Смертные Боги Оккультного Андерграунда | ходы игроков | 2 - Отбросы Общества

-Разве что музыкант вернулся... хотя, он обычно не стучал. - Мстислав запустил руку под куртку, уже отработанным движением переместив нож в рукав. - Тут, вообще, как-то не принято... стучать.

Стараясь производить как можно меньше шума, что, в скрипящей на все лады развалюхе, было не так-то просто, он двинулся к дверям. Замерев сбоку от дверного проема, под правую руку входящему. Точно копируя интонации Галчонка из Простоквашино поинтересовался:

-Кто таммм?

"Вот если мне сейчас скажут, что почтальон Печкин посылку для мальчика принес" прикинул артист "значит точно крыша поехала."

- Туды ж в качель твою матерь через колено, - проникновенно отозвались из-за двери. Знакомым, но столь неожиданным в этом месте голосом. - Зарецкий, бля, ты? Едрить канитель! Это я, Пертович же! Открывай!

-Да ну, нахуй... - поразился Зарецкий.

Наверное, окажись там реально Печкин, с велосипедом и мамой дяди Федора, Зарецкий не удивился бы сильнее. Дурацкое ощущение удара пыльным мешком. Противно засосало под ложечкой. Петрович был гостем из той, месячной давности жизни, в которой была хорошая работа, дом, семья, гастроли. И собственную физиономию можно было лицезреть на афишах, а не на полицейских ориентировках.
Теперь все подернулось сигаретным дымом, который вместе с туманными намеками не переставала извергать из себя Рашен. И старый клоун казался призраком, давно минувшего, никогда не существовавшего в действительности сна.
"Интересно, к чему снятся пидарасы? К дождю?"
Он поймал себя на том, что глупо улыбается. Все таки Петрович, несмотря на его специфические пристрастия и разницу в возрасте был, нет, не просто старшим товарищем. Петрович был другом. И даже если он привел группу захвата, Зарецкий ему рад. Вот, как-то так... полный союз-мультфильм.

-Открывай сова, медведь пришел. -он посмотрел на Рашен и, прежде чем открыть дверь, зачем-то пояснил. - Это Петрович. Клоун.

А потом потянул за ручку.

Рашен нахмурилась, но ничего не сказала. Так что Зарецкий просто потянул за ручку, готовый к... да к чему угодно.
Но за дверью и впрямь оказался Петрович. Стоял, укутавшись в ветровку с высоким воротником. Руки в карманах, взгляд чуть нервно мечется из стороны в сторону.
- Ух... н-на. И впрямь ты. Нихрена себе овечки. Ну я это... весточку-то получил. Как-то. Но копы за цирком очень уж следили. Ни подобраться, мать их. Даже поссать ходил с оглядкой - а ну какой извращенец подглядывает. Вот...
- А цирк, кстати, уехал, - добавил неожиданно.

-А клоуны остались... Петрович, старый ты... как же я рад тебя видеть!

Зарецкий по медвежьи облапив клоуна за плечи втащил его внутрь. Но, перед тем как закрыть дверь, подчиняясь прогрессирующей паранойе окинул взглядом улицу. У Петровича, не привел ли он хвоста, спрашивать не стал. И без того ситуация дибильная.

-Заходи, располагаяся... где найдешь. Это - Рашен. Рашен - это Петрович... вот. Ты, это... как, вообще?

- Да нет, мля, ты чего Зарецкий, - клоун улыбнулся во весь свой полный кособоких зубов, почерневших от хреновой гигиены, но все еще крепких и годных. Как во всяком случае утверждал сам Петрович, всей свой голубой душой страстно ненавидевший стоматологов. - Конечно, с ними я и уехал. Ты ж пойми, я просто не мог остаться... эти псины легавые - мудота нах! - после того случая у цирка на меня так насели, что я уже переживать начал. Меня так с начальной школы не драли. Пришлось уехать. Мда. О, очень приятно... я...
Перешагнув порог, Петрович замер на полуслове, выпучив глаза.
- ТЫ!
- ТЫ?! - гневное в ответ вырвалось уже со стороны Рашен.
Бросая настоящий вызов всем теориям последовательности и дискретности времени, следующие события, хоть и поддавались формальному расчленению на составные части, в действительности происходили столь смешанно и синхронно, что в восприятии оставались исключительно чем-то цельным и неделимым.
Вот рука Петровича ныряет во внутренний карман потертой серо-зеленой куртки, движение это соединено с неожиданно сильным толчком плеча, от которого сам Зарецкий, никак не ожидавший от старого знакомого подобной прыти, едва ли не отлетает в сторону. Вот Рашен, начавшая двигаться едва ли не быстрее старого клоуна, низко пригибается и прыгает вперед. Выстрел. Произошел ли он до или после того, как недавно контуженная врезалась в гостя, сбивая с ног? Пуля выбила труху из подгнивающих досок перекрытия где-то над головой Мстислава.
Вот выпрямляется торжествующе Рашен над распростертым на полу Петровичем. Лицо клоуна искорежено гримасой боли, на губах пузырится красное. Руки Рашен тоже в красном, она брезгливо отшвыривает что-то в сторону. И мерзко-багряный комок с выворачивающим желудок наизнанку чавканьем впечатывается в стену.
Слившись в симфонию пороха и стали, гремят выстрелы. Три? Два, Четыре? Пять? Рашен дергается от каждого, со спины кровавыми фонтанчиками вылетают целые куски плоти, костей.

-НЕ-Е-Е-ЕТ!!!!

Внутри все замирает, холодеет и обрывается истошным криком, когда девушка, которую оно спасал все это время и лучший друг, которого он помнил всю жизнь, невозможно, чудовищно, противоестественно жестоко рвут друг друга в клочья. Такого даже в кино не бывает, только в бездумных кровавых игрушка, на которые у Зарецкого никогда не хватало времени.
На рефлексах, не подчиняющихся здравому смыслу и логике, которые, будь у них время в один голос закричали бы: "не лезь!!!", он бросается вперед. Разнять, ухватить за руки, остановить, прекратить это безумие, хоть как-то помешать, спасти... кого? От кого?! И самое главное, как?!?! Эти вопросы просто не успевают обогнать тот нервный импульс, который бросает его вперед, в первобытно-бессмысленной попытке сделать хоть что-то.

-ПРЕКРАТИТЕ!!! НЕТ!!!

...Сделать хоть что-то.
Зарецкий самоотверженно бросается между сцепившимися в каком-то безумно-исступленном порыве. Но... поздно. Слишком поздно.
Его руки тянутся к Рашен.
Она улыбается. На секунду, но улыбается. Дрогнули губы, и рванулись куда-то под веки зрачки. Ноги девушки подкашиваются. Безвольным кулем она падает на пол.
Зарецкий оглядывается на скрючившегося клоуна.
Тот улыбается тоже. Силится что-то сказать, пытаясь приподняться. Но сил не хватает. Тяжело звякает выпавший из обмякших пальцев Петровича пистолет.
И ползут с двух сторон все ширяшиеся багровые озерца. Грозят вот-вот захлестнуть подошвы Зарецкого.

-Господи... - пальцы непроизвольно сжимаются на висках, сползают по голове взлохмачивая и без того растрепанную шевелюру.

Жест, всегда казавшийся Зарецкому театральным, неожиданно обрел глубокий смысл. В голове все еще отдавались эхом звуки выстрелов, и, если не схватиться за нее, не удержать, голова грозила просто разлететься к хренам.

-Что ж вы, суки... что ж вы... - циркач переступил ногами, отодвигаясь от жадной лужи.
Отступил к ванне, обессиленно опустившись на край. Поджал ноги. Тупо, как заведенный повторяя: что ж вы... как же... что же... а?

Все рухнуло. Оборвалась последняя ниточка. Последняя надежда разобраться, что исправить в этой гребаной жизни. Поставить с головы на ноги. Рухнуло все.
Сколько просидел Зарецкий на краю ванны точно сказать было нельзя. Может минуту, может час? Он сидел в чужом доме, в чужой стране, над трупами двух людей, таких знакомых и чужих одновременно. Рашен? Что он знает про Рашен? Петрович, что он... Петрович... сука, гнида... стоп!
Сознание, грозившее оборваться в бездну бессмысленного отчаяния, ухватилось за последнюю призрачную ниточку логики. Откуда у Петровича пистолет. Зачем он его принес, ведь он же удивился, увидев Рашен... значит ствол предназначался не ей. А кому?

-Мне?! - Зарецкий невольно произнес это вслух.

Месяц назад. Кто позвонил ему на квартиру... нет, стоп. Это он сам Петровичу позвонил. А почему Петровичу? Почему не Волкову, например? Не Зизи... нет, не то. И все таки. А потом... эти менты... и теперь. Нет!!
Мысли путались, не желая выстраиваться в целостную картину. Мало фактов, мало здравого смысла осталось в этой комнате, где со стен до сих пор стекают куски фарша.
Борясь с тошной Мстислав спрыгнул с края ванны, носком ботинка отшвырнул в сторону ствол. Наклонился над трупом Петровича, отогнув полу куртки. Поймал себя на мысли, что нож все еще уютно лежит в рукаве. И от этого немного спокойнее касаться этого странного трупа.

Под подошвами противно хлюпало. К голу мгновенно подкатил комок, и перед глазами потемнело, но усилием воли Зарецкий справился с моментом слабости. Охватившая его злость здорово в этом помогла.
Одежда Петровича вымокла насквозь. И теперь старый клоун больше напоминал мясника, только что вернувшегося с вечерней смены и не успевшего сменить спецовку. Против воли пришлось запачкать руки, изо всех сил утешая себя надеждой тут же вымыть их, как только дело будет закончено.
Признаков жизни Петрович не подавал. Что, однако, едва ли облегчало обыск. Первым трофеем стали водительские права. Бумажка в специальном пластиковом чехле вымокла насквозь. Едва ли сгодятся теперь на что-нибудь. Во внутреннем кармане отыскалась чудом избежавшая участи прав измятая двадцатка и еще около четырех долларов мелочью. Явно не шиковал Петрович в последние дни. В кармане брюк пачка дешевых сигарет и зажигалка. Сигареты... вымокли. Десяток патронов. Россыпью. И сложенный лист бумаги.
Развернув его, Зарецкий с недоумением уставился на свой портрет. Довольно дрянного качества, но родство определенно угадывалось. Снизу подпись - "Dead or Alive". Как в каких-то дрянных вестернах. На обратной стороне кто-то ручкой вывел адрес той самой развалины, где он проживал последний месяц.

А что, собственно, он рассчитывал найти? Записку с признанием в подготовке государственного переворота? Паспорт на имя Кощея Петровича Бессмертного? Чемодан денег в заднем кармане брюк? Устройство связи с инопланетянами?
Отступил назад, на чистое, оставляя за собой красные отпечатки подошв. Добычу держал в вытянутых руках, как милостыню. Руки ощутимо подрагивали. Какой-то скрип все время мешал сосредоточиться. Зарецкий прислушался, оказалось - зубы.
Сигареты - дрянь, даже брать не стал. Права - пробежал глазами, готовясь к любым сюрпризам и бросил под ноги. Деньги на бочку, ту, которая работала в этой берлоге столом - пускай посушатся. Как бы это цинично не звучало, но сегодня он по крайней мере не загнется с голодухи. Правда, про еду сейчас как-то не думалось, скорее про водку, которой он прошлой ночью пытался сбить с толку полицмена. Хорошая была, правильная... дальше! Дальше объявление о розыске - туда же на стол. Сколько хоть просят-то, за живого или мертвого? Неужто задарма?
И пистолет... когда стажировался у дрессировщиков, довелось и пострелять. Укротители без надежного, пристрелянного револьвера в клетку не сувались. Своя шкура как-то подороже львиной. Вот с автоматическими Мстиславу знаться не доводилось. Тупо пересчитал патроны, тыкая пальцем в каждый, разложил на столе.

Сзади на полу два тела, с которыми нужно что-то решать. Дождаться темноты и прикопать? Вот, Зарецкий, ты уже и трупы закапываешь...
У входа машина... а Петрович? У Петровича права... вон, под ногами валяются. На чем он сюда добрался? Зарецкий вновь осторожно обходя красную лужу двинулся к дверям, поглядеть.
Еще был адрес бара, где тусили вертолетчики. Третья улица строителей, дом двадцать пять... нет, Текон-стрит... Лаки Дак... или Дюк... "пиздюк" обрадовался внутренний голос. Но, поддержки не нашел. Больше-то некуда...
Что кто-то подтянется посмотреть на источник стрельбы было мало вероятно. С тех пор, как негры с армянами начали войну за этот район стрельба перестала быть чем-то из ряда вон выходящим.

Выглянув на улицу, Зарецкий мог оценить все тот же замызганный двор. Пустынный. Не то тут и впрямь никто не ходил по утрам (в чем сам Зарецкий ранее едва ли имел возможность убедиться в виду образа жизни), не то напуганные стрельбой прохожие предпочли выбрать иной маршрут. Поди угадай.
Кроме автомобиля, собственноручно присвоенного не так давно, иных транспортных средств в поле зрения не попало. Если Петрович (пустьземляемубудетпухом) и впрямь приехал на чем-то, парковался он не здесь.

Ладно. В любом случае, два трупа в гостиной, это меньшая из проблем Зарецкого на сегодняшний день. Гораздо больше его удручала мысль, что он снова остался с туманными намеками и совершенно без ответов. Эх, Петрович-Петрович... хоть бы бабок побольше принес, Иуда ты хренов. Где тридцать монет серебром, мля?
Почему-то подумалось, что "гостей" нужно похоронить. Либо, как вариант, спалить дом к едрерне матери... а что, вполне себе похороны. Буддист оценит... или это у индусов? Один черт спать в доме, где по стенке сползают остатки чьих-то легких, он не сможет. Снова посмотрел на тела. Перевел взгляд на бочку с мусором, у которой грелись с чудиком, когда по ночам холодало, потом на вещи на столе... надо будет во что-нибудь завернуть. Но, сначала...
Зарецкий, сделав над собой усилие вновь подошел к телам... бр-ред, конечно, но кто их знает? Осторожно наклонился - проверить пульс, и скорее всего закрыть глаза.

Зарецкий имел весьма приблизительное представление о том, как правильно проверять пульс, но благодаря современному телевидению какие-никакие навыки в данной сфере все же приобрел. Мертвы. Даже кровь, залившая весь коридор, начала подстывать, превращаясь в густеющую с каждой минутой, вязкую массу. Противно хлюпала при каждом шаге.
Покончив с этой далеко не самой приятной процедурой, Зарецкий, невольно гордый собой в связи с внезапно открывшимися способностями удержать внутри содержимое желудка даже при столь кровавой бойне, огляделся по сторонам. С такой точки зрения свое временное жилище он еще не оценивал.
И впрямь. В новостных репортажах все выглядит просто. Загорелся склад на городской окраине. В жилом доме по такому-то адресу произошло возгорание. От непотушенной сигареты произошло возгорание и дальнобойщик сгорел в кабине собственного автомобиля...
Но как самому организовать подобное?

Лечь на диван и закурить. Первая глупая мысль чуть было не закончилась приступом рвоты. Вот странный же все таки человек Зарецкий, трупы ему видите ли еще куда ни шло, а от сигаретного дыма блювать тянет. Фи! Бывают же такие.
Чем дальше, тем меньше ему хотелось оставаться по несчастливому адресу. То-то музыкант удивится... где, кстати, дуделка его? С собой уволок? И бумаги какие-то были, на которых он ноты рисовал. Мы люди черствые, от высокого искусства далекие - с них и начнем.
Тащить куда-то трупы не хотелось и циркач придвинул к ним диван. Поближе. На диван набросал старых газет, бумаг и прочей дребедени. Было бы здорово, если бы штора занялась, глупо будет, если он оставит до кучи к трупам обгоррелую мебель. В общем, не мудурствуя лукаво, Мстислав решил действовать по принципу советских противопожарных плакатов. Только от противного. Утюга у него не было, газовой плиты тоже, оставалось развести на диване индейский костер. Предварительно распахнув всевозможные окна-двери, что бы банально не угореть в процессе.

-Четыре трупааа... возле танка... - веяло от всей этой истории, какой-то уже совсем больной неадекватностью.

Зачем он вообще это делает? Он остановился со спичкой, поднесенной к нотному листу Чудика. Задул, посмотрел на бумажку, словно ожидая, что закорючки сейчас сложатся, как минимум в "Войну и мир", уселся на диван. Вот, нахрена?
Следы заметать? Так ты их не убивал.
Что бы на тебя не повесили? Так на тебе и так два пожизненных срока висит.
Так за каким хреном корячиться? А вот пес его знает...
Собрал скомканные музыкантовы листочки, вгляделся. Хоть бы записку написал, ур-р-род.

Время течет с неспешностью судебного процесса.
Какие-то отупевшие, как мухи от жары, мысли толкутся. Бессмысленно. Бестолково.
Сигаретный дым от остатков яростно втертой в подлокотник дивана сигареты сплетается в причудливую вязь, прежде чем развеяться прозрачным облачком под самым потолком.
Потолок. Зарецкий уставился на него пустым взором. Потолок. Следы облезшей штукатурки. Сеть трещин, как вены на руке старика.
Перевел взгляд на свою руку. Нормальная. Еще не старик. И то хорошо - вздохнул удовлетворенно. Хорошие новости сегодня не помешают. Совсем не помешают. Ведь не может все - абсолютно все - в жизни быть плохо. Что-то обязательно должно быть хорошо. Да, что-то.
Что-то еще.