🕷️ Четвёртая Зона: "Dive&Drive" | ходы игроков | Маршрут №3: Воронцов, Кирилл, Альбина

Сверкающий кристалик мягко опустился в протянутую ладонь, но не обжег холодом, а прильнул нежно к руке, и по телу разлилось обволакивающее тепло и покой.
Каждая грань этого маленького чуда сверкала, привлекая взгляд, как в детстве. Кажется, даже запахло свежестью, мандаринами и хвоей. Проблемы отступили, наполнив девушку предвкушением чуда и оно не преминуло произойти, она вдруг почувствовала себя свободной, вырвавшись из шелухи ненужной показухи, разорвала блестящие обертки условностей и почувствовала за спиной крылья. Как же мелочно все в том, привычном мире. Там никто не говорит правду – это не модно. Все слова – паутина лжи и лицемерия. А Здесь не нужно носить маску, не нужно быть тем, кого хотят видеть окружающие. Здесь есть горе и радость, но они живые, настоящие!
Альбина нежно прижала к груди снежинку, чувствуя легкий ветерок от расправившихся за спиной крыльев. Повернулась к Алексею и замерла, увидев напряженную позу и окаменевшее лицо.

- Чем. Я. Могу. Помочь. - Очень медленно и тщательно выговаривая каждое слово спросил Кирилл, глядя на сталкера и даже не пытаясь скрыть дрожь в голосе. Он не знал, что делать и поэтому даже не пытался действовать. На Альбину он даже не смотрел.

Все-таки отходит... Но до чего неохотно! Такой липкий, приставучий, словно приклеенный каким-то суровым строительным клеем, и точно - лишь чуть отогнувшись под давлением лезвия ножа, того и гляди пристанет обратно, притянутый, непонятно откуда взявшимися, белесыми слюдяными нитями.
Да что же это! Неужели теперь?
Страх бился в груди бешеными ударами сердца. И этот рокочущий барабанный бой сопровождал и поддерживал постепенно нарастающую волну обессиливающей боли в ногах - и в опорной, и в подвешенной. С жестокой азиатской ухмылкой она, совсем как та, другая, что смывает к чертям прибрежные города, смотрела на него раскоряченного, на эти его жалкие попытки спастись, такие смешные и безуспешные, смотрела и будто смаковала равномерный и безудержный процесс своего нарастания, что очень скоро закончится неминуемым мучительным концом для хваленого "неуязвимого" сталкера.
А он действительно ходил очень долго. Немного таких. Здесь ведь даже не война, не Афган тот же, где пойманная пуля или осколок еще не означали, что к праотцам отправшишься. А здесь - уж непременно. Как у саперов. Ошибился раз - завершил свой земной путь. Сто из ста. Ну, может, из девяносто восьми, в крайнем случае. И хоть пока еще не попадался он в Её цепкие лапы, зато много, много раз видел во сне как, например, мало-помалу переваривает его, исступленно орущего, тягучий Ведьмин Студень, или как дробит и крошит кости, выкручивая в ужасающих проекциях его бедный скелет, Комариная Плешь...

Рука с ножом уже мелко дрожала от напряжения. Все тело стонало от боли. Еще немного и будет кончено. Кирилла он не слышал. Вообще ничего не слышал. Только изо всех сил удерживался на краешке обрыва.

Взмолился в отчаянии возроптал: "Зачем ты делаешь это со мной? Неужели за то, что осмелился помыслить выйти за границы милостливо отведенного мне кусочка территории? За то, что решил по-настоящему помочь хоть кому-то? Или за то, верно, что секреты твои вздумал отыскать? Ну конечно! Ведь это только нас можно сканировать с ног до головы, по косточкам разбирать, а ты - закрытая тема! Только осмелел, голову поднял, и тут как тут, за ногу - цап! И дело не в осторожности, ведь опасности не было. Вроде бы... И эти цветы, что это вообще такое? Специально для меня выдуманная хрень? Прошу тебя, призываю, опомнись! Пойди нам навстречу и позволь нам измениться, стать лучше! Возможно контакт уже состоялся, возможно Учитель дошел - пусть! Позволь и нам тоже! Мы тоже чего-то добъемся, вместе с тобой! Нельзя же только защищаться!"

Вдруг он ясно понял что сил больше не осталось. Последние мгновения истекали. Еще одно усилие и все, занавес. Если не удастся.

Воронцов. Всем.

Рука, сжимающая рукоять ножа, дрожит от напряжения. Вздулись вены, синими жгутами обвивая запястье. Мышцы каменеют от натуги. Посеревшее лицо, крупные капли пота. Беззвучная молитва в такт ударам сердца. Грохочет в ушах страхом.

Так и заканчивается путь?

Сколько ваших тут уже осталось. Не найденных, не распознанных, поглощенных неразборчивой в своих аппетитах Зоной. Сгинули без прощального слова, без могилы, став пищей для этой дивной, неземной красоты. Они приходили сюда каждый за своим. За наживой. За приключением. За драйвом. За куражом. За мечтой. За собой. Зачем пришел сюда ты? зачем пришли сюда эти туристы?

Ты останешься тут однажды - ты знал это всегда. Ты не вырвешься из этих оков, что нацепил на себя сам - а Она сковала своей безумной притягательностью. Ты знал это всегда - но сейчас, когда видишь последнюю черту, ты рвешься прочь. Не сейчас - молишь ты. Кого ты молишь? Всевышнего? А он услышит? Учителя, что смотрит из своего неведомого далёка? Её?

Не сейчас, не сегодня! Дай сделать еще один шаг. Цель так близко, маячит миражом. Глаза девушки, прижимающей к себя снежинку вдруг проступили сквозь серую пелену. Большие испуганные глаза, в которых только-только мерцала радость и восторг. Это так странно - еще не остывшие искры счастливого удивления сменяются непонимающим страхом. Ты не можешь оставить ее здесь.

И его. Голос Кирилла прорывается сквозь набат сердцебиений. Отрывистые слова, как удары молота. "Помочь". Это почти смешно. Чем он может помочь, неопытный, неоперившийся. Чем?

Тем, что существует. Тем, что напоминает тебе о долге.

Ты должен.

Медленно оттягиваешь кромку ножа в сторону, вместе с дьявольским лепестком - даже сейчас еще прекрасным. Тянутся-лопаются белесые нити, обрываясь одна за одной. Медленно, осторожно, жалея, что нельзя их выкопать из ботинка, как корни пырея.

Пальцы, непонятно когда покрывшиеся липким потом, скользят по рукоятке, и ты, сцепив зубы от усилий - смешно, черт возьми, до чего же смешно, ведь он воздушно легкий, лепесток этот проклятущий, ветер гоняет их тысячами, так какого же черта - ты тянешь нож в сторону, чувствуя, как затекает нога.

Еще, еще, еще - и ты даже не замечаешь того мигу, когда лепесток полностью болтается на лезвии ножа, а его корешки, пытливо развеваясь, пытаются нащупать опору.

Снял?

Снял. Кажется, снял.

Ботинок изрыт отверстиями. Тонкими ходами от корешков. Осталось ли там что-то, в глубине корешковых норок? Хотелось бы верить, что нет. Но разве можно тут чему-то верить?

Время словно замедлилось... Альбина смотрела, как медленно-медленно кончик ножа отводит лепесток, как вздуваются на руках вены от огромной тяжести, как на резко очертившихся скулах вспухают желваки, как по виску, медленно набухнув, катится капля пота.
Лепесток, не смотря на сопротивление, скорее присущее разумному существу, оторвался и, повиснув на кончике ножа продолжал шевелить щупальцами-росточками. Время вновь вернулась в привычный ритм и Альбина судорожно вдохнула, даже не осознавая, что все это время она задерживала дыхание. Лепесток вызывал почему-то чувство омерзения, хотя усыпавшие все вокруг другие лепестки таких эмоций не вызывали. Девушка едва сдержала рвотный позыв, глядя на шевелящиеся отростки и резко отвернулась.

Прижимая одной рукой к себе свое сокровище, девушка скинула рюкзак и суетливо начала рыться в нем,
- Алексей, снимайте скорей ботинок, вдруг там эта гадость осталась? Надо залить коньяком и обжечь, точно, тогда все будет хорошо, - слова лились потоком, цепляясь одно за другое, словно пытаясь наверстать. Не молчать, что-то делать, двигаться... ЖИТЬ.

Кирилл внезапно рассмеялся. В тот самый момент когда стало (вроде бы) понятно, что сталкер останется жив-здоров. Другое дело обувка - хорошим башмакам кирдык.
- Ахахаха! Один листок. Один маленький, грёбаный листок! Ахахахаха! Один маленький листок чуть не похоронил нашего сталкера! Куда вы собрались? Какого хрена вы туда собрались? Это место не для людей! Вокруг этого места нужно поставить огромную ограду с надписью "не суйтесь, дебилы", а эту треклятую фирму нужно разбомбить к чертям собачьим!

Кирилл сел прямо на землю и обхватил голову руками. Это запредельное напряжение спало. Сталкер выжил. А без сталкера не выжили бы они. Ну или он - девочнка-то точно помирать собралась, раз хочет лезть вперёд. Но это же смешно! Просто чушь! Ведь невозможно лезть вперёд и смотреть на каждый кустик, на каждую ямку, на каждый, мтаь его, листочек!

- Один листочек такой, а один такой. Любит - не любит. Убьёт или улыбнётся! Бред. - Кирилл взлохматил волосы. - Просто бред!

- Это выше человеческих сил. Мы не должны с этим играть. - Внезапно успокоившись тихо сказал он, не вставая с земли.

Не сейчас. Не сегодня. Когда?
Тихим паучком заползла в душу и раскинула сети, как некую неизбежную западню, уверенность в том, что в этот раз он наружу уже не вернется. Вот так просто и ясно. Как тяжелая печать, впивающаяся в подписанный и окончательный приговор.
В какой момент все поменялось? Тогда, когда пал Федор, нелепо, по неосторожности, не заметив очевидную ловушку? Или когда Римма вдруг сгинула бесследно в практически безопасном месте, мучаясь страхом и ненавистью, прочтенными им в ее глазах? Кем она была и кем стала, вживленная в сознание Зоны? Этот маленький безобидный с виду листик, не ее ли смертельный привет?
Он многое повидал, исходил много дорог. До того как ступить в этот раз в Ее предел он считал, что уж где-где, а на этом исхоженном вдоль и поперек маршруте для него просто не могло быть никаких неожиданностей. А потом колдовской туман, заставивший его выбросить годами носимый с собой пистолет, рукоять которого внезапно так захотела сейчас ощутить ладонь, как нечто придающее уверенности в собственной власти. Трактор, ни с того, ни с сего вздумавший сменить свой многолетний покой на вздыбленную зловещую левитацию. И эти цветочки, невиданные и неслыханные не одним поколением сталкеров. Ох, Римма... Кто ты такая была, что сумела взбаламутить саму Зону, превратив Ее в гневно клокочущее горнило, жаждущее пожрать человеческие жизни и души?

Взглянул на хищный листок, приставший к лезвию верного ножа. Резким взмахом отбросил его в сторону. Сунул нож в ножны. Скинул, развязав шнурки, словно кислотой проеденый ботинок. Затем снял и второй. Стянул носки. Ступил, поежившись, на сырую еще после дождя землю босыми подошвами ступней. Дальше пойдет так. Тем даже лучше. Только большей чуткостью и осторожностью будет ознаменован каждый предстоящий шаг. А отступать он все равно не намерен.

Обернулся, окинув спутников тяжелым взглядом.
- Вставайте, Кирилл. Уберите коньяк, Альбина. Идем дальше.

Воронцов. Всем.

Так выковываются сталкеры. Через муки и маленькие трагедии. Через катарсис потерь и маленькие радости. В горниле тяжелого запоя после очередного прохода. В рутине троп и густоте тумана. В открытиях и разочарованиях.

Обычный ничем не примечательный маршрут. были и более простые, и более сложные и каждый оставлял после себя в душе ноющую зазубрину, саднящую занозу. Можно о них не думать, о тех людях, что остаются здесь раз за разом. Думать о хабаре, считать леве и упиваться успехом. Есть и такие - барыги, кроме "этаков" ничего не видящие. Одиночки, берущие с собой салажат, как пушечное мясо - пропустить через мясорубку и проскользнуть следом.

Воронцов знает и таких, масляно ухмыляющихся, с лицемерной печалью скорбящих о погибших товарищах - а взгляд пустой, жадный. И на рожах печать несмываемая - дерьмо. И вонь от них, как из общественного сортира - сколько не мойся, не поливайся одеколонами - не смоешь, не скроешь. Зона, она все видит. Грязь это видит, и всем покажет - надо только знать, куда смотреть.

Босыми ногами - на холодную влажную землю. До дрожи, до ломоты в пальцах пробирает, и завтра, как пить дать, обложит горло, сухим кашлем раздерет. Но это простой человеческий кашель, простуду можно выгнать - банькой горячей, припарками, антибиотиками. В больницу в крайнем случае залечь - медицина в Никополе хоть с неба звезд и не хватает, но пневмонию вылечат, никуда не денутся. Выйти бы только. Выйти и помянуть Федора. И Римму помянуть, странную девушку, что осталась в Зоне ее частью. Нашла она, интересно, что искала? Или её нашли? Винить себя, конечно, будешь. Потом. Не уследил, не уберег, не заметил чего-то. И уговаривать, что за всем не усмотришь, и что вины твоей в том нет, а все равно червяк сомнения будет глодать, ой, будет.

А если взглянуть сейчас на Альбину, на Кирилла, что пришли сюда на легкую экскурсию - посмотреть на чудеса, попугаться безопасно, взглянуть трезвым взглядом - что увидишь? Нет, ты, может, и не увидишь. А вот близкие их - они поймут сразу. Забрала у них Зона бездумность и легкость. И что-то дала взамен. Что? Там видно будет.

Шаг за шагом, щупая неласковую землю босыми ступнями, привыкшими к удобной теплой обуви. Веточки-колючки втыкаются, заставляют поджимать пятки, выбирать дорогу, устланную листьями, обходить лужи и камешки.

Альбина с Кириллом притихли, присмирели, следуют шаг в шаг.

Мимо домов, распахнутыми окнами и выбитыми стеклами провожающих вас. Мимо фонарных столбов, вспыхивающих неверным неоновым светом. Надо торопиться - ночевать в Зоне не годится. Можно, но не нужно.

Мимо палисадников, щедро рассыпающих осеннее золото ковром вам под ноги.

Мимо старой школы с покосившимся заборчиком и круглыми скамейками. Яблони в школьном саду опустили ветки под тяжестью краснобоких глянцевых наливных плодов. Матушка-яблонька, спрячь меня - эхом вспоминается из детской сказки. Да не та эта яблонька, чье яблочко рекомендуется кушать без крайней необходимости.

Дальше - в проулок мимо гаражей, мимо оскаленных бамперов автомобилей, сожравших своих хозяев, судя по истлевшим телам неподалеку. Через пару шагов - выход на маршрут. Детский садик - одна из достопримечательностей. Смешная иногда, иногда жуткая.

Он шел вперед, ступая босыми ногами по сырой холодной земле, поеживаясь и вздрагивая всем телом. Каждый шаг - преодоление. Но в каждом - новые, казалось, неизведанные доселе ощущения. Шершавость камня, обволакивающая податливость влажной почвы, вкрадчивая мягкость листвы, терпкие укусы веточек-колючек - все это многообразие от которого мы давно уже отлучились.

Как слабы мы стали, как не приспособлены к органичной жизни на собственной родной планете. Бежим от нее. Отгораживаемся высокими заборами и стенами, накрываем слоями асфальта, отучаемся чувствовать ее и замечать. Наши тела - в клетках из стекла и бетона. Мозги заняты цифрами и схемами. В ушах - электронные звучки и скрежет. Перед глазами - светящиеся экраны с несуществующим придуманным миром. И только настоящее искусство, явно ли, опосредованно, но неразрывно связано с природой. С истинной жизнью души. Не с суррогатом ее, ставшим для нас обыденной реальностью.

Шагая по земле непривыкшими к такому контакту обнаженными стопами, он думал, что, быть может, и этого тоже ему не хватало в Зоне все эти годы. И дело совсем не в порезах и переохлаждении. А в том, что, как и те немногие оставшиеся в отдаленных уголках планеты люди, не обремененные условиями цивилизации, становишься ближе к породившему тебя миру. Словно начинаешь ощущать его дыхание, неведомые токи, проникающие в тебя и восстанавливающие исконную с ним связь. Становишься его частью. А в Зоне... В Зоне все еще сильнее и глубже.

Вдруг захотелось остановиться. Лечь. Распластаться по распаренной дождем земле, вдохнуть запах травы, услышать ее шелест, вызванный легким ветерком. Настроить все свое существо на единение с чем-то, что неизмеримо больше тебя. Сердцем, не разумом, проникнуть через через барьер непознаваемого, необъяснимого. Ощутить мир. И покой. Какого нет и не может быть среди себе подобных.
Но сейчас на это нет времени. Ничего. Это подождет. Еще успеется.

Детский сад. Давно известное место, едва ли не самое популярное среди пунктов маршрутов для туристов. И относительно безопасное. Было, по крайней мере.

- Здесь остановимся, - сказал. Взглядом порыскал вокруг. Вроде бы чисто.
- Пройдитесь сами, тут можно. Пробегите кругом, поиграйте, посмейтесь, - улыбнулся, - как в детстве.

Сам сел на траву, руками растер холодные ноги. Зайти что ли тоже? Позабыть на мгновение обо всех невзгодах и порезвиться всласть? Вздохнул тяжело. Как же далеко оно осталось со своей легкостью и новизной. Стоит ли вспоминать... А впрочем... почему бы и нет?

Шаг, второй, третий... Кирилл машинально повторял путь босых ног проводника, а про себя всё твердил "скорее бы это кончилось, скорее бы это кончилось". А ведь так и с ума сойти недолго. Как бы сказал какой-нибудь деятель "все предпосылки для этого имеются", а врач "все симптомы налицо". Ощущение реальности стало исчезать уже давным давно. Словно всё в сказке. Злой-злой сказке, которой нет конца.
- Оля-яло, Яло-Оля, Бар-раб, Раб-бар. Король Йагупоп. Йагупоп. - Заговорил сам с собой Кирилл, но вовремя спохватился и замолчал. Нащупал рукой в кармане диктофон и с трудом переборол желание записать Абажа и Анидаг.

К чёрту погулять! К бесу попрыгать! К дьяволу порезвиться!
Кирилл аккуратно присел на полусгнившую скамеечку под приятной глазу шляпкой мухомора и вытянул внезапно заболевшие ноги. Ни с того ни с сего, поверите ли, разболелись? Словно и не отдыхали только. Чёрт! Как же хочется отсюда убраться. Забыть, словно дрянной сон всё это. И помнить только об обещаниях, которые он дал самом себе и о том самом важном, что ждало его Там, но нашёл он Здесь.

Альбина, бережно прижимая к себе снежинку, шла за сталкером. По сторонам она практически не смотрела, стараясь ступать след в след за Алексеем.
Тишина вокруг прерывалась только дыханием троих людей и шорохом листьев. Спустя какое-то время Альбина успокоилась, сердце перестало биться о грудную клетку, а окутывающая тишина опустилась на девушку, наполняя душу странным умиротворением.
Тишину нарушил бубнеж Кирилла и , когда Альбина поняла, что они в детском саду, улыбнулась и показала спине попутчика язык.
Играть и резвиться, по совету Алексея, как-то не очень хотелось - усталость давала о себе знать, а вот побродить, окунуться в ощущение детства можно. И девушка, оставив рядом с мрачным , погруженным в себя Кириллом, рюкзак, медленно побрела по территории, не удаляясь от попутчиков.

Всем.

Тишина. Шелест листвы под вашими ногами. Покосившийся заборчик. Распахнутая калитка. Мухоморы-песочницы без песка. Заржавевшая горка. Навек уснувшие машинки, всё ещё ждущие маленьких водителей.



Табличка, истертая и заржавленная:

Дитячий садочок № 72 "Ялинка"

Шеф детского учреждения - НПЦ "Энергетик"

Внезапный скрип качели, взвизгнувшей от внезапно налетевшего ветерка.

А вон там, у забора чей-то рюкзак валяется.


Воронцов.

"Посмейтесь", - сказал ты - и в ответ услышал детский смех. Раскатистый, беззаботный, щедрый. Славные ребята. И девчонка та светловолосая, что идет по листьям чуть в стороне. И другие дети, что ходят в этот новый садик. Тут весело, и воспитательница... как ее зовут?... хорошая. Даже без ботинок на прогулку выпустила. В носках по листьям смешно ходить - только ноги немного мерзнут.

Ты побежал в раздевалку - за ботинками.



Альбина.

Ребята из группы весело хохочут, убежали куда-то за забор. А ты новенькая, никого еще как следует не знаешь. Ты бредешь по дорожке, и золотые кленовые листья вспархивают под твоими ногами. Тут тихо, хорошо, и можно погулять, пока мама придет. Ты показала язык мальчишке, что бегал по площадке в одних носках. Он оглянулся и зачем-то убежал в группу.



Кирилл.

Бурча про себя складухи-неладухи, ты устало опустился на скамеечку под грибком. Детский смех звенит в твоих ушах - неуловимо, ускользающе. Вот он есть, а вот его нет. Послышалось, что ли?

Сталкер вприпрыжку убежал в здание, Альбина легкомысленно показала ему язык и пошла по дорожке, зарываясь чуть ли не по колено в щедро рассыпанную листву. Девушка шла смешной походкой, вскидывая по-детски ноги и теребя куртку.

Этот миг. Краткий миг между ударами сердца. Стоп-кадр.

Девушка с широко распахнутыми глазами. Вдох теплом застыл на ее губах, ловящих улыбку. Легкий, едва намеченный поворот головы - а волосы уже порхнули под дуновением ветра, взвиваясь золотистым облачком. Она прекрасна - этот луч детской радости высветляет ее искрящимся счастьем. Красно-оранжевый лист планирует ей под ноги - он замер, словно не решаясь опуститься на землю.

Мужчина, обернувшийся ей вслед. Тяжелый взгляд смягчен лукавой искоркой, затаившейся в глубине его глаз, так странно сочетающих в себе мудрость и задорную непосредственность. Озорство прячется в уголках его губ, в легких шагах - и плевать на босые ноги.

Парень, замерший на скамейке с блаженно вытянутыми ногами. Ворох осенних листьев взметнулся и завихрился вокруг него причудливой гирляндой.

Это мгновение - прекрасно. Это миллиарды возможностей, тысячи тысяч будущих шансов. Будущее сошлось в этой точке. Бесконечная вечность мига вероятностей. Не точка, многоточие.

Они выйдут из Зоны. Уставшие и счастливые. Злые и мрачные. Опустошенные и равнодушные. Они не выйдут из Зоны, оставшись тут навек. Они вернутся к своим повседневным делам. Они круто изменят свою жизнь - и будут вспоминать этот день, как самый ужасный в их жизни. Как самый счастливый. Они забудут этот день, завертевшись в круговороте быта.

Они могут все - пока мгновение застыло в безвременье.

Они.

Девушка. Парень. Мужчина. Люди. Или нет? Или это только сон Зоны о людях? О самой себе?


mp3 ссылка