик старой боевой машины.

После утренних процедур, священник облачился в рясу, раздул тлеющие в печи угли, поставил старенький чайник и, дождавшись его закипания, позавтракал. Сразу после завтрака священник сверился с командирскими часами и отправился готовиться к утренней службе, которая прошла так же спокойно и размеренно, как обычно. Исповедь, проповедь, , причастие и благословение, доверительные беседы с прихожанами на волнующие темы, помощь советом в решении сложных житейских ситуаций.

А потом настало время озаботиться насущными нуждами храма. Привезённые несколькими днями ранее поленья нуждались в колке и батюшка, засучив рукава, принялся за работу. Огромный колун взлетал вверх и опускался вниз словно был лёгким и невесомым пёрышком. Удары были сильны и расколотые поленья разлетались в стороны, медленно, но уверенно, образуя два деревянных холмика.
Горячая кровь бурлила, божье благословение и труд давали отдых измученному сознанию и наполняли постаревшее тело энергией.
Отец Александр работал как заведённый, без устали, несколько часов к ряду, стараясь успеть переколоть как можно больше дров, поскольку осень, а за ней зима, были не за горами. Всё хозяйство держалось на человеческом труде и старая поговорка "Как поработаешь, так и полопаешь." была очень актуальна, ведь не было ни центрального отопления, ни магазина. Точнее магазин был в соседнем селе, но на скромные подати старались покупать только самое необходимое, а излишки пускать на поддержание и развитие рама. Всё остальное же выращивалось возле церковных стен, заготавливалось на зиму и складывалось в обширные подхрамовые помещения, которые служили и ледником и складом, предотвращая порчу продуктов.


Прихожане, хотя и были, но не сказать, что их было много. Время диктовало свои законы, правила поведения и нормы морали, приравнивая священников чуть ли не к врагам народа. Чаще всего люди приходили пешком, но чтобы кто-то приезжал на машине, такого Отец Александр не припоминал. Автобусы с туристами были, особисты из НКВД приезжали на чёрных автомобилях, иногда грузовики с купленными дровами, мешками сахара и соли, реже трактора, для вспашки земли. Вот и сейчас, заслышав звук двигателя, батюшка насторожился, прикидывая кого ожидать. Но вопреки опасениям, из машины не вышел человек в форме и с суровым, каменным лицом. Вместо него была женщина, которая судя по поведению, знала хоть что-то о религии кроме того, что это "Опиум для народа".

Положив колун на колоду, священник опустил рукава и направился к прибывшей женщине. Заплаканное лицо и просьба о помощи, говорили о том, что человек находиться в крайней нужде, да и её горе нестандартное, ведь женщина разыскивала священника, а не обратилась в милицию или КГБ. Как бы то ни было, Александр был готов оказать посильную помощь, утешить или помочь советом. Дело вовсе не в том, что он священник и это его обязанность, просто по людски помочь, когда кому-то нужна помощь, ведь в первую очередь он человек, а уж потом священник, пастырь и лекарь человеческих душ.

Приблизившись, отец Александр поздоровался:
- Добрый день. Давайте пройдём в дом, там вы и расскажете, чем я могу вам помочь. Не гоже держать гостя на пороге.
Александр указал рукой в сторону деревянной избушки и показывая дорогу двинулся первым.
- Идёмте.

Войдя в избу, батюшка предложил присесть за простенький деревянный стол возле которого было несколько стульев.
- Присаживайтесь. Я вас слушаю.
Сам же направился к печке и поставил чайник, намереваясь угостить гостью травяным, успокаивающим сбором с иван чаем, мятой, мелиссой и лимонником.

Женщина, вероятно, хотела рассказать все как можно быстрее, но вежливое обращение священника и радушное приглашение в гости заставили ее повременить с этим. Как и подобает гостю, она старательно вытерла ноги о коврик перед входом, послушно села куда указали, и, всхлипывая, дождалась, когда отец Александр справится с чайником. И когда чайник на печке уже начал бурлить, женщина заговорила.
- Вы уж извините, что я... так. - Она снова всхлипнула, но, кажется. уже успокоилась. - Я даже не знаю, с чего и начать. Так что начну с самого главного.
Тем не менее женщина еще сомневалась перед тем, чтобы сказать то, что хотела. Вероятно, она и сама не верила в то, что скажет, и чувствовала себя из-за этого очень глупо.
- Мне кажется, мой сын одержим бесом.

Порой суеверные люди грешили на одержимость бесом, когда их близкие вели себя как-то странно и неадекватно. Как правило, эти подозрения ни разу не подтверждались, поскольку на практике это оказывалась или вполне научно-обоснованная шизофрения, или тяжелая наркотическая зависимость, скрытая от близких людей. Но на памяти отца Александра был один одержимый, и о том, что он одержимый, никто никогда не догадывался. Это был самый обычный человек, который вел себя вполне естественно, и даже регулярно посещал церковь. Но стоило ему раз искренне помолиться - и произошло нечто из ряда вон выходящее. Александр помнил, как этот человек вдруг прервал молитву грязной руганью, которая неслась откуда-то изнутри него. Человек даже не шевелил губами, когда это произошло. Когда он попытался уйти из церкви, его начали задерживать прихожане, как-то сразу все понявшие, но почти не испугавшиеся. Александру пришлось отмаливать этого несчастного пять часов подряд, пока двое здоровых, как быки, каменщиков, изо всех сил удерживали его. Все эти пять часов мужчина, раза в два меньше и раза в три слабее этих работяг, едва не переломал им руки, несколько раз укусил одного из них до крови, ругался нечеловеческим голосом, выл как волк, заливался кошачьим мявом, выгибался под невозможными углами. В храме треснуло стекло на двух иконах, которые после этого мироточили два дня. Неделю из храма не выветривался запах серы, который поп пытался перебивать ладаном. Тот мужчина после завершенного акта экзорцизма пролежал без сознания в областной больнице, и, проснувшись, понял, что не помнит последние два года собственной жизни, однако чувствует себя намного лучше, чем когда бы то ни было. Он, кстати, оказался председателем отдаленного колхоза, и потом в церковь нагрянули комиссары из Комитета Госбезопасности, и перелопатили весь монастырь, параллельно допрашивая и самого Александра, и весь приход. Они думали, что здешний священник промышляет наркотиками и психотропами, заставляя паству верить в свои суеверия, и пытались заставть хоть кого-нибудь в этом сознаться. Обошлось. Не найдя ничего, они ушли восвояси, а один из комиссаров все время нервничал из-за запаха серы.

- Он очень резко изменился. - Продолжала меж тем женщина. - мы с ним работаем в НИИ "Радиоволна". Я-то простая лаборантка, а он все-таки с образованием. молодой ученый, все ему говорили, что далеко пойдет. Сам профессор Зеленовский жал ему руку!
В голосе женщины зазвучала неподдельная гордость за сына.
- Знаете, он всегда меня корил за мою набожность, и никогда бы не позволил мне обратиться к вам. Но больше мне не на кого надеяться. Его закрыли в психиатрической клинике, не выпускают совсем, и даже не берутся его лечить. Мне разрешили его навещать, и выглядит он с тех пор только хуже. А моя мама сразу сказала, что бес в него вселился. И... Мне больше не во что верить, потому что даже врачи разводят руками.

Залив кипятку в заварочный чайник со сбором трав, отец Александр улыбнулся, подошел и поставил его на стол. Следом материализовались кружки, баночка с мёдом и пакетик печенья "Юбилейное".
- Ненужно извиняться. Это не государственное учреждение, где люди работают от звонка до звонка. Двери храма всегда открыты, ведь глупо чинить преграды человеку, если он хочет пообщаться с отцом небесным.
Присев на против, батюшка поднёс горячую кружку к губам, подул, сделал глоток.
- Я такой же человек как и вы, а храм, говоря по простому, это телефонная будка, куда приходят люди, чтобы позвонить богу. Поблагодарить, попросить помощи и совета. Священники лишь поддерживают место в надлежащем состоянии и помогают настроиться душе на общение.


Выслушав женщину, батюшка задумался.
- Отчего же не помочь? Вот только не будет ли проблемой то, что ваш сын уже находиться в лечебном заведении? Официальная наука не особо жалует церковь. А то, что не может объяснить, предпочитает отрицать. Вряд ли они согласятся пустить попа в палату к пациенту вместе с крестиками, свечками и молитвами, да ещё и терпеть его песнопения на протяжении нескольких часов...
Отец Александр улыбнулся и пригубил травяной отвар.
- Вы и ваш сын воцерковлённые? Крещенные?

- Я могла бы договориться с санитарами, они вас проведут. - Тут же сказала женщина. То, как легко отец Александр пошел ей на встречу, немного воодушевило женщину. К чаю и печенью она так и не прикоснулась, хотя и поблагодарила попа за угощение. - А администрация, боюсь, и вовсе равнодушна к тому, что происходит. Кхм...
Женщина немного смутилась, услышав вопрос священника.
- Да. Мама крестила меня еще ребенком, и настояла, чтобы я отнесла в церковь и Пашу, когда он появился. А что? Это очень важно?

- Важно? Пожалуй нет, мне просто стало любопытно. Время нынче такое, что вроде человек крестился, потом женился, а там глядишь, уже и отпевать несут. Вера она же не в церкви, не в крестах и иконах. Она в душе. Либо есть, либо нет. Мраморная церковь и золотые кресты не укрепят вашу веру. Это лишь символы, которые призванны помочь человеку сосредоточиться на главном.
Александр одним большим глотком допил горячий отвар.
- Полагаю, вам следует исповедаться и причаститься. Светлой душе, не обремененной проблемами, легче открыться отцу небесному и говорить с ним. После же, можем отправится к вашему сыну и попытаться изгнать нечестивого из его тела. Две светлых души, просящих отца за брата непременно будут услышаны.
Конечно с последним утверждением можно было поспоорить, но вера отца Александра была непоколебима ибо родилась в огне преисподней и была выкована на полях сражений. И если уж сражаться за спасение души, то сражаться до победы, ведь Бог в сердце, молитва оружие его, а вера броня.

Батюша перекрестился.
- Спаси и сохрани.

Женщина зеркально повторила крестное знамение за святым отцом, прошептав нечто неразборчивое и благоговейно взглянув наверх. Только после этого она все-таки прикоснулась к угощению. Александр видел, что она немного стесняется и боится того, что слишком объест священнослужителя, но и оставить отвар остывать, чтобы его осталось лишь вылить - намного хуже, ибо растрата продукта. Но продукт имел слишком "травяной" вкус, чтобы можно было его пить, не закусывая сладостями.
- Вы знаете, отец Александр, мне и правда стало полегче. - Сказала чуть позже женщина. Ее голос и правда звучал спокойнее и увереннее. - За одно это вам большое спасибо. Но уж извините, я сейчас совсем не могу думать ни о чем, кроме сына. Не уверена, что смогу исповедаться от души.

Отец Александр не торопился. Он степенно и чинно отхлёбывал чай, закусывая горький отвар сладким липовым мёдом. Не смотря на сложность ситуации и желание помочь, он понимал, что спешка нужна только при ловле блох. И хотя женские слёзы способны разорвать душу любому мужчине, поддаваться страстям и совершать поспешные, необдуманные поступки было делом не угодным Богу.

Наблюдая за успокоившейся женщиной, батюшка отломил кусочек печенья.
- Ноша вдвое легче, если нести её сообща. И почти невесома, если несёте её с Богом. За тем и идут люди в церковь, чтобы прийти к богу. У каждого свой путь. Вы стали ближе к Богу и это хорошо, ведь сложнее всего решится именно на первый шаг.

Сложив пальцы особым образом, батюшка осенил крестным знамением женщину и благословил:
- Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, благослови, освяти, сохрани силою животворящего Креста Твоего.
Выглядело это столь просто, буднично и естественно, что могло показаться, что священник просто пожелал приятного аппетита или сказал "будьте здоровы". Не было ни пафоса, ни громких интонаций, не произошло моментального чуда, мир не переменился, но можно было ощутить, как благодать стала проникать внутрь истерзанного страстями тела и уставшего, от неприятностей и переживаний, разума.

Память вернулась в прошлое. Вспомнился одержимый бесом прихожанин, вспомнился и запах серы, который у бывшего военного ассоциировался исключительно с продуктами горения пороха, который изготавливали на основе серы и селитры. Александр тогда, как во времени вернулся. все демоны подсознания всколыхнулись, припоминая ему все круги ада и смерти, что пришлось пережить. Только с Божьей помощью и молитвами смог справится с нахлынувшими страхами и страстями, да отмолить грешную душу, вырвав её у нечестивого.

Из воспоминаний батюшка вынырнул так же быстро, как и погрузился в них.
Видя, что женщина определённо путается в том, что от неё требуется, пояснил:
- Исповедь, это не перечисление батюшке всех своих прегрешений. Исповедь, это прежде всего признание своих грехов беред лицом Господа, искреннее раскаяние в содеянном и решение в дальнейшем не грешить. Перечислять и в деталях описывать совершенно ненужно. Церковь это вам не НКВД, где трясут всю подноготную.
Взгляд у батюшки был весёлый с прищуром, живой и по отцовски добрый. Голос звучал мягко и вкрадчиво, словно отец объяснял ребёнку азбучные истины. Это потом ребёнок всё поймёт, а сейчас нужно было обьяснять максимально просто, чтобы не оттолкнуть человека и не лишить желания быть ближе к богу. К слову этим грешили некоторые священники, полагая что справлять культ важнее самой веры. А Александр, пришедший к богу через множество грехов и страданий, понимал, что не важно сколько молитв ты знаешь, как крестишься и какую, с какой стороны, ставишь свечку, в какой одежде ты пришел в храм. Вся атрибутика приложится позже, а на первом этапе главное не мешать человеку, не пугать, а помогать и укреплять в вере.

- Скажите, как мне к вам обращаться? Задал батюшка интересовавший его вопрос, поскольку женщина так и не представилась. Возможно она была слишком взволнована и поглощена собственными мыслями, возможно не хотела из соображений личной безопасности. Пусть так, но как-то же нужно к человеку обращаться, пусть даже не по настоящему имени.

- Нина. - Поспешно представилась женщина, с досадой вспомнив, что забыла об этом моменте. - Нина Жеглова.

Женщина, похоже, не особо хотела исповедоваться, и даже не потому, что торопилась решить вопрос с сыном. Просто она никогда не думала о себе, как о грешнице, можно сказать, даже не считала, что ей нужно в чем-то каяться. "Кто нынче не без греха", как говорят люди. Но мягкий голос батюшки, его добрый взгляд и сотворенное крестное знамение как-то разом и успокоили женщину, которая все не могла усидеть на месте. Поэтому, вздохнув, она согласилась.
- Ладно. Наверное, вы правы. В конце концов, не только же помощи у Бога просить.

И надо сказать, женщина и впрямь мало в чем могла покаяться. Были у нее мелкие прегрешения, которые сплошь и рядом случаются у мирян, были стародавние ошибки, которые до сих пор иногда вспоминались и отравляли душу. Ничего действительно важного и серьезного, совершенно обыкновенные бытовые вещи. Через эту нехитрую и неуверенную исповедь вырисовывался и портрет Нины Жегловой. Это была самая обычная лаборантка в НИИ, которой не хватило умения и амбиций достичь большего. Поэтому все ее силы она потратила на своего ребенка, чтобы он смог добиться большего, пойти вперед, может быть даже двинуть вперед науку и прогресс. Потому она так и гордилась своим сыном, Павлом Жегловым, младшим научным сотрудником, умным, образованным, подающим большие надежды, и при этом скромным и ответственным. Отца у него не было - первый муж Нины тоже был ветераном, и ему удалось вернуться с войны живым, да только бедняга спился до смерти, не в силах справиться с пережитым ужасом. А со вторым мужем Павел не поладил, а Нина и не знала, чью сторону занять, и как их примирить. Это он, второй муж Нины, вовсе даже не ученый, а заводской мастер, сейчас ждал жену и священника в машине, и наверняка уже терял терпение. Он с самого начала относился к этой идее скептически. Яростный атеист, что поделать.

- Вот. - Этим кратким словом исповедь несчастной матери и завершилась.

Выслушал молча. Не перебивал, не поправлял, не указывал. Человек сам должен открыться богу и рассказать о том, что его беспокоит. Очиститься, сбросить с себя гнетущее и переродиться. Нет среди живущих, людей без греха и даже на праведниках лежит печать первородного греха.

Закончив исповедь короткой молитвой об отпущении грехов, отец Александр принялся собирать нехитрые пожитки. Ряса, скуфья, крест, святое писание. Зашел в церковную лавку и взял пару свечей и лампадку. Взял открытку с изображением храма. Предупредил о своём отбытии служительниц при храме и сестёр. Вышел во двор, трижды перекрестился, поклонился кресту.

- Направь и укрепи, Господи. Помоги против нечестивого в деле праведном.

Направился к женщине.
- Нина, я готов можем ехать.

Далее Александру предстояло столкнуться с другим классическим типажом. В машине их ждал муж Нины, довольно сильно раздраженный ожиданием. Он был не из терпеливых, это было видно сразу, и все хотел решить быстро и четко. В остальном же он был вполне типичный престарелый работяга, успешно сделавший карьеру. Мужчина выглядел склонный к полноте пятидесятилетний усач с обширной лысиной и сильными руками с мозолистыми ладонями, что сжимали оплетку руля. На приборной панели - кепка. Подле рычага переключения передач - барсетка, свежее веяние, сменяющее толстые портфели. Он поторопил и жену и священника, сажая их в машину, а когда устроился за водительским сиденьем сам - не удержался, и высказал свое "пфе" после того, как покряхтел, ерзая на сиденьи.
- Надеюсь, нас самих в дурку не закроют, когда увидят, какой номер мы откололи. - Мрачно пошутил он с некоторой долей издевки в голосе. - Нина, последний шанс тебе не отрывать батюшку от работы, и не позориться перед докторами.

Нина, женщина, которая наверное смогла когда-то полюбить этого человека, теперь и сама посмотрела на него с откровенной злобой.
- Ну конечно. Это же не твой сын.

Такое пристыжение сбило мужчину с толку. Он забормотал что-то неразборчивое насчет того, что он ничего, он даже за, но просто это как-то не это и вообще все-таки врачи знают что делают, и как-то оно ненаучно совсем. А потом, воздев взгляд к потолку кабины, неумело перекрестился на скорую руку, и решительно сказал.
- Ну, с Богом!

*****

Психиатрическая клиника номер пять находилась за городом, недалеко от Станции 42. Дорога от монастыря заняла два с половиной часа, и все эти два с половиной часа прошли в молчании. Ощущалась некая напряженность, но от нее отвлекали виды летней Скаловии за окном. Край был прекрасен. Они как раз подымались в гору, и с нее все лучше открывался обзор на буйные зеленые леса, залитые щедрым летним солнцем. Трудно было поверить, что огда-то на месте этих деревьев были только обугленные головешки, когда солдаты Оси выжгли заросли зажигательными бомбами, пытаясь бороться с партизанским движением. А вот на месте тех кучкующихся дачных домов с маленькими огородиками было пепелище сожженной деревни - оставались только почерневшие печи, как будто надгробия, над которыми кружились черные вороны, привлеченные смрадом.
А вот клиника была что тогда, что сейчас. Собственно, она и основана-то была Осью - в те времена ею заведовал доктор Расмус Тотенхерц, проводивший на людях свои жестокие эксперименты. Говорят, до сих пор жив, скрывается. Все эти эксперименты так и остались тайной даже тогда, когда в Скаловию вошли войска Союза. Документы были изъяты, подопытные вывезены, охрана и санитары расстреляны, а судьба врачей и ученых до сих пор неизвестна.

Но зато теперь клиника не была настолько мрачным местом. Не было больше высоких стен и колючей проволоки - была обыкновенная ограда из чугунных прутьев, и такие же ворота. За ними - парк, с ухоженными деревьями и кустарниками, вымощенными дорожками и беседочками. По дорожкам выгуливали или катали на колясках несамостоятельных больных заботливые санитары. Более самостоятельные гуляли сами, или сидели в беседках. Другие отрабатывали трудовую повинность, сгребая граблями листья, опять же под присмотром санитаров. Сама же больница была больше похожа на усадьбу какого-нибудь "заможного пана" - трехэтажное кирпичное строение с треугольной крышей, большими панорамными окнами и небольшими остроконечными башенками. Муж Нины, кстати звали его Михаил, остановил машину на специальной стоянке, рядом с черным служебным автомобилем с затонированными стеклами. Нина бросила взгляд на этот автомобиль, и тревожно произнесла.
- Бичевская на месте. Вот ведь неприятность.

- Добрый день. Поздоровался Александр с мужчиной, усаживаясь в машину. Помолчал, подумал, да и вернул шутку в ответ:
- А вас то за что в дурку? Вы вроде блаженного, как раз по адресу везёте. А что он там учудит, за то с вас спросу быть не может.
Ухмыльнулся, поправляя бороду протянул открытку.
- Это вам. Подарок. Старинный комплекс построек имеющий более чем столетнюю историю. Замечательный образец древнего зодчества...
Александр специально сделал акцент на архитектурной а не религиозной ценности храма, чтобы не смущать простого работягу. А так, открытка и открытка, мол был, видел.

В возникшую перепалку батюшка не стал вмешиваться, но чуть позднее задумчиво произнёс.
- Отец не тот, кто родил, а тот кто научил и жизненные ориентиры дал.
- С богом. Повторил Александр и так же перекрестился.

*****

Как оказалось, дорога была дальняя, а общих тем для разговоров не нашлось. Да и откуда им взяться, если каждый думает о своём. Женщина о сыне, мужчина переживает за своё будущее, а священник собирается с духом и настраивается на нужны лад. Может оно и к лучшему, что не было разговоров. Отец Александр смог прикрыть глаза и "про себя" вознести молитву о помощи в делах, укреплении духа и ниспослании божественной благодати. Оставшуюся часть дороги он сквозь прикрытые веки наблюдал на окружающими красотами, периодически возвращаясь в военное прошлое. Даже задремал, будучи убаюканным дорогой. Проснулся, когда машина притормозила излишне резко.

Открыв глаза, поморгал.
- Отчего же неприятность? Осведомился Александр, хотя и предположил что товарищ Бичевская, по разумению Нины, может стать некой помехой на пути. Тем паче, трудности только закаляют характер и укрепляют веру.

Такого ответа от священника мужчина не ждал. Кроткость и ироничный тон священника вкупе с его подарком подействовала как ушат холодной воды. Мужчина окончательно устыдился своей резкости, с некоторой неловкостью принял подарок, пробормотал что-то, похожее на "спсба". Да и Нина как-то разом присмирела и даже улыбнулась. Обстановка была разряжена.
***
- Она здешняя начальница, вместо доктора Ивкина. Приехала из Союза. - Пояснила Нина. - Когда мы с главврачом договаривались, он надеялся, что ее как обычно не будет на месте, но теперь могут возникнуть проблемы. Она... Ну, в общем, она очень строга.
- И опасна. - Добавил Михаил. - Люди говорят, у нее даже клыки ядовитые. Что, идем назад?
- Нет. - Решительно заявила Нина. - Только вперед!

Весело улыбнувшись, Отец Александр собрался было достать из кармана папиросы и закурить с дальней дороги, но вовремя поймал себя на мысли, что уже несколько дней воздерживался от этой привычки. Посчитал в голове дни, сошелся на цифре три.

"Святая троица. Хорошее число. Нужно продержаться седьмицу. А там глядишь и вовсе откажусь от этой привычки."

Похлопал себя по карманам, словно проверяя, не забыл ли чего. Убедился, что пачка никуда не делась, успокоился и перевёл взгляд на здание старинной постройки, служившее убежищем для блаженных, юродивых и убогих всех мастей.

- Не переживайте, Нина. С нами Бог. А с божьей помощью, любое дело ладится. И ты Михаил не переживай, не такое видывал. Не из пугливых. Если человек разумом обладает, а судя по тому, что занимает столь высокий пост, обладает, то врядли будет кидаться на первого встречного.

И вновь воспоминания вернулись в прошлое, в те года, когда приходилось сталкиваться с боевыми зоонтропами. Александр нахмурился, брови сошлись над переносицей, а глаза лукаво посмотрели на Михаила.

- Михаил, а вы не думали, что бы было, если бы она себе язык прикусила?
Не выдержав напускной серьёзности, батюшка улыбнулся, широко и по доброму, весело, чтобы и окружающие поняли всю несуразность сказок про отравленные зубы.

- В общем идём. Надеюсь товарищ Бичевская не занята и нам удастся с ней поговорить. На всё воля божья, так что не стоит переживать. Всё будет так, как угодно всевышнему.
Достав расческу, Александр причесался, потуже стягивая хвост и заправляя выбившиеся "петухи", пригладил бороду. Сдув с расчески несколько волосков, он отправил её в карман и поправил пояс рясы. Жест вышел каким-то уж очень собранным и серьезным, словно не рясу поправлял, а портупею на капитанском кителе. Приготовился следовать за Ниной и Михаилом, если тот тоже решит пойти, а не отсиживаться в машине.

Михаил на замечание только плечами пожал.
- Ну, змея все же. Кто ее знает.

Михаил сопровождать жену не стал, отпустив ее вместе со священником. Женщина подошла к воротам, и нажала кнопку на небольшом устройстве, встроенном в дверцу. Послышался щелчок из маленького динамика, а потом оттуда хрюкнуло.
- Что вам?
- Доктор Алексич предупреждал обо мне. Нина Жеглова. - Ответила женщина. - Спросите у него.
- Минуту.

Снова щелчок, и динамик затих. Ждать и правда пришлось меньше минуты - вскоре к воротам уже подошел седовласый доктор в белом халате, и два санитара-антро, один из которых бряцал увесистой связкой ключей. Пока он отпирал дверь, главврач взглянул на священника, и кивнул ему в знак приветствия.
- Значит, Нина Валерьевна, вы не отказались от своего намерения. - Как-бы констатировал факт он. - Что же, в результате я сильно сомневаюсь, но вдруг все-таки получится. Давайте только поскорее.

Как только Нина и Александр пересекли границу владений клиники, санитар тут же захлопнул калитку, и вместе со своим напарником отправился прочь, не оглядываясь. Главврач же повел их другой дорогой, через парк.
- Если пани узнает, что я пустил сюда посторонних, она мне голову отрубит. - С долей тревоги говорил доктор Алексич, быстро шагая перед. Его халат от такой скорости развевался, как плащ Зорро. - А если узнает, куда вып отправились... К этому пациенту вообще никому нельзя, да и мне пани не рекомендовала. А я привык прислушиваться к ее рекомендациям.
- Спасибо, что помогаете мне. - Ответила на это Нина, а потом спросила. - Доктор, а почему мы идем в другую сторону? Разве палаты не там?
- Мы идем в закрытый бокс. - Нехотя пояснил Алексич. - Его туда перевели через пару дней, по приказу лично пани Бичевской.

Александр шел следом, в разговор не вмешивался и по большей части размышлял о том, что услышал.

- Но почему? - Осмелилась задать вопрос Нина после короткого молчания.
- Не знаю. - Честно признался Алексич. - Но закрытый бокс это запретная территория для посторонних. Я рискую работой. Поэтому сделайте все так быстро, как сможете.
****
Закрытый бокс отличался от остального уютного и благочинного заведения. Это было здание в глубине территории, небольшое и неприметное. К нему не вело никаких дорог, кроме протоптанных тропинок. На всех без исключения окнах были вмонтированы толстые решетки, какие не мог бы выломать даже самый сильный человек или антро. Двери тоже были железными, и открывались только кодовой комбинацией. Алексич ее знал, и быстрыми движениями ввел четыре цифры. Отец Александр даже заметить ничего не успел - а запорный механизм лязгнул и послышался трехсекундный сигнал о готовности. пропустив всех перед собой, Алексич также торопливо закрыл дверь.

Справившись о том, где держат Жеглова, главврач повел священника и горюющую мать через коридоры. И стало понятно, почему этот бокс закрытый. Здесь держали особо опасных - буйных, злобных психов, маньяков, свихнувшихся на войне солдат, обученных убивать, а также склонных к самоубийствам и членовредительству. Они через одного орали во все глотки, это было слышно даже сквозь толстые железные двери. Кто-то бился в них, кто-то молотил ногами, кто-то прилип к небольшому окошку в дверях, изрыгая угрозы и ругань. Казалось, они тут все до одного одержимы десятками бесов, и здесь нужны полчища экзорцистов, чтобы спасти их несчастные души, а потом сжечь дотла это проклятое место. Нина пугалась от каждого вопля, от каждого удара по двери, и старалась держаться поближе к Александру и главврачу. Доктор Алексич же невозмутимо шествовал дальше. Он уже привык к этому. Человек привыкает ко всему.

А в палате Жеглова напротив, было очень тихо. И эта тишина ужасно не понравилась опытному доктору. Он приказал Нине и Александру отойти подальше от двери, и сам, открывая ее, стоял сбоку, изготовившись к тому, чтобы поскорее отпрыгнуть. Но этого не понадобилось. Намного сильнее понадобилась валерьянка для Нины, которой стало плохо, едва она увидела своего сына.

Это нельзя было списать на одержимость бесом. Одержимые все равно выглядят как люди. Павел Жеглов же был больше похож на неживой манекен, плохо сделанную марионетку, имитацию жизни. Его кожа была мелово-бледной, и отец Александр предположил, что наощупь она холодная и очень твердая. На голове не было ни единого волоса. Не было и бровей. Губы, без капельки крови в них, сжались в узкую маленькую полосочку. Глаза, отражавшие свет, были неестественно выкачены и по-кукольному пялились вперед. Да и поза была слишком правильная - Павел сидел на стуле посреди комнаты, сложив руки на коленях, и просто смотрел перед собой. Похоже. этой позы он не менял с самого заселения сюда. На вошедших он даже не отреагировал.

На его руке было выжжено красное клеймо, гласившее: "ИЗДЕЛИЕ №65"

У каждого свой ад и свои демоны подсознания. Не был в этом отношении исключением и Александр, видавший виды боевой офицер запаса, а ныне священник православного храма.
Через многое пришлось пройти, многое повидать, вот только невозможно отринуть людское и стать бездушным железным болванчиком, способным принять насилие как само-собой разумеющееся.
Путешествие по закоулком лечебницы, заставило его вспомнить крики раненных, отчаянные конвульсии и судороги солдат, что сражались по обе стороны и в равной степени горели в окопах и танках. Сердце неприятно щемило, словно напоминая о наболевшем. Эдакий каприз судьбы, снова и снова напоминающий человеку о его грехах.

Приходилось терпеть и усиленно молиться, чтобы хватило сил пережить эту психологическую пытку и предстоящий молебен.
Вообще должно отметить, что здешние казематы напоминали скорее контору особиста, в которую если и попал однажды, если взяли в разработку, то в лучшем случае вынесут ногами вперед, а в худшем отправят в штрафной батальон. И можно биться головой о двери и стены, доказывая, что ты не виновен, если штабная крыса усомнилась в твоей благонадежности, то всё, дальнейшая жизнь будет походить на кошмар, который к счастью не продлиться долго.

Остановившись возле двери, отец Александр перекрестился.
- Спаси, сохрани и помилуй.
Заглянул внутрь открытой двери, привычно цепким взглядом изучил помещение, изучил помещение и сделал шаг внутрь, как дресировщики делают шаг в клетку с тигром.
Был определенный страх, но не за собственную жизнь, а за то, что может не справиться. Слишком уж казалась неподъемной ноша, которую на его плечи решил возложить всевышний. Пришлось искать утешения в молитве и уповать, что достойно удастся преодолеть это испытание. Да ещё и слова доктора, об ограниченности во времени. Минувший раз священнодействие заняло около пяти часов, а сейчас от него хотят "Кремлёвской таблетки", чтобы болезный в миг исцелился. Увы, Александр не Иисус Христос, исцелять словом и прикосновением не умеет. Нет в нём той самой благодати, что доступна святым старцам, а значит прежде, чем добиться успеха, придётся проявить смирение и усердие.

- Добрый день. Поздоровался священник с сидящим человеком останавливаясь в дверном проёме. Обернулся в пол оборота к Нине и доктору.
- Заприте за мной дверь и что-бы не происходило, не открывайте, пока вас не попрошу.

Водрузив скуфью на голову и сжав нательный крест могучей ладонью, батюшка приблизился к сидящему человеку.
- Как ты себя чувствуешь, человече?

Алексич послушался - тон Александра нее допускал никаких возражений. Нина, кажется, пыталась что-то сказать и прорваться к сыну, но главврач успел захлопнуть дверь. Теперь священник остался наедине с... этим.

Осмотр палаты дал понять священнику, что опасным это существо здесь не считают. У стен камеры не было мягкой драпировки, препятствующей самотравмированию. Здесь присутствовала мебель в виде кровати, тумбочки и небольшого стола с лампой. Кровать была идеально застелена, а наволочка подушки была белой, ровной и накрахмаленной, будто ей никогда и не пользовались. Стол был покрыт толстым слоем пыли, его тоже не использовали уже давно. Павел будто с самого момента своего заключения сюда так и не вставал с этого стула, на который его усадили.

Павел ответил не сразу. Честно гвооря, Александр даже подумал, что отвечать он не собирается. Когда священник задал вопрос, пациент медленно опустил взгляд и сфокусировал его на собеседнике. Не мигая смотрел он на батюшку, будто пытался понять, что это вдруг изменилось в комнате, и почему ему больше не видно дверь, которую он все это время рассматривал. А когда это существо открыло рот, послышался тихий треск, будто вновь заработал ржавый от долгого бездействия механизм.
- Эаааа.... - Донесся возглас из ротового отверстия. - Я.... Жду указаний.
Интонации были абсолютно механическими, будто говорил робот. Но на робота это существо было мало похоже. Изделие №62 скорее напоминало манекен, засунутый в заформалиненную человеческую кожу.

Страх, это естественное состояние человека, разница лишь в том, что одни испугавшись впадают в панику и перестают контролировать себя и происходящее вокруг. Другие же способны не поддаваться страху, воспринимать его как тревожный звоночек, средство предупреждения и при этом не терять здравомыслия.

Осмотр помещения и пребывавшего в нём пациента, рассказал Александру достаточно, чтобы не потерять бдительности. Скорее наоборот, удвоить её и проявлять осторожность. Что значит "Изделие №62"? Для человека военного, хотя бы однажды сталкивавшимся с новыми видами вооружения будет понятно, что речь идёт о чём-то новом, что ещё не имеет собственного названия и проходит испытания в полевых условиях. И хотя танки и самоходки чаще всего назывались "Обьект №", а стрелковое оружие по фамилии конструктора и порядковому номеру прототипа или году выпуска, любой предмет, имеющий неопределённую маркировку, знакомую узкому кругу людей, является чем-то новым. А новое, как известно, всегда таит в себе потенциальную опасность и не важно что это, новая техника, оружие или предмет домашнего обихода. Без визирования соответствующих инстанций и гос испытаний, ни один предмет не пойдёт в серию.

Вот и сейчас, углядев на собеседнике "клеймо", батюшка сокрушенно покачал головой:
- Что же они творят, ироды. Живого человека загубить хотят, печатью зверя пометить. Ибо сказано в писании "Не делайте нарезов на теле вашем и не накалывайте на себе письмен."
Тяжело вздохнув, Александр подивился тому, что стол был пыльным, а кровать не тронута. Должен же человек кушать и спать. Должен и в туалет ходить. Стало по человечески жалко мужчину, с которым кто-то сотворил нечто подобное. Учёные или бесы? А не всё ли едино? Всё от Лукавого. Не годже человеку вмешиваться в дела господа. Раз создал он человека по образу и подобию своему, то незачем переделывать. Лучше не сделаете, а испортить можно на "раз-два".

- Матушка твоя обеспокоена твоим здоровьем. Переживает сильно. Просила помочь. Ты помнишь маму?
Обойдя вокруг сидящего, батюшка остановился прямо перед ним. И хотя было что-то нечеловеческое в сказанном, но Александр видел перед собой не изделие, а уставшего и измученного человека, которого довели до крайности.

На затылке Павла отец Александр нашел новое клеймо, совсем маленькое синее пятнышко. Оно отдаленно напоминало "знак качества" - только в синем пятиугольнике была заключена перевернутая пентаграмма. Под рисунком была маленькая подпись: "Изготовлено на Зонненштралском Заводе"

С трудом осмысливая вопрос, павел Жеглов медленно повторил слово.
- Ма-ма. - А потом он взялся за свою лысую голову двумя руками. Его пальцы напряглись, сжимая твердую, бледную кожу. - Я должен... выполнять указания... в точности.

- Да, мама Нина... Постарался напомнить священник имя, дорого любому человеку, существа - имя матери.
- Она любит тебя и переживает.
Видя, что человек испытывает страдания, Александр всё же нашел в себе достаточно сил и смелости, чтобы отринуть тревоги и прийти на помощь страждущему. Возложил свои руки на голову Павла, прямо поверх его рук. Успокивающе погладил и проговорил.
- Ты никому, ничего не должен, Паша. Человек рожден свободным и должен быть счастливым. Вот это... Вот так... Это не правильно. Я буду молиться за твоё спасение и искупление.

- Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, огради нас святыми Твоими Ангелами и молитвами Пречистая Владычицы нашея Богородицы и Приснодевы Марии, силою Честного и Животворящего Креста, святого архистратига Божия Михаила и прочих Небесных Сил бесплотных, святого пророка и Предтечи Крестителя Господня Иоанна Богослова, священномученика Киприана и мученицы Иустины, святителя Николая, архиепископа Мир Ликийских Чудотворца, святителя Никиты Новгородского, преподобных Сергия и Никона, игуменов Радонежских, преподобного Серафима Саровского, чудотворца, святых мучениц Веры, Надежды, Любови и матери их Софии, святых и праведных Богоотец Иоакима и Анны и всех святых Твоих, помощи нам недостойным Петра, избави нас от всех навет вражних, от всякого зла, колдовства, волшебства, чародейства и лукавых человек, да не возмогут они причинить нам никоего зла...

Батюшка стоял возложив руки на голову, читая молитву тем голосом, который присущ только священникам, с некой невероятной внутренней силой, исходящей из глубины сердца и души и подкреплённым могучими лёгкими здорового, крепкого мужика, прошедшего не одно испытание.

- Господи, Светом Твоего Сияния сохрани нас на утро, на день, на вечер, на сон грядущий и силою Благодати Твоей отврати и удали всякие злые нечестия, действуемые по наущению диавола. Кто думал и делал, верни их зло обратно в преисполню, яко Твое есть Царство и Сила и Слава Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.

Заканчивая молитву, отец Александр трижды перекрестил страждущую голову.

В этот раз чуда не произошло. Похоже, для чуда уже было слишком поздно, и теперь Павлу уже нельзя было помочь. Однако на миг отец Александр достучался до каких-то малых остатков человечности "Изделия №62", которое очень внимательно слушало священника, воззрилось на него с малым проблеском эмоций и сказало.
- Скажите Нине... - Резким движением он изогнул руку и указал пальцем на себя. - Этот - не Павел. Павла нет. Он всё.
И он снова превратился в безжизненную куклу, замерев на стуле и глупо уставившись сквозь священнослужителя, который попытался его спасти. И больше он не реагировал ни на слова, ни на воззвания, ни на молитвы.


Снаружи палаты донеслись какие-то шумы и голоса. Похоже, там начался какой-то скандал.

Казалось, что всё, батюшка сделал всё что было в его силах. Приехал, пообщался, попытался помочь, прочитал молитву и даже получил некий внятный ответ. Всё, иди, сообщай матери скорбное известие и возвращайся в храм.
Вот только "полосатый Сашка" никак не мог расписаться в собственном бессилии. Ну да, может и не получилось с первого раза, но никто и не говорил, что обязательно получится с первого. Вон в прошлый раз целых пять часов отмаливал, а сейчас что за один раз хочешь управиться? Это тебе не велосипеде ездить, где один раз научился, а потом только садись и катайся. Тут всё гораздо сложнее и зависит не от человечьей воли.
А поскольку сложнойстей отец Александр перестал боятся очень давно, то и руки опускать не стел, учитывая, что времени у него, судя по шуму снаружи, становилось всё меньше. Поначалу даже возникла мысль забаррикадировать дверь кроватью, но вот пока он будет тягать мебель, время будет упущено и на молитву его не останется.

- Не говори так. Паша - есть. Человеку никогда не стать сильнее бога.

Переместив руки с головы на крест, батюшака сжал его в ладонях, ощущая, как его холодные грани впиваются в ладони. ПКашлянул, прочищая горло и продолжил отмаливать душу. Люди его не пугали, к ним он постарается найти подход. В самом деле, ну что они ему могут сделать? Посадить в дурку? В тюрьму? Расстрелять? Вздор, везде он будет с богом и нет разницы где ему молится, это же его крест, осознанный и добровольный выбор принять на себя мученичество и аскезу. Так что, строго говоря, недруги ему только помогут, а вот побороться за спасение души - нужно.

И священник вновь вернулся к молитвам.

- ссылка*

Закончить молитву отцу Александру не дали. В замочной скважине залязгал ключ, и дверь распахнул худощавый антро-хорек в длинном халате и квадратных очках с толстыми стеклами. Он совсем не был похож на сильных и несгибаемых санитаров, которые вязали буйных, но он точно был и не из слабосильных докторов. Ловко отправив связку ключей себе в карман, он вошел в палату, и встал с правой стороны двери, заложив за спину руки в резиновых перчатках. На отца Александра он смотрел без всякого выражения, но смотрел не отводя своего холодного взгляда голубых глаз. Отец Александр редко видел такой взгляд, но несколько раз - приходилось. Им обладало бесконечно малое число людей, но такие люди всегда добивались на войне наибольших результатов, убивали наибольшее количество врагов, и легко выбивали сведения из "языков". Они не были жестокими садистами, психопатами, и не получали удовольствия от жестокости, но они были способны на все, если видели в этом необходимость. то люди, которыми двигает только точный расчет, недюжинная хитрость и полное хладнокровие и отсутствие элементарного сострадания. Таких чаще всего назначали снайперами. А если стрелять они не умели - то комиссарами.

Другие санитары уже заломали руки Нине, которая кричала и вырывалась. Она говорила, что будет жаловаться, что они не имеют права, что это ее сын, что они тут все бандиты, но долго ей кричать не дали.
- Заткните ее. - Послышался вкрадчивый женский голос с ощутимым акцентом.
В тот же момент Нине ткнули в бок электрошокером. Она вскрикнула еще раз, и обмякла в руках санитаров. А в палату вошла следующая антро - в этот раз это была черная гадюка с белым подбородком и участком шеи. Вероятно, белый цвет имела и грудь, и живот, как это бывает у змей, но этого не было видно за застегнутым до трех пуговиц халатом. Хоть она была и рептилией, но на ее голове по прежнему росли короткие черные волосы, уложенные в ровную прическу. Змеиные глаза желтого цвета с вертикальным зрачком смотрели на отца Александра без враждебности, но с откровенным презрением и насмешкой. Так кошка смотрит на попавшуюся мышь, пока играет с ней перед убийством. В ее изящных пальчиках с короткими коготками была тоненькая папка с торчащими из нее краешками документов. На тонкой шейке висела серебряная цепочка с маленьким металлическим сердечком на нем.

- Итак. - Как-бы подводя итог сложившейся ситуации, сказала змея. - Посссторонние на объкте, куда вход разрешшен только авторизированному персоналу. Более того, вы вссступили в ссговор ссс уже бывшшшим главным врачом отделения. А теперь вы тут развели - антро-змея презрительно поморщилась - ффформенное мракобесссие. Могу я усссслышшать вашшши объясссснения? Или мне придетссся проявить грубоссть?

Не смотря на возникшую неловкую ситуацию, Александр какое-то время ещё продолжал молиться, надеясь если и не полностью, то хотя бы завершить чтение молитвы не на полуслове, а в конце псалма. Примерно так и получилось. Пришлось прервать службу, когда санитары достаточно грубо обошлись с женщиной.

Голос Александра стих. Эхо несколько раз отразилось от стен лечебницы и затихло.
- Во имя Отца, Сына и Святага Духа. Аминь!
Перекрестившись, батюшка полностью обернулся к вошедшим и сокрушенно покачал головой:
- Что же вы творите, ироды...

Встретившись взглядом с "хорьком", отец Александр улыбнулся, хотя почему-то в памяти возник образ особиста. Тот смотрел примерно так же и в этом взгляде ничего хорошего не таилось.

По старой привычке, Сашка прикинул, а не съездить ли "офицеру" и всем присуствующим по лицу. Скомандовать нечто вида "Паша ФАС!", раз он так хотел выполнять команды и, разнеся всю эту псих-проффесуру в щепки, удалиться на захваченном авто, попутно отстреливаясь из... шокера?

Последняя мысль и вызвала улыбку на лице священника, но он быстро устыдился своих крамольных мыслей. Воздел глаза к потолку, смиренно перекрестился:
- Прости меня, Госпади, душу грешную.
Вновь вернув взгляд к зооморфам, поприветствовал:

- Добрый день. Полагаю товарищ Бичевская? Меня зовут отец Александр.
Вполне мирно представился священник и снял с головы скуфью.
- Зачем же сразу грубость, неужели в этом есть необходимость или вы видите в скромном священнике некую угрозу для себя?
"Избавь Госпади от лукавого, избавь от искушений, а то ведь возьму грех на душу, сверну шею не сдержавшись..."
Помяв в руках шапочку, батюшка приладил её за пояс рясы, прокашлялся в кулак и продолжил.

- Никакой тайны в моих действиях нет, товарищ Бичевская. Если вы хотите услышать объяснения, извольте услышать. Мать Павла очень переживает за своего ребёнка, пожалуй, любая мать переживает. И как всякая мать пытается найти способ, как помочь своему чаду... ребенку. Как я понял с её слов, состояние Павла далеко от идеального и сотрудники данного учреждения не смогли добиться значительных успехов. Вот я и приехал. Я же как рассудил, от молитвы большого вреда не будет ни вам, ни Павлу. Ну приехал поп, почитал молитвы, пожег свечки, не получилось ничего- так оно и понятно, куда старому дураку против светил науки. А ежели получится помочь, так вам же лучше- скажете мол смогли исцелить больного, вернули, так сказать, здорового гражданина в общество, будет на благо партии и дальше работать. Мать говорила, он учёный...
Батюшка чуть повернулся, посмотрев на бледного Павла.
- А то, что недоразумение возникло, так вы простите старого дурака. Не думал, что навещать пациента запрещено. Говорят дома и стены лечится помогают, а раз домой не могут отпустить, так вот мама приехала. И на товарища медика не серчайте, он клятву Гиппократа давал, так его понять можно, ради возвращения гражданина к общественно полезной жизни, пробует все возможности, даже те, в которых сам сомневается. Вот и разрешил мне помолиться, попросить за Павла перед Богом. Вы же тоже пробуете различные методы лечения? Верно? Так почему бы не попробовать и этот. Убытков вам никаких, ну посмеетесь над старым дураком с крестиком, а польза и благодарность от государства, в случае успеха... Престиж для клиники, простор для изучения и научной деятельности.
"Ну да, так и вижу заголовок: "Влияние акустических колебаний на кору головного мозга и позитивное влияние звуковых волн на скорость исцеления у людей с расстройством психики. Доктор психологических наук Бичевская." О последнем Александр только подумал, но в слух произносить не стал, оставляя собеседнику возможность додумать сказанное.

- Вы же не против того, чтобы возвращать обществу здоровых людей, способных принести пользу государству?

Бичевская - а отец Александрр опознал ее в точности - выслушала священника до конца, не перебивая, и подняв ладонь, чтобы сдержать напор старательных санитаров. Чем больше она слушала его, тем мрачнее становилась ее змеиная мордашка. Похоже, она начинала уставать от количества произнесенных фраз, но не считала нужным обрывать длинный витиеватый речитатив святого отца. И вот, когда Александр закончил свой монолог вопросом, Бичевская звучно фыркнула. Или коротко прошипела, ее наречие и ее акцент этому способствовали.
- Ссслышал, Генри? - Спросила она хорька. Тот ответил молчанием, не отводя взгляда от священника. - Можешшшь в это поверить?

Генри, видимо, не мог. По крайней мере, он вообще ничего не сказал на этот счет. Однако первым Бичевская решила разобраться не с вторженцем в рясе, а с главврачом.
- Значит, есссли я верно понимаю, ты пропуссстил сюда этих... - подобрать слово антро-змея не смогла - потому что тебе поплакалась мамашка этого ххходячего покойника? И ты всссерьез решил, что ссстоит попробовать... вот это?
Пальчик змеи указал на Александра. Змея показывала на него, словно на некий неодушевленный предмет.
- Ну, Алексссич? Что сскажешшь?

Главврач, вероятно уже бывший, с достоинством посмотрел на Вильму в ответ.
- Методы, которые избрали мы - то есть вы - не менее абсурдны, поэтому я решил, что мы ничего не теряем. А мать увидится с сыном, и это могло бы сработать. Я не знал, что он... вот так.

- "Я не знал!" - Всплеснула руками заведующая больницей. - Есстессственно ты не знал, потому что это засссекречено! - Бичевская в сердцах запустила в доктора ручкой, выхваченной из нагрудного кармана. - Убирайсся с глаз долой! Можешшшь даже не трудитьсся ссс заявлением!

Врача выпроводили санитары, один из которых подал змейке брошенную ранее ручку. Та, выхватив ее и вернув на место, начала хлопать себя по карманам.
- Черт, сссигареты... - Ворчала она. - Теперь вы, свящщенник. Вы его лечите. - Неожиданно настроение Бичевской сменилось. Она будто бы и не злилась вовсе, а смотрела на собеседника с искренней заинтересованностью. - Ну, и как уссспехи?

Не смотря на холодный взгляд и несколько надменную позу, выдававшую в директоре снисходительную надменность к словам священника, товарищ Бичевская оказалась особой импульсивной и так же охочей поговорить.

Отец Александр слушал женщину и мягко улыбался, всем своим видом выражая смирение. Хотя, то, о чём думал священник так же могло вызвать улыбку, поскольку Директор лечебницы представлялся не иначе, как в образе тёщи. И сразу все шутки, присказки и прибаутки начинали звучать не так уж глупо. Видимо была у кого-то в прошлом тёща- зооморф.

Проводив погрустневшими глазами доктора, оказавшегося в опале из-за жлелания помочь, Александр мысленно поблагодарил его и благословил, чтобы господь присмотрел за ним и помог в трудную минуту.

Вновь посмотрел на собеседницу, перевёл взгляд на Пашу, потом на санитаров.
- Вы позволите?
Батюшка повернулся и подошел к сидящему товарищу Жеглову. Остановился в шаге от него, положил руки на плечи.
- Паша, ты слышишь? К тебе мама приехала. Мама Нина приехала навестить тебя. Ты же помнишь маму. Соберись, Паша. Нужно умыться и покушать, привести себя в порядок...
Поднявшись, священник коснулся нательного креста, сжал его в своей могучей ладони и осенил болезного крестным знамением.

- Во имя Отца, Сына и Святага Духа, покинь нечестивое и всякая хворь Павла, сына Господа нашего. Аминь!
И Александр приложил прохладное распятие к лысой макушке паренька.

А что собственно он ещё мог сделать. Не читать же лекцию о том, что молебен был прерван, что есть тысяча и одна причина почему не получилось, мол не в храме, без свечей, без святой воды, не в намоленном месте, а среди бесов... Нет, всё это были отговорки, вера она не во внешних атрибутах, и если бог с тобой, то он везде, он внутри и снаружи тебя. И коли решил служить богу, то не сомневайся в его мудрости и могуществе. Не сомневайся и борись за души людей. Борись до последнего, ибо сказано в писании от Матфея: "Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам; ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят."
И Александр просил, просил у отца небесного исцеления для ближнего. И не по тому, что боялся опозориться, ударить в грязь лицом, быть признанным сумасшедшим или быть посаженным в тюрьму за нарушение режима. Нет, он действительно хотел помочь и понимал, что иной возможности помочь семейству Жигловых у него может не быть.

Сейчас мордочка Бичевской выражала крайний скептицизм. И было от чего. Изделие №62 не собиралось реагировать более ни на что. Он по прежнему пялился куда-то перед собой, и так уж получилось, что в поле его зрения попала мать, которая все еще вяло вырывалась из рук санитаров. Бичевская, видя тщетные попытки обоих приложила руку к лицу, и покачала головой.
- Ладно. К черту всю эту сссекретноссть. - Решила наконец она. - Похоже, вы всссе еще не поняли.

Бичевская обратилась прямо к Нине, заставив санитаров ввести ее в палату и поднести ближе к себе.
- Послушшшай, мамашшша. - Глядя прямо в глаза женщине, зашипела гадюка. - Твой сссын мертв. Это - пальчик змеи указал на Павла - не он. Это просссто плохоссделанное нечто, в котором иссспользовали незначительные оссстаки его трупа.
- Я не верю. - Прямо сказала Нина, не в силах слушать эти слова. - Вы что-то сделали с ним! Это из-за вас он такой!

Бичевская издала злобное "сссс".
- Мы здесь ни при чем. - Холодно сказала она. - Пациент попал к нам в таким виде. А теперь это вещщессственное доказательссство.

Кажется, Нина собиралась что-то на это ответить, но Бичевской вдруг пришла в голову новая мысль.
- Впрочем, факты - вещщщь упрямая! Генри! Возьми нож и покажи им! А вы - она указала на санитаров - держать ее крепко! Может забуянить. Ну и ты.

И Бичевская вытащила пистолет, направив его на священника. То, что он "прикидывался дурачком", не затуманило ее бдительность. Кажется, змея интуитивно чувствовала, что этот батюшка не так уж и прост. Хорек убрал руки из-за спины, и в одной из них у него уже была длинная, остро отточенная финка. Едва только увидев ее, Нина испугалась так, что закричала в голос, забившись с такой силой, что даже тот одержимый мог позавидовать. Но санитары были слишком сильны.

Прежде, чем отец Александр сумел среагировать, Генри с размаху всадил финку прямо в висок Павла. Лезвие скрылось там наполовину, и по белой коже заструилась черная жидкость, лишь отдаленно напоминающая кровь. Рот Павла самопроизвольно открылся, а глаза закатились. Он захрипел, и хрипел все то время, пока Генри жал на рукоятку, буквально срезая Павлу лицо. Все произошло буквально в секунды, но для неподготовленного к такому процесс был чрезвычайно медленным, и каждый мерзкий звук, с которым лезвие совершало очередной рывок, намертво врезался в сознание, застревая там навсегда, и пополняя собой армию кошмаров, наполнявших подсознание. Рывок! Еще рывок! И еще! черная жидкость так и брызгала, Павел хрипел не переставая, но даже не пытался помешать санитару-мяснику, пока его лицо в буквальном смысле не упало ему на колени.

Честно говоря, даже неизвестно, что было бы страшнее - то, что ожидал увидеть всякий после такой сцены, или же то, что предстало сейчас. Не было кровавого месива, не было торчащих наружу костей, мяса и внутренних органов, превращенных в кашу лезвием финки. Ничего не было. Череп Павла заполняла абсолютная пустота. Голова с черным провалом на месте лица ввела Нину в шок, но она все еще оставалась в сознании. Только женщина была бледна как мел, ее колотило, а слезы лились градом. Она даже дар речи потеряла, и кто ее знает - может и очень надолго. Санитары, впрочем, тоже были в самом натуральном ужасе, не забывая однако удерживать Нину.

Бичевская не смотрела на все это. Она чутко наблюдала за отцом Александром, на всякий случай готовая позвать охрану. Устало выдохнув, она сказала.
- Как видите, это - уже не человек. И для ссспассения его уже немного поздно. Павел мертв. А это - все еще живо.
Бичевская подняла срезанную часть головы. Лицо Павла было похоже на маску в ее руках, и эта "маска" все еще шевелилась - хмурила лоб, вращала глазными яблоками, и активно шевелила ртом. И даже голос все еще был.
- Готов... Выполнять... Указания...

А вот теперь Нина лишилась сознания.