Cpl. Время Холодных Ветров | ходы игроков | Глава 1. Дама в беде.

Пролог: Дурное Предзнаменование
... И без конца дорога. Грязная, чужая, но где-то, в глубине души он понимает, что ближе этой дороги у него никого нет, и, вероятно, уже не будет. И пускай его новые одеяния, купленные на последние деньги в придорожной ярмарке, совсем прохудились, а его верный конь заляпан грязью, он понимает, что главное в его жизни еще не случилось, а потому подгоняет коня и идет. Идет туда, где его не было и где это главное, может быть, и произойдет...

Узкая дорога, петляющая среди темного серого леса становилась все больше похожа на сплошную растянутую лужу грязи. Один из некогда важных трактов представлял собой жалкое зрелище. Виной всему, несомненно, был густой лес, который просто кишел ворами, грабителями, недобитками. Бедными отчаявшимися людьми, готовыми зарезать спящего за пару сапог. Когда листва с деревьев опала, а холодные северные ветра добрались и сюда, лихого люда поубавилось и теперь смрад разложения был добрым попутчиком для путешественников, напоминая ненавязчиво о вреде разбойничьей жизни. Временами, тела лежали у самого края дороги. Апатия местных обитателей была понятна: мало кто захочет копать могилу среди толстых корней для соратника, в котором самое лучшее это то, что он сдох.
Несмотря на то, что лес был старым, с массивными деревьями и густыми зарослями, вездесущий ветер прорывался и сюда, протаскивая следом мелкую снежную крошку, которая слегка покрывала обледеневший тонкой коркой слой грязи.
Новый поворот открыл картину определенно неожиданную, хотя и довольно привычную для местных времен. Небольшой пятачок вырубленный в лесу был некогда пристанищем для путников, об этом говорил покосившийся обгоревший остов двухэтажного здания. Уцелели еще конские перевязи, колодец и табличка на дороге: "Милость Лорда де Сазана. Ночлег 2 зол., ужин 1 сер.". Все остальное представляло собой пир для ворон, которые нахально каркали, лениво перескакивая с одного тело на другое. Деловито ерошили черные перья на толстых тушках и вышагивали по гербовым туникам, чтобы поближе подобраться к лакомым кусочкам. Лиц и глаз уже не было на павших воинах, зато оставались языки, до которых они пытались добраться с ленивым энтузиазмом. Тела были наспех обобраны: кое-где еще валялся в грязи меч, шлем, перевязь с кинжалом и ножнами, да и кольчуги не стягивали. Хотя, со времени боя прошло не больше двух дней и то, что начали нападавшие, еще не успели довершить случайные путники и бродяги. Отдельно выделялся предводитель отряда, не меньше: седовласый грузный мужчина в латном доспехе, окрашенном в красно-синие цвета дома, с бронзовым позолоченным обручем поверх шлема. Он был посажен на кол. Щит и меч были привязаны веревкой к его рукам. На Щите герб: синее дерево на красном поле с двумя скрещенными черными мечами. и девиз: "Твердыня леса хранится мечем". Он смутно помнил местных малых Лордов. Но что-то про этого де Сазана явно слышал. Умер он не так давно: вороны только-только приступили к трапезе. Они толпились на поникших плечах, пока сверху не плюхнулся мощный черный ворон, раза в два больше всех остальных, он одним движение разметал галдящую недовольную толпу собратьев. Его клюв вонзился через тонкую кожу века в помутневшее глазное яблоко. Перецепившись за плечо трупа, он крутил головой, тянул, напрягая свое небольшое тельце, пока глазное яблоко не оказалось полностью в его клюве. Действо это носило какой-то гипнотический характер. Ворон с легкостью проглотил глаз и тут, в надвигающихся сумерках, Артур увидел, как шесть черных глаз ворона наливаются кровью, становясь алыми, подобно рубины, подсвеченные в свете пламени. Его хриплая птичья глотка изрекает только одно каркающее слово:
- Крейн!
Веки лорда распахиваются, открывая помутневший глаз и пустую окровавленную глазницу.
Сзади с грохотом падает из седла Жиньон, его оруженосец. Артур оборачивается машинально, а секунду спустя нет уже ни ворона, ни мертвого взгляда лорда.
Помутнение. Морок. Не иначе.
Жиньон подцепил воспаление легких два дня назад. Пылкий юноша с горящими глазами и неимоверной наивностью потухал прямо на глазах. Кто бы мог подумать, что две недели дороги способны его убить? Крупная дрожь колотила его тело, на шее и лице выступили крупные капли пота. И весь жизненный опыт Артура подсказывал, что юнец не дотянет до утра.

Всадник мерно покачивался в такт неторопливой походке коня, уставшего не в меньшей степени, чем сам наездник. Долгие дни складывались в бесконечные недели пути, важный некогда тракт превращался в нечто, куда больше похожее на болото. Копыта ритмично месили грязь – каждый шаг сопровождался отвратительным хлюпаньем.
Серые дни сменяли тёмные ночи. Хоть именно этот переход и начался относительно недавно - не более, чем неделю назад, но подобный образ жизни преследовал Артура уже чертовски давно. Настолько давно, что постепенно стирались из памяти воспоминания о временах, когда всё было иначе.
Голод, грязь, боль – постоянные спутники на землях, которые ещё недавно терзала война. Как не старайся следить за собой, обстоятельства неизменно оказываются гораздо сильнее. Рейн с сожалением провёл рукой по затылку – пальцы скользили по колючим и неровно остриженным волосам. Совсем не таким рыцарем он мечтал быть когда-то. Сперва были турниры, была слава, были длинные волосы… А что осталось теперь? Хороший вопрос.
Сзади теперь уже молча тащился оруженосец. Совсем плохи с парнем дела. Настолько плохи, что хочется о нём просто забыть.

В редкие минуты подобного просветления, Артур задумывался о том, как и почему докатился до такой жизни. Что делает здесь, на этом забытом всеми богами тракте, посреди страны, что раздирают на части мародёры и дезертиры. Почему за бесценок продаёт свой меч каждому, кто заплатит достаточно, не глядя на средства и поставленные нанимателем цели. На безупречной когда-то давно биографии уже появилось несколько кровавых пятен, о которых он предпочитал просто не думать.
Как знать, быть может, именно из-за них Артур не спешит возвращаться домой, в замок отца.
Или просто потому, что не хочет, чтобы там видели его в таком состоянии. Жалким, отчаявшимся, ничего не добившимся. Кому он там нужен? Пусть лучше продолжают считать, что погиб где-то на полях бушевавшей войны. Так будет лучше для всех.
Отчасти потому давно не реставрирует рыцарь свой щит. В сохранившихся на лицевой стороне пятнах разноцветной краски уже никто не сможет разглядеть некогда сиявшую оттуда золотую звезду. Пусть будет так. Одна бессмысленная цель сменяет другую – пока есть дорога, он будет идти по ней, выполняя поставленные кем-то задачи. Дорога, несмотря на все тяготы, неизменно сопровождавшие путь – это единственное, что ещё что-то значит. Дорога перед глазами подразумевает движение, а движение, в свою очередь, создаёт иллюзию жизни. Даже если дорога такая – грязная, мокрая и затерянная в дебрях какого-то леса, она куда лучше, чем полное отсутствие оной.

За поворотом – резкая перемена пейзажа. Обгоревший остов двухэтажного здания. Очередное пристанище, некогда – трактир или таверна. В довоенное время подобные заведения процветали, теперь – большая часть сожжена и разграблена. И, конечно, вокруг были трупы.
Куда же без них. Взгляд Артура без особого интереса скользнул по табличке – губы наёмника на мгновение изогнулись в мрачной улыбке, стоило тому заметить титул хозяина заведения. Лорд, как же.
Без особого интереса прошёлся по гербу на щите привлекшего внимание трупа. Незнакомые символы, незнакомый девиз – хоть Рейн и признавал, что никогда не был силён в местной геральдике.
Куда большее значение имело другое. Судя по степени целостности тел, бойня случилась не так уж давно. Это могло означать лишь одно. Люди, совершившие это, по-прежнему могут быть где-то рядом. Артуру вовсе не улыбалось столкнуться сейчас с многочисленным вооружённым отрядом. Тем более теперь, когда оруженосец в таком состоянии.
Почему-то имя этого парня Рейн всегда забывал. Слишком местное – за долгие годы имена жителей междуречья так и не стали привычны для слуха. Жером или Жиньен… Так ли это важно? Он никогда не ставил перед собой цели запомнить этот малозначимый набор букв. Кто-то мог бы поспорить, утверждая, что имя каждого человека – бесценно. В ответ Артур бы рассмеялся.

Натянув поводья, он остановил начавшего слегка волноваться коня. Животное, хоть к запаху смерти приученное и привычное, по-прежнему нервничало при приближении к каждому новому «кладбищу». Погрузившись в свои мысли, Рейн без всяких эмоций наблюдал за работой огромного чёрного ворона. Вороны – падальщики, санитары войны. Многие питают к этим птицам иррациональный страх и отвращение, Артуру совершенно неясные.
А потом глаза твари налились кровью. Их стало больше – сколько именно сосчитать оказалось проблематично. Сердце пропустило удар, наёмник непроизвольно задержал дыхание. Жуткий крик, в котором сквозили угроза или предостережение, резанул слух. И поднялись веки мёртвого солдата, которым ворон ещё совсем недавно безмятежно питался.
Грохот сзади отвлёк, заставил на мгновение отвернуться. А после – лишь труп. Ни следа жуткой птицы.
Артур обнаружил, что пальцы непроизвольно вцепились в рукоять болтавшегося на поясе меча. Шёпотом выругавшись, главным образом – чтобы разрядить обстановку, он спрыгнул на землю.
Конь остался совершенно спокоен – словно ничего не произошло. Никто больше не заметил ничего подозрительного.
Постепенно к Рейну возвращалось ледяное спокойствие, хоть жуткий крик твари и не спешил покидать его мыслей. Медленно приблизился к парню, что уже даже не смог оставаться в седле, рухнув в грязное месиво, некогда носившее гордое название тракта.

Парень – труп. Это было ясно с первого взгляда. Воспаление лёгких – штука опасная и при куда более благоприятных условиях. Хотел бы Рейн сказать, что дальше ехать нет нужды, что здесь – подходящее место для ночлега. Но все его инстинкты трубили обратное. О том, чтобы потратить на оруженосца одно из драгоценных зелий, каждое из которых было добыто с величайшим трудом, не могло быть и речи. Хоть не исключено, что парень и заслужил такую награду за верную службу. Артур пристально вглядывался в покрытое каплями холодного пота лицо, в тщетной попытке пробудить в себе хоть немного сочувствия.
Горячее вино навряд ли поможет… Но, не исключено, что даст несчастному достаточно сил, чтобы дотянуть до ближайшего замка, который, согласно сведениям Рейна, должен был уже находиться в непосредственной близости.

Тьма неспешно выползала из массивных теней деревьев, скользила под ободранными кронами, смыкаясь в единое полотно. За считанные минуты, она обступила поляну, скалясь мраком неизвестности. Соседство трупов не радовало, но еще меньше радовали опасности, уготованные путникам апатично-беспощадной дорогой. Обрушенные и выгоревшие стены трактира обещали хоть какую-то защиту. Или, по крайней мере, возможность выменять свою смерть подороже.

Ступая под мрачные своды черного камня, Артур почувствовал дух этого места. Ровно так же, как и сотни подобных мест, ранее радушно принимавших гостей, пустой трактир своим дырявым остовом пытался хоть немного укрыть путников от опасностей и непогоды. Память об уюте и гостеприимстве еще теплилась в жерле закопченого очага, поломанной мебели и нескольких уцелевших предметах утвари. Удивительно даже, почему никто не утащил отсюда большой металлический котел, кувшины и побитые оловянные кружки. Здесь же лежало скомканное шерстяное одеяло, пропахшее плесенью, стояли две массивные обгоревшие кровати, вытащенные из гостевых комнат. В небольшой конной перевязи, сделанной из перевернутого стола даже завалялось несколько клочков сена. Призраки хозяев еще жили здесь, призывая гостей к порядку, но все тише. Время неумолимо стирало их из ткани мироздания. Еще неделя, две, и остатки деревянной мебели исчезнут в костре, бродячие прощелыги растащат последнее, что осталось здесь, а путники будут справлять нужду прямо в двух шагах от очага. Там, где еще недавно суетливо бегала хозяйка, выставляя на стойку кружки с пивом и едой... Но пока это был их лучший ночлег за последнюю неделю.

Оруженосец, введя свою клячу под узцы в помещение рухнул на кровать, заливаясь тяжелым кашлем который, казалось, вот-вот вывернет его наизнанку. Лицо его бледное, покрытое крупными каплями пота казалось размытым. Словно, он заживо становился призраком и лишь какой-то упрямый огонек поддерживал в нем жизнь. Судорожно он натянул на себя скомканное покрывало и еще глубже укутался в плащ, стараясь сохранить ничтожные капли тепла. В коем то веке рыцарю пришлось самому уделить внимание делам житейским. Странные остатки человеколюбия побуждали его накрыть парня походным одеялом и залить вино в побитый котел. Языки пламени плясали в очаге, скользя по черному металлу и раскрошившемуся кирпичу. Под затяжный вой налетевшего ветра, Рыцарь решил вступить в поединок с липкой ползучей Смертью, желая отбить у нее своего соратника. В шепоте сквозняков, пронзавших здание насквозь, слышались насмешки:
- Фьююю.. Зряя...
- Шшшмерть...
Короткий скрип дерева под порывом:
- Трррруууп..
Горячее вино вливалось в глотку, вырываясь пузырями от резких приступов кашля. В полутьме, окрашенной лишь бликами пламени, оно казалось кровью. Черной, текучей, только с пьянящим запахом.
Легкое шуршание ветра за порогом. Размеренное, ритмичное. Словно сама шестирукая смерть оттачивала каждый из своих четырех серпов, укутавшись в черный непроницаемый саван ночной тьмы. Она выжидала очередного сына, спешившего вернуться в лоно земли...
...Или не спешившего. Мертвенная бледность его отступила, подкрасив щеки хмельным румянцем, а сознание его провалилось в теплое забытье.

Смерть не то чтобы отступила, она просто отошла по другим делам. Унеся с собой надрывный ветер. А следом пришла другая ее ипостась: десятки, мягких лап ступали снаружи, в полной тишине, полагаясь лишь на нюх, из леса вышла Стая. Сбившиеся вместе псы и волки приняли смену у жирных ворон, рассевшихся по ветвям ближайших деревьев. Ночную тьму разрезал лишь треск плоти и чавканье полутора десятков ненасытных пастей. Мертвичина набивала животы этих отродий, но кому-то из них захотелось чего-то особенного: огромный волк вступил в дверной проем. Матерый хищник, увенчанный массивной золотой цепью, седой, с пустой глазницей, перечеркнутой ударом меча. Лошади испуганно заржали и почти сразу затихли как только на них лег тяжелый взгляд золотого глаза. Волк отвернулся и уверенно двинулся к оруженосцу. Следом за ним в помещение двинулась его свита: матерые черные отродья, словно верные телохранители смотрели по сторонам и молча скалились.

Смутная тревога не пропадала. Сопровождала каждый шаг, висела тёмной громадой над каждым решением. После долгих недель, проведённых в пути, обнаруженное пристанище можно было считать сравнительно неплохим, но интуиция упорно твердила обратное. Что-то не так с этим местом. Что-то здесь не в порядке. Не стоит спать ночью, нельзя позволять себе ни на минуту сомкнуть глаза. А лучше и вовсе убираться отсюда. Как можно быстрее, как можно дальше.
Но Артур никогда особенно не доверял интуиции – упорно отгонял он неясные страхи, что сгущались всё сильнее по мере того, как сумерки перерастали в настоящую темноту. Пытался забить голову размышлениями, погрузиться в пучину воспоминаний, но безуспешно. Иррациональный страх не думал никуда отступать.
По крайней мере, вокруг были стены. Они защищали от ветра, скрывали отчасти лагерь от чужих взглядов. При необходимости, могли послужить щитом от стрел и арбалетных болтов. А узкий дверной проём, в случае чего, позволял свести к минимуму численное преимущество противника. Как ни посмотри – чертовски удачно выбрано место. Но Артур уже давно так не нервничал.

Исследуя трактир, Рейн старался производить при этом как можно меньшее количество шума. В голову лезли странные, но крайне навязчивые мысли о прежних хозяевах этого заведения. Хозяевах ныне покойных. С каких пор наёмник озабочен спокойствием призраков? Тем более, если эти смерти не имеют к нему отношения? Загадка.
Артур начинал злиться – его беспокоило собственное состояние. Беспокоил беспрестанно наблюдающий невидимый враг, который продолжал прятаться, избегая открытого противостояния. Неизвестность тревожила.
Ему слышался загробный шёпот в треске поленьев в очаге. Впервые за долгое время Артура пугало и угнетало его одиночество – стала не столь безразлична жизнь парня, который отлёживался на кровати, из последних сил цепляясь за жизнь.
Рейн нервничал. Что происходит? Неужели он сходит с ума? Звуки снаружи заставили снова схватиться за меч. Артур поднялся, уже догадываясь, что его ожидает. Падальщики куда крупнее недавних ворон. Дикие псы. Может и волки. Бродячая стая. Оголодавшая. В часы войны не брезговавшая даже не слишком свежими трупами.
Против собак-трупоедов Артур ничего не имел. Вот только не нравилась ему одна характерная их особенность – предпочитали всё-таки твари живых, чем при возможности пользовались.
Опасения подтвердились. Матёрый хищник – огромный волчара со свитой. Рейн нервно сглотнул, отметив, что на шее у волка болтается массивная цепь. На первый взгляд, золотая. Какого чёрта тут происходит? С каких пор дикие звери начали носить украшения?

Направляются прямо к оруженосцу. Чуют слабость, интуитивно ощущают болезнь. Мелькает малодушная мысль – отдать. Слишком зловеща в своём безмолвии чёртова стая. Но мысль эту Артур сразу же отгоняет. Он не настолько ещё потерял к себе уважение. Гнев нарастает, поглощая страх. Гнев древний, гнев первородный. Порождённый чувством превосходства, которым наделён по отношению к зверю любой человек.
Ты может и хищник. Хищник опытный, хищник опасный. Но я умнее тебя. Сильнее. Мне помогает холодная сталь. Вижу, ты с ней уже познакомился. Помнишь это? Боишься огня?
С мрачным торжеством ухмыляется Рейн, глядя на пустую глазницу огромного волка. Больше не медлит – выхватывает свободной рукой горящую головню из очага, намереваясь использовать против животного наиболее древнего союзника, спасавшего в подобных ситуациях ещё давних предков. Огонь. Дикие звери боятся огня. Они прячутся в темноте, охотятся в ночи, когда мир утопает во мраке. Огонь обжигает, огонь опаляет их шерсть. Огонь оставляет на телах раны. Спасительным пламенем объят лишь один конец головни – стальная перчатка, в любом случае, на пару секунд должна защитить. В другой руке сверкает клинок. Артур ловит себя на том, что испытывает к врагу настоящую ненависть. Ненависть, которая окончательно искоренила из него страх.

Горящая головня устремляется прямо в морду Зверя, но тот даже не соизволил дернуться. В устрашающем бесстрашии, он продолжает смотреть на Артура. Он знает, что выпад этот не достигнет своей цели. И в твердом этом отрицании животного страха чувствуется человеческая выправка, воля и уверенность. Он ЗНАЕТ, что человек, в общем-то, беззащитен. Для него Артур не более чем очередной отчаявшийся недобиток, выставляющий меч против строя копейщиков. Черная тень с рычанием скользит слева внизу и меч в рефлекторном движении рассекает пустоту. Лязг зубов рядом с его щиколоткой и физическое ощущение крупного хищника невольно пробуждает что-то животное уже в голове Артура. Зверь после неудачной атаки замирает. Скудные отблески огня выхватывают из темноты мощный силуэт и белый блестящий оскал, а глаза зверя, они итак горят холодным огнем ярости.
Немая сцена ожидания длится не более секунды, но секунда эта становится тягучей, она растягивается и дребезжит напряженным ожиданием. Еще один взмах мечом? Еще пара тварей атакующих рыцаря? В ночи раздается рычащий голос. Низкое гортанное клокотание до одури напоминает человеческое.
Лорд Стаи разворачивается и уходит, не удостоив Артура даже прощальным взглядом. Его плавные вальяжные движения выдают полную уверенность в собственной неприкосновенности и презрение к той опасности, которую может представлять загнанный в угол рыцарь. Один за другим пятятся к двери его телохранители. Оскал их выражает полную готовность к атаке.
В слаженности этой, столь не присущей животным невооруженным глазом видна выучка, слаженность. Не иначе, в стае их есть и свой Мастер над оружием. Разум рыцаря дорисовывает картину до логического завершения: несколько матерых тварей у двери и соглядатаи у каждого из окон будут охранять рычащий, чавкающий мясом и лязгающий зубами при до тех пор, пока все они не пресытятся. Бурное воображение? Паранойя? Бред? Чутье?

Этот выродок определённо переходит все мыслимые границы.
Было что-то жуткое в наглости твари, в том, насколько сильно она ощущала собственную безнаказанность. Проклятый зверь совершенно не боялся огня, а в глазах животного было столько снисходительного презрения, сколько не найдёшь иногда во взорах иных королей.
Можно было, конечно, предположить, что волк слишком и глуп и просто не понимает, на что способен огонь, с давних лет спасавших людей от обитателей темноты… Но Артур был почему-то уверен, что эта тварь, напротив, ужасно умна. И по каким-то причинам считает, что горящая головня против неё – не оружие.
Секунда немого зрительного контакта. Испуганный и неуверенный в себе человек, забывший, что на самом деле он рыцарь. И зверь, который, казалось, целиком контролировал ситуацию. Рейн сперва не поверил, когда тот просто развернулся и неторопливо ушёл. Когда свалили приспешники, проявляя пугающее взаимопонимание со своим предводителем.
После визита хищника остался неприятный осадок, нервна дрожь. Который сменился приступом отчасти истерического торжества.
- Ха, - выдохнул он, глядя вслед отступающей стае. – Вот и проваливайте.
Не крикнул, почти прошептал. Скорее, чтобы подбодрить себя, чем продемонстрировать над противником превосходство. А всё потому, что не было здесь никакого превосходства и близко. Не могло просто быть.
Не победа – всего лишь отсрочка. Перед очередной неминуемой встречей. Рейн откровенно не понимал, почему враг отступил. Но собирался этим воспользоваться. Волевым усилием сбросил с себя оцепенение, заходил по комнате, пытаясь собраться с мыслями. Стая никуда не ушла – наверняка твари ожидают снаружи. Будет настоящим безумием попытка покинуть относительно защищённое место.
Артур бросил усталый взгляд на оруженосца. Не стоило здесь останавливаться, точно не стоило. В конце концов, в его распоряжении стены. Относительно узкий дверной проём. Рейн подкинул пару сухих веток в разведённый очаг, не без удовольствия наблюдая, как взметнулись жизнерадостно вверх языки пламени.
Пожалел, что ни у него, ни у тупицы-оруженосца не оказалось при себе ни одного арбалета. Не стал прятать меч, проверил кинжал. В левой руке щит, взгляд рыскает по помещению в поисках хоть чего-то, чем можно было бы хотя бы отчасти заблокировать дверной проём. Если твари вернутся, он не собирался сдаваться без боя. В конце концов, доспехи дают некоторое преимущество перед клыками и когтями животных.