'Арей' | ходы игроков | [Неизвестный р-н] Хьюз и Хукер

- То и значит. Я ничего не помню, почти. – Не останавливаясь, объяснял Хьюз – Вспомнил только то, что много-много людей, кое-как одетых, бежали куда-то. Фамилию и звание свое я вообще на футболке прочел. SPC Хэ Хьюз. – Остановившись у капсулы с запотевшим стеклом, Хьюз ткнул в сторону первого пробужденного им человека – Как и Кейна. То есть, PFC Эм Кейна, да. А ты, стало быть, Би Си Хукер. Наверное, капрал. Так на футболке написано. Сейчас у других тоже прочту, да. – Хьюз повернулся к капсуле и попробовал ее открыть.

[Хьюз]

Подойдя к капсуле, осматриваешь её сверху донизу и обходишь по сторонам. Понимаешь, что разгерметизация произошла, но дверь не сдвинулась ни на сантиметр. Только тонкая щель, сквозь которую видно чей-то блестящий силуэт, зияет меж полос металла. Подходишь вплотную и заглядываешь в неё краем глаза, стараясь разобрать пространство внутри. Там, во всё тех же ремнях и креплениях — молодой парень, с тёмными, почти каштановыми волосами и спокойным спящим лицом. В очках. На аналогичной твоей белой футболке, прямо под лентами грудных креплений, — бейджик. Вглядываясь и щурясь, разбираешь чёрные печатные буквы: [I. Makarov / PVT] Бедняга заперт, и если ты не придумаешь способ разбить капсулу или вскрыть дверь — останется там навеки.

[Кейн]

Поддеваешь застежки и аккуратно, одной рукой, поднимаешь тяжёлую крышку чемодана. Та раскрывается подобно ракушке, обнажая своё нутро. Черный гладкий пластик. Ряд проводов. Дисплей, высвечивающий красными печатными цифрами [05:00]. И прямо посреди — два тумблера и аккуратная маленькая жемчужина, красным пятном сияющая на фоне проводков и глянца каркаса.
И понимаешь, что эта "жемчужина" — кнопка активации таймера, время которого уже было выбрано за тебя.

[Хукер]

Срываешь скотч с футболки, оставляя на липкой стороне ленты частички белой материи. Освободив сложенный вдвое мятый листок, раскрываешь его и вглядываешься во рвань каракуль. Грубые полосы складываются в буквы, а те — в слова, выводя на бумаге короткий ультимативный текст:
— УНИЧТОЖИТЬ КАПСУЛУ. / З. Эйб / ПРИКАЗ.

Разворачивала Хукер бумажку, а сама слушала и кивала. Угу, типа, ясно, бежали. Ага, капрал. Ну и ладно.
Всё с тем же покерфейсом уставилась в написанное, пытаясь сообразить: это скорее обидное или интересное? И то, и другое, — решила в конце концов. Спокойно сложила лист вчетверо и сунула в трусы, под резинку.
— Чего помочь там? — подошла сзади, заглянула Хэ Хьюзу через плечо.

Стоит у капсулы, шуршит себе скотчем да бумажкой. А второй ковыряет чемоданчики себе. Да, нахрена Хьюза-то слушать, сволочи упрямые.
- Да капсулу вот заклинило. Крышку бы поддеть чем… Или стекло разбить. – Объяснил спокойно Хьюз, разглядывая парня внутри через щель – Если его осколками не порежет. – Оторвавшись от смотрительной щели, Хьюз обернулся на, вроде бы, капрала Хукер - Идеи, предложения?

Посмотрел так на всё добро, в чемоданчике внезапном сокрытое. На провода разноцветные, на дисплей led-овский, красивый такой, с циферками антуражными. На кнопку вишнево-красную, прямо-таки манящую, притягивающую взгляд, как бы говорящую: "Нажми меня, давай! Слабо?"
Молча захлопнул чемоданчик. Во втором - та же шняга. Захлопнул и его. Подумал так, поразмыслил немного. Кейн, а? Тебе не кажется странным присутствие рядом с капсулами для хранения человеко-ресурсов двух чемоданчиков, напичканных взрывчаткой? То, что это замысловатая бомба, а не стационарный телефон, Кейну подсказала логика. Что она здесь делает - другой вопрос.
Поднялся с пола, ладони обтряхнул друг об дружку. Огляделся - чего-то ребята ищут, капсулы открывают. Хантер Хьюз из Банстеда, что в третьем секторе на Титане, и баба неизвестная. Кто она?
Еще бы неплохо было узнать, кто я, - на руки свои посмотрел, на линии жизни ниточки тонкие. Потом на бомбы опасные в двух экземплярах. И опять - на руки.

— Идеи-предложения? — Хукер хмыкнула как-то даже почти весело, — Да полно. Надо найти, чем поддеть... или разбить.
Пожала плечами, как бы говоря: нет, ну а что тут предложить-то ещё. И тут же отправилась кругом по помещению, следуя собственному совету.

- Логично. – Только и сказал в ответ Хьюз. Надо было посмотреть в шкафах, коих было еще полно, и до которых Кейн не добрался.
Ну а на крайний случай можно было отодрать что-то от других капсул. Наверное.

[Кейн]

Скользкой маленькой рыбёшкой в голове мелькает мысль, да вот только схватишь её — и тут же утекает бесплотной массой вовне. Вроде, и знакомые черты у этой Хукер, и голос какой-то характерный, да и подача — эта стервозная, жёсткая, хлёсткая подача солдафонши — тоже с чем-то вяжется, чего-то напоминает. Одно лишь знаешь — раньше был с ней знаком. Но — не более.
Переминаешь пальцы, складывая ладони в кулак и хрустя костяшками. Белые волоски на внешней стороне кисти и на фалангах пальцев отблескивают, выделяясь на грубой коже и темнея к предплечьям. Эти руки — руки бойца, наверное. А если без романтики, то, может, просто работяги? "Лесоруба", усмехаешься вдруг нелепо внутри, с досадой. Безбрежная пустошь под костями твоего черепа лишь завыла в ответ. Стало невыносимо досадно, тошно и грустно от этого всего. Будто ты никогда и не жил, а сейчас просто родился мёртвым, как зачатые в наркотическом делирии дети трущобных маргиналов. Из бездны — в бездну, из болота — в болото.
"Из пизды — в пизду".

[Хукер]

Обходишь по кругу эту темницу, осматривая каждый её закуток, но не находишь никаких вычлененных из интерьера деталей. Кругом только сталь, пластик, маленькие рукояти затворов на каждой двери, включая капсулы, шкафы и массивные створки дверей, да сотни ветвящихся кабелей под пробитыми плитами пола.

[Хьюз]

Подходишь к высокой металлической панели бежевого цвета, вставая по другую сторону от странно смотрящего на свои руки Кейна, и дергаешь рычажок затвора. После краткого шипения дверца отходит, а ты тут же раскрываешь её до конца. Смотришь внутрь и понимаешь: тут уже совсем не то, что было в противоположной. Из общего — только такая же решетка внизу, с символом молнии. А вот по центру, где должны быть полые ящички, на тёмной металлической стене — панель. Большая, широкая, с чистой зоной экрана и маленьким глазком-проектором выше. Что-то внутри так и говорит: "Проектор". Будто видел такое раньше, встречал, сам пользовался. Понимаешь, что он должен светить, работать, но вот только не делает этого. Мёртв, как и всё тут. Внизу, под экранной зоной — ряд тамблеров, расставленных будто бы в хаотичной последовательности. И самый правый из них, окрашенный в красный цвет, расположен в положении "вниз". Только для чего это всё и как работает — ни единой мысли.

Оглядел внимательно найденую панель с… Проектором. Точно проектором. Потрогать хотел тумблеры, но передумал сразу. Опасно это, трогать всякое, чего не помнишь.
- Заебись… – Выдохнул разочарованно Хьюз, не представляющий совершенно, как эту херню можно для разблокировки капсул использовать. Можно было повнимательнее в самих капсулах порыться, мало ли, там заныкано чего, или, вдруг, оторвать что-то можно. Или подергать тумблеры. Не наугад, а вспомнить сначала, нахрена они нужны.

- Тут две бомбы, - сказал, волоски на пальцах хмуро разглядывая, - а тебя, - ткнул пальцем в своего освободителя, - зовут Хантер Хьюз, ты родом из Банстеда, третий сектор, Титан. Все мы - наёмные рабочие, но на кого мы работаем, я не помню. И своего имени не помню, блять, - бейджик сорвал с груди, посмотрел на буквы.
"M. Kane"
"PFC"
Майкл Кейн? Макс Кейн? Кто? Рядовой.
- Нет здесь ничего, - выдохнул, оглядывая помещение, - и смысла здесь торчать я не замечаю как-то. Ты? - спросил, брови вопросительно подняв, у Хукер. Взгляд на Хьюза перевел, - а?

Хукер моментально прекратила своё циклическое перемещение по периметру камеры (исключительно стрёмные ассоциации вызывала сейчас эта комната, пусть даже Хукер и не была уверена, что двери заперты... Стресс, наверное, вся фигня).
— В смысле — «бомбы»? Типа, щас тут... — Хукер, готовая было уже метнуться на выход, в последнюю секунду сообразила, что чувак не дёргается, а значит, вряд ли им светит взлететь на воздух в ближайшее время.
Осталась.
Следуя дядькиному примеру, снова обратила внимание на свой бейдж. Оттянула и внимательно вчиталась в перевёрнутые вверх ногами буквы. В самом деле — «БиСи»... и больше ничего. Ни-хе-рушечки не всплывает при взгляде на инициалы. А ведь это...
— Нездоровая хуйня, — громко закончила Хукер свою мысль.
И на какую работу они сюда нанялись, «наёмные рабочие»? И когда? И на каких условиях? И куда «сюда» вообще???
Она явственно ощутила, как голова начинает пухнуть от новых и новых вопросов. Как можно забыть сразу столько всего? Это тоже хороший вопрос, между прочим.
— Не, не надо здесь торчать, — кивнула, соглашаясь. — Надо идти разбираться. И мне вещи надо мои... хоть что-нибудь. И... я пить хочу — щас сдохну, — доверительно сообщила Хукер.
Она ткнула пальцем в направлении одного из шлюзов, затем другого, переместила указующий перст обратно — будто подчиняясь ритму одной ей слышной считалочки.
— Куда? — поинтересовалась сразу у обоих.

[Хьюз]

Чёрный пластик кегель тумблеров был знаком по форме, но не по содержанию. Одно ясно — это то ли кнопки управления панелью, то ли всем этим помещением разом. Помещением, природу которого ты до конца еще так и не понял.
Разочаровавшись в попытках что-то вспомнить, как обычно приносящих вопросов больше, чем ответов, ты развернулся и глянул на свою капсулу. Там, внутри освещаемого диодом помещения, — только гладкие пластиковые стены без единого угла, стальной каркас двери-стекла и с десяток шнуров и креплений разной длины и ширины, из которых ты недавно вылез. В капсуле Хукер и Кейна — точно так же стерильно, гладко и чисто. Создаётся впечатление, будто всё тут было создано для того лишь, чтобы ненароком не пораниться. Но почему вообще можно было пораниться? По какой такой причине?
Узкость стен. Высота потолка. Вентилятор вверху. Коконы. Фиксаторы. Замкнутая система дыхания. Панель с монитором. Огромные двери на гермозатворах. И мысль одна, к которой долго тянулся разум: это всё — десантная капсула?
Это всё — десантная капсула, Хьюз. И единственное, что ты можешь попробовать вырвать — это итак выбитые пластиковые панели на полу, скрывающие череду сосудов-кабелей да сплетения разноцветных проводов.

[Кейн]

"M. Kane"
"PFC"
Майкл Кейн? Макс Кейн? Кто?..
Майкл Кейн.
Так просто и так легко. Одна верная догадка — и сразу распахивается дверь, ключ от которой ты не мог найти вот уже сколько минут. Майкл Кейн, спившийся коп, невольный завсегдатай кабинета психотерапевта, а ныне — рядовой первого класса ЧВК 'Азенкур'.
Так просто — и так легко.
Но чего-то не хватает.
Кого-то не хватает.
В голове, будто шёпотом с губ, срывается имя — Сара.
Не хватает Сары.
Нет Сары.
Но ведь даже и не помнишь, кто это. И прочие подробности жизни — тоже. Просто Сара. Какая-то Сара. Тоскливо, в какой-то мере, но слабо — не знаешь ведь, о ком напомнило звучание имени.
Лишь куски. Куски прошлого. Основные детали. Первые слова биографического рассказа. Майкл Кейн. Майкл Кейн. Старый бедняга Майкл Кейн.

— Нет здесь ничего. И смысла здесь торчать я не замечаю как-то. Ты? А?

- Или помню.. - прошептал, взгляд застыл на чем-то незначительном, на какой-то детали капсулы блестящей, но внутренний взор вычеркнул из тьмы памяти, как вспышка спички в кромешной темноте, крошечную деталь. Майкл. Сара. Кабинет мозгоправа. Полицейский. Рядовой. Азенкур. Сара.
Кто ты, Сара? Где ты?

Две бомбы, Хантер Хьюз! А в третьем секторе Титана – Банстед, Хантер Хьюз! И ты оттуда родом, несмотря на то, что не помнишь ничего об этих тумблерах, хоть и должен. Ведь память и место рождения вообще не связаны.

Но Хантер просто стоял, словно оглушенный, с полминуты, переваривая услышанное.
Черт с ними, с бомбами. Да и с Титаном тоже. «Х» на футболке сходилось с «Хантер», значит, скорее всего, это и есть его имя. Да и вариантов больше не было.
Осознав вдруг, что тупо смотрит в пространство уж с минуту, Хантер встряхнул головой, отчего чуть пошатнулся, но вернул себя в реальность.
Остальные, вон, уходить куда-то собрались. Бомбы, вон еще, нашлись. Люди в капсулах заперты.
- Пг… Погодите! – Почти театрально взмахнув руками, повысив голос, начал Хантер, рискуя в любой момент закашляться и сорваться на хрип – Вам смысл нужен?! Вот он! – С этими словами, Хантер Хьюз указал на только что вскрытую капсулу с человеком – Что вы за уроды то такие, людей вот так бросать, а!? – Хантер, вдруг, поднес ладонь, коей указывал, к лицу, утирая выступивший пот и шумно выдыхая, после чего снова развернулся к панели и тумблерам.
С выдохом, правда, перестарался, из-за чего пришлось унимать очередной приступ кашля. Но и в кашле был плюс: Пауза, потраченная на него, Хантера успокоила, и продолжил он ровно и, насколько было возможно, спокойно - Я никуда не ушел, пока не вытащил вас, и я некуда не пойду, пока не вытащу всех остальных. Можете помочь, а можете валить и ебаться с этими створками сами.

[Хукер]

Би-Си. Взгляд скользит по печатным буквам, проецируется в голову. Би-Си. Би-Си. Что-то они значат? Би-Си. Не успела даже спросить себя второй раз, как вдруг — картинка. Мелькают перед глазами застывшие кадры, вспышками отражаются образы, как на экране проектора.
Тренировочная площадка то ли колледжа, то ли школы. Вокруг — толпа. Подростки в тёмно-синих комбинезонах с серыми полосами: парни лет тринадцати, девчонки, ровесницы им и тебе, еще группа напыщенных старшеклассников и даже два малолетних сосунка, скрестивших свои тонкие мальчишьи ручонки на груди и что-то бурно между собой перетирающих. B центре этого круга — ты и еще один пацан. Ловишь на себе взгляды и смешки, но по его глазам видишь — то же ловит и он, всеми силами стараясь сковать свои дрожащие губы безразличной миной. Но вдруг, заметив твой взор, не перебивая лепета галдящих зевак, произносит:
— Ну чего, Бритти? Готова?
— Готова, обсосок. — Со злобой в голосе отвечаешь ты и сжимаешь кулаки.
Во мгновение, как по заклинанию, воцаряется тишина.
Проходит секунда. Другая. Парень стоит, опасливо поглядывая на тебя, но не двигается. Третья. Пятая. Кто-то снова усмехнулся там, за спиной. Кто-то что-то произнёс. Хмыкнул. А он — стоит. И будто ждёт чего-то. Ждёт, а ты — не хочешь больше. Мгновение — и кидаешься на него, как зверь. Не выдержав порыва, не рассчитав внезапной атаки, мальчишка заваливается на лопатки и бьётся головой о землю. Не думая останавливаться, наскакиваешь ему на грудь, прижимая коленями плечи, и начинаешь бить кулаками по его гладкому юному лицу. Удар. Еще удар. Крик. Что-то мокрое на руке. Еще удар. Еще удар. Еще. Еще. Еще. Еще. Кто-то хватает за плечи, одёргивает назад, но ты вырываешься и снова бьёшь. И снова. И снова! Кровь, кровище, багровые пятна там, где минутою ранее было нежное детское лицо. Кто-то кричит, кто-то отворачивается, кто-то бежит к тебе. А ты — как в вакууме. Вот он стоит перед тобой — а вот уже лежит. Вот сжимает кулачки, в тайне надеясь на отмену поединка, а вот по его подбородку бежит кровавая струя. И сквозь крики, сквозь чужие сопли и плачь, сквозь пульсирующую злобу шёпотом с твоих уст срывается короткий ультиматум:
— Не называй меня Бриттани, обсосок.

Вспомнила — и как ножом в сердце. Бриттани Цезария. Бриттани Цезария — это мерзость и ненависть. Бриттани Цезария — это стыд и тоска. Ты не Бриттани, ты Хукер или Капрал. И никак иначе.

- Ты его руками выковыривать оттуда собрался, герой? - спросил у Хьюза, не надеясь на ответ - сам должен понять, что без инструментов шансы мизерны. К шлюзу подошёл, осматривая его. Открыть, если никаких факторов, вызывающих смущение, нет. Типа, предупреждающим красным неоном горящая надпись: "Опасно! Не открывать!" и прочая муть в том же духе. Кнопки, рычаги.
Полицейский, хм. Рядовой. Занесло тебя, Майк. Забросило.

От оно, бля, чувство это. Когда что-то вспомнишь, что вспоминать не хотел бы — и тебя всего словно дерьмом изнутри окатили. Ну ничего, ничего...
Хукер постаралась, конечно, скрыть от посторонних глаз, что её секунду назад проняло до самых пяток. Но всё равно поморщилась, как от боли зубной, не удержалась. Впрочем, была и ещё одна причина для недовольной гримасы.
Незаметно поправив бумажку, притиснутую к телу эластичной тканью, чтобы не выпала, Хукер подошла ближе к разволновавшемуся Хьюзу.
— А ты у нас, значит, милосердный, да? — она покивала головой, глядя почти сочувственно, как будто у парня открылся только что какой-нибудь нехороший диагноз. — Понятно... А мы — уроды.
Хукер обвела помещение взглядом и опять кивнула головой.
— Ну-ну. А ты хоть на сраную минуточку задумался, что его, может, милосерднее не будить вовсе? Может, он тебе спасибо не скажет, а? Ты в курсе, что там, снаружи? Я вот не в курсе. И поэтому ссаться от радости, что ты меня из коробочки выколупал, пока не собираюсь... Вот дело говорит, — она ткнула в сторону второго мужика... как его там?

Какое-то время она, умолкнув, наблюдала за манипуляциями у дверей.
Потом тяжко вздохнула, с силой потёрла лицо ладонями и выдала, наверное, уже очевидное:
— Давайте по уму делать. Сперва убедимся, что вообще можем отсюда выбраться. Потом — узнаем, не наделали ли мы глупостей, высунув нос наружу, — она нервно усмехнулась, — Потом, по ситуации — решим остальное.
Пристроилась рядом с Хьюзом над непонятной панелью.
— Эта хуйня открывает что ли?.. Или эта? Ты умеешь? — не решившись покамест притронуться ни к одному из тумблеров, поинтересовалась у «спеца».

Опять задумалась про бейджики. Наверняка у того, кто ещё не очнулся, тоже имеется. Надо глянуть. Каким составом их загрузили в этот гроб? Почему именно таким? И почему в таком виде?

[Хьюз]

Стоишь у панели, глазами обследуя тёмноту экранного полотна, будто бы надеясь найти в его монотонности ключ к разгадке работы этого механизма. Пытаешься — и не можешь. Просто проектор с экраном и тамблерами под ним, ничего более. Сзади приблизилась Хукер, произнеся речь в своей манере и закончила её обращенной к тебе фразой:
— Эта хуйня открывает что ли?.. Или эта? Ты умеешь?

[Кейн]

Подойдя к шлюзу, глазами изучаешь громоздкий рычаг механизма, сдерживающего засовы. Смотришь — и думаешь: а стоит ли? Что там, за этими стенами и дверьми — не знаешь, даже интуитивно не можешь определить. Второе отделение ли, какой тоннель, помещение, свободная зона или что вообще? Не узнать, пока не открыть. Пока не открыть. Открыть. Надо бы.
Рука хватается за выемку в стальной рукоятке, пальцами обхватывая тонкую грань. Мышцы легко напрягаются, кусть тянется к телу и подвижная часть затвора послушно следует за ней. Раздаётся шипение, и с каким-то скрежещущим звуком, будто механизм моста в барбакане средневековой крепости, начинает раскатываться массивная стальная створка. Проходит секунда. Пять. Могучие двери, минутою ранее нависавшие над твоим силуэтом титанической громадой, стали подобно русской матрёшке "въезжать" друг в дружку тонкими секторами, линиями тянущимися от пола до потолка. И там, за двумя складывающимися частями двери — еще бóльшая, еще куда более мощная дверь. А механизм всё шумит, створки доходят до края платформы, въезжают в него и тут же, без предупреждения и намёка, скрывавшаяся за затвором стальная твердыня гудит, скрипит и всей своею длиной заваливается туда, наружу...

[Общее]

В одно мгновение узкое помещение капсулы заливает яркий, выжигающий всё на своём пути свет. Всё происходит так быстро, что Кейн даже не успевает прикрыть глаза — с болью их ошпаривает белизной солнечного сияния. Хьюз, обернувшийся на отворяющиеся засовы, тоже на мгновение слепнет, но быстро успевает закрыть лицо рукой. Щурясь, мужчины медленно адаптируются, и детали начинают проступать на фоне белизны. Оба они смотрят сквозь проём, одна из дверей которого ныне стала длинным мостиком из помещения. Мостик этот, впрочем, идёт почти параллельно земле — и даже не совсем земле, а какому-то желто-рыжему, мёртвенному, усеянному камнями песчаному грунту. На фоне земли виднеются не менее мёртвые холмы, над ними синеет чистое небо. И дух, спёртый стенами, капсулами, стёклами — еще сильнее сдавило, схватило грудь от удивления и поражения. Теперь помещение, ранее казавшееся частью чего-то иного, стало больше походить на маленькую неуютную пещеру. Свет выжег все тени, очертил грани, огнём осветил дыры, закутки, углы...

...и валяющуюся на полу Хукер.

Миг - и твой мир горит огнем, и ты, ослепленный солнечным сиянием, щуришься и закрываешь лицо руками, как дурак, но даже сквозь подсвеченные красным закрытые веки свет запрыгивает в твою черепную коробку, отражается от задней стенки и выжигает всего тебя.
Минута, другая - потирая глаза, пытаешься понять, что так громко упало, когда ты был оглушен таким... необычным пейзажем? Или же обычным? Кто знает?
Девчонка.
- Какого.. - пробормотал, всё еще щурясь, опускаясь рядом с ней на колено и прикладывая два пальца к сонной артерии.

- Я не знаю. Не помню, точнее… - Пробормотал Хантер, продолжая мысленно утыкаться в черную стену беспамятства при любой попытке вспомнить назначение тумблеров.
Может, и правда стоило просто щелкнуть одним да посмотреть, что из этого выйдет. Может, вот этот, что ближе всего к руке правой?

Да не успел уже чем-то щелкать, ведь где-то там, за спиной зашипело, заскрежетало чуть. Не страшно, а знакомо. Ровно настолько, чтобы точно знать, что это шлюзовые двери, приковывавшие внимание его спутников своим стальным очарованием, скрывавшим возможную свободу.
А потом был грохот падения. Тяжелый, гулкий, где-то снаружи. И еще один, гораздо более легкий, совсем близко.
Резко, но запоздало повернувшись, чтобы попытаться поймать девушку, Хьюз, почти позабывший свое недомогание, чуть сам не свалился на пол, успев только за стену схватиться, да непонимающе уставиться, как Кейн щупает ей пульс, переводя взгляд то на просторы снаружи, то обратно.

Хукер.

...пустота и страх.
Струйки дыма змеями плелись из ствола, растворялись в воздухе мутной пеленой; дрожащие руки в тяжелых пластинчатых крагах плотно сжимали рукоять винтовки, будто шест в руках канатоходца; быстрое, неглубокое дыхание; капля пота, стекающая по укрытому шлемом лбу.
Ты убила её. Расстреляла, выпотрошила насквозь: нежное тело, в ткань комбинезона укутанное, мигом налилось свинцовыми стрелами, потрескалось, пробилось, стало как дуршлаг, как накачанное красной жижей решето. Где была бархатная девичья кожа, где текли реки артерий и вен — месиво, месиво, месиво. Череп — как раздробленная охотничьей картечью тыква на голове пугала, кишки и ребра торчат из дыр в животе, белеет косточка правого плеча под нижней челюстью, грубо набок спавшей. Всего один испуг — и сколько беды. Жуткой, непоправимой беды. Жуткой, непоправимой вины.

Омар подбегает сзади, хватает тебя за спину, тащит куда-то назад, прижимает к стене, своим широким панцирем заслоняя вид бойни, шлем сдирает с головы и холодными пальцами впивается в подбородок. Шлепок по щеке. Еще. Еще. И глаза — в глаза.
— Хукер. Хукер! Смотри сюда. Хукер! Сюда. Всё хорошо. Всё нормально. Всё — хорошо. Никто не виноват. Хукер! Никто не виноват. Всё нормально.
Грузное тело в карбоновых латах наваливается на тебя, обнимает, прижимает к себе. Но сквозь него, прямо над мощным наплечником доспеха, полоса твоего безжизненного взгляда в одну точку — ту, где лежит еще юное тело, в столь раннем возрасте принявшее насильственную смерть от твоей руки. За что с ней, Хукер?
За что?

...

Если инцидент раскрылся бы, полковник Эриксон пошёл бы под суд за использование армейских боеприпасов в частном охранном предприятии, а ты — тогда еще рядовой — закончила бы карьеру несколькими годами института социальной корректировки. Но у полковника были связи: десятки, сотни нитей тянулись от него и к нему; как паук, этот старый властолюбивый еврей протянул свои коррупционные сети во многие структуры. И особенно жаловал он тех друзей, что умели скрывать и подчищать. Щелчок пальцами, один звонок куда надо — и будто чудом он спасает из трясины свою шкуру, даже не промочив ног, а тебя выволакивает оттуда ржавыми крюками да цепями. Спасение стало наказанием. Меч Немезиды не исчез — он пал, пал на твоё чело, пал худшими путями лжи, убийства и укрывательства, пал на невинных, чтобы рубануть с другого плеча виновных. Он пал — и тебе уже захотелось попасть под суд. Он пал — и из трясины затянул тебя в дёгтевое болото. И всё по воле полковника, всё по броску костей его обрюзгшей трясущейся рукой.
Но как именно — ты еще не помнишь.

Вялой, как будто ей не принадлежащей, рукой Хукер отвела беспокойные пальцы Кейна от своей шеи.
Иногда остаться тем, кто ты есть, при всём багаже, так сказать... да и просто остаться в живых — не такое уж счастье, а?
— Отставить... В смысле, нормально всё, я в норме, — по обеспокоенным физиономиям «соседей» по капсуле, да и положению собственного тела, Хукер догадалась, что весёлые картинки из прошлого накрыли её не просто так, а, скорее всего, вместе с обмороком.
Шли секунды, а неприятные ощущения в глазах никуда не девались — значит, не были приступом светобоязни. Хукер оглянулась на запертый прежде выход. Так и есть.
— Не выходили ещё? — язык ворочался трудно и казался каким-то дряблым. Гадость.
Хукер протянула руку Кейну — пусть поможет встать. Беспомощной выглядеть не хотелось, но послеобморок мог сыграть с ней дерьмовую шутку, если бы она сейчас подскочила на ноги сама.

Тяжело.
Через минуту после ослепляющего света пришла тяжесть. Конкретно всё стало тяжело: ходить, дышать, думать. Сперва это было лишь лёгкое ощущение, но с каждым вдохом тело будто бы наполнялось свинцом. Вновь подурнело Хукер. Её кисть, выброшенная в сторону Кейна, обмякла и рухнула на плитку. Сама Хукер тяжело вдохнула, так и не успев встать, и вновь погрузилась в тяжкую дремоту. Параллельно с этим Хьюз осознал, что уже с полминуты находится будто в вакууме и не совсем понимает, что происходит вокруг. Все предметы позабылись, мысли спутались и лица людей вокруг перестали казаться хоть сколько-нибудь знакомыми. Сложившись как кукла, он упал. Кейну повезло больше: он хотя бы успел увидеть, что нечто странное происходит с его товарищами. Но самого его это не спасло: как и прочие, он вдруг почувствовал дурноту, рухнул на колени и снова сдался тому состоянию, из которого вышел буквально полчаса назад.


***

Хукер.
Темно и болит голова. Чувство такое, будто в затылке сидит по паре гвоздей. Голоса, стук, тихое гудение. И возрастающее чувство, будто тебя лапают: то запястья, то шея, то висок. Спустя пару секунд ощущения становятся особо сильными, вдруг нечто внешнее поднимает правое веко и глаз ослепляет болезненная вспышка света.
— Пульс есть, зрачки реагируют. Да, этой повезло больше. Как там второй, который с бородой? Всё еще никак? Блядь...

Хьюз.
Лежишь вертикально на чём-то мягком. И чувство, будто что-то изнутри насильно расправляет твои лёгкие. Лицо странно холодит лишь на уровне носа и рта. И сам — как под водой, слабо ощущаешь вибрации и звуки вокруг. С каждой секундой всё громче и чётче, будто просыпаешься. Да, где-то это уже было. Буквально так минут сорок назад, если по ощущениям. И вот — снова.

Что-то случилось. Хьюз не понимал, что конкретно, но осознавал, что так быть не должно.
Попытаться что-то сделать он уже не успел, темнота забрала его еще на пути к полу.

Хантер не знал, сколько времени провел в удушливой, липкой черноте, просто понял вдруг, что он снова в сознании. Медленно и постепенно мир снова наполнялся звуками и ощущениями. Странно знакомое чувство.
Чуть запоздало появилась ленивая догадка о том, что его, бессознательного, переместили с пола на что-то мягкое. И что-то будто бы дышит за него, через нос и рот, расправляя легкие, заменяя этим естественное дыхание.
Этого было вполне достаточно, чтобы мотивировать Хантера попытаться что-то сделать.
Двинуть руками. Ногами. Попытаться пошевелить пальцами и проверить чувствительность. Потрогать и попробовать узнать то, на чем он лежит. Попробовать дотронуться до лица и попытаться понять, что на нем. И только потом, робко и осторожно, открыть глаза, точно зная, что свет больно их резанет. Но на это надо пойти. Света не надо бояться.

Если ты моргаешь и, моргнув, не можешь понять, где ты, как здесь оказался и кто все эти люди вокруг, это очень херово. Это значит, что, скорее всего, ни хера ты не моргнул, а провалялся в сраном обмороке. Глубоком таком сраном обмороке.
Ведь если не в глубоком — то почему не выходит у Хукер сходу вспомнить, где она и что случилось?
Надо вспомнить. Вот не дёргаться и не давать пока всяким хуям, которые вокруг шныряют, повода кинуться к ней и запудрить мозги. А тихонько так, не открывая глаз, не шевелясь... Тем более что голова, кажется, лопнет, если пошевелиться.

Хьюз.

Руки твои пришли в движение, вцепляясь то в голую кожу ног, то в синтетическую обшивку койки под телом, икры напряглись, и ступни, хрустя, закрутились по своей оси. Когда с приглушенным стоном, всё боясь раскрыть глаза, руками ты машинально потянулся к лицу, что-то резко схватило тебя за предплечье, и низкий голос отрывисто произнёс:
— Так, бля! Маску не снимать! Руки убери и дыши.
Голос — дружелюбный он был или нет — сперва напугал, но вскоре даже вселил уверенность. Теперь вы хотя бы оказались не одни перед бескрайним неведомым миром, что видели минутами (ли?) ранее. Ещё секунда раздумий, ещё мгновение, чтобы убедить себя, что пора, и — решаешься. Аккуратно и нелепо, будто спросонья, веки начали разлепляться, предчувствуя боль и огонь ярчайшего света.
Но.
Ничего не случилось.
Глаза открылись и узрели грязный низкий потолк метра в три. Вдоль него — тёмные прямоугольники ламп, лишь одна из которых так мрачно и приглушённо светит, что в помещении создаётся атмосфера бункера или подводной лодки. От потолка в стороны — грубые стальные своды, спадающие под 45 градусов к стенам, на сводах решётки, в стенах — шкафы, панели и толстые кабели. Из интересного, что бросилось в глаза — красная лампа, периодически мерцающая и стрекочущая где-то вне поле зрения, и сидящий прямо над тобой человек.
В пиджаке, диковинном, прямо скажем, пиджаке, как в ретро-постановках, в какой-то не менее реликтовой водолазке, и сам — морщинистый, усталый, с недельной щетиной и лысой головой. Он на тебя даже не смотрит, с выражением то ли безразличия, то ли усталости вглядывается куда-то в даль, через секунду приподымает голову, кому-то что-то сказав, в ответ грустно поживает плечами, наклоняется и дальше продолжает крутить в мощных жилистых руках маленькую ручку-фонарик. А ты, приходя в себя, лежишь на этой жёсткой койке, в которую лопатки впиваются как в камень, всё ещё разминаешь задубевшее тело и дышишь, дышишь, дышишь... То ли сам, то ли потому что воздух в тебя вталкивает эта диковинная машина. Но и стоит ли тому противиться?

Хукер.

Лежишь и делаешь вид, что ничего не происходит. Хотя оно ещё как происходит. Глубоко так, прямо в башке, где кипят мысли и набрасываются друг на другая воспоминания, в сочленении пытаясь разрешить свой порядок, достоверность и детерминировать временной отрезок в твоей жизни.
Вот опять вспомнилась школа. Эти идиотские одинаковые комбинезоны (хотя в государственных всем разрешали носить что угодно, так как это подчёркивало индивидуальность каждого ребёнка), эта странная на вкус еда, типа насыщенная столь важными здесь витаминами, эти грубые дети, мажоры, подлизы, хулиганы и мерзкие учителя. Тяжело было связать себя с тем, кто был героем этих воспоминаний, но ты и сама понимала, что подобно болезни что-то мешало тебе осознавать себя теми людьми разных возрастов, что кусками кадров всплывали в голове.
Вот вдруг всё сменилось. Лагерь внутренней полиции, занятия в комнате симуляции, тропические леса, темнокожие аборигены с автоматами, режущая боль от ранения в живот, чувство предсмертной агонии, а потом раз — и всё. Очнулась в камере, как обычно, реальность от виртуальности не в состоянии в первые секунды отличать. Опять ошибка, опять на эмоциях что-то совершено, опять провал.
Оп — и снова куда-то скачок. То ли позднее детство, то ли ранняя юность. Мать сидит перед тобой, вы едите и о чём-то спорите. Она возмущается, говорит, что ты должна была учиться, что должна была идти в коллеж де друа, что девушка в никому не нужных сейчас вооружённых силах — это стыд и позор, что это не нужно. Ты помнишь, как кулак ударяет куда-то, отдаётся болью в руке, ты уходишь, что-то кричишь...
И нет. Снова смена мысли. Какие-то костюмы, в которые нужно полностью залезать, как в панцирь. Орбитальные Боевые Костюмы Пятого Класса, какая-то такая поебота. В них так легко, будто тело ничего не весит, но из-за этой лёгкости на первой же тренировке случайно сносишь стойку со снаряжением, не рассчитав сил. И снова выговор, снова все промахи группы за неделю почему-то валят на тебя. Бесит так, что даже сейчас бросило в ярость.
Но к чему бы? Чушь, всё чушь. Пустота и чушь.
Про последние дни и часы помнишь одно только: вы просто упали. Все, по очереди. Дышать стало тяжелее, чем в капсулах, потом ещё труднее, ещё, ещё, ну и как-то незаметно мир начал сворачиваться в сон, как в тяготах больного нарколепсией. Одно ты поняла точно: воздуха будто резко стало не хватать. Ну, а потом темнота, больная голова, беспамятство и — пробуждение где-то тут. Ничего более. Ни образа, ни слова. Один мрак.

Хантер ожидал чего-то другого.
Не этого мужчину в странной одежде. Не этого... Бункера? Нет-нет, это освещение. Освещение ли?
Захотелось спросить, бункер ли это, узнать, где и когда Хантер находиться. Но это желание пропало практически сразу. Нужно было дышать.
Просто дышать и смотреть вокруг. Это место было слишком странным и непривычным, чтобы не пытаться разглядеть его получше.
Хотелось размять спину и плечи. Шевелить руками и ногами. Пальцы в кулак сжать страшно хотелось.
Но в тоже время Хантер хотел просто лежать и дышать. Хьюз не чувствовал опасности.
Только вот ложе было очень неудобным.

Наверное, стоило лечь поудобнее. Или нет? Стоило ли вообще что-то делать?
Почему-то потеряв ход своих мыслей, Хантер повернул голову на бок и, насколько мог, осмотрелся по сторонам. Осторожно и медленно, словно боясь что-то сломать в маске.