Врачеватели | ходы игроков | Гросфорд

- Непобедимый, непостижимый, крепкий Господи Боже наш! - брат Никодим видел все, происходящее вокруг, и понимал, чем все может закончиться. Рыцарь повержен, преподобная мать поймана гигантом, сам он оказался в клубке богомерзких отродий и вряд ли сможет из него выбраться. Карстен? Карстена монах не видел, но подозревал, что с ним тоже не все в порядке.
- Молим Тя, Преблагий Господи, помяни во Царствии Твоем славных воинов, на брани убиенных, и прими их в небесный чертог Твой, мучеников изъязвленных, обагренных кровью своею, пострадавших за Святую Церковь Твою и за Отечество, - не сможет он ни вытащить рыцаря из пылающей церкви, ни вырвать мать Мессалину из лап гиганта. А сможет он лишь разве что бороться до последнего, да молиться о достойном посмертии для всех них.
- Призри благосердием Твоим, о Премилосердый Господи, на раны их, мучения, стенания и страдания, и вмени им вся сия в подвиг добрый и Тебе благоугодный. Аминь.

Меняется шкатулки узор под пальцами Блэкуэлла. Двигает Нил ими фрагменты. Вслушивается.

Карстен ди Саббия

Развернулся, пропасть у самых пяток разверзающуюся за спиной ощущая. Там дуют ветры. Настолько холодные, что чувствуешь их спиной. Скоро тебе падать туда. (Взгляд глаз-бусин множественных. Ткнулся приклад в плечо. Перехватило дыхание).

Брат Никодим

Взмахнул булавой коротко. Хлюпнул рогатый череп. Кашей дымящейся потёк. Взмахнул покрепче. Обломал кому-то руку длинную, на чёрную обожжённую ветвь похожую и такую же хрупкую. За спиной движение заприметил зорко. Отмахнул-отпугнул. К себе не подпустил. А дальше ловкач клювастый сам догорел, на колени упав и в мареве жарком клёкотом предсмертным изойдя. Дрожит свет. Горят тела. Толкнул в грудь кто-то. Ответил. Под колено боднул другой. И его не забыл. Вцепился в сапог третий. На плечи набросился четвёртый, тявкая и слюной давясь, ухо отгрызть норовит. Исцарапал щёку. Содрал волос клок. Стряхиваешь, плечами мощными поведя. В глаз кто-то пальцем тыкнул. Оскалился. Чувствуешь кровь собственную солёную на языке. Смотришь сквозь её же потёки глазом одним. Слёзы. Расплывается всё. Сотрясают удары со всех сторон. Крушишь. Ломаешь. Через тела дымящиеся переступаешь. Взмах. Треск. Тряхнуло кисть, не вывернув едва. Взмах! Хряск груди чьей-то. Взмах. Мимо. Взмах. Воздух. Взмах. Пустота. Осматриваешься подслеповато, по окрестностям глазом ведя. Вздымается и опускается грудь с хрипом. Воздетые к небу крючья чёрных рук. Раззявленные пасти. Мёртвый блеск слюдяных глаз. Хлопья гари, от тел и домов вверх, словно забывшие где земля листья, летящие. И какой-то шум свистящий. Вслушиваешься в него непонимающе и потерянно, пока не понимаешь, что это шумит собственная, вздымающаяся, как меха, грудь.
Звон в голове. Колет внутри в боку что-то на каждый вздох. Вырывается дыхание с хрипом. Слезится и режет глаз. Дрожат руки.

Преподобная мать Мессалина

Вознеся молитву, ты подхватила с земли острую кость, сломленную кем-то из вас, и успела ткнуть ей в ногу гиганта, прежде чем он заметил тебя и устремился вниз, распахнув пасть полную игл. Ты моргнула.

Общее

Хлопнула плоть. Вздрогнул гросфордский Городовой, дымясь. Вскинул лапы вверх слабо. И вместо того, чтобы мать Мессалину сожрать, рухнул на колени гулко. Всхрапнул тихо. И издох. Рассыпавшись тучей чёрных бешеных мух.

Нил Блэкуэлл

Уже не рёв – гул пламени. Осознаёшь, что в плавящемся океане всё это время нежился. Огонь – не враг тебе. Но это здание не будет стоять вечно. Показалось или ты уже слышал треск валящихся перекрытий минуту или две назад? Наверно, показалось. А это значит, можно спокойно продолжить работу над ощупыванием и передвиганием частей замка ни о чём не беспокоясь.

Серый Рыцарь

Всхрапнул, на другой бок в кошмаре первернувшись. Захлебнулся дымом. Сварился в печи собственного доспеха. Вспыхнул. Затрещал. Сгорел. Перед смертью – пробуждения и ясности миг: так не может быть. Всё сон. Просто ты лёг слишком близко к костру на привале. Сейчас кто-то из них разбудит тебя, услышав крик. Кто-то тряхнёт за плечо. Кто-то вытащит тебя отсюда. Ведь ты не один. Рядом с тобой друзья. Успокоила эта мысль. Улёгся поудобней и вздохнул легко. Спину печёт. Но боль уже уходит. А завтра – завтра ты проснёшься. И вы отправитесь в Гросфорд. До него один дневной переход. До Молчаливого леса – столько же. Это последний город перед гнездилищем чумной гнили. Может быть, вам повезет, и с помощью Всевышнего вы найдёте там что-то ценное. Информацию. Языки пламени красиво отражались бы в твоих сияющих доспехах, если бы те были сияющими. Голова твоя могла быть полна пафосных и благородных рассуждений, если бы ты не был столь стар и опытен. Если бы ты не был столь стар и опытен, то никогда бы не отправился в этот путь. Потому ты просто лежал, прорези своего шлема уставив на пламя. Тепла не чувствовал. Давно уже.

Миг ликующего торжества - лишь только миг позволила себе мать Мессалина насладиться зрелищем издыхающей твари. Нет страха, нет гордости - есть лишь омерзение. Тучи мух взметнулись жирной жужжащей стаей, тошнотворными лапками цепляясь за все подряд, впиваясь голодными кровожадными хоботками, стремясь облепить, пожрать, искусать, отложить гнусных личинок и вывести отвратительное потомство.
Святая Мать не допустит. Город мертв, и пепел останется пеплом, а не станет гнездилищем зреющей нечисти. Нет. НЕТ! Новый всплеск силы - Преподобная вторично за эту страшную ночь призвала Жестокую Зарю. Очистить Гросфорд полностью. Гори в двойной Заре, а да будет Свет этой ночью катарсисом.

Полыхнуло беспощадным светом, а мать Мессалина окинула взглядом поле битвы. Нет с ними больше Рыцаря. Сгинул в бою. Взяла она за руки своих соратников и двинулась прочь.

Преподобная мать Мессалина

Ты не можешь зажечь свет ярче этого, но и того, что уже горит, - достаточно. Опадают мухи хлопьями пепла. Рев пламени оглушительный. Катящийся дым. Кровля ратуши провалилась, а Церковь - пылает подобно факелу. Приблизилась к ней. Нет. Не войти. Слезятся глаза, забивает дыхание кашель. Нужно спасться отсюда, пока волны жара и пепла не укутали в плед дурноты. Ну уложили на мостовую. Не украли сознание и дыхание. Весь город - рокочущий и дрожащий костёр. Здесь нет дверей, в которые можно войти.

Рассыпался роем злодейский гигант. А мухи - те быстро и стремительно исчезли, то ли порывом горячего, прямо-таки обжигающего ветра согнанные прочь с земли проклятой, то ли попросту рассыпались прахом из-за ослепляющего сияния божественного. Карстен не знал точно и не видел - в глазах спрятались непрошеные слезы.
Нет, он не был НАСТОЛЬКО сентиментален. Просто густой и смрадный дым обволакивал все его существо и выедал глаза - едкий и жирный, густой чад, словно сам воздух в этом городе был заражен черной проказой, чумой.
Откашливаясь и прикрывая лицо воротом плаща, щурясь - то ли от дыма, то ли от света - Карстен брел вслед за госпожой инквизитором, пытаясь понять, куда ведет её шестое чувство.
- Туда не пройти, мадре! - выкрикнул Ди Саббия, указав пальцем в сторону полыхающей Церкви, - гигант повержен, город очищен! Нам следует покинуть его пределы!

Мать Мессалина осенила себя священным крестом, отдавая последний долг Рыцарю, дошедшему до конца своего пути.

- Ты прав, Карстен ди Саббия. Да простятся им грехи их, да низвергнутся враги наши. Погибшие во славу Всевышнего да пребудут в мире и покое у Священного Престола Его. Amen.

Она возвела глаза к небу и прошептала короткую молитву. Вот и все. Прощай, Рыцарь. НЕисчислимые тропы исхожены вместе. Несметное количество врагов повержено. Цитаделей Чумы очищено. Но сегодня и здесь ты нашел свой конец. Твой мирской путь окончен. И лишь Господу известно, сколько шагов отпущено еще ей, Месалине. Ди САббии. Брату Никодиму. На господа уповаю, верую, неисповедимы пути Твои.

- Так и будет. Здесь больше нет ничего, кроме огня.

Странный черный человек по всей вероятности погиб в огне. Это хорошая чистая смерть. Гораздо лучше того, что ожидало бы его в истерзанном чумой городе. Гораздо лучше того, что могло бы ожидать ослепшего калеку в будущем, даже если бы он выбрался отсюда чудом. Господь милостив, он послал ему быструю легкую смерть.

Нельзя бежать. Время еще есть. Еще один раз. Теперь должно получиться. Теперь должно. Еще один раз.

Нил Блэкуэлл

Как ты ни старался - замок не поддаётся твоему слепому тисканью. Комкаешь и елозишь его так и эдак - всё не помогает. Чувствуешь, как растёт нервозность в движениях пальцев. Они "зрячи", как никогда. Но эта беспокойная "зрячесть" - не заменит глаз. Понимаешь с ужасом, что запутал замок, и только случай сейчас позволит открыть его. Однако, не это заставило тебя ощутить волну холода посреди океана пламени.

Церковь уже давно пылает во всю. В любой момент она готова обрушиться на мага всей своей раскаленной каменной тушей. Но он не бежал. Он сидел, плененный загадкой ларца. Сидел и пытался открыть его.

Эта перчатка стала для него делом всей жизни. Он столько потерял ради нее. Стольким пожертвовал. Нил не хотел верить, что это все было напрасно. Больше всего он боялся позора. Позора вернуться ни с чем.

Нил Блэкуэлл

Как бы ты описал то, что сейчас происходит, своему праправнуку через много лет? Или своему ученику, если тебе когда-нибудь доведётся иметь его? Скорей всего ты сказал бы: "Представь себе Ад. В нём есть печи". "Представь себе такую печь. Семь десятков локтей в высь". "Представь себе её ревущее нутро". "Среди несущегося ветра огня. Среди раскалённы стен. Я".
Напор так силён, что сбивает тебя с ног. Жар таков, что за рёвом пламени ты различаешь потрескивание камня. Сам Ортос хранит тебя. Ты свидетель картины, которую никогда не опишет никто из живущих. Но не опишешь её и ты: ты более не способен видеть вещи иначе, как в собственом воображении. Но пока это не главная проблема. Пока это не самая большая неприятность. Гораздо хуже две вещи: похоже, ты окончательно запутал головоломку-замок. И похоже - ты забыл, где выход отсюда.

Вмиг осознание к магу пришло. Почему не ушел? Почему не бежит сейчас? Перчатка уже у него. В ларце. К чему эти тщетные попытки его взломать? Главное - унести его из города. Пора уходить.

- Дева-Свеча, ты еще здесь?

Нил Блэкуэлл

Стоишь, ощущая горячий ветер спиной и руками. Случайному путнику (принеси его вдруг сейчас, сопротивляющегося и кричащего крылатые демоны в пылающий Гросфорд) могло бы показаться, что ты "смотришь" на ревущую церковь, стоя у паперти. Это не так. Ты просто повернулся к ней лицом в последний раз. Не можешь не попрощаться с этим местом. Оно стало самой яркой страницей в твоей биографии. Не будет преувеличением сказать - "горящей". Повернулся спиной к этому аду. Впереди долгий путь.

Церковь уже позади, равно как и большая часть сегодняшнего дня. Опасность миновала, но это не принесло облегчения. Стало только хуже. Дурные мысли больно жалили мага, неустанно продолжая напоминать о сегодняшней потере. Прежняя жизнь для него кончилась. Он ослеп. Пламя не могло больше освещать ему путь. И теперь он в одиночку брел в темноте.

Нет.

Он никогда не был один. Ортос всегда был рядом. Даже сейчас он здесь. Слышно, как он шепчет о мести. Ничего, Блэкуэлл еще отомстит. Многих отродий скверны он еще успеет предать огню, но сейчас его путь направлен домой.

Где-то в остывающем Гросфорде.

Запах свалявшейся шерсти неразличим. Он забит гарью. Тихий тяжёлый шаг неслышим. Он укрыт треском умирающих углей. Тяжёлый ползущий взгляд мутных глаз не заставит никого обернуться с бьющимся сердцем. Эти улицы мертвы и пусты. В одиночестве бредёт он переваливаясь тяжело по этой горячей могиле. Король пустых улиц. Он не находит здесь своего интререса. Он ушли отсюда. Ушли в лес. Посопел в раздумии. Тряхнул башкой раздражённо. Облизнул шершавым языком сухой нос. Идти дальше. Он не падальщик.