| |
|
|
— Он мне не друг, — неожиданно резко отвечает Ли. Сложно сказать, чего больше в этой фразе — раздражения из-за подобных мыслей, или оправдания.
— Он... он, ну, Холодный. Он ночью выходит только, а днем прячется... внутри. Сейчас он в Могиле прячется, — слово звучит как прозвище или кличка, а не как глубокое место на кладбище. — А еще раньше в Мадам хотел спрятаться, но она его не пустила, потому что она ведьма. На самом деле его не Холодный зовут, это я его так называю, потому что он дышит холодом. А его зовут Ihtaqua.
При звуке произнесенного имени пламя свечи качается, словно девочка нечаянно подула на него. Секунда бешеной пляски теней по стенам — и пламя снова вытягивается в тонкую нить.
Ли замолкает, доедая свой кусок хлеба. В подвале воцаряется звенящая тишина. Куклы все так же смотрят в свои тарелки.
Но тебе все тяжелее воспринимать их как игрушки. Они похожи на маленьких человечков, которые присели на непомерно огромные для них стулья в ожидании... ну да, заката. Чего же еще могут ждать куклы.
|
|
31 |
|
|
|
|
Полный бардак в голове. Вот как Анна охарактеризовала бы своё состояние. Она ничего не понимала, кроме того, что сидит в подвале с незнакомой девочкой и слушает какие-то сказки. Но самое странное - она им верит. Нет, не может это всё быть правдой. Но почему тогда Анне так не по себе?.. - Он мне не друг. Он... он, ну, Холодный. Он ночью выходит только, а днем прячется... внутри. Сейчас он в Могиле прячется. А еще раньше в Мадам хотел спрятаться, но она его не пустила, потому что она ведьма. Анне захотелось засмеяться. Громко и пронзительно и прямо в лицо Ли. Это был бы нервный, не адекватный смех. Но девушка сдержалась и потёрла нос. - На самом деле его не Холодный зовут, это я его так называю, потому что он дышит холодом. А его зовут Ihtaqua. Итакуа. И-та-ку-а. Анна повторила это имя шёпотом, по слогам, и оно соединилось словно паззл в единое целое. Каждый слог, благодаря тягучим гласным, перетекал в другой, и звучание этого имени напоминало журчание воды. Или, может, шелест ветерка. Или чьё-то приглушённое шипение... ...Огонёк свечи заплясал и остановился, тронутый неосязаемым ветром. Но ветра не было.
Несколько последующих недель Анна путешествовала в одиночестве, иногда забредая в небольшие города. По ночам Анна укрывалась в чаще лесов, пещерах или, если повезёт, в салунах. Куда она держала путь она не могла сказать даже себе. Интуиция вела её на запад, вглубь страны, и Анна следовала ей. Она знала, что когда-нибудь ей попадётся интересное дельце, за которое она сможет взяться. Неважно, что это будет - грабёж дилижанса, очередной спектакль перед богатеньким фермером, авантюра с золотоискателями, воровство - всё это не имело значения, когда судьба сама предлагала ей выгодную сделку. Но дни сменялись днями, а ничего интересного не происходило.
Зато у неё появился неизменный спутник. Вернее, спутница. Та самая индеанка, что спасла её как-то от бандитов и подкинула странную вещь, что до сих пор лежала в кармане. Анна часто видела её на высоких холмах и утёсах, её фигура, верхом на гнедом коне, таяла на фоне неба, пока не скрывалась из виду. Каждый раз Анна порывалась остановиться и приблизиться к ней, спросить, что за вещь дала ей незнакомка, почему спасла, но любое движение в сторону индейской девочки только отпугивало ту. Поэтому, спустя какое-то время, Анна оставила свои попытки выйти с ней на контакт и просто наблюдала за ней, каждый раз задаваясь вопросом: "Почему она преследует меня словно тень?".
Но сопровождала индеанка её недолго. Через полторы недели её путешествию пришёл конец, и Анна перестала видеть свою спутницу. Она привыкла видеть её смуглый силуэт, гордую осанку и копну чёрных волос, развеваемых ветром. Хоть они и не разговаривали никогда, но Анна почувствовала тоску, от того, что молчаливая спутница покинула её.
Однако, сказать, что за всё это время ей не повстречалось ничего интересного, значило бы соврать. Нет, то, что она встретила, было не выгодным делом. Это был пожилой мужчина, лет 45-50, лицо которого обрамляла паутинка морщин, длинные седые волосы прикрывали лоб и виски, а голубые глаза таили невероятную волю. Если бы он сам не признался в своём возрасте, Анна решила бы, что ему все 60, а то и 70 лет.
Его звали Ларри Борток. Он был англичанином, так же, как и семья Анны, перебравшимся на новый континент. У него была тяжёлая жизнь. Кем только Ларри не работал, но в итоге понял, что всё это - не его. Что душа желает странствий, и он послушал голос своей мечты. Как сын своих родителей, Борток унаследовал талант писателя и всю жизнь мечтал узнать больше о коренном народе Америки. Наблюдать за ними, описывать их быт - это стало делом всей его жизни. Так что Анне повезло, что она встретила этого человека - настоящего знатока, заинтересованное лицо, и смогла рассказать ему о недавней встрече с индейской девочкой.
(Далее из заметок Анны)
"...Мы сидели у костра, поздним вечером. Обоим спать не хотелось. Да и как тут заснёшь, когда собеседник рассказывает столько интересного?
Оказывается, он бывал в самых разных племенах, и его везде принимали. Как чужака, но всё же не гнали с палками со своей территории. Странно. Посмотрели, что у него голова седая, и подумали старик?! Хотя у них оказывается мало кто седеет. И все поголовно черноволосые. И волосы растут только на голове. И зубы никогда не выпадают. А ещё они строят шалаши и называют их домами - вигвамы. У них множество красивейших лошадей, прирученных диких мустангов, и мало одежд. Ещё они верят, что повсюду есть духи, даже в дожде. Вот глупости.
Я показала мистеру Бортоку свое ожерелье, которое оставила мне девчонка. Он так долго его разглядывал, что стало даже не по себе. Чего такого в простой безделушке? Но в конце концов он бросил мне его обратно и улыбнулся. А потом начал рассказывать какие-то странные истории, слышанные от индейцев. Про оборотней. Про мстительных духов. Про духов, заключённых в вещах.
Это было интересно. Но жутко.
Кажется, становится холодней..."
...Какие-то формы, вязкие и тягучие, перетекали в её мыслях, вороша давние воспоминания. Эти формы напоминали чудовищ с красивыми звучными именами, но всех их упомнить Анна не могла. Но кое-что ей вспоминалось, и перед глазами возникло лицо Ларри Бортока, в ту ночь, когда он рассказал ей истории индейского народа. Вспомнилось, как плясали тени вокруг костра, как завывал шакал вдали и приглушённый голос с английским акцентом говорил незнакомые ей слова. Вендиго. Итакуа. Уж не от него ли она узнала об этих существах? Но это же... Просто легенды. - Это всё очень интересно, - выдавила из себя Анна и взяла в руки хлеб, но никак не решалась откусить, а только мяла его в руках. "Хочешь ли ты ещё спрашивать? Хочешь ли знать больше?.." - А откуда появился этот Холодный, он тебе не рассказывал? И что такое Могила, и что за Мадам? Любопытно! - Анна выдавила нервный смешок, и тут же покосилась на кукол, словно боялась, что они осуждающе на неё посмотрят. В конце концов, бросив хлеб на тарелку, Анна встала и прошлась по подвалу, изучая его убранство.
|
|
32 |
|
|
|
|
Итакуа. Еще одно индейское слово, связанное с духами. Возможно Ларри говорил тебе о нем, но ты не можешь вспомнить что-то конкретное. Но от слова ощутимо веет холодом, словно оно олицетворяет собой мороз либо прочно с ним связано.
— Он не рассказывал, но зато Дебра показывала. Там индейцы были. А Могила — так Тома зовут. Кто-то приписал к названию его салуна букву "b", и получилось Tomb. А Мадам — это тётя Белла, она одежду шьет, ее дом рядом с салуном Тома.
Скрип дерева по камню от ножек отодвигаемого стула. Легкое шуршание подошв твоих сапог. Звуки, что разрушают звенящую тишину в паузах между словами Ли.
Стена с бочками приближается. Два яруса по пять, они огромны. Для пива, или вина, или даже виски. И старые, если судить по цвету дерева. Потемневшие от времени доски плотно пригнаны друг к другу, не пропуская наружу ни капли содержимого. Проходишь вдоль ряда бочек, машинально касаясь их рукой. Пусты ли они? Не понять, пока не откроешь какой-нибудь люк или кран, что торчит из нескольких бочек. Возле одной ощущается легкий, но резковатый запах спирта.
Дальше, под лестницей вдоль дальней стены — лежанка, на которой, по всей видимости, проводит ночь сама Ли. Соломенный матрац, несколько старых, но чистых тряпиц, заменяющих простынь и одеяло. В уголке аккуратно сложено нормальное одеяло —теплое, индейское, если судить по кусочку орнамента, из буйволиной шерсти. Слежавшаяся перьевая подушка, над которой устроился серебряный крестик на стене.
Дальше — куча как попало сложенных ящиков. Некоторые из них сломаны, но острые края досок потемнели от времени. Остальные, по всей видимости, пустые. Ящики привалены к стене, закрывая камень до высоты твоего роста — и до половины высоты стен подвала.
У правой стены — стеллажи, на которых в три яруса разместилось все, чему не нашлось места наверху в доме. Инструменты, старые вещи, части мебели, ржавые гвозди, пара тележных колес, открытый сундук с тряпьем, несколько ящиков с посудой и столовыми приборами, мешки (от взгляда на них тебе на мгновение делается не по себе) с распущенными завязками — в них в неровном пламени свечи видны зерна. Рожь или пшеница, или что-то еще из семейства злаковых. Один мешок завязан, но по белой пыли, которой он покрыт, можно догадаться, что в нем мука. В углу, на большом крюке, зацепленном за край полки, висит большой окорок. Его поверхность покрыта плесенью, но на срезе, сделанном явно недавно, внутри видно вполне съедобное мясо. Тут же рядом, на полке, лежит нож.
Ли заканчивает с едой и задумчиво смотрит в огонь, сидя на месте.
— Солнце садится, — негромко произносит она. Но в ее словах кроется что-то еще, кроме обычной констатации времени. — Можно выходить.
|
|
33 |
|
|
|
|
- Он не рассказывал, но зато Дебра показывала. Там индейцы были. А Могила — так Тома зовут. Кто-то приписал к названию его салуна букву "b", и получилось Tomb. А Мадам — это тётя Белла, она одежду шьет, ее дом рядом с салуном Тома.
Что ж, теперь понятно, что имела ввиду девочка. Всего лишь двух людей. Всего лишь...
И опять эти куклы!
Анна поднимается с места и медленным шагом прохаживается вдоль стен. Взгляд её с виду сосредоточен, но лишь блуждает поверху, не задерживаясь на предметах надолго. Мысленно она возвращалась к той ночи и беседе с Бортоком, силясь вспомнить хоть что-нибудь, что говорило бы об имени Итакуа. Но - почти ничего. Вероятно, на утро она выбросила всё из головы, посчитав истории какими-то бреднями, или же Ларри поведал столько всего, что имена и названия надолго в её памяти не задержались.
В любом случае, имя Итакуа не вызвало в ней никаких мысленных образов. Анна знала о нём лишь то, что Ли рассуждает на его счёт очень серьёзно и даже по-взрослому.
В какой-то момент девушка поймала себя на том, что думает об этом Итакуа как о реальном существе. Засунув руки в карманы, она усмехается этим мыслям, стараясь скрыть улыбку от девочки. Она всё ещё не может поверить в слова Ли, но ощущает душой, что в городе и правда творится что-то странное. Ведь тот барьер... Он был так осязаем. А паук? Она готова была поклясться, что видела его собственными глазами. Неужели, Анна, ты сходишь с ума?..
...Подвал показался ей чересчур неуютным. Он был вполне ухожен и прибран, но не чувствовалось в нём человеческой теплоты, словно и не жил здесь никто вовсе. Лишь холодный камень отдавал сыростью.
Бочки ещё пахли спиртным, возможно даже, в некоторых сохранилось горячительное пойло. Анна лишь поморщила нос. Не при этих обстоятельствах.
Хилый матрац под лестницей выглядел потрёпанным. Но было здесь кое-что интересное - покрывало с индейским узором. Любопытно, откуда у Ли индейская вещь?..
Предметы на стеллажах - разнообразные, старые, разложенные как попало. Чего здесь только не было - от гвоздей до колёс.
У дальней стены - сваленные в кучу побитые ящики. С виду - обычный хлам, вот только в общую картину не вписывались. Всё было слишком аккуратно, а эти ящики выглядели лишним мусором.
- Солнце садится, - говорит маленькая хозяйка. - Можно выходить.
Анна вздрагивает, словно ей только что озвучили приговор и вот-вот выведут на плаху.
- Ли, зачем здесь эта куча ящиков? - спрашивает Анна, оттягивая момент выхода на улицу. Ей, почему-то, страшно, и она сжимает маленький череп в кармане. Снова.
|
|
34 |
|
|
|
|
— Не знаю. Они здесь были, когда еще дедушка здесь жил. Пойдем, надо набрать воды для Нэнси.
Ли берет тебя за руку и настойчиво тянет к выходу. Не на лестницу наверх — обратно к ходу, что ведет в сарай.
|
|
35 |
|
|
|
|
- Не знаю. Они здесь были, когда еще дедушка здесь жил. Пойдем, надо набрать воды для Нэнси.
Анна чувствует маленькие пальчики на своей руке и настойчивое движение в сторону лестницы, ведущей в сарай. Но девушка стоит на месте, не двинется. Взгляд её направлен на ящики, грудой сваленные у дальней стены.
Однажды, в городке, название которого давно стёрлось из памяти Анны, ей предложили работу. Это была хорошо оплачиваемая, но не слишком трудоёмкая работа. Она заключалась в том, что Анна должна была стоять как часовой у дилижанса, пока некие люди сваливали в него неопределённого вида груз. После того дня Анна поняла, что больше никогда не возьмётся за подобные подработки. Думаете, потому, что этих людей "накрыли" и им пришлось, вместе с Анной, скрываться от шерифа? Вовсе нет. Анна, конечно, в тот день удирала, но вовсе не от шерифа. А от тех людей, что её наняли. И дело было не в том, что она плохо смотрела за "грузом" - во всём виновато её чрезмерное любопытство. Раз сунув нос, куда не надо, она поплатилась за это испорченным продырявленным пальто. Анна зареклась больше не участвовать в подобных авантюрах и рыдала от счастья, благословляя фортуну, спасшую её в тот день.
И что же сейчас?..
Анна не отрывала взгляд от ящиков, чувствуя, что не сможет совладать с искушением. И пусть Ли рассказала ей столько всего, отчего мурашки бегут по коже, но пропустить мимо интересный тайник она не могла.
- Погоди, Ли, сейчас пойдём. Я только посмотрю, что это за куча ящиков.
|
|
36 |
|
|
|
|
Темнеют старые доски, прячут под широкими спинами неровные тени, отбрасываемые пламенем свечи. Что-то не так с ними, будто не к месту они здесь.
— Но это просто ящики. Папа хотел их на дрова пустить, но дедушка не разрешал. Пойдем, Нэ-э-эн... — в голосе Ли слышится настойчивость, но она отпустила твою руку.
Грубое дерево пытается уколоть твои пальцы занозами. К счастью, безуспешно. Доски скрипят, скрежещут по каменному полу, наполняя подвал зловещими звуками, пока ты разбираешь нагромождение ящиков. Они цепляются друг за друга, словно не желая расставаться, и несмотря на их пустоту и легкость, ты успеваешь вспотеть, прежде чем добираешься до стены.
— Нэн, ну пойдем уже, — настойчивость в голосе Ли сменяется капризностью.
А за ящиками не обнаруживается ничего. Холодный твердый камень стены. И когда ты уже готова была проклясть себя за дурацкие предположения, мысли и везение, с которым ты попала в такую абсурдную ситуацию, пламя свечи вычерчивает темное пятно на полу, гораздо темнее, чем должен был быть камень.
Темно-бордовое.
Нет, это не лужа крови. Линия, изогнутая и прячущаяся под ящиками, все еще скрывающими часть пола.
В сторону их. И другие тоже в сторону, чтобы не мешали смотреть. Чтобы не скрывали больше широкий круг, начерченный чем-то красным, с вписанной внутрь десятиконечной звездой и небольшими стертыми кучками золы в конце каждого ее луча. Большую, в три шага диаметром, гексаграмму на полу в подвале заброшенного дома, старательно заваленную старыми ящиками.
|
|
37 |
|
|
|
|
Шершавое дерево чувствуется кончиками пальцев. Ай! - уколола. Прижала палец к губе, ощущая металлический привкус.
Дерево, словно бы разломанное чьей-то безжалостной рукой. И острые щепки, как зубы, торчат в разные стороны, защищая то, что спрятано за ними.
Но вот завал разобран. И словно собралась картина в паззл, только наоборот - стоило всё сломать, чтобы её увидеть.
И стоишь, сосёшь палец и завороженно смотришь на изображение десятиконечной звезды, аккуратно нарисованной кем-то на полу подвала. Изучаешь, впиваясь глазами в фигуру, с неимоверным любопытством осматривая каждую деталь. Замечаешь золу по углам звезды - вероятно, что-то поджигали.
И странное чувство возникает в душе. Странное... потому что это не страх. Вовсе нет. Оно похоже... на ощущение, что прикоснулся к чему-то необъяснимому, нематериальному, но вполне реальному. И впору бы остановится и уйти - ведь не твоё это дело, но нет. Берёшь ящики и продолжаешь складывать их в отдельные кучки, чтобы освободить пространство рисунка. Но - останавливаешься. Последний ящик, что держишь в руке, кажется немного не таким, как другие. Что это? Что с его углами?.. Похоже на... гроб?
Осматриваешь. Осторожно проводишь ладонью по поверхности, смахивая пыль.
- Ли, у тебя тут гробик. Твой дедушка, похоже, был с юмором.
Что делать с ним? Открыть? Интересно, что там может быть внутри?
Но прежде, чем открывать, подносишь к уху и трясёшь, в надежде услышать какой-нибудь звук, который может подсказать, что прячется за стенками "гроба".
|
|
38 |
|
|
|
|
Ящик, похожий своей формой на гроб настолько, что не может быть чем-то иным. Чуть более метра длиной, и совершенно пуст, если судить по его легкости. Темное дерево, не полированное и не лакированное, но пропитанное чем-то, что предотвращает старение и гниение. Достаточно новое, без заметных царапин и потертостей. Пыль на крышке скатывается под пальцами в комки и пахнет деревом — не пыль, скопившаяся от времени, но деревянная труха, ссыпавшаяся от других ящиков.
Гроб закрыт, но крышка свободно двигается, не закрепленная ничем по шву, из которого чуть торчат складки ткани — такой же темно-бордовой, что и линии на полу. И очень мягкой на ощупь. Бархат или атлас — дорогое внутренне убранство для последнего ложа. Размерами своими подходящего как раз для десятилетней девочки.
Ящик хранит молчание в ответ на попытки встряхнуть его. И под открытой крышкой обнаруживается лишь небольшая подушечка, бесшумно утопающая в складках дорогой ткани.
А Ли молча смотрит на ящик в твоих руках. В ее округлившихся глазах ты можешь заметить узнавание... и страх. Не всепоглощающий ужас, что волной затапливает разум, лишая возможности дышать и думать, но страх непонимания происходящего.
|
|
39 |
|
|
|
|
Гроб. Этот ящик был так похож на настоящий гроб - отшлифованное гладкое дерево, тёмный алый бархат, виднеющийся из-под свободно отодвигающейся крышки... Он был размером как... как половина Анны. Или, возможно, даже как Ли. Анна обернулась и вопросительно посмотрела на девочку, но заметила в её взгляде то же удивление и непонимание - её милое личико словно отразило всё то, что чувствовала девушка.
В этот вечер была пасмурная погода: небо заволокло серыми тучами, и несколько часов кряду лил сильный дождь. Дети не спешили бежать домой, остановившись в доме миссис Джейн. И дело было не в том, что они боялись простудиться - это был Тот Самый вечер. Вечер, когда они рассаживались вокруг добродушно приютившей их женщины и слушали её истории, потому что именно в такие вечера создавалась подходящая для этого атмосфера - темнота за окном, мерный стук дождя о стекло, полумрак помещения, освещаемого лишь одним огарком, запах топлённого воска и тихий шелестящий голос самой миссис Джейн...
- Помните историю о доме на опушке леса - чуть подальше от нашего города? Сегодня я расскажу вам историю о его владельце и подвале этого дома.
Дети притихли, вслушиваясь в её тихий голос. Мэри крепче обхватила руку сестры, а сама Анна усмехнулась - ей было не страшно. Она не верила в эти сказки.
- Мистер Ричардсон - не обычный человек. Он бодрствует по ночам. Его душа проклята. Он не может ни есть, ни спать, а солнечный свет для него - как пламя на нас, - и миссис Джейн провела по огоньку свечи ладонью. - Когда-то давным-давно, ещё во времена первых поселенцев, этот человек продал свою душу дьяволу, взамен вечной жизни. Ричардсон, ещё до этого, сильно болел, и боялся, что его семья не сможет выжить без него. Если бы он умер, он оставил бы на произвол судьбы жену и дочь.
За окном грянул гром.
- Тогда-то он и решил отдать свою душу на откуп, и получил желанное - вечную жизнь. И дела его, казались, пошли в гору. Но время шло, и жена с дочерью сильно заболели, и умерли в один день. Мистер Ричардсон был в гневе и отчаянье - он жил ради семьи, и всё вдруг разрушилось. Он разорвал все отношения и связи и поселился в своём доме на опушке леса. И чем дольше он там жил, тем больше действовало на него проклятье и тем больше он становился похож на демона...
Мэри боязливо выдохнула и уткнулась в плечо Нэн.
- Он сошёл с ума. Он сделал два гроба и положил их в подвал своего дома. Он обезумел. Он стал выходить из дома по ночам и искать в полях и лесах своих родных, которых сам же похоронил. Несколько долгих десятилетий продолжалась его странная жизнь, но он не замечал течения времени - для него оно остановилось. Но вот, в одну из лунных ночей, он нашёл в лесу потерявшуюся девушку. Этой девушкой была мисс Лара, дочка пекаря, - вы должны её знать, дети.
И дети её действительно знали, и потому округлили глаза от страха и удивления.
- Ему показалось, что она так похожа на его дочь... Он утащил её в свой подвал. И потом, когда к его дому приходили стражи порядка, ища несчастную заплутавшую в лесу девушку, мистер Ричардсон соврал, что не видел её и позволил обыскать свой дом. Констебли не нашли ничего и никого. Они не знали о подвале, и ушли. Оставив несчастную с этим чудовищем... - Миссис Джейн сделала паузу. - Он положил её в гроб и закрыл в нём. Девушка пролежала в гробу три дня и три ночи, а мистер Ричардсон колдовал над ней и шептал молитвы своему тёмному покровителю, пока несчастная не очнулась - такой же проклятой, лишённой души, как её названный отец. Теперь они вместе выходят по ночам, в поисках его жены. И, говорят, когда его новая семья соберётся воедино, к ним в гости пожалует нечисть - поздравить воссоединившуюся семью.
Пустяк, - думает Анна. А у самой дрожат колени.
- Что ж... - произносит Анна и откладывает гробик в сторону. - У твоего дедушки были очень... странные увлечения. Этот гроб он сделала для твоих кукол? - девушка выдавила смешок, понимая, что это не тема для шуток. - Пойдём, Ли. Нам ещё Нэн кормить. Анна берёт девочку за руку и тащит за собой к лестнице. Бегом, бегом отсюда...
|
|
40 |
|
|