\Тихий омут с чертями и бесами\ | ходы игроков | Обращение: Тьма (Doppelganger; Motoko).

Старуха:
Туман рассеивается над городом лишь на крохотное мгновение, позволяя увидеть творящийся в нём хаос. Смерть всюду, в каждом доме. Только бежать. Люди обезумели.
Древний Лес обступил плотной стеной, скрывая от лишних взглядов. Тьма непроницаемым саваном укутывает беглянок. Тяжелое дыхание обжигает лёгкие, тяжелые ноги с трудом уносят от преследователей. Они близко, воины, хотят убить их. Воины думают, что ночь их спрячет. Но ей не нужен свет, чтобы видеть. Она сама ночь. В ней тьма.
Много жизней она скормила Неведомому ради одной жизни.
Девушка:
Свет, невероятной чистоты, пронзал душу насквозь, помещая тело в необыкновенное состояние. Перетекая, Свет менялся. Скоро став единой точкой, он увлёк за собой. В неизведанные миры. Показывая необъяснимое, растворяя в непознанном, даря непонятое. Словно нет тела, словно всё во всём. Единая спираль, раскручиваясь внутрь себя стремится в себя же проникнуть. Расширить, изменить, убить. Удары сердца – песнь Вселенной, творящая видимые и невидимые миры. Голос всего сущего. Взгляд Бога из света. Он и есть свет. Свет смотрит в сердце, разрывая на части, пропитывая тело блаженством и болью. Бог просит её кому-то помочь.
Разве может она отказать?
Иной:
Всё тело сдавило так, что стало нечем дышать. Кругом вода, вода, вода. Мысли вон из сознания. Кто-то тянет на дно. Нет, он должен выжить. Он должен. Должен…
Твердая внутренняя уверенность в собственной значимости придала силы, заставил напрячься и плыть к свету. Где-то далеко виднелось светлое пятно. К нему и надо, там спасение.
Чьи-то гигантские щупальца обвивают всего, заставляя протискиваться сквозь них. Голова раскалывается на части, напряжение становиться невероятным. Рёбра хрустят, давление достигает предела. Чудовище победит, ещё мгновение и наступит смерть. Секунда и всё завершится.
Силы плавно уходят, Смерть шепчет нежным голосом: «Ко мне, мой хороший. Я буду с тобой вечно. Со мной ты обретёшь покой. Обретёшь непреходящее Знание. Зачем скитаться в неизвестности? Я дам тебе всё!» Сладость её речей убаюкивает, раскачивая на волнах липкого всепроникающего покоя. Тело расслабляется, обмякает, становится податливым, как глина. Желаний нет, кроме одного, следовать за этим чарующим, мягким, добрым голосом. Следуй. Вот и конец…
Кто-то своей силой заставляет биться сердце, протягивает руку, наполняет импульсом жизни. Не конец. Вот она, поверхность! А за не жизнь. За ней солнце.
Легкие и пространство раздирает боль вырывающегося крика Жизни.

Есть жизнь. Есть смерть. Простые понятия, все просто. Вода – смерть, щупальца – смерть. А что это? Щупальца ли? Тьма, которая давит, пытается, сдавить, раздавить. Не дает дышать. Во тьме нет света. В жизни нет смерти. Воздух, свет который ждет его – жизнь Но больно, нечем вдохнуть. Эта тьма обхватывают его, сдавливает своими щупальцами. Почему так? Зачем она это делает? Почему пытается убить его? Ведь раньше она не делала этого?
Надо бороться, осознание этого раскаленной иголкой билось в голове, под грохот барабанов в ушах. Больше нет никаких мыслей, лишь понимание того что необходимо стремится к свету, к жизни. Он сможет, он должен. Так нужно! Сдастся, отступить – значит самому отдаться в руки смерти. А он не имеет на это права. Почему – какая разница, просто нельзя. Он должен. Должен. Дооолжен. Выйти из тьмы, убежать от этой боли. Иначе он не выдержит? Зачем она хочет убить его? Зачем?
Но как бороться, если сражение неравно? Тьма щупалец сжимает так, что хочется отступить, и все же он сопротивляется до последнего. Но силы оставляют его, и сон мягкими объятьями охватывает его. Напряжение уходит, сменяясь расслабленностью. Глупые мысли о сопротивлении уходят, и остается только желание отдаться податливой сладости. Лишь уютный мрак небытия окружает его. Самое простое решение – самое правильное.
Но тут кто-то его вырывает из этого небытия, толкает к жизни и солнцу и он кричит, зная, что мрак отступил, сменившись светом. Но рад ли он этому? Он не знает. Он не понимает. Он растерян. Он боролся с тьмой до последнего, и почти слился с ней, но его снова спасли, вернув к жизни. Он жив. Плохо это, или хорошо? Он не знает. Он просто жив. Жив.

Увлекшая за собой путеводная звезда рассекла темноту необъятности яркой полоской. Находясь так высоко, перестаёшь ощущать собственное тело, а боль и блаженство, соединившись, пронзают сознание. Начинаешь видеть, как прошлое наползает на будущее, как рассыпаются границы единичного, уникального, индивидуального. Но в образовавшемся хаосе сохраняется какая-то упорядоченность. Слышны удары собственного сердца, существует представление о собственном и о собственном "я". "Я" сохранилось тогда, когда весь мир скрылся за хаотическим муаром. Из света доносится просьба. Кто-то нуждается в помощи. Сознание понимает, что если так выглядят последние моменты бытия, то они откладываются. Ведь кому-то нужна помощь.

Из оцепенения вырвал пронзительный крик. Первое ощущение - невероятная боль, охватившая тело. Наличие тела - не самая плохая новость на сегодня, но боль, нещадно хлеставшая его - не самая хорошая. Что же, когда начинаешь новую жизнь, нужно принять тот факт, что она совсем не должна встречать тебя хорошими обстоятельствами и положительными эмоциями. Если принять, то, говорили, становится легче жить. Раздался смешок, ни звонкий, ни весёлый - но отражавший настрой на борьбу с отчаянием. Было понятно - нужно было пропустить боль через себя, чтобы сохранить силы и привыкнуть к ощущению. После того, как боль чуть-чуть ослабила хватку, новые мысли начали заполнять сознание. Рана. Кровь кругом. И сон. Что же это? Или боги попросили о помощи и вернули на землю, или просто реакция психики на столь серьёзный стресс, вызванный глубокой раной? Важным казалось чувство ответственности за что-то или за кого-то. Не так важно, чей голос звучал в сознании - божества или совести - важно было то, что кто-то нуждается в помощи. За этой мыслью последовала ещё одна - память совсем-совсем пуста. Кому нужна помощь? Кто я? Где я? Что здесь происходит? Взгляд пробежался по окружению, пытаясь зацепить что-нибудь важное. Дырка в теле никуда не делась, и хотелось позвать на помощь, но страх подсказал подождать. Страх и пустота в голове.

- Ну, что? Жива? – зловонное дыхание привело в чувства. Старая некрасивая женщина смотрела со всей заботой и лаской, на которую была способна. Глаза её были черны, кожа дрябла, рот беззуб. Она старалась, очень старалась, проявить участие и как-то облегчить участь несчастной девушке: дала выпить какую-то отвратительную настойку, после которой заметно отступила боль, приподняла её, предварительно нагребла соломы, сделав импровизированное ложе более мягким.
- Как ты, деточка? Ты нужна нам живой. – сюсюкала она дребезжащим голосом, от чего становилась ещё более омерзительной. Но ей простительно, она старая…
- Может, помнишь что? А? – поднесла флягу с водой к пересохшим губам, заботливо поддерживая голову.

Девушка:
Тело болело, ныло, ломило. Но бабкина отрава принесла облегчение. Вопросы её словно проваливались сквозь единственно важную мысль. Даже не мысль, а состояние: кому-то нужна помощь.

Иной:
Мир свернулся до размеров точки. Свет слишком ярок, воздух чрезмерно сух. Тело всё никак не оправится от пережитого шока. Сконцентрированная воля позволила увидеть нечто впереди: темное, огромное, за этим «нечто» был свет.
Непреодолимое раздражение возникало тогда, когда мозг отправлял сигналы телу, а оно не слышало его. Оно не понимало. Попытки подняться не увенчались успехом. Окружающая действительность раздавила своей жестокостью. Он совершенно один. Одиночество убивало.

Зачем? Зачем его спасли от уютного мрака смерти если теперь он совершенно один? Он один, и никто ему не поможет. Он жив, но это ложь. Это не жизнь. Он видит свет, но это иллюзия. Он помнит мрак, и в нем ему было хорошо. Он собственному телу не хозяин, он даже не знает кто он таков. Зачем же тогда его спасли, если его ждет лишь свет одиночества?
Вопросы мучили, а более всего его мучило осознание собственной беспомощности. Как мерзко, как противно осознавать что ты лишь кусок непонятно чего, имеющий лишь разум охваченный болью. Кто он? Где он? Зачем он здесь? Лихорадило от вопросов. Он был на гране истерики. Он пытался сделать хоть что-то. Сфокусироватся, подвигаться, закричать, хоть что-то! Что угодно! Он так не может! Пусть его кто-то найдет, пусть ему кто-то поможет, пусть ему все расскажут, пусть на него наконец-то обратят внимание! Но истерика, внезапно начавшись так же внезапно и закончилась. Разум затих, прекратив агонию.
Он начал упиваться своей болью, своим одиночеством. Начал жалеть себя сам, проклиная всех, всех кого не знал, кого возможно не помнил. Проклинал свет, проклинал жизнь, сладостно вспоминая темный, уютный, прекрасный мрак забвения. Как ему хорошо там было, как расслабился он, чувствуя себя в безопасности. Ему было там хорошо. А тут ему плохо. Тут ему одиноко, тут у него все болит. Ну и пусть. Болит - так пусть болит еще больше, а он закроет глаза и опустится завеса мрака, и он будет вспоминать о смерти.

Увидев старое морщинистое лицо, девушка вздрогнула, сложив руки на груди. Очередное резкое действие ответило очередной вспышкой боли. Но оказалось, что бояться было нечего. То была не ведьма, проводившая тёмный ритуал, а простая добросердечная старуха. На границе сознания заскребла мысль - не верь первому впечатлению, но облегчение от противной настойки, которую предложила старая женщина, было убедительней. Да и совсем другое сейчас беспокоило - где тот, кто нуждается в помощи?

- Я... Ничего не помню... Но я чувствую, что кто-то нуждается в моей помощи... - Слова не складывались в стройные фразы. - Мне нужно найти. Нельзя зря терять времени. Добрая женщина... Знаешь ли ты что-нибудь? Кто нуждается в помощи? Где ты? Где ты? - Зовёт, взглядом водит по окружению.

Иной:
Кто-то сильный поднял над полом. Кожа соприкоснулась с чем-то грубым, шершавым. Прикосновение это вызвало отторжение, даже неприязнь, агрессию. Однако длилось оно не долго. И тело оказалось в блаженном тепле.
Невероятная чистота и доброта наполнили всего. Она, сильная и нежная, смотрела прямо в душу прекрасными глазами. Сейчас покой стал понятен, естественен. Цельность обретена. Все остальное перестало существовать, в одну секунду Мир стал безопасен и дружелюбен. Вопрос «Кто я?» более не имел значения, всё забылось почти, осталось где-то на задворках сознания. Она улыбнулась и мир засиял бесчисленными красками. Она любит просто так, дарит всю нежность и заботу просто так, она прекрасна. И больше ничего не надо, лишь бы она улыбалась. Все вокруг неё соткано из теплоты, красоты и света. Слёзы, обжигая, потекли по щекам. Никогда он не испытывал ничего подобного. Он видит перед собой Жизнь. Он видит маму.
Девушка:
Старуха загадочно улыбнулась и подала малыша.

Вот он. Тот кто, нуждается в защите. Девушка приняла на руки своего ребёнка и посмотрела на него, сияя от счастья. Страх на время отступил, а боль перестала казаться столь невыносимой, пока девушка разглядывала своё дитя. Ребёнок показался на удивление крепким, но это было хорошо. Вырастет здоровым. А глаза-то какие!

Но тут девушка вспомнила о ситуации, в которой оказалась. Нужно было что-то предпринимать.

- Спасибо вам большое. Спасибо, спасибо! Но... Что здесь произошло? Я не помню ничего. Даже своего имени, - Девушка обратилась к старухе, ведь только она могла знать хоть что-то.

Так замечательно. Так тепло и хорошо. Так замечательно чувствовать себя не одним. Радость, счастье, жизнь наполнили его, и выплеснулись через край слезами радости и самой счастливой в мире улыбкой. Мир прост и прекрасен, У него есть мама. Он знает это. Это так чудесно, так приятно, видеть ее, видеть ее улыбку, ее глаза, быть у нее на руках. Он счастлив.

- Ничего не помню я. А тебе покормить его надо, деточка. И поскорее. Очень опасно оставаться в этом сарае. Чую, кто-то наружи рыщет, и недоброе замышляет, деточка. – Старуха помогал стянуть платье сверху, обнажая грудь. – И покорми хорошенько богатыря нашего. Ишь, какой великан. Непростой мальчуган. Беречь его нам с тобой надо. А как назвать думаешь? – Она смотрела на мальчика, как на чудо, которого ждала бесконечно долго.

Девушка:
В голове застряла, запуталась навязчивая мысль о том, что кто-то ходит вокруг их ненадежного убежища. И что кто-то этот может причинить зло ей, а главное малышу, счастью её, которое она только обрела.
Старуху послушала и дала грудь своему сыну. Как только он принялся есть, по телу разлилось тепло и облегчение. Боль отступила окончательно.
Девушка смотрела на своего сына, на то какой он крепкий, какие у него чудесные глаза и сердце наполнялось любовью, вытесняя все остальное. И имя у него должно быть особенное.

«Маурина, Маурина…» Чей-то голос разносится над полем. Она тихо смеётся, это муж её ищет и не может найти. Высокая трава надежно спрятала беглянку.

Иной:
Как только голод отступил, подступил страх. Что-то неуловимо изменилось вокруг: в материи, в воздухе, в мыслях окружающих людей. Старуха права, что-то неладное творилось снаружи.

Страх, это противное и мерзкое чувство. Какое же оно противное, скользкое, липкое. Фи. Что-то меняется, и приходит страх. Но рядом с ним Мама, она его защитит. Он знает. Но он может разобраться сам, он поможет ей, чтобы ей было легче. Не старухе. Старуха и старуха. Да хоть пропади она, ему не жарко не холодно. А вот если пропадет Мама... Ему стало так страшно, что он едва не заплакал. Но сдержался. А почему они другие? Он понимает их. Но они больше его. Странно. Но это потом. Сейчас он должен подумать почему что-то меняется. Это ведь наверное просто. Как коснутся мягкой кожи матери. Так прикоснутся и к страху, пытаясь понять почему он появился.

Что-то недоброе ходило снаружи. Что-то, что могло быть способно причинить вред ребёнку. Девушка покормила дитя, в очередной раз поразившись происходящему. Боль отпустила, а рана никуда не делась. Но на размышления об этом времени не было. Девушка тихо-тихо заговорила со старухой.
- Тише, прошу. Кто-то ходит снаружи, я тоже это чувствую. А имя будет - Гаэлас, - Девушка, улыбаясь, посмотрела на ребёнка. - Тише, тише, мой славный, - Была опасность, что он может заплакать и привлечь внимание. Почему же он не плакал сразу? Ещё одна загадка, о которой нет времени думать.

Девушка:
Отдала малыша на руки старухе, чтобы попробовать встать. Встала, осмотрела своё тело и поняла, что раны нет. Наверное, боль осталась после рождения ребенка? Ощупала живот – он был плоским, но всё ещё болел. Всё это удивляло: такой большой малыш (как она его родила?); старуха и зелье её; то, что сама она так быстро восстанавливается.
Но времени на все эти вопросы не было. Необходимо было собираться и уходить.

Гаэлас:
Сознание совершенно перестало концентрироваться на чем-либо, кроме старухи. Её ужасное лицо, маленькие глаза, неприятный запах, шершавые руки, которыми она прикасалась к лицу…
Старуха защитит его! В любой ситуации. Она сможет это сделать, у неё есть на это силы. Он чувствует в ней что-то, что может сломить многих. Она опасна. Но только не для него. И маму она защитит, но только пока. Что-то ещё в ней увидел, но пока не мог понять и сформулировать внутри себя что.

Очередная порция чудес. Была же боль, так где же рана? Девушка могла поклясться, что чувствовала невероятную боль, которую может принести только глубокое ранение. Следующая мысль была о том, что всё это вызвано стрессом, а сама она вряд ли разбирается в разновидностях боли, ведь она в этом не разбирается. Или разбирается?

Старуха. Мерзкая старуха, со своим мерзким сморщенным лицом, противным старческим запахом, грубыми руками. Ужас. Какая же она противная. Он сам сморщился, задвигался пытаясь вырваться из ее рук. Может это и неправильно, но ему противно.
И почему она может его защитить? Он знал это, но не мог понять почему. Странно.

- Ты же мой хороший. И глазки какие у тебя внимательные. Будешь большим и сильным. Будешь самым важным, первым. Да, мой милый? Да, мой красивый? - старуха продолжала щебетать над малышом. Он явно ей нравился, и от всех этих телячьих нежностей бабка получала масу удовольствия, всё равно, что девочка.

Всем:
Девушка приводила себя в порядок, насколько позволяли условия: поправила волосы, попыталась отряхнуть платье, но всё оно было в крови. Увидев это, старуха кивком головы указала на свою сумку. В ней оказалась рубаха, штаны и брэ. Не раздумывая, Маурина переоделась. Там же были детские короткие штаны, рубашка и детские пулены. Вот малыша одели, хотя выглядел он довольно забавно во всей это большеватой одежде, но всё уже лучше, чем кутать в старые тряпки.
Маурина осмотрелась вокруг, пока старуха возилась с ребёнком. Нож - стоит забрать. Ещё, наверное, проверить сумку, что там осталось? Но это позже, в более спокойной обстановке. Других вещей, кроме окровавленного старого платья и таза с водой, она не обнаружила. Будто бы можно уходить.
И вдруг, что-то неуловимо изменилось. Старуха напряглась, по её телу словно пробежала искра. Вытянувшись и положив новорожденного в стог сена, она, развернувшись к Гаэласу спиной, пытаясь прекрыть его от неведомой опастности, заговорила. И голос её прозвучал сдавленно и страшно:
- Они уже здесь.

Гаэлас:
Когда старуха положила в сено, тело словно не согласилось с таким пренебрежительным к себе отношением. В теле зародилось незнакомое чувство. Хотелось что-то делать! Желание воплотилась в реальность - руки стали подчиняться. Мозг неожиданно смог разделить всё тело на части и собрать его вновь. Каждая клетка ощущалась невероятно остро, и первыми на это откликнулись руки. Глаза сфокусировались, они смотрели и видили. Они перемещались на тот объект, который выбирал мозг осознанно, а не тот который предлагала текущая действительность. Тело стало другим и этот переход был замечен.

Всем:
В сарай вошли трое, в чёрных плащах. Капюшены закрывали лица их.

То что с ним происходило было странно. Он не мог понять того что с ним происходило, не мог понять что вызывало эти изменения, но тем не менее эти изменения были к лучшему. Он стал иным, чем был еще несколько мгновений назад.
Но тут в сарай вошли трое донельзя зловещих фигур. В черных плащах, капюшонах. По голосу старухи он понял что это нехорошо. Для старухи. А для мамы? А для него? Если старуха может защитить его и маму, но эти фигуры представляют опасность для нее - то это плохо и для них. Наверное. Не в чем нельзя быть уверенным. Но маме нужно помочь, если что. Поэтому он осторожненько попробовал встать на две ноги. Аккуратно и не заметно. А если выйдет - подойти к маме.

Помедлив мгновение, одна фигура отделилась и направилась к девушке. Схватив её за горло и оторвав от пола дряхлого сарая, фигура зашипела:
-- Где он, бесовская потаскуха? Где этот выродок? Заклинаю тебя Именем Его, скажи и очистишься от скверны! И будет тебе даровано прощение, нечестивая!!!
Клешней сжималась на тонкой шее рука. Маурина пыталась отстраниться, но хватка лишь усиливалась. Через мгновение руки девушки повисли безвольно, словно плети, тело её обмякло. Тогда человек в черном швырнул девушку на пол. Она страшно захрипела.
-- Ты можешь прекратить свои страдания. И душа твоя обретёт покой и прощения Всемогущего. Лишь в Его объятиях ты спасёшься. Все твои прегрешения будут прощены, все злодеяния отпущены. -- Продолжала фигура, медленно расхаживая вокруг несчастной.
Но Маурина молчала, слёзы градом текли по её щекам. Разве могла она выдать того, кого только что родила?
-- Ну что ты молчишь? Мы найдем это отребье. Рано или поздно Длань Божия достигнет осквернившего творение его своим выродком. А если ты поможешь нам, то душа младенца спасётся, не очернив себя содеянными великими преступлениям. Скажи, где он? Где ты его оставила? Где старуха? Ты знаешь, что Братья Ордена обвиняют её в колдовстве? Ты понимаешь, что спуталась с нечистью, девка? -- Звучная оплеуха словно являлась точкой в пламенной речи святого отца. Из носа девушки брызнула кровь. Немного, небольшая струйка красиво растеклась по лицу и шее Маурины...
-- Ты всё нам скажешь, девочка. Знаешь ли, я мастер развязывать языки. -- Человек в чёрном вынул из-за пояса верёвку и швырнул её своим подручным. -- А испытания, которым мы тебя подвергнем, лишь помогут тебе очиститься. Ты думаешь, что защищаешь своё дитя? Глупенькая, это же отродье чертей и бесов. Вернись в лоно Божие и получи отпущение грехов. До чего ж ты упряма! Но ничего испытания, выполненные по канонам Его собьют с тебя спесь.
Двое подошли к девушке, связали руки её за спиной, перекинули веревку через потолочную балку.
-- Господь милостив, он простит тебя, лишь скажи где тот, кого ты родила? Молчишь? Подвести её, пусть подумает над своими грехами, пусть поймет сколь нечиста она перед Ликом Всевышнего. Сорвите с неё одежду, пусть предстанет во всём своём бесстыдстве пред очами праведников!
Двое сорвали штаны и рубаху с Маурины. И потянули за верёвку, медленно поднимая её к потолку сарая. Руки неестественно вывернулись назад, сарай содрогнулся от дикого крика девушки, тело её сотрясалось от плача, билось в конвульсиях нечеловеческой боли.
-- Эта боль очистит тебя, дочь моя! Не сопротивляйся! Господь любит тебя!

Это последнее, что услышал Гаэлас. Сознание покинуло его. Очнувшись же, он увидел распластанное тело старухи. Глаза были закрыты. Дыхание еле уловимым. Их окружал лес и тьма, кромешная и плотная. Гаэлас попытался встать, но тело плохо слушалась. В голове возникло новое чувство или же даже ощущение: ожидание. Оно волновало, интриговало. Ожидание. Ещё в голове теснились вопросы, главный, из которых был - почему его и старуху не видели эти люди? Вопросы и ожидание. И вдруг первое оправдалось затмив второе. Над деревьями занималась заря. Рассвет. Он почти так же прекрасен, как и мама.

Он плакал, задыхался в тихих рыданиях, и мир виделся сквозь пелену слез. Шипение закутанных в черное звучало для него как крик. Крик, который резал его сердце на части. Он хотел бросится к маме, хотел помочь ей, но тщетно. Старуха крепко держала его. Он не мог терпеть это, боль, жалость и желание помочь наполнили его. Но вместе с ними пришел и гнев. Но потеряв сознание он забыл обо всем, а когда проснулся...
Он видел солнце, первый восход солнца в его жизни. Он радовался свету, радовался красоте горизонту в оранжево-желтом ореоле.
Воспоминание о маме обожгло его словно хлыстом. Он протянул руки, надеясь нащупать ее мягкую, так приятно пахнущую кожу, обхватить шею, прижавшись. Но - пустота. Где он, что вокруг него, где старуха, что с мамой? - вопросы наползали один за одним, и он уже забыл про рассвет.

Увидел тело старухи. Не успев испугаться, понял что она дышит. Тронул её за плечо и она зашевелилась, закряхтела. Откашлявшись, ведьма села. По виду её можно понять было, что приходится ей туго. Глаза не могли сфокусироваться, вид был очумелый. Через некоторое время, она заговорила:
-- Ну что, малыш, попали мы с тобой в историю? Ты уж прости, что маму твою не смогла спасти. Старая я, силы уже не те. Сам понимаешь. А ты наверное голоден? Да? Ох ты мой богатырь! Надо бы нам людей добрых найти. Чуешь, огнем пахнет да хлебом, значит рядом селение. Там люди. Давай-ка я тебя причешу, да рубашонку поправлю. Ух ты мой разбойничек. Я теперь буду тебе бабушкой. Называть меня будешь Даиша. Понял?
Пока старушка говорил и хлопотала вокруг, в сознание приходили новые образы, новые формы. Запахи, доселе неизвестные, терзавшие нос, вдруг приобрели имена. Огонь. Хлеб. Чудилось, что в них есть что-то тёплое, родное. Гаэлас сильнее втянул воздух, наполняясь ароматом леса, огня и хлеба.
Что-то происходило внутри. Мальчик переполнился. За столько короткую жизнь он увидел так много. Все события, ощущения, запахи смешались и круговорот образов, заполнивших сознание ребёнка выплеснулся одним единственным словом:
-- Да.
Это новое умение радовало и давало силы.