...сквозь решетку... | ходы игроков | Камера № 2.

«Смерть лишь продолжение жизни. Тонкая нить, ведущая в небытие. Невесомая грань, которую так просто переступить. Жизнь конечна, она имеет мало смысла, ее полупрозрачное тело слишком легко предает своих подопечных. Умирать же можно вечно, смакуя каждый вытекающий выдох души, испытывая сотни игл пронзающих разум болью. Смерть несет облегчение и разнообразие, поэтому тех, кто ее творит, следует считать святыми, а не преступниками. И место им в раю, а не… здесь»

Именно такие мысли витали в лысой голове начальника Ямы (так называли эту тюрьму заключенные, и название это постепенно перешло и к охране). Развалившись на облезлом стуле, Кирык напряженно вглядывался в мутное окно, за которым мерно падали хлопья девственно чистого снега.
Может, именно поэтому было выбрано это место для мрачного серого здания, служащего обителью убийц? Белый снег будто накрывал преступников, отворачивая от них все высшие силы добра. Способ задуматься и понять кто же ты на самом деле. Но кто знал, что все обернется совсем в другую сторону. Кто знал, что здесь найдет для себя приют и нечто большее, чем просто человеческие сущности?..
Его оторвал тихий стук в тяжелую дверь. Выгоняя неправильные, тоскливые мысли, Кирык повернул глаза к двери и прокаркал хриплым, сорванным от криков голосом:
- Войди.
В этом месте ни к кому не обращались на вы. Здесь это не имело смысла. Даже Кирыка, начальника тюрьмы, называли просто – Кирка.
В дверь просочился молчаливый сержант, помощник Кирыка, на которого начальник скидывал мелочные вопросы. Не поднимая серых, бесцветных глаз, сержант произнес таким же сорванным голосом:
- Прибыла новая партия. Восемь человек. – Покосившись в окно, он добавил – Кирка, тебе надо взглянуть. Партия обещает быть интересной. Да и так много за раз еще не было.
Кирык тяжело вздохнул и по себя немного удивился. Действительно, такой большой партии эти стены еще не видели.
- Хорошо, веди.
Сержант молча выскользнул за дверь и ведмежьей походкой пошел по узким переплетениям коридоров. Кирык не спеша следовал за ним, изучая темные углы и серые, скользкие кирпичи стен.
Минут через пять они подошли к большой камере, в которой сидели на полу преступники, пожирая друг друга голодными глазами. Поглядев сквозь решетку на их физиономии, Кирык мрачно сплюнул на пол.
- Сколько среди них подставных?
Сержант вздрогнул от столь прямого вопроса и, опустив глаза еще ниже, ответил:
- Ни одного…
Начальник помрачнел еще больше. Это значит что все они убийцы и изверги. Все восемь человек. И не одного лжеобвиненного. Такого действительно еще не было. Сжав кобуру пистолета, Кирык с трудом сдерживал позыв застрелить несчастных, чтоб не мучились… но, было не положено. Теперь им придется узнать, что такое Преисподняя.
Сосредоточившись на своих обязанностях, Кирык решил хоть немного помочь беднягам:
- Разместить в таком порядке: три новых к одному ветерану, итого выйдет шесть. Двоих оставшихся в отдельную камеру с подсадным. Сегодняшний обед они пропускают. К ночи не готовить, если хватит ума - сами все узнают у ветеранов. Если доживут до завтра – ко мне по очереди «на разговор». Сержантам передай, чтоб новеньких не трогали.
С каждым словом начальника сержант удивлялся все больше – отчего это вдруг Кирка решил проявить подобное милосердие? Похоже он сегодня немного не в себе. Но спорить с ним сержант не стал, возможно, эта партия, действительно, имеет право на благоприятное начало. Кивнув, сержант дал понять, что все указания будут надлежаще выполнены.
Начальник не удостоился ответа и, бросив последний взгляд на заключенных, пошел обратно в свой кабинет.
Оставшись один, сержант, наконец, поднял глаза на заключенных и улыбнулся, обнажая провалы выбитых зубов. Теперь следовало распределить новеньких.

Распределение:
Камера № 1 – Паук, Христиан Джо (философ), Эодор + Скользкий
Камера № 2 – Альтаир, Эл, Джофар ал-Каззаб + Трупник
Камера № 3 – Григорий Сытников, Артур Николаевич Спрягайлов + Малек

Камера № 2.

Впечатавшись в стену за унитазом и ощущая ее мертвый холод, Трупник баюкал уже начавшую разлагаться руку брата. Гнилая рука – это все, что удалось вырвать у Них. Остальное они не отдали, обещая вернуться и за ним.
Два долгих года они с братом разделяли ужасы этого места, наблюдая, как дохнут сокамерники. Беда обходила их стороной, позволяя существовать. Но вчера счастье кончилось, и Они пришли за братом.
Трупник долго не верил, не хотел смириться, ведь они с братом были неразлучны с самого детства и теперь он не мог осознать всех потери. Впрочем, даже Они смилостивились и позволили ему забрать руку.
Сжимая закоченевшие пальцы, Трупник тихо напевал колыбельную, качаясь, будто маятник. Он знал, что сегодня Они придут и за ним, но предпочитал не думать об этом. А как иначе сохранить остатки рассудка?
Подняв глаза к потолку, заключенный улыбнулся, вспоминая их с братом детство… но Тишина не дала ему погрузиться в сладкие грезы. Она подкралась так внезапно, увлекая за собой жадные кусочки тьмы.
Трупник забубнил колыбельную погромче, сопротивляясь Тишине, выгоняя ее из камеры… и не заметил, как тьма из ближайшего угла подползла к нему на несколько сантиметров.
Случайно коснувшись ее рукой, Трупник издал истошный вопль загнанного животного и спешно отполз подальше от угла, больше не в силах сдержать слез. Может, это было напоминание? Весточка от Них? Прижав к щеке оторванную руку, заключенный снова начал напевать забытые слова колыбельной, стараясь не закрывать пекущих глаз.

…Золотой петушок раскричит зарю,
До чего ж хорошо, тут у нас, в раю.
Не заветов, ни слез, ни обид, ни битв.
Белый ветер унес серебро молитв…

Его прервал железный лязг, грубо смешавший в голове все слова. Подняв заплаканные глаза, Трупник увидел сержанта, вводящего в камеру троих новеньких. Кинув сочувствующий взгляд на оторванную руку, сержант тихо сказал:
- Видимо еще не пришел твой час, Трупник, встречай новеньких.
Оставив заключенных, сержант выскользнул за дверь. Трупник поглядел на новых сокамерников, пытаясь сообразить к добру это или на радость Им. Не решив для себя эту задачу, он снова тихо запел, качаясь в такт мелодии.

"Догорай, уголек
В моей печи, -
Засыпай, мой сынок,
Не кричи."

Он похож на них, тоже ждет чего-то, решил я. Видишь, рука... Это все я придумал?
- Здравствуй, - прошептал я. Он не услышал... Трупник... Вот так имя, а как мое? "Л". Все, что я смог придумать, это "Л"? А его я не обделил буквами...
- Можно, я спою с тобой?

Меж тем Альтаир вышел из транса в котором пребывал с момента Вызова - вновь и вновь прокручивался в памяти весь его спор, раз за разом он пробовал выторговать себе лучшую участь но Он лишь смеялся в ответ. Да, Альтаир и раньше знал насколько изменчив и суров его.. работодатель.. но надеялся что до него не дойдёт, что смерть настигнет его раньше чем последствия собственных ошибок.. Не вышло. На самом деле не выходило, наверное, ни у кого. Жертвоприношения? Зачем они Ему - тьфу.. миллионы людей гибнут каждый день и так. Каждый раз он убивал частичку своей души, приводя её в годный для Хозяина вид.. а потом его грязно подставили, заставив положить тщательно приготовленый товар в руки покупателя чуть ли не приплатив при этом. Ну что же, теперь я Ему больше не интересен, можно не надеятся на Его помощь и не боятся Его гнева.. оно и к лучшему пожалуй. Условия тут похоже не райские, но немедленного опускания или убийства ему, похоже, не грозит.. а там он сумеет подчинить их себе. И к охране тоже подберёт ключи. Главное найти немного ткани, ваты и иголку.. или ещё что нибудь подобное - да, теперь, когда он сам был отмечен Печатью, ритуалы и прочее не нужны были ему как проводник иных сил, но.. но скажем так, были свои причины их придерживаться

Теперь Джофар понимал каково это - быть одним из тех людей-инструментов, которых он использовал и выбрасывал, когда они выполняли свою миссию. Быть таким непросто - первые дни ненависть затмевает все остальные чувства, жажда расплаты, животной озлобленности. Он ждал его три месяца - когда же он появится? И он появился. Человек, который гарантировал ему политическое убежище на территории Свободного Королевства, шайтанов дипломат, пресс-атташе Бронски. Когда следователь задал первый вопрос: "Знаете ли вы этого человека?", а Бронски ответил, что не знает, нервы сдали - Джофар проломил ему череп одним ударом кулака, после чего вопрос о его депортации уже и не обсуждался. Конечно, он сожалел о том, что взорвался тогда, на допросе - нужно было дождаться адвоката, молчать до последнего, а месть подать холодной. Бронски выдавить глаза и оставить погулять. Русскому - отрезать голову проволокой, как тем пятнадцати соплякам. А с Муххаммадом разговор особый - ему Джофар, честно говоря, еще не придумал достаточно мучительной смерти, но на месте он сориентируется. Когда выберется из этой клетки. А он выберется - Аллах благоволит благородным борцам за чистоту мира. Эти двое - в его черном списке, и он заставит их мучиться.
А пока следует внимательно изучить эту тюрьму - людей, места, обзавестись связями, чтобы однажды исчезнуть. Он бы посмотрел на лицо Муххаммада, когда тот узнает, что Лжец на свободе и уже идет за ним.
Не отреагировав на толчок дубинкой между лопаток, он вошел в камеру и огляделся. Кровати, параша, оконце. Большего и не нужно. Не оглядываясь на своих сокамерников, он прошел к самой дальней кровати в углу и лег, даже не заметив скулящее ничтожество на полу. Только когда Джофар понял, что из-за его соплей не может очистить мысли перед сунной, он встал, подошел к сидящему, уже намереваясь пнуть его посильней, когда увидел, что именно он баюкает. На Священной Войне он видел много крови и жестокости, да и сам он был тем еще деспотом, в чем, однако, отдавал себе отчет, но увиденное все равно поразило его. Он остановился и сделал пару шагов назад. К черту этого...
Он выглянул в окно и так и не смог определить, пришло ли время сунны или нет и просто лег на кровать и, закрыв глаза, начал читать молитву одними губами. Аллах поймет.

Вот они! Вот они! Те самые, давно забытые слова… Память пронзила дикая боль, железным обручем раздавившая последнюю надежду. Теперь от него мало что осталось как от человека. В глазах блеснул огонек безумия. В тех самых, влажных глазах, что когда-то смотрели на брата. Трупник нежно поцеловал руку и взглянул на новенького, что так заботливо напомнил ему Слова. В нем был такой же намек на Познание. Только его завели глубже, куда глубже. Может здесь помогут, очистят. Так всегда, люди тут меняются.
Второй сокамерник был очень опасен. Потусторонняя сила веяла от него. Этот привлечет Их внимание… и не только. Здесь для него самое место. Что ж, может Трупник еще и успеет увидеть, что с ним произойдет.
Третий. Он подошел так быстро и стремительно, хотел ударить. Может убить. Сила зверя и непоколебимая вера в свою правоту. Будет молиться, а зря. В обычной тюрьме он бы не задержался на долго, но не тут.
Трупник внимательно посмотрел на углы, отмеряя расстояние до жадных щупалец тьмы. Удовлетворившись, он слегка успокоился и тихо пробормотал.
- Все все равно умрете. Смотря кто, сколько захочет просуществовать. Нет вам жизни в этом месте. Только вечная смерть. Умерев здесь вы никогда не найдете покой и продолжите свое мучение на нижних ярусах.
Прижав колени к груди, Трупник поднял глаза, блеснувшие жадной, голодной угрозой и, полностью преображаясь, злобно прорычал:
- Моя верхняя справа. Ее не отдам. На ней лежал брат.

Рука брата, брат умер, убили не тюремщики, убили жестоко, на днях, - мгновенно составил я в голове цепочку. Говорит, что и я умру... Смешной. Я хорошо тот момент помню - как спускал курок, как невыносимо обожгло висок, как заложило уши - на мгновение. Я уже мертв, и не боюсь смерти... Тот мужчина, который читает что-то вслух, словно из головы, он испугался руки - а я вижу, да, я вижу человека за этой рукой. Живого, мыслящего, придуманного мною в моем послесмертии.
Когда Трупник словно пес начал защищать свою полку, я понял, что спать здесь надо на месте... надо найти это место, так пусть он мне и поможет.
- А на какую еще можно? - спросил я. - Мне не страшно умирать... скорее, поздно.

Слова молитвы оборвались на полуслове, но жалеть было не о чем - возможно именно сейчас судьба протягивает ему руку, надо держаться за неё:
- А что там, внизу? На нижних ярусах?, - спросил Лжец, приподнявшись над кроватью на локте и стараясь говорить поспокойнее, чтобы не сильно давить на, так сказать, человека с рукой.

-Вечная смерть.. и здесь он меня обманул.. впрочем я сам просил у него одного - не дать мне умереть. И он сдержал обещание, вряд ли я здесь умру.. но вот умирать буду долго - если конечно решу сдесь задержаться - прошептал себе под нос Альтаир и глядел товарищей ещё раз - псих в углу интереса пока не представлял, впрочем в это нужно будет разобраться, а вот араб опасен, им придётся занятся в первую очередь.. в прочем и союзником он может стать полезным.. А обстановка здесь, однако, и правда могучая, уже и я казённо-мистическим языком заговорил, хорошо людей под себя подстраивает, не удивительно что они себя теряют и с ума сходят

Трупник еще пару минут внимательно поизучал парня, подсказавшего ему слова. Эл… да, кажется так он себя назвал. Что ж, смерть любит простоту и веру. Молча поднявшись с пола, заключенный слегка качнулся – он явно был очень ослаблен, ноги дрожали, руки тряслись и только костяшки пальцев все также усердно сжимали начавшую вонять руку. Шатаясь, Трупник подошел к Элу и, схватив его свободной рукой за запястье, усадил на нижнюю кушетку, под той, которую назвал своей. Мертвая хватка побелевших рук разжалась и Трупник тихо шепнул:
- Моя. Бывшая.
Потом он тяжело посмотрел на парня, от которого веяло потусторонней силой и быстро отвел глаза, не в силах справиться со звериным страхом.
Трупник подошел к арабу и уставился ему прямо в глаза, настолько близко, что казалось, он его вот-вот поцелует.
- На нижних ярусах Ад. Хуже чем здесь. Нет надежды на спасение. Нет света. Вообще. Их царство. Наша комната для пыток.

Я сидел на полке и слушал то, что Трупник говорил другим. И никак не мог понять, где же здесь подвох... Растешь, уже сам себя обманывать научился, подумал я. Кушетка оказалась жесткой, словно и не было на ней подобия матраса, но все указывало на то, что мягкость кушетки - далеко не важная деталь, да и вряд ли у остальных будет мягче.
Я смотрел вокруг, и мне начинало здесь нравиться. Темнота в углах немного нервировала - возникало ощущение, будто она живет собственной жизнью, а стоит перевести взгляд, немного подтягивается к ногам.
Резко повернулся. Нет, почудилось... Слушай, Л, а ты неплохо освоился тут... Но это же мой мир?.. Да, верно, Л. Но все равно, отлично, Л.

Джофар косо ухмыльнулся прямо в лицо Трупнику:
- Меня не напугаешь рукотворным Адом - в настоящем Аду страшнее, но я туда не попаду. А ты отправишься совсем скоро, если не перестанешь вонять мне в лицо, - Лжец не пытался как-то задеть Трупника, он со всеми так разгововаривал - и своими, и чужими, такая повелительная манера общения вошла у него в привычку. - Какая у вас тут развлекательная программа? Когда пожрать понесут, погулять выведут, или как тут у вас?

Альтаир, особо не споря, занял оставшуюся свободную кровать и огляделся, оценивая уже обстановку. С товарищами по камере всё, кажется, было пока понятно - теперь нужны были инструменты. На кровати есть одеяло - это хорошо. Надо бы найти немного дерева и что нибдь острое, да хотя бы деревянную щепку. Задерживаться здесь было опасно, потому надо было действовать быстрее. К диалогу парень тоже прислушивался, но полезной информации в нём пока не находил

Трупник отстранился от араба и вернулся на старое место за вонючим унитазом. Скрючившись на полу, он затравленно посмотрел на углы, из которых подступала вязкая тьма. Прижав руку к губам, он не заметил, как из оторванного ее конца на пол упал кусочек разлагающейся ткани. Тихо, будто обращаясь к самому себе, он прошептал:
- Еду приносят раз в день, в обед. Вы пропустите его сегодня. Но есть посты. Когда Они требуют. Неделю могут не кормить. Каждый выживает, как может. Гулять выводят один раз в неделю. На улицу. В снег. Но еще есть «прины» - три раза в неделю, крылья Ямы встречаются. Заключенные имеют шанс пообщаться друг с другом… и… нечто еще… - Глаза Трупника блеснули кровавой пеленой, голос стал похож на рычание зверя.
Посидев еще минуту, две, он внезапно залился визгливым смехом, захлебываясь слюнями. Сквозь смех были слышны отдельные фразы:
- В Нижних веселее… Их клыки… Не разрывают… Увидите этой ночью…

- Нечто большее... Нечто большее - это хорошо.., - Джофар задумался о чем-то своём, хотел еще что-то сказать, но махнул рукой и начал молитву сначала.

Я лег. Лопатки ткнулись в каменную твердость "матраса". Спать хотелось жутко, но еще больше хотелось разобраться в себе. Этот Трупник... Он очень на меня похож. Веселый, шутит много...
Я тоже посмеялся шутке про нижних, хоть и не до конца ее понял... Ну, все в порядке, я имею право смеяться, когда захочу. Немного вывернув шею, я стал смотреть сквозь прутья решетки в коридор.
Затем бросил резкий взгляд на тени под ногами.

Увижу ночью.. что же, ночь обещает быть интересной - особенно если я таки сумею отломать щепку от этой кровати.. как хорошо что я давно не стриг ногти.. - Альтаир попытался найти "слабое место" своей полки и отломать пару острых кусочков дерева - остальные были заняты своими делами и мешать им было абсолютно незачем, иных дел, кроме как нахождениче чего то острого(вариант - ноготь - оставался запасным) всё равно не было

Трупник перестал смеяться и бросил затравленный взгляд на ближний угол. Тьма в камере сгущалась, подступая к центру.
- Нет-нет… нет-нет-нет… - Начал тихо повторять Трупник и, быстро вскочив на ноги, кинулся к верхней полке, залезая на нее. Свернувшись в комочек, он прижал к груди оторванную руку и утих. Не издавая ни одного звука, он затаился, можно было подумать, что он умер, так как не было слышно даже дыхания.

Кровь? сейчас не время её терять, она мне понадобиться позже..и разбрасываться ей где попало не стоит - с сиими мыслями парень обхватил палец другой рукой и болезненно поморщился - но спустя секунду кровь уже не шла, на месте ранки остался словно прижжёный след, затем оторвал от простыни кусок и вытер им то что осталось на полу, обвязав затем вокруг руки - пригодится. И, право слово, очень интересно что же за твари тут живут, которые так царапаются - судя по всему они достаточно раскормлены что бы принимать(хотя бы отчасти) материальный вид - если так то дело плохо, справится будет не легко

Тьма. Как же я ее боюсь... Особенно, когда она шевелится. Нет-нет, это Трупник правильно сказал - нет, не надо, дайте света! Не надо, чтоб темно, нужно видеть свои руки, свое тело, чтобы не проснуться без них. Не шевелиться, запомнить каждую клеточку, каждый нерв, чтобы ощутить, когда Они придут за тобой...
Да, я понял, кто такие Они... Мы все держим их под кроватью, кормим их своими детскими страхами, растим, бережно, словно диковинный цветок, чтобы в конце концов выпустить на волю... Мы выгоняем их из мягкого мрака днем и беспросветной черноты ночью подкроватных пространств - а они ищут такие же места, чтобы кормиться дальше. Тут - темно, одиноко... тихо. Идеальное место. Вот только питаться страхами трудно - взрослые люди, потерянные для жизни, не боятся ничего кроме смерти. И Они могут есть только их... И тут начинается перпетомобиль, читал я о таком в газете, когда кровь порождает страх, а страх - новую кровь. А снаружи Их подкармливают свежатиной... Нами.
- М-м-м... - в ужасе промычал я. Это не смешная опасность пистолета милиции, не глупая иллюзия падения с десятого этажа - Они шли за мной в мой мир, в мир, который я создал умерев. Они - представляют реальную опасность... Надо спасаться. Но не сейчас - сейчас надо вести себя как Трупник... раз он долго тут живет.

Длинная молитва давно закончилась, да и судя по всему, она была сейчас несколько ни к месту - вечерело, скоро, судя по всему, должны прийти "они" - а Джофару было крайне интересно узнать, кто эти самые "они" на самом деле. Может быть даже убить одного - как получится. Сегодня ночью он не будет спать - дождется, пока "они" придут. Он лежал и смотрел в потолок, когда почувствовал какое-то покалывание, нет, даже какое-то странное движение, будто бы кто-то невидимый щекотал ему пятки. Странная полудрёма прошла, а Лжец вскочил на кровати, оглядевшись по сторонам, краем глаза уловив какое-то движение в углу, будто бы шайтановы щупальцы отпустили его и спрятались в свои логова. Вытерев со лба мгновенное выступившие бисеринки пота, Джофар выругал себя за то, что все-таки задремал и снова лег на кушетку, надеясь, что никто из сокамерников не заметил его беспокойства. Этой ночью Джофар ал-Каззаб не сомкнул глаз.

...

Тишина незаметно заползла в камеру. Задавила стоны и всхлипы. Утопила в себе шорохи. Загрызла писк мышей. Не обычная тишина, а именно Тишина, та, рядом с которой боишься двигаться и дышать. Скрещивая усталые руки, она растворилась в комнате, расползлась по всему периметру. Пробежала пальцами по скользким кирпичикам стен. Коснулась зарешеченного окна. Притаилась в углах. И заползла под одеяла каждого заключенного, заставляя сердца стучать все тише.
Это был первый знак. Первая весточка. Сначала всегда приходит Тишина, готовя каждую камеру, как отдельный мир, к наступлению ночи. Остается только один, назойливый звук, заставляющий подрагивать непослушное тело – шелест опускающихся за окном хлопьев снега. Их тихий шепот сводит с ума. Будто перья ангелов, растерзанных на мелкие кусочки. Белая, замерзшая кровь небес, покрывающая проклятую землю. От этого звука невозможно спрятаться. Он слишком тихий, едва различимый и именно поэтому – незаглушимый.
Тьма, до этого прятавшаяся в своих четырех углах, начала просыпаться. О нет… здесь ночь приходит не с неба, погасившего остатки блеклого солнца… в Яме ночь наступает изнутри. Длинные щупальца мрака расползаются по стенам и потолку, нависают над маленьким окошком и безжалостно сжимают последние остатки сумерек.
В яме никогда не было ламп. Никогда. Они просто оказались бесполезны с наступлением ночи. Их свет не смог бы побороть ту вязкую, живую субстанцию, что люди именуют тьмой.
В коридоре, за прутьями решетки, наконец, воцарилась полноправная ночь. Гордо расправляя затекшие, клубящиеся мглой крылья, она неспешно бродила по своим владениям. Она наслаждалась каждым мгновением тишины, каждым затхлым вздохом.
Остановившись возле решетки, она, наконец, решила зайти в камеру, поглощая собой надежду и веру.
Света просто не стало. Ничто. Великая, Неназванная Пустота. К этой Тьме человеческие глаза никогда не привыкнут. В этом разъедающем мраке они никогда не смогут различить того, кто сам не желает показываться.
Люди почувствовали всю беззащитность своего положения – их лишили способности видеть и слышать.
Со стороны окна послышался неразборчивый шелест. Повеяло невыносимым, жгучим холодом, будто стекла просто не стало и 50-ти градусный мороз ледяным големом втиснулся в камеру. Тонкая кожа неспособна была долго выдерживать такой холод – конечности постепенно перестали слушаться. Паралич сковал тело каждого. Онемели кристаллизирующиеся глаза.
При таком раскладе уже давно должен был наступить летаргический сон, но он все не приходил, возмущая законы мироздания. Дышать стало невыносимо трудно – каждый глоток воздуха приходилось выдирать у холода. Легкие горели огнем, требуя кислорода. Звук падающего снега начал преображаться. Сначала незаметно, но потом все отчетливее он стал походить на тихий плач. Слабые стоны и далекие взмахи крыльев. Этот звук поселился в голове, вытесняя все мысли, давя на остекленевшие нервы. Не было возможности зарыться от него в шершавое, тонкое одеяло. Не хватало сил заткнуть отмерзшие уши.
Далекая, завывающая мелодия чужих, нечеловеческих стонов. Это напоминало скрежет наточенных когтей по гладкой поверхности железа.
Потом появился запах. Это была смесь горелой плоти и шерсти с разлагающимися тканями трупов. Желудок свело мучительной спазмой, заставляя кишечник освободиться от своего содержимого. К горлу подступил рвотный комок, щекоча пищеварительный тракт.
Их шаги напоминали шелест уходящего прибоя. Накатанными волнами они склонились над каждым заключенным, впитывая и наслаждаясь страхом. Пожелав оставаться незримыми, неосязаемыми, Они просто тихо «существовали» внутри камеры. Откуда Они пришли, где Они сейчас, как Они выглядят – все эти вопросы оставались неразрешенными.
Просто чужие, нечеловеческие сущности, ждущие и жаждущие познать людскую боль. Они были рядом. Пришли поприветствовать новеньких мертвыми, разлагающимися поцелуями. Они просто были. Неосязаемые. Неощутимые. Вселяющие тонны ужаса. Они решили дать заключенным первый шанс на знакомство.

"Вот как это бывает," - думал я. - "Настоящий страх... Настоящая смерть - окончательная. Сколько долгих лет я был богом своей жизни... чужой жизни. Теперь - вот они, мои боги, не просто божки, идолы, а полноценные, сильные Боги."
Стоны вокруг сводили меня с ума. Почти неслышные всхлипывания Трупника эхом разносились в Тишине камеры. Сам я не мог издать ни звука из-за страха, сковавшего мое тело получше любых наручников и любого холода. Я гадал, когда же кончится кошмар... чем угодно - смертью, муками "внизу", победой, кратковременной или решительной. Ответа, конечно не было.
"Я не тут. Меня тут нет," - уговаривал я Их мысленно. - "Моя койка пуста, Вы понимаете? Когда Вы заглянете сюда, а Вы заглянете, я знаю, не обращайте на меня внимания... Я уже мертв, Вам не нужна кровь и плоть мертвого не-человека."
Под кроватью я держал труп. Он был мертвый, очень мертвый, и, конечно, голодный. Вылезти из-под кровати он не мог, но знал, что я есть в комнате - каждую ночь вспоминал об этом, высовывал руку под свет ночного фонаря... и шарил, шарил по полу, надеясь поймать меня за ногу.
Я не ходил по ночам в туалет, я не вставал выпить стакан воды... я лежал и не дышал - уйди, усни, спрячься, только не лови меня...
Я не сомневался, что в этом месте труп не испугается открытого пространства, окна, моего взгляда. Моего взгляда сейчас не испугался бы никто. Я не мог закрыть глаза, они уже во всю слезились, капли скатывались по подбородку, замерзая солеными сосульками, ледяной бородой. Я чувствовал как лопаются сосуды, как дергаются нервы, как видеть становится все труднее и труднее.
Но я не сомневался, что Они не дадут мне такой возможности - ослепнуть. Им доставит непомерное удовольствие заглянуть мне в душу... и увидеть там Себя. Помахать Себе рукой. И выпустить на волю. А я... что же будет со мной? Я избавлюсь от демонов в голове? Я умру? Что я увижу в Их глазах?..
Темнота приобретала формы... Сознание пустело... В нем не оставалось места для мыслей - Они расчищали его для Себя...

Джофар не мог сказать, когда последний раз испытывал что-то похожее - никогда, наверное и не испытывал. Такое в двух словах не опишешь - яркая, режущая глаза тьма, настолько пустая и безмолвная, что человек даже песчинкой на её фоне не казался - человека рядом с такой тьмой существовать не могло. Теперь он понял, как наивны были его страхи по сравнению с этим, настоящим. Тогда, в Фалуджи, сердце разрывалось в клочья в груди, рвалось наружу, а теперь, казалось, оно не забьется никогда. Один из Них склонился над лицом Лжеца - тот понял это по тому, как оледенела кожа и замерли мускулы. Все до одного. Глаза слезились и бегали, но таинственный шайтан будто бы раз за разом бросался на него - куда не глянь - везде она - бесконечная, беспросветная Тьма.
И тогда он начал лгать - он всегда лгал, когда его хвост кто-то прищемлял. Он лгал самому себе, и где-то в уголке сознания замелькала мысль, что всё вокруг - не более чем очередной кошмар, что он опять в родном Тегеране, лежит на старой скрепящей раскладушке и не может проснуться. Странно, но от этих мыслей легче не становилось - более того, Тьма сгущалась еще больше, в бесконечных волнах отчаяния, которые медленно захлестывали его, появились волны напряжения, злости. Он старался не обращать на них внимания, старался продолжать думать о чем-то своем, не становиться таким, как этот... Надо сказать, каким бы человеком не был Джофар, он был хорошим воином и умел бороться. Он боролся тогда, когда захлебывался в своей крови и дерьме в Эль-Джазейре, боролся в зале суда, когда молча игнорировал все нападки этого напыщенного идиотав парике, он будет бороться и сейчас. Бороться и лгать. Себе, им - не важно, к шайтану все. Пусть попробуют поломать о него зубы или что там у них.

-Рад приветствовать - мысленно прошептал Альтаир тому что приближалось - он был уверен что его услышат.. и очень хотел надеятся что не поймут - он отлично знал какая сила содержится в людском страхе, не раз он пользовался ей, обращая страх людей против них.. теперь, видимо, пришла расплата - всего лишь мелкие демоны, можно сказать крысы - но раскормленые страхом до размеров небольших волков и отрастившие ядовитые зубы.. может с ними и получится справится - но не сейчас, не когда они нанесли удар внезапно и преимущество на их стороне, не когда их питает страх трёх его сокамерников.. Да и свой собственный, не будем кривить душой тоже, правда, Альтаир, ты прячешь его за логикой и бравадой но страх живёт - живёт в душе с тех самых пор когда ты в первые увидел ТАКОЙ сон. Страх расплаты - расплаты не перед бывшим хозяином, а перед НИМ - страх предстать перед ЕГО глазами.. и эти крыски вполне могут этот момент приблизить.
Нет! Надо бороться - у них не хватит силы держать нас так долго, да и толку от того им не будет! Этот сумасшедший выжил тут не один год будучи не знающим ничего слабаком - стыдно и глупо будет МНЕ умереть в первую же ночь! Ну погодите - крыски, сейчас вы увидите достойного врага! МЯУ! - да. именно так - смех, злость, ярость - всё что угодно, лишь бы не..

Небытие коснулось каждого. Растворилось болью в телах заключенных. Упорхнуло угасающим сознанием к безликому, безразличному потолку. Что может быть проще страха? Скользкий, изувеченный покров разлагающегося ужаса пригрелся в ледяной стуже камеры. Страх подпитывал Их. Преумножал Их силы. Они ведь знали, что люди не могут не бояться. Они знали людей слишком хорошо.
Тьма заботливо укрывала Чужих, давая людям шанс не сойти с ума. Мысли, роем носящиеся в голове заключенных путались и падали тяжелыми каплями на скользкий пол утихших сердец. Сознание сопротивлялось столь нечеловеческой силе. Рассудок испуганным зверем забился в самый дальний уголок помыслов.
Логически мыслить в такой ситуации было невозможно. Боль пропитала каждую клеточку, вонзилась в каждый нерв, послушно следуя Их велению. Но боль была ничем в сравнении со звериным ужасом, уничтожающим человеческое начало гуманоидов.
Заключенные почувствовали, что сознание ускользает. Кружится бабочкой около лица и никак не может найти упокоения. Веки не слушались – они начали закрываться сами по себе. Последнее что видели преступники – это черный всполох огня, пронзивший потолок камеры.