Посейдон | ходы игроков | Ложь под ногтями

В частности, не рекомендовалось подолгу прохаживаться по близости от фабрики Марша, возле действующих церквей или около того самого здания с колоннами на Нью-Черч Грин, где расположен сам "Орден Дагона".
© Говард Филлипс Лавкрафт


Гудящая бессознательная пустота в черепной коробке. Глаза пытаются моргнуть и взрываются болью. Осколками входят в мозг. Боль пронизывает все тело. Звенит в ушах. Глушит. И накатывается череда неявных воспоминаний.

«Стол от еды лоснящийся. Закуска мужская чисто. Реки пива и текилы. Шумные разговоры. Смех пьяный. Беспамятство»

В желтовато-лимонную занавеску просачивается рыжеватый свет солнца. Судя по этому – время послеобеденное. Дом Артура Грисборна, чья голова сейчас раздулась, будто шар, располагался так, что лучи главной Звезды солнечной системы проникали в него только ближе к вечеру.

Сам хозяин обнаружил себя 25 ноября на полу гостиной комнаты первого этажа. Под столом, с которого свисала косичка недоеденных сосисок. Тело ломило. Особенно спина и голова. Воспоминания о прошедшем вечере и ночи возвращались смутно, оставляя неточные пробелы. Одно было ясно – текилы и пива было слишком много.
На разложенном диване лежал вразвалку Рик Сноу – старый приятель, слегка страдающий избыточным весом. На кресле, в обнимку с бутылкой лежал Крэг Корри – школьный друг, бывший футболист. У стены, рядом с комодом – Николас Сварц, еще один школьный друг. Они дружили втроем довольно тесной и душевной компанией. И дружба эта пронеслась как через университет, через запой Артура, так и через их семьи и работы. Рик Сноу вписывался сюда с натяжкой и еще ощущалось легкое неуместное давление с его стороны. С ним Артур познакомился два года назад абсолютно случайно в одной из кафешек города. Забавный, юморной человечек, который не оставляет к себе никого равнодушным.

В 15.48 Артуру с трудом удалось встать на ноги.
Его жизнь не отличалась выдающимися событиями и не напоминала цветной калейдоскоп. Она была обычной, заурядной, спокойной. Включающей в себя вот такие редкие моменты мальчишников.
Жена. Ребенок. Стабильный капитал, падающий в банковский кошелек. Все по плану. Все нормально. Бывает порой накатывает грусть беспричинная. Безнадежная. Из зеркала глазами Грисборна смотрящая. Говорит о чем-то невнятном. О забытых мечтах. О заброшенных в мусорный ящик целях. О том, что все впустую. И тишина в углах дома никогда и никуда не уйдет. Так и останется тут, сопровождая Артура ненужным эскортом. Бывает. И проходит. Как и любая меланхолия.

В 15.49 голова Артура взорвалась новой болью. Все потому, что в окно его дома постучались. Не в дверь, а в окно. И не постучались даже, а как-то поскреблись. Ногтями по стеклу. Убийственный звук, от которого свело зубы. А парни продолжали спать, будто убитые.
Да и странность состояла так же в том, что окно выходило на клумбу. Кому придет идея топтаться по клумбам и карябать окно?

"Никогда... Никогда. Больше. Не. Буду. Пить", - рваными кусками проносились мысли в голове Артура. Звенели яростно в ушах, оставляли после себя мерзкое послевкусие. Издевались. Не первое подобное обещание, и, скорее всего, не последнее. Грисборн скривился. Взглядом, болью затуманенным, по комнате прошелся. Рик. Крэг. Ник. В отключке валяются кто где. Кубок небольшой с навершием в виде человечка, по мячу удар совершающего. Бита на полу брошенная. В угаре пьяном со своего места сдернута была, под одобряющие крики друзей. Воспоминаний древних вереница... Сфокусировался взгляд, на сосисок цепочке остановившись. Висят. Над головой точно.

Вечер удался, черт возьми, пусть он и не помнит внушительной его части. Возможно даже благодаря этому. Возможно. Через занавеску тонкими лучиками просачивался солнечный свет. Это означало что сегодняшний день наверняка потерян. Исчезнет бесследно, как случалось уже не раз. Впрочем... Артур поднес левую руку к лицу. - Блядь... - Простенькие часы, подаренные ему дочкой (явно Элис постаралась) на день рождения, были разбиты. Сломанные стрелки слегка подергивались, словно изо всех сил пытаясь сдвинуться с мертвой точки и каждый раз терпя неудачу. Конвульсии умирающего механизма. Время смерти: три часа, пятьдесят минут. Глубокая ночь. Грисборн издал слабый стон и уронил руку обратно на пол.

Есть в этом пробуждении кое-что куда более неприятное, чем головная боль и привкус кошачьего дерьма во рту. Кое-что многообещающее. Отчаянные попытки найти такие же часы в продаже. Пример номер раз. Уничтожение следов локального конца света в доме. Пример номер два. Кучка дел поменьше... "Успеть за сутки" с ним в главной роли, в целом. Пришло время подниматься. Артуру с трудом удалось встать на ноги. Маленькая злобная белка, с воодушевлением лупившая его мозг твердым орехом, продолжала свой неустанный труд. Тук. Тук. Тук. Грисборн тяжело вздохнул. ТУК. Новый взрыв головной боли оповестил о том, что на этот раз звук вполне реален. Скрежет скорее, не стук. Словно ногтями по стеклу. Стиснув зубы и прижав правую руку к виску, Артур бросил быстрый взгляд на окно. Ничего. Двинулся медленным шагом, намереваясь откинуть занавеску и послать скребущегося куда подальше. С чувством. Оставленные без внимания стрелки часов в очередной раз дернулись и застыли, на этот раз навсегда. Три часа. Пятьдесят одна минута.

Ноги дрожат. Ничего. Так бывает после разгульной ночи, когда алкоголь впитывается в кровь и становится смыслом жизни, вытесняя все остальное. Это проходит. Со временем. От одной ночи до другой. Как и жизнь. Мчится мимо, разливаясь паутиной несбывшихся иллюзий. Чтобы когда-нибудь оборвались и они. Чтобы застыло сердце каменной глыбой. Вспух зараженный смертью мозг. Так бывает.

Когда Артур Гисборн подошел к окну, он заметил пятно на шторе. Зеленовато-желтое. Жена будет ругаться. Она всегда умудрялась замечать малейшие несостыковки с тем, как было и как стало. А особенно трепетно она относилась к коврам и шторам. Это были важные составляющие ее жизни, которые она выбирала и щепетильно развешивала-расставляла. Иногда Артуру казалось, что именно эти дурацкие шторы занимают в ее мыслях куда больше места, чем сам Артур.

Рука потянулась к узкой щели, сквозь которую пробивались янтарно-медовые лучи. Начало зимы выдалось на удивление солнечным. Ни серого неба, скованного дождевой завесой. Ни хмурых облаков, давящих на голову своей непосильной тяжестью. Голубой простор, растянувшийся на весь купол с солнечным, слепым глазом. Это хорошо. Это позволило многим людям избежать той сезонной депрессии и фрустрации, которая каждый год обхватывает ледяными плетями и не отпускает до самого рождества.

Штора послушно распахнулась, уронив на руки и пол лужи закатного света. И дыхание сперло. Сердце перевернулось несколько раз. Кувыркнулось. Ушло в низ живота. Глаза щипнуло нехорошо. Все от того, что за тонкой перегородкой стекла на Артура смотрел мертвец. С лопнувшей кожей на лице, открывшей молочно-вылинявшие кости черепа. Со сползшими от гнили волосами. С развороченным горлом, держащимся чудом на шейных позвонках и тонких, растянувшихся связках. Он стоял, уронив челюсть на грудь с выпавшим языком, и медленно царапал стекло, безлико вглядываясь в лицо Артура. Своими мутными, белыми глазами без зрачков и радужки.

Артур был готов к чему угодно. По крайней мере он так думал до тех пор, пока не отдернул штору и окрик-посыл не застрял в глотке. Побледневший Грисборн с полторы секунды безмолвно изучал увиденное за окном, затем привычным движением вернул шторку на место и начал пятиться к дрыхнущим без задних ног друзьям. И к бите. Руки слегка подрагивали, но в остальном Артур выглядел собранным и, что удивительно, абсолютно трезвым. - Ребята. Вставайте, мать вашу, - негромкий голос нарушил гнетущую тишину. Взгляд ни на секунду не выпускал окно из поля зрения. Пинок по чему-то мягкому и, судя по всему, живому. - Подъем, подъем...