VtM. Come Bite The Apple | ходы игроков | Lonely owl's flight

Когда злую королеву разоблачили, ей на ноги надели башмаки из раскаленного металла и заставили танцевать. И она плясала, плясала, плясала, пока не упала замертво. Но из нынешних версий сказок это убрали. Чтобы не пугать детей они говорят. Но дети вовсе не пугаются таких вещей. Пугаются взрослые. И считают, что сказки должны быть добрыми. Может и должны, если только не забывать об основном назначении сказок - учиться противостоять страхам снаружи и внутри. От детей не обязательно скрывать, что монстры существуют. Дети и так в курсе. Старые сказки говорили, что чудовищ к тому же можно победить.
Иногда, в такие ночи как сегодня в шуме дождя на улице слышится бравурненькая танцевальная мелодия.

Сегодня позвонила Анна, говорила в трубку очень быстро, держа у самого рта. Она часто так делает. Про доктора у нее на работе, который добр к ней. Глупенькая, к молодым и симпатичным часто добры.
- .. и полицейские спрашивали доктора - доктора!!! Об этой ужасной бабе. Ее будто бы нашли, но долго не могли опознать, потому что у нее головы не было, - тут голос чуть дрогнул, - знаешь, она этой головой не очень-то пользовалась, но это все равно страшно, правда. Я все вспоминаю, как в первый раз ставила ей капельницу, а она ругалась, и требовала кого поопытней… Но как представлю ее в грязном подвале без головы….. Знаешь, такого я бы ей не пожелала. Но они, полицейские, расспрашивали доктора, будто подозревают его! Как будто бы он мог причинить кому-то вред! И он вовсе не виноват в том, что у нее были осложнения! А она… она же обещала подать в суд на него – конечно, на дорогую частную клинику страшно, у тех адвокаты такие, что только сунься! А потом куда-то делась… господи, я же была рада… а теперь ее нашли без головы и подозревают доктора! Холли, я боюсь. Скажи, а это не может быть… ну, ты мне рассказывала…

В ночь на семнадцатое по своему обыкновению молоденькая жительница квартиры номер тридцать четыре, чье достаточно благозвучное имя оставалось загадкой для подавляющего большинства соседей, не говоря уже о фамилии, решила прогуляться по отдыхающему от дневной суеты городу. Глубочайшее убеждение мисс Грэндэлл в эту ночь гласило, что ноги были даны человеку для того, чтобы ими путешествовать, глаза – чтобы замечать все новое и необычное, а зад – чтобы протирать кресло. Потрепанному, но все еще неплохому креслу у компьютера мисс Холли желала только добра, а потому предпочла бесцельную осеннюю прогулку. На вопрос, куда же отправиться, простейшим тычком пальца в слепую, по карте был выбран район Вудсайд. Однако путешественница совершенно не хотела посещать в этот раз Вудсайд. Хотя бы потому, что она гуляла там дважды на прошлой неделе, и вообще указательный палец в последнее время, как зачарованный, все чаще находил на карте филиппинское Little Manila*. Вместо этого решено было посетить метро – подземное королевство бродячих гномов и муравьев, как про себя именовала его Холли. А на Филиппины она когда-нибудь все-таки полетит, и не на электричке, а на всамделишном реактивном самолете. В тот день, когда у посмертия не останется для нее совсем ничего интересного.
Так бывает и с ними. Изо дня в день добирающийся на работу обыватель использует сабвэй в основном по его прямому назначению и не замечает спрятанную в нем красоту. Величие королевства-под-землей давно перестало казаться ему таковым – еще с тех пор, далеко-далеко в юности, когда он впервые прокатился на какую-нибудь станцию, не глядя на столь обыкновенные и вместе с тем восхищавшие при первых посещениях красоты. Огни приходящих вагонов, видавшие виды лавки, талантливые уличные музыканты, лучистые белые лампы, освещавшие мрачное подземелье и населявших его жителей, что временами обклеивали вечнозеленые колонны белыми, как снег, объявлениями. “Ищу работу”, “Сдам жилье”, “Займемся сексом, звони!”, “Отдам котенка в хорошие руки”… Последнее интересовало ее наиболее – мисс Грэнделл сорвала около трех десятков телефонов, но ни по одному так и не позвонила. Пожалуй, их стоило бы взять под рамку и повесить у нее в спальне как символ проклятой нерешительности… Что еще? М-м… Купающиеся в собственной блевотине, немытые бродячие гномы… Однако это была уже совсем другая история, на которую сейчас у путешественницы совсем не было настроения. Она мысленно настроила себя замечать этой ночью лишь хорошее, чтобы ничто и никто на всем белом свете не смогли ее расстроить или… Вывести из себя. Причем последнего ей не хотелось гораздо сильнее, чем чего бы то ни было еще. Но мир – суровое место, где несладко живется в первую очередь мечтателям…
- Привет, - коротко, но с почти осязаемой теплотой в голосе произнесла Холли, отвечая на звонок Анны. До этого момента не происходило ничего непривычного, ведь Крайовски связывалась с Холли едва не каждую ночь, обсуждая повседневные вопросы, шмотки, разнообразные примечательные события из жизни госпиталя, в котором работала, - в основном это были забавные истории о пациентах и персонале. И, конечно же, своего ненаглядного доктора - куда ж без него? Брюнет, высокий, красивый. Глаза серые, будто с коричневой звездочкой – на этом парне, казалось, весь свет сошелся клином, по крайней мере, для Энн. Но теперь… Медсестра говорила уже добрых минут пять, называя небезразличного ей мужчину исключительно словом “доктор” – она действительно была напугана.
Все это время собеседница на другом конце невидимого провода продолжала неспешно двигаться на запад по Хиллсайд авеню, куда добралась пешком от самого своего дома, но, в конце концов, остановилась перед витриной магазина Sprint - буквально в десяти шагах от традиционно зеленых перил, обозначающих спуск в сабвэй. Услышанное было подобно средству, что мучительно быстро выводит из организма наркотики, оставляя беднягу-наркомана ни с чем – у разбитого к чертовой матери корыта.
Убийство. Копы. Страх. И последовавший за этим вопрос…
Нью-Йорк этой ночью больше не мог оставаться гостеприимным местом ни в ее, ни в чьем-либо еще действительно человеческом воображении. Настоящее отобрало свое… Обнесенный забором пустырь и недостроенный торговый центр посреди не очень-то благополучного района буквально на соседней улице, в пятидесяти метрах к северу – отсюда даже при плохом освещении были заметны подпирающие небо палки, что торчали из обтянутой клееном конструкции, будто иглы из огромного дикобраза, что охотился на перевернутый вверх тормашками зловонный мусорный бак. Одному только Богу известно, сколько людей похоронено там, под фундаментом, и остались ли при них головы... Следующая достопримечательность Хиллсайд - торгующая собой девушка. На углу, под вывеской CHASE, она бодро курила дамские в компании таких же легко одетых, ощетинившихся вереницей пожарных лестниц жилых домов. Домиков. Коробок… Они глазели на свое отродье с противоположной стороны улицы, поощряя ну хоть какой-то способ заработка, а заодно они глазели на мисс Грэндэлл, что, слушая Анну, с каждой минутой все меньше отличалась от своей “сводной сестры” – такой же дщери Нью-Йорка.
- Среди людей чудовища встречаются не реже. Но тебе нечего бояться, - девушка-вампир нарушила воцарившееся со времен приветствия молчание, заметно похолодев голосом. – Мне приехать? – это – снова тепло, с заботой.