Запах мертвых цветов | ходы игроков | Тетушка Булка

Сквозь дрожащие веки сонно просочилось солнце. Золотистая бахрома сладко дохнула, трепетно прогоняя сон. Нега, которая всегда наступала между сном и явью, заставила тело потянуться и заскрежетать костями. Из кухни доносился ароматный запах кофе, который доплыв до ноздрей тетушки, тут же их защекотал. Пора было просыпаться.
И только теперь женщина поняла, что что-то не так. Ну конечно. Она никогда не просыпалась так поздно.
Мужа в доме не было, зато на кухне, на столе, затянутом вафельной, бумажной скатертью, стоял крепкий кофе и тарелка свеженьких круассанов. Часы показывали время – 9.04, а значит, на работу она давно проспала. Обычно тетушку будил муж, который, словно жаворонок, вскакивал с постели и принимался за утренний туалет. Но сегодня, видимо, все шло совсем не так, как обычно.
Рядом с фарфоровой, тепло-абрикосовой чашечкой лежал аккуратный, сложенный вдвое листик, на котором кривым, трогательным почерком было написано: «Моей Булочке».
Развернув бумажку, тетушка смогла прочесть:

«Дорогая!
Прости, что не разбудил, но ты сегодня так крепко спала, а я так не хотел тебя тревожить. Утром к нам приходила Жаклин, ее дочь похитили. Представляешь? В нашем-то городке, где всегда все тихо и спокойно. Я сразу сказал, что дело в этих чужестранцах и что начинать поиски надо с них. Но кто ж будет слушать старого часовщика? Милая моя, я отправился с Жаклин к их дому, чтобы утешить и помочь. Не думаю, что сегодня будет особая надобность рано утром открывать булочную, весь город переполошен, все очень встревожены.
Будь осторожна, дорогая Мари.
Целую, твой муж.»

Под конец письма и без того кривые буквы поспешно прыгали, словно он торопился куда-то. Не успев овладеть с чувствами и понять что к чему, тетушка подпрыгнула, услышав требовательный, громкий стук в дверь.
- Мари?! Мари! Ты тут?
Называть ее по имени могла только лучшая подруга Амели, 35-ти летняя и очень активная сплетница.

Свет был мягким, но настойчивым, упорно находя лазейку меж смеженных век и дразня глаза. Это утро. И значит, пора вставать. Обоняние ласкал аромат свежесваренного крепкого кофе с корицей и теплых круассанов. Значит, Андрэ уже проснулся и начал печь хлеб. Вечно он ее балует. При этой мысли на лице пожилой женщины появилась нежная улыбка.
Потянувшись, она открыла глаза и несколько секунд смотрела, прищурившись, в окно на яркое солнце, не понимая, что же в нем такого странного. Оно жизнерадостно светило с почти ясного неба, лукаво заглядывая в окно и играя своими лучами с пылинками между занавесок. Лишь спустя некоторое время Тетушка поняла, что было не так - светило уже успело подняться высоко над горизонтом, а это могло означать только одно - она проспала.
Пройдя на кухню, женщина удивилась, не увидев у печи мужа. Корзина со свежеиспеченными круассанами и сдобой была аккуратно прикрыта салфеткой, в бадье жило своей дрожжевой жизнью тесто на хлеб, который еще предстояло выпечь. На столе стоял кофе и несколько круассанов на тарелке. Он, как всегда, отобрал для нее самые румяные.
Кофе успел слегка подостыть, и взгляд на часы подтвердил ее наихудшие опасения - она безнадежно опоздала на работу. Но почему же Андрэ не разбудил ее? Он часто вставал раньше и начинал работать до нее, щадя ее здоровье и позволяя себе взамен пару часов послеобеденного сна, но обычно будил ее часам к 5, а тут уже десятый час... То-то ей показалось, что так хорошо она не высыпалась последние лет 40...
По привычке маленькими глотками, хотя кофе уже не был горячим, Тетушка отхлебывала из любимой чашки, второй рукой разворачивая листик бумаги с нежным обращением, написанным почерком, который она никогда не спутала бы ни с каким другим. Вот только записка содержала не милые глупости, которые они иногда писали друг другу, чтоб не терять романтики и свежести отношений даже в весьма почтенном возрасте, а тревожное послание, которое не на шутку взволновало Тетушку. Перечитывая неровные строки в третий раз и волнуясь все больше и больше, она терялась в догадках и не могла понять, что же ей делать.
От резкого и неожиданного стука в дверь женщина вздрогнула и подпрыгнула на стуле, чуть не расплескав остатки кофе на белую скатерть. Нетерпеливый голос мог принадлежать только одному человеку, и отчасти Тетушка была рада, что ей будет с кем сейчас поговорить и от кого узнать свежие новости. Амели всегда была в курсе всех последних событий и сплетен и охотно делилась ими со своей лучшей подругой. И хотя Тетушка годилась Амели в матери, это отнюдь не мешало их дружбе, и они частенько часами просиживали в булочной, обсуждая горожан и делясь новостями.
Суетливо сложив записку мужа, Мари положила ее в карман халата и поспешила к двери.

- Да-да, дорогая, секундочку!

Открыв дверь, Тетушка жестом пригласила встревоженную подругу пройти внутрь.

- Здравствуй, заходи, не стой на пороге. Кофе будешь? Я ужасно проспала, но Андрэ напек круассанов и булок, так что, если ты не возражаешь, я займусь хлебом, а ты рассказывай. Судя по твоему выражению лица, рассказать тебе есть что. Мне тоже, но сперва ты. Мои новости, боюсь, не слишком радостны. Да ты присаживайся, присаживайся.

Закрыв дверь, Тетушка засуетилась вокруг подруги, усаживая ее за стол и доставая турку.

- Ох, Мари! Ужас-то какой! Какой ужас!
Амели влетела в дом со скоростью разогретой ракеты. Ее худое, обвисшее тело было замотано в голубое платьице, по которому розовели яркие цветы. Растрепанные, рыжие волосы говорили о неряшливости, чего обычно Тетушка никогда в подруге не замечала.

Плюхнувшись на стул, женщина суетливо махнула рукой на круассаны (дескать ну их, пока не до еды) и поспешно затараторила:

- Рози, наша милая Рози! Ты представляешь? Ее похитили. Этой ночью. В доме страшный бардак, вазы, цветы, зеркала – все разбито. Книги и вещи выпотрошены, но ничего, вроде, не украдено. Бедная Жаклин в истерике, ты же знаешь, как она ее любила. Это просто кошмар. Я не могу поверить, что это случилось у нас в Лендае! Тут же никогда никто никого не крал и не убивал. Я просто не верю! А все те чужеземцы. Ты видела их? Все такие яркие, напыщенные, а от них прямо дует тлетворным ветром. С ними страшно просто рядом стоять. Особенно тот усатый мужчина… ты думаешь, они просто путешественники? А слышала, что наша старая ведьма говорила? О, я как раз сегодня утром ее слышала. Она скрипела что-то о бездушных, о жнецах и кровавой купели. Это просто ужас… Мари, я боюсь теперь находиться в городе, представляешь? В нашем маленьком, уютном городе… Это ж небывало! Ах, бедная Рози, бедная Жаклин… бедняжка совсем обезумила, побежала к священникам.

Разразившись этой тирадой, Амели тупо уставилась на подругу. В ее больших глазах стояли искренние, неподдельные слезы. Хоть эта женщина и славилась своим любопытством и сплетнями, но тетушка отлично знала, что переживает она всегда по-настоящему. А следовательно и сейчас Амели искренне переживала за прекрасную Рози, которая всегда была жемчужиной города. Эта нежная, как бутон розы, девушка, отличалась веселостью и жизненной энергией. Кроме того, она был похожа на ангела – золотые, пушистые волосы, изумрудно-голубые глаза, тонкая стать, порхающая по мощеным улочкам. Без сомнений, ее потеря была сильным ударом.

Боже мой! Тетушка никогда еще не видела Амели такой взволнованной. Да, она всегда искренне переживала за всех горожан, и все новости, которыми так любила делиться, непременно пропускала через себя, но еще никогда она не прибегала к подруге такой неопрятной. Пестрое платье было невыглаженным, волосы непричесанными, обычно аккуратно подведенные глаза - бледными, тревожными и суетливыми. Влетев в комнату, она сразу же скороговоркой начала выдавать последние новости. Они уже не были шоком для Тетушки, потому что то же самое было в записке мужа, но легче от этого не становилось.
Подруга резко замолчала, выдав шквал эмоций, и растерянно смотрела на Мари. Тетушка очень не любила такие моменты, когда люди ожидают от нее мудрости и утешения, от которых она сама не отказалась бы...

- Амели, дорогая, прежде всего, успокойся. Давай я сейчас сделаю тебе кофе, и ты спокойно расскажешь мне, что к чему, хорошо? Я уже знаю о Рози, Андрэ с утра ушел к Жаклин, оставив мне записку. Но вряд ли мы с тобой можем сейчас чем-то помочь ей, я подозреваю, что там и так уже много людей, включая жандарма, не хотелось бы тревожить ее понапрасну.

Хотелось занять чем-то руки, и Тетушка заходилась делать кофе. Язычки газа привычно ласкали потемневшие бока турки, аромат кофе наполнял комнату и немного успокаивал.

- Давай я все же займусь выпечкой, тесто и так уже перестояло. Нехорошо оставлять полгорода без хлеба, даже в такие дни должно оставаться что-то неизменное...

На самом деле это была хитрость - привычное дело занимало руки и часть сознания, давая отсрочку осмыслению происшедшего, время подумать и возможность не смотреть в глаза подруге, выдавая собственную растерянность и встревоженность.

- А ты пока расскажи мне об этих чужестранцах. Они ко мне не заходят, а ты же знаешь, что я редко выхожу в город.

Чужестранцы... Холодный ветер и холодные слухи. Любое упоминание о них было тревожным и нелестным. Даже дряхлая ведьма-отшельница (хотя не такая она и старая, Мари еще помнила ее волосы смолисто-черными, а колкие глаза на холодном, но красивом лице - яркими, не выцветшими), и та заговорила о чем-то плохом. Их городок нечасто навещали туристы, еще реже кто-то оставался надолго, и никто не мог понять толком, что же нужно в Лендае этим людям. Тетушка не успела еще выработать собственного однозначного отношения к ним - она не любила быть субъективной, а здесь, с одной стороны, все, что она слышала о них (и не только от Амели), было странным и пугающим, с другой же - она ни с кем из них не была знакома лично и искренне верила в доброту людей, поэтому не могла предположить, что они так уж страшны. Возможно, инертное сознание горожан просто не принимало новоприбывших.
Но вот если исчезновение Рози как-то связано с ними... Пожалуй, даже Мари не удастся остаться непредвзятой...

Слегка успокоившись, Амели схватила один из круассанов и с набитым ртом прошамкала:
- Ши нхе прошив?
Смущенно прожевав и проглотив, она уже нормально перевала свою предыдущую фразу:
- Ты не против? Я с утра ничего не ела. А так хочется, просто кошмар.

Наблюдая за действиями подруги, которая принялась заниматься обычными, успокаивающими делами, Амели и сама почувствовала себя уверенней. Лишь один раз, когда она наклонилась к самому столу, чтобы подобрать большую крошку, до тетушки донеслось слабое:
- Mon Dieux… *

Но доев, женщина вполне обрела своим самообладанием и тут же затарахтела, желая поделиться с тетушкой своими впечатлениями от чужестранцев.

- Ох, Мари, они все такие… странные. Твой Андрэ ведь видел их, и он сам говорил, что не доверяет этим людям. Я не знаю точно, где они расселились, да и всех я не видела, но вот троих мне хорошо удалось разглядеть. Один француз, но такой неопрятный, что те тот русский. Костюм весь грязный, затасканный, галстук на конце оборванный. Усы седые, неухоженные, да и волосы не лучше. А взгляд, мон шери, видела бы ты его взгляд! Я с ним вчера столкнулась уже вечером на улице. Он видимо заскучал, подошел и спросил: «Bonne nuit. Quel вge as-tu?».** Представляешь?! Ну как это можно спрашивать у приличной женщины? Тогда-то я и разглядела его глаза. Горящие, рыжие, как у Дьявола.

Сказав это, Амели стремительно перекрестилась три раза.
- Второй, кого я видела, похоже, американец. Он опрятный и, вроде бы, даже обаятельный. В черном костюме с белым галстуком и шляпой. Но он постоянно курит сигары. Да и по улице шел с бутылкой виски! Это ж вообще немыслимо!

Переведя взгляд на окно, маленькая женщина вздрогнула, будто увидела там призрака, но уже через пару секунд она продолжила свой рассказ.
- Последней, кого я из них видела, была молодая девушка. Довольно обычной внешности, но с такими яркими, голубыми волосами, что ее трудно не заметить. Она еще очки носит. И вроде бы ничего особенного в ней нет, но поведение… походка… от нее так и тянет льдом и холодом.

Резко оборвавшись, Амели снова уставилась в окно и задумчиво пробормотала:
- Мне, наверное, домой бы пойти… Давай я тебе помогу выпечку донести, да?

Привычными, уверенными движениями скручивая тесто в буханки, ставя его в обдающую жаром печь и вынимая оттуда уже румяные караваи, Тетушка слушала подругу, периодически бросая на нее короткие внимательные взгляды. Амели почти успокоилась и даже поела круассанов. Вот и умничка. Конечно, это еще совсем не означало, что все мигом стало хорошо, но им действительно сложно было бы помочь Рози, а лишнее волнение никогда не к добру.
Амели говорила о чужестранцах, и Мари кивала в ответ. Она не в первый раз слышала об этих странных людях, недавно появившихся в городке, и слова подруги не противоречили тому, что говорили о них другие жители. В общем-то, о них говорили довольно много, но ничего не могли сказать толком. Многие их видели, но мало кто с ними общался, по крайней мере, из тех, кто регулярно бывал в булочной. И никто не отзывался о них добрым словом. Всем они казались надменными и далекими, от них веяло тревогой, разложением и холодом.
На рассказе о беспардонном поведении рыжеглазого усача Тетушка лишь покачала головой. Как можно быть таким наглым? Уму непостижимо... Амели, конечно, привлекательная женщина, но вот так, на улице, о возрасте, да еще и на "ты"*... Кошмар, просто кошмар... Впечатлительная подруга наверняка еще долго будет вспоминать об этом случае.
Женщина кивнула в ответ на предложение уставшей от рассказов и переживаний Амели.

- Да, спасибо. Сдобу уже можно отнести, а с хлебом я разберусь, когда допечется. Сможешь открыть булочную? Мне еще переодеться надо. Я бегом.

На самом деле булочная была пристройкой к их дому, и ходить далеко было не надо, но закрывалась она отдельно и имела выход на улицу. Отдав ключи подруге, Тетушка поспешила в комнату переодеться.

Амели с радостью кивнула, принимая ключи и стремительно несясь к двери. Живость подруги не исчезла, что говорило о ее хорошем самочувствии.

Комната была залита солнечным светом, отчего деревянная, старенькая мебель вдруг наполнилась совсем другой жизнью. Ее будто переродили, заново покрасив и вдохнув душу. За окном щебетали птицы, весело отгоняя мрак, царящий в душе. И все было бы прекрасно, если бы не те тревожные слухи, что поползли по Лендаю так быстро и так рано.
Дверца шкафчика слегка скрипнула, прося о смазке. Стоило бы напомнить об этом Андрэ. Бытовые проблемы отвлекли Тетушку Булку, и внутри печаль и грусть поспешили ретироваться.

Однако недолго вынужденный покой мурчал и устраивался в душе. Вскоре он сменился резким испугом.

Глухой удар в стекло отвлек Тетушку, которая как раз рассматривала свой гардероб. На подоконнике сидел ворон. Большая, невероятно большая птица с залитым солнцем оперением. Иссиня-черные нотки под лучами Светила стали еще более выраженными. Глаза, которым полагалось быть черными, отливали ярко-алым, рубиновым цветом. Цветом крови.
Ворон стоял боком, пытаясь поместиться на узком карнизе, и смотрел прямо в лицо Тетушки. Взгляд его обжигал, проникал в душу и замирал там комком детских страхов. Суеверные, жалобные мысли заскребли по голове, которая тут же вспыхнула болью.
Ворон каркнул, царапнув клювом стекло и оставив на нем светло-серые борозды. Мари почудилось, что он усмехнулся ей. Глаза, налитые кровью не моргали.

Но через несколько минут, которые тетушка провела в оцепенении, птица вдруг расправила огромные крылья и резким движением взмыла в лазурные воды неба. В это же время с улицы послышались голоса, которые, судя по всему, о чем-то препирались и бранились.

Несмотря на тревожность ситуации, Мари не могла не улыбнуться тому энтузиазму, с которым подруга помчалась открывать булочную. Всегда живая и радостная, Амели обычно чувствовала себя неловко в стесненных обстоятельствах, когда не могла приложить свою, казалось, неистощимую энергию, к какому-нибудь занятию, и Тетушка знала, что все, что нужно для поднятия ее настроения - это занять ее чем-нибудь. Помощь Тетушке была даже больше нужна самой Амели. К тому же, она доверяла подруге почти так же, как самой себе. Иногда она даже оставляла ее за прилавком, когда ей нужно было отлучиться, и не боялась за то, что что-то случится.
В окно проникал яркий солнечный свет, теплыми медовыми красками заполняя комнату... Привыкшая видеть свою спальню либо на рассвете, когда краски еще тусклы и серы, либо уже вечером, в электрической искусственности, женщина смотрела на привычные вещи как будто впервые... Уже порядком выцветшее полированное дерево отражало солнечные лучи, пуская по комнате солнечных зайчиков; преломляясь в ветвях дерева за окном, свет жил своей отдельной жизнью, играя со всем, что попадалось на его пути. Через приоткрытую форточку доносился беззаботный щебет птиц, и светлое тепло открывшейся глазам Мари картины завораживало и успокаивало. Становилось почти радостно. Привычно скрипнул уставшими петлями старый шкаф, и Тетушка тщетно попыталась вспомнить, когда же они смазывали его последний раз. Андрэ постоянно забывает, но ничего, ему простительно, у него столько дел. От воспоминания о муже на душе становилось теплее, и одевалась Тетушка с улыбкой на лице и верой в то, что все будет хорошо. В их мирном городке, освещенном таким добрым солнцем и населенным такими искренними людьми, не может случаться того, что якобы случилось. Это просто недоразумение, которое разрешится с минуты на минуту. Наверняка скоро придет Андрэ и скажет, что Рози нашлась и Жаклин снова счастлива. Да, именно так оно и будет. Слухи окажутся просто слухами, чужеземцы - просто не похожими на лендайцев и потому нелюбимыми ими, им это вскоре надоест, они уедут, и жизнь вернется в привычное русло.
Идиллию нарушил непривычный и оттого еще более резкий, пугающий звук. Вздрогнув и обернувшись к окну, от которого он донесся, Тетушка увидела ворона. Это был самый большой ворон, которого она когда-либо видела, и всем своим видом он выражал свое превосходство и самодовольство. С противным стуком оставляя следы на стекле большим черным клювом, он смотрел на нее. Насмешливый, немигающий глаз птицы кровавым взглядом проникал в душу, пробуждая воспоминания и вызывая из глубин подсознания мертвенно-холодный, полузабытый, суеверный страх. Много, очень много лет назад (лучше не думать о том, сколько именно, ибо от этого становится грустно), Тетушка Булка еще не была Тетушкой Булкой, а была любопытной и веселой маленькой девочкой, любившей играться со сверстниками... Тогда, передаваясь из уст в уста, обычно в темноте и театрально-трагическим шепотом, для усиления впечатления, среди детей ходило поверье, что к каждому рано или поздно во сне является Дьявол в виде огромного ворона с кроваво-красными глазами, и стоит тебе не выдержать его взгляда, стоит испугаться и закричать, как он тут же заберет твою душу и с довольным громким карканьем унесет ее в ад... Мари очень долго после этого боялась воронов, но с возрастом детский страх почти забылся - лишь для того, чтобы вернуться сейчас с новой силой, и не во сне, а вот так, наяву, среди бела дня, в ее доме. Не в силах пошевелиться, не смея отвести взгляд, Тетушка зачарованно смотрела на воплощение сильнейшего страха своего детства...
Игра в гляделки длилась недолго, но Мари показалось, что целая вечность потерялась в алеющем огне вороньего взгляда... Он вдруг сорвался ввысь, расправив широкие, красивые, сильные крылья, на которых уносил пусть не всю, но какую-то частичку ее души в почти лицемерно безмятежную лазурь глубокого ясного неба. На этот раз она выдержала испытание, но насмешливый взгляд ворона настойчиво убеждал в том, что это не последняя их встреча, что это лишь пробная репетиция перед настоящей битвой...
Мари поняла, что дрожит. Это было уже совсем глупо, в ее-то возрасте! Она закрыла глаза, глубоко вдохнула, заставила себя расслабиться, открыла их вновь. Ворона не было, но пара царапин на стекле не позволяли сомневаться в том, что это было не видение...
С улицы вдруг донеслись звуки разговора, ведущегося на повышенных тонах. Кто мог браниться под ее окнами?
Быстро закончив одеваться и отчасти радуясь тому, что ей некогда оставаться наедине со своими страхами, Тетушка поспешила на улицу.

Во дворе ее дома оказалось двое детей, каких тетушка видела впервые, что было странно. Обычно все низкорослые и малопрожившие граждане Лендая были у нее частыми гостями, а потому Мари знала их поименно. Но эти два ребенка были совершенно незнакомыми.

Маленький мальчик, лет 12-ти, был уже довольно высоким. Одетый в оборванные штанишки, с огромной дыркой на бедре. Его длинные, белые, словно чистый лист бумаги, волосы слегка вились, кудрями спадая на спину и плечи. Тело покрывали многочисленные синяки и грязь. На красивом, миловидном лице сияли огромные, золотые глаза.
Девочка, судя по всему, была его ровесницей, но ростом значительно уступала своему собеседнику. Ее худенькое, костлявое тельце было завернуто в серый, подранный балахон. Длинные, черные, как уголь, волосы спускались ровным водопадом до самых пяток. Они были спутаны и в изобилии украшены листьями и прутиками, словно ребенок продирался сквозь заросли. Белое, мраморное и невероятно красивое лицо девочки украшали два зеленых, неестественно-ярких глаза.

Оба ребенка стояли босиком во дворе дома Мари и громко кричали друг на друга:
- Камила, а я говорил, что нельзя просто так ту булку оставлять! Ты меня сама не послушала и теперь виновата! – Нависнув над девочкой, словно коршун, кричал звонким, мальчишеским голосом паренек.
- Ничего я не виновата! – Отбивалась девочка, утирая текущие по щекам слезы. – Ты ушел, а потом начал кричать, что мне оставалось делать?! Я испугалась за тебя, дурак!
- И что?! Каждый раз теперь как ты будешь пугаться, мы, значит, будем лишаться единственной еды?! Где я тебе еще достану поесть, по-твоему, а?

Всхлипнув, девочка заныла и уткнулась носом в грязный подол своей хламиды. Она плакала громко, навзрыд, как плачут маленькие дети от обиды. Мальчик тяжело вздохнул и запустил пятерню себе в волосы, взъерошив их еще больше. Они не замечали тетушку Булку, и та имела хорошую возможность подойти к ним еще ближе.

Тяжело вздохнув, мальчик резко положил руку на голову девочке и осторожно приобнял ее. Она с готовностью ринулась ему в объятия, зарываясь в них так, как ищет спасения раненный зверек.
- П.. п… про-ости-и, Дани-и-ил, – плакала она уже в его голую, жилистую грудь. – П… п… по-ожалу-у-уйста-а…
Мальчик осторожно гладил ее по волосам, крепко прижимая к себе.
- Ладно-ладно. Успокойся, Ками, я что-нибудь придумаю. И ты прости. Мне не нужно было так на тебя кричать. Просто.. просто мне так тяжело досталась та булочка, ты бы знала.
Заревев еще больше, девочка попыталась что-то сказать, но получилось лишь бессвязное бормотание.

Выйдя из дому, Тетушка увидела двоих оборванцев, о чем-то громко препирающихся во дворе. Присмотревшись, она удивилась тому, что дети были ей незнакомы. Это действительно было странно - конечно, она не знала по именам всех детей в городке, но, по крайней мере, светлые личики бывавшей в булочной ребятни она бы узнала. А бывали у нее многие, сдобный запах булочной и добрый нрав пожилой женщины всегда привлекали сюда детей - они чувствуют, когда их любят, и бескорыстно любят в ответ. Не имея собственных детей, о чем они с Андрэ уже много выплакали слез, но с чем давно пришлось смириться, Тетушка тем более нежно относилась к чужим. И пусть для большинства из них она могла быть скорее бабушкой, чем тетушкой, вся городская ребятня по традиции обращалась к ней именно так, частенько получая от Тетушки то катышик из сдобных крошек, то не проданную накануне, но все еще вкусную булку, то просто улыбку и пару добрых слов.
Но вот эта парочка явно была здесь впервые. Яркую девочку, красоту которой не портила даже мешковатая изодранная одежда и неряшливый вид, и паренька с живыми и не по возрасту взрослыми глазами Мари не могла бы не запомнить, если бы увидела хоть раз. Не замечая ее, дети бранились. Точнее, мальчик отчитывал девочку за то, что она где-то потеряла булку, которая, видимо, далась ему непростым трудом и составляла все их меню, а та, в слезах, пыталась защищаться. Когда же ссора внезапно прекратилась, и паренек обнял девочку - Тетушка Булка гадала, кем она ему приходилась, сестрой или подругой - на глаза пожилой женщины навернулись слезы. Было что-то безумно трогательное в этой нежности, в этом сочетании удивительной красоты и унижающей ее нищеты, в этой нарочитой, вынужденной взрослости... Красота этих детей была почти картинной - бледные лица, яркие глаза, еще более блестящие от стоящих в них слез, длинные спутанные волосы, живописно-разодранная одежда... Так рисовал бы детей-бродяг приверженец идеализированного реализма и любитель ярких красок... Их можно было снимать в кино или фотографировать на выставки - и ценители поражались бы мастерству гримеров и костюмеров... Вот только эти дети были настоящими, живыми, и стояли в паре метров от Тетушки булки в объятиях друг друга, деля, за неимением пищи, единственное, что у них оставалось - тепло своей любви... Эти дети видели поболее многих взрослых - это без труда читалось в их глазах. Но в их осанке и жестах чувствовалось что-то сродни благородству, что-то, что даже злыдни не искореняют из душ, что-то, что показалось Мари таким знакомым, что она не могла не захотеть помочь этой парочке, непонятно как забредшей к ней во двор. Но, вспоминая своих собственных друзей детства и понимая, что в таких детях гордости еще больше, чем у избалованных роскошью отпрысках богачей, она не могла просто предложить им буханку хлеба - такие в последнюю очередь примут подачку, только если уж совсем оголодают, да и то потом будут корить себя полжизни... Так уж устроен человек... Если однажды он не смог переступить грань и стать вором, его душа уже не примет ложного пути... И что-то подсказывало Тетушке, что дети не были из числа вороватых цыган... Впрочем, так в женщине могла говорить природная доброта и любовь к детям, а отнюдь не здравый смысл... Тем не менее, она не могла не помочь детям, а поскольку давать милостыню ей не хотелось, она решила пойти на хитрость.

- Эй, молодежь! - отозвалась она самым бодрым и веселым голосом, на который была способна после "свидания" с вороном, но не слишком громко, чтоб не спугнуть "голубков". - Я смотрю, тут кое-кому не помешает лишний кусок хлеба. Так вот, ты, парень, если поможешь мне сейчас перенести хлеб из печки в булочную и разложить по полкам, получишь одну из буханок себе. Вот только тебе придется вымыть для этого руки. А если твоя подружка в это время подметет мне двор, то вы в добавок получите еще и две свежих булки с изюмом. И... - здесь женщина сделала интригующую паузу, чтобы наверняка заинтересовать детей - кусок сыра, если расскажете мне, кто вы и откуда, и поведаете интересную, но правдивую историю, чтобы мне не скучно было работать. Цена невелика, но и работа не пыльная, так как? По рукам?

Стоило тетушке произнести первые слова, как поведение детей мгновенно изменилось. Мальчик, резко обхватив девчушку, увел ее себе за спину, принимая оборонительную позу. В его миндалевидных, чистых глазах блеснула одержимость, какую тетушке не приходилось замечать даже у взрослых людей. «Я ее защищу, чего бы мне это не стоило» – вот, что она прочитала в двух золотистых омутах. Но по мере ее слов, поза мальчика расслаблялась, реагируя на то, что он переставал воспринимать женщину, как врага. Вскоре из-за его спины высунулась испуганная, залитая слезами мордашка девочки.
- Значит, работа? – Обратился к Мари паренек. Напряженное выражение на его лице сменилось задумчивостью. Обернувшись к своей подруге, он вгляделся в ее глаза и дождался, пока она осторожно кивнет.
- Мы согласны. Мы выполним то, что вы просите за еду.

Серьезность. Боль. Отчаянная гордость. Не место этим эмоциям на детском лице. Что-то таинственно-мистическое было в этих детях, словно они не принадлежали этому миру. Так много прекрасного в них, что не могло сочетаться с грязью и страданиями. Неестественно белые волосы парня и неправдоподобно длинная грива девочки. Но в особенности – их глаза. Яркие, живые, они отражали душу куда более сильно, чем глаза обычных детей.

Ребята выполнили работу очень быстро и на совесть. Девочка не только подмела двор, но и успела протереть окна и разобраться с сорняками. Она скользила по двору, напевая себе под нос незатейливую песенку и весело улыбаясь сама себе. Словно маленькое солнышко, которое вышло из-за тучи.
И если она была солнцем, то мальчик был луной. Он работал молча, бросая осторожные взгляды из-под веера серебристых, как и его волосы, ресниц. Насупленный, серьезный. В нем так и читалось недоверие ко всему окружающему миру.

Когда работа была выполнена, а на стол опустились обещанные булочки и хлеб, дети сели друг возле друга. Девочка при этом схватила свободной рукой своего компаньона, прижимаясь к нему, словно в поисках защиты. Погладив ее по голове, он всунул ей в руки булочку и тихо буркнул:
- Ешь, я сам поговорю.
Подняв глаза на тетушку, мальчик нахмурился и тихо сказал:
- Меня зовут Даниил, а ее – Камила. Для начала я хотел бы вас попросить кое о чем.
Золото глаз засияло, теперь не могло остаться сомнений – людские глаза не умеют так ярко блестеть.
- Я хочу, чтобы вы пообещали, что не выгоните нас и не отберете ту еду, что мы заработали. Потому что то, что я расскажу, может вынудить вас сделать это.

Когда Тетушка начала говорить, паренек весь напрягся и сосредоточился, уводя девочку за спину, в его глазах вспыхнула решимость и почти безумное упорство - он ни за что не даст ее в обиду, и в какой-то момент женщине даже показалось, что они вот-вот убегут, их мышцы, просвечивающие сквозь лохмотья, были напряжены, а прищуренные глаза внимательно изучали ее, и от этого взгляда становилось неуютно, уж больно недетским он казался. Господи, да что же это за дети-то?
Всю свою тираду Тетушка Булка произнесла, не приближаясь к детям ни на шаг и стараясь выглядеть открыто и дружелюбно. Когда она закончила говорить, на несколько секунд повисла неловкая пауза - мальчик продолжал внимательно изучать ее лицо, девочка любопытно выглядывала из-за его спины, но полностью не показывалась. Когда он, наконец, заговорил, женщина облегченно выдохнула, и поняла, что эти несколько мгновений даже не дышала.
Они согласились, и работа спорилась. Девчонка, забыв про слезы и что-то напевая себе под нос, словно бабочка, порхала по двору, успев сделать гораздо больше, чем было нужно. Паренек с серьезным видом вымыл руки, что не могло не заставить Тетушку улыбнуться - судя по неловкости, с которой тот обращался с мылом, ему нечасто приходилось держать его в руках, а потом, все так же молчаливо и сосредоточенно, выполнял все ее указания.
Когда же работа была закончена и дети сели возле нее в булочной, она выдала им честно заработанный хлеб и посмотрела на них выжидающе. Оставалась еще вторая часть договора, и, судя по тому, что они не уходили, они готовы были "сотрудничать" с ней и дальше. Лицо девочки было посветлевшим, но из ее глаз так и не ушла полностью тревога, а мальчик, похоже, вовсе никогда не расслаблялся. Он взял инициативу в разговоре на себя, позволив девочке поесть - она явно была голодна. В медовых глазах его сверкнуло что-то совершенно неземное, когда он заговорил о просьбе, а сама она весьма удивила пожилую женщину.

- Не беспокойся, Даниил, - ответила она. - Я честный человек, и вы честным трудом заработали этот хлеб, никто не вправе отбирать его у вас. Не могу себе представить, что может заставить меня забрать свое обещание. Конечно, я не могу пообещать, что оставлю вас здесь жить, но то, что этот хлеб - ваш, можете не сомневаться.

Боже, почему она это сказала? Оставить их жить здесь? Они ведь только просили не выгонять их, пока они будут рассказывать свою историю - видимо, не слишком благополучную, а может, даже страшную в чем-то... Тогда почему она так сказала? Потому что хотела, чтобы они остались, и понимала это. Потому что ей безумно хотелось вымыть и расчесать невероятно длинные и густые волосы девочки и одеть ее во что-то чистое, превратив ее в настоящую принцессу, потому что ей хотелось сделать все, чтобы изгнать настороженность и страх из золотистых кошачьих глаз паренька и увидеть там спокойствие и нежность, которой в избытке было в его душе, по крайней мере по отношению к девочке - Тетушка чувствовала это. Потому что эти дети, так неожиданно и в столь странный день прибившиеся к ее двору, несли с собой что-то большее... Насколько большее, ей еще предстояло узнать.

- Что же, я слушаю вас. А это, - добавила она, подмигивая и ставя на стойку булочной три чашки с ароматным свежезаваренным цветочным чаем и небольшое блюдечко с медом, - чтобы горло не пересыхало от рассказа. Не стесняйтесь.

Луч солнца забрался в булочную и заиграл в прозрачном янтаре меда...