'戦国時代' | ходы игроков | [Обычная работа]

Она тоненькими, белыми пальчиками касается твоей груди. Ты улыбаешься в ответ, поглаживая ее оголенное бедро, бледное в лунном свете - белесый серебряный диск сияет на иссиня-черном небе. Безоблачная ночь. Ее белое, вычурное и очень модное кимоно мерно вздымается там, где два небольших бугорка очень изящно выпирают в стороны, укрытые тканью, и больше ничем. Она сидит рядом с тобой, сидит и смотрит в твои глаза. У нее красивый макияж, длинные, бесконечные ресницы, заколотые и причесанные назад волосы цвета вороного крыла и красные губки. Она чертовски хороша.
Ты, грязный и фривольный разбойник, заполучил ее. Она твоя. Бери ее.
Тянешься к ней губами, в надежде на сладкий поцелуй гейши. Слышишь ее медовый голосок. Она говорит тебе:
- Вставай, раздолбай, пока я тебе не вмазал! – внезапно ее лицо превращается в бородатую физиономию твоего кореша, чумазого Маготаро, которого все зовут Змеем. Он высок, худощав и невероятно быстр. Ты его недолюбливаешь – он все время обыгрывает тебя в ханафуду, но какой-то черт все равно тянет тебя за стол, когда этот парень играет.
- Вставай, хорош дрыхнуть! Работа, слышишь? Караван идет по западной тропе, все уже отправились в засаду! – быстренько оглядевшись, понимаешь, что в пустующей заброшенной хижине, служащей вам убежищем, действительно больше никого нет. А жрать охота.
- Идем, иначе босс накажет тебя, и меня заодно! – прикрикнув на тебя в последний раз, Змей рванул к выходу, одновременно с тем поправляя ножны меча. Голод и холод. В ирори догорают последние угольки, котелок пуст.
А жрать охота.

- Кицунэ. Ты моя кицунэ, - тихо прохрипел Кикути сначала осторожно, затем уверенее касаясь нежного бедра гейши, - иди ко мне, иди...
Проведя рукой по бедру и ухватив гейшу за тонкий изгиб талии он сначала легко, но потом сильнее, словно бы обозначая свою власть и желание потянул её на себя, прижал к своему распахнутому на груди кимоно с воистину детским трепетом перед новыми открытиями почувствовав как упираются маленькие бугорки её сосков в его полуобнажённое тело, как нежно царают они даже сквозь твань её одежды. В такие моменты он бычно сходил с ума, терял голову и как было бы и сейчас... Оскалившись в плотоядной ухмылке он рванул на себя кимоно гейши и... проснулся! Вернее, очнулся от лёгкой дрёмы.

Это всё от голода... недостаток сил и разыгравшееся воображение. Верно! Ведь перед тем как податливо потянуться к нему, гейша кормила его с рук, нежно улыбаясь... Эти мысли промелькнули в голове Кикути в считанные секунды. Всё ещё непонимающе он смотрел на Змея, глупо улыбаясь. Но затем встряхнулся, полностью приходя в себя и стёр с лица какие бы там ни было эмоции. Заметив, что его кимоно распахнуто, он спешно исправил это недоразмение лёгкие движением руки и вскочил с места. И тотчас сразу не упал. Задеревеневшие от холода мышцы слушались с ленцом, а желудок подозрительно заурчал.
"Караван это как раз то, что нужно. Ещё неделя сытой жизни" - подумал молодой человек спешно вооружаясь и кивнув Змею скоро направился за ним.

Вырвавшись на свежий воздух, почувствовал легкий холодок всем телом. Змей уже сиганул в кусты, поднимая шум: хрустящие под ногами тоненькие ветки, шуршащая листва и тяжелое, учащенное дыхание. Бегом за ним, перепрыгивая через неглубокие овраги, огибая ощерившиеся колючими ветвями кустарники туевика, спускаясь с гряд и холмов с шумом и азартом, быстро перебирая ногами под тенью урочищ, предвкушая наживу. Змей замедлил свой бег, вскоре совсем припал на корточки, да так и пошел, прикрываясь кустистыми ветвями каи, то и дело посматривая в сторону дороги. Видишь своих товарищей – немытые, чумазые, голодные и злые. Вас много. Двадцать восемь человек для такой бедной банды – это очень много. Твои кореша молчаливо кивают, когда ты крадешься мимо, но они не смотрят на тебя. Смотрят только на добычу, что медленно ползет по дороге, гремя содержимым повозки, скрипя колесами и расползаясь эхом голосов – они ведь и не подозревают, что их сегодня ждет. Несколько простолюдинов пешими, две коровы в упряжке, скрипучая повозка. Внутри – трое людей в накидках, скарб. Позади процессии - всадник на лошади. Вооружен.
Босс, жестокий и своевольный человек среднего возраста, наблюдает за обозом, иногда переводя свой холодный взгляд на своих подчиненных. Он думает. Ожидание медленно тянется, напряжение растет, и он, наконец, подает условный знак – сигнал к нападению. Маленький жест пальцами, который убьет, по меньшей мере, нескольких человек. Ты в команде, что обойдет обоз сзади. Ты, Змей, Юточиро и еще несколько парней. Вы всегда обходите сзади. У вас это хорошо получается.
- Идем! - громко шипит Змей, и его бледное лицо, и чернеющий рот с желтоватыми клыками - все это и правда напоминает змеиную морду.
- Будьте готовы, - напоследок хрипит Босс, - всех убить. Пленники нам не нужны.
Кажется, караванщик, что ползет впереди, уже косится на нависающие сбоку холмы. Дует легкий ветерок, шелестят листья, и хищные глаза, недвижимые, полные ненависти и злобы, смотрят на него с презрением и невидимым величием. Он безоружен. А они - вооружены.
Блестят в зелени оголенные кинжалы и мечи. Ты - хищник. Борись. Нападай. Иначе станешь добычей для других.

Быстрою Ещё быстрее. Не отставая от спины Змея. Змей уродлив, но своё дело знает отлично - прекрасный следопыт и очень выносливый малый. В втором Кикути убедился уже через десяток минут. Змей дышал тяжело, однако выпрямился и бросил быстрый взгляд назад, прежде чем продолжить путь на карачках. Меченому же припал на колено, уперевшись руками в землю и с трудом переводя дыхание. Разумеется, продолжать путь не отдохнув ему не хотелось - но слишком уж заманчивая добыча маячила впереди. Их банда насчитывала 28 человек. Это слишком много. Еды на всех не хватит. Однако не исскуство ли это - освобождаться от лишних ртом путём естественного отбора? Слабаки останутся сегодня в пыли дороги рядом с неудачливыми караванщиками - последним Кайо предрекал верную смерть!

Пожалуй, единственным человеком в отряде который вызывал немалое уважение был Босс. Сплотить и держать под рукой разношёрстную банду головорезов (при этом держать крепко! Будто железные тиски сдавливают яйца) = это умение дорогого стоило и дань уважения этому человеку отдать можно и нужно было. В отличии от многих товарищей Кикути не стремился занять это место. Не трусил плетя заговоры в углах и не зажигал свечу в полной темноте. Кикути Кайо нечего было делить ни с Боссом, ни с кем бы то ни было в отряде. Когда он говорил "моё", он всегда забирал это. Но немаловажно было то, что Меченый умел выбирать момент, когда можно сказать это слово. И когда возможно отстоять его!

Именно поэтому Кайо мог прямо встретить испытующе-задумчивый взгляд Босса. Однако на лице его не выразилось ни удовлетворения, ни сомнений. Он был готов убивать, но не желал делать это без причины. Путь его мести не предусматривал убийства без нужды. Кайо кивнул Змею, глядя в его уродливое лицо и пополз за ним становясь хищником крадущимся во мраке и готовым бороться за свою жизнь.

Кикути был схож с оголодавшим зверем, с хищником, подкрадывающимся к добыче – он медленно и аккуратно, стараясь не задеть лишней веточки, не запнуться об невидимый под опавшей листвой корешок, не нашуметь и не стать козлом отпущения, крался вперед, укрывшись за раскидистыми кустами, пригибаясь у деревьев и зарослей.
Но добыча чувствует приближение хищника. Чувствует очень умело, чутко. Это у нее в крови. Караванщик, махнув рукой, останавливается и внимательно рассматривает дорогу впереди, прислушивается к шуму ветра и, кажется, даже принюхивается к прохладному утреннему воздуху, хранящему в себе запахи леса, гор, дорожной пыли. И опасности.
Ты неожиданно вздрагиваешь, когда ледяная капелька падает тебе на лоб. Поднимаешь взгляд наверх, туда, где кроны деревьев трутся друг о друга, шелестят иголками и листвою, туда, где пепельно-серые грозовые тучи, медленно наползая, захватывают все больше и больше небесного пространства, застилая своей мерзлявой серостью леса и луга, горы и низины.
Легкий дождик моросит, стучит по кустам и деревьям.
Босс машет рукой, и в этот же момент длинная деревянная стрела впивается в шею караванщика - проходит миг, и кровавый фонтан на пару с чернеющим наконечником вырывается со стороны адамова яблока. Мужчина захлебывается, хватается за пробитую глотку, пытается кричать, и глаза его судорожно закатываются за лоб.
Миг.
И несколько стрел впиваются в повозку. Громогласный рык раздирает воздух, и тут же, будто бы из ниоткуда, во тьме зарослей появляются хищные морды: заросшие, усталые, бледные, злые. И черные глаза блестят в тусклом свете утреннего солнца, спрятавшегося за тучами, спрятавшегося от этого кошмара.
- Джиро, беги! Передай послание, слышишь?! – кричит кто-то из повозки, нагибаясь вперед, готовясь перепрыгнуть через бортик, и всадник, шедший позади каравана, бьет мерина в бока, и срывается с места, быстро обойдя обоз.
Миг.
Дождь усиливается, но он вам не помеха. Люди в повозке, сбросив с себя соломенные шляпы и серые накидки, спрыгивают на дорогу и обнажают острые мечи. Наёмники. Воины. На их кимоно есть изображения клана. Их всего трое, а вас – двадцать восемь. Но страх закрадывается в души слабых. Неожиданно. Обычно вы дрались с крестьянами. Странно. Очень странно. И, наверное, страшно.
Миг.
Вся ваша банда, крича и махая клинками, спускается с лесистых холмов; ты, Змей и остальные обошли обоз сзади, но маневр оказался бессмысленным - всадник все равно уходит. Его надо догнать. Любой ценой. Ты это знаешь. Змей это знает. А Босс… Босс наградит любого, кто остановит гонца.
С холма спускается, будто бы кипятком ошпаренный, Хичимори. На лошади. Ведет за поводья еще одну. Орет на тебя, заставляет оседлать. Змей кивает и говорит:
- Догони его и убей. Иначе нам всем конец.
Все происходит слишком быстро. Ты садишься, галопом объезжаешь повозку, а Хичи уже убит – один из наемников размашистым ударом меча обрубил его левую ногу, когда тот проскакал мимо. Они молодцы, эти воины. Уже убили троих ваших. Ты остался один на один с всадником, что ушел далеко вперед.
Догони его. И убей.

Двинувшись в обход Кикути упал на корточки и уткнулся носом в землю, едва видя перед собой ноги ползущего впереди Юточиро. Где-то впереди, Кикути знал, ползёт Змей, возглавляя отряд. Позади слышалось тяжёлое, старательно сдерживаемое дыхание Хану. Кикути также знал, что его товарищи готовы наброситься на повозку по мановению руки, что они ждут этого не меньше чем он... потому что голодны не меньше чем он...

На ходу Кайо размышлял о жизни. Как ни странно, кроме мыслей о грабеже и чревоугодии, в его лохматой голове роились также мысли о цветущей сакуре, с которой он сравнивал девушку-кицунэ из своих грёз. Решительно махнув головой он отогнал эти неуместные мысли (она пахнет белой лилией, гибка как ива, а её блеск можно сравнить разве что с готовой к бою катаной) и принялся думать о том, как же тупы крестьяне, которые продоолжают путешествовать столь малыми группами не смотря на постоянную угрозу со стороны разбойников - мало ли повозок пало жертвой самонадеянной удачи глупых торгашей или несчастных крестьян. Наверное, где-то в глубине души, это занятие претило Кикути... но разве что в глубине души. Он и не успел заметить, занятый своими мыслями, как они добрались... Только в последний момент засты, едва не ткнувшись носом в пятки кравшегося впереди товарища.

Первые капли упали с неба неожиданно - не предвещая ничего хорошего. Через несколько минут столь же неожиданно свистнут первые стрелы. Они будут сигналом для безжалостного убийства. Сколько трупов останется лежать на дороге? 5? 10? икути всегда считал дождь предвестником беды...

Совершенно бесшумно из кустов вылетела первая стрела (А может Кикути просто не услышал характерного треньканья и свиста, занятый своими неуместными рамыслениями?) и караванщик повалился на холодную землю, щедро орошая её дымящейся алой кровью. Сейчас будем кричать... Чтобы наверняка избавиться от дурных мыслей Кикути искренне присоединился к громогласному, исступлёному рыку, исходившему из трёх десяток глоток. - Йа-а-а-аху! - заорал Меченый выпрямляясь во весь рост и вытаскивая катану. Однако что-то заставило его притормозить - наверное, чувство самосохранения. О, ведь Кикути прекрасно знал когда не стоит лезть на рожон. И верно - те люди в повозке оказались далеко не крестьянами. Улыбнувшись своей предусмотрительности Кикути с лёгким сожалением и интересом посмотрел на поражённому метким ударом Хану. Глупца-Хану. Слишком горячего и безрассудного, чтобы жить долго.

Топот копыт на дороге. Всадник!!! Кикути не знал, чем это может грозить, однако был уверен, что ни к чему хорошему побег одиноко всадника-посланца не приведёт. Уже ходили слухи о вооружённых разъездах охраны, да и профессиональные наёмники говорили о многом. Всё-таки, крестьяне и законники не так уж и тупы. Меченый не был уверен, что ему по силам справиться с (как-там-его?) Джиро, кажется, однако существуют в жизни моменты, когда стоит не просто уповать, а молиться на удачу. и заставить себя быть уверенным в свои силах. Например сейчас - убить вестника и вернуться за наградой и уважением. Ударяв пятками в бок коня он схватился за гриву и счастливо избегнув кучки сражавшихся стрелой помчался в погоню.
- Косоку! Косоку! - прикрикивал Кайо каждые пять секунд, подгоняя коня.

Холодный ветер бьет по лицу, бьет так сильно, что на глазах появляются исключительно мужские, весьма редкие и очень, очень соленые слезы – ты гонишь коня, изо всех сил, подгоняя пятками и, то и дело, покрикивая на него; умное и выносливое животное скачет по грязной, размытой дороге, размешивая грязь, разбрасывая щебень копытами. Ледяные капли дождя хлещут по голове, по спине, по ногам – ливень будто бы усиливается с каждой прошедшей минутой, и вот взгляду твоему предстает нитевидная яркая стрела-молния, разрывающая небосклон точно там, где огромная серая туча заползает за гору. Гора. Дорога ведет в гору, обходит ее по склону, огибает слева и, в конце-концов, ведет в город. Всадник-беглец скачет в город, скачет со всех ног, не жалея своего скакуна.
Но ему не успеть. Ты чувствуешь свое превосходство, чувствуешь, как адреналин заползает в жилы, растекается по телу, горьковатым привкусом отдает во рту, ударив в голову – ты знаешь окольные пути, ты знаешь, где свернуть и как срезать.
Ты чувствуешь, как животное под тобой дышит, как ходят, движутся его мускулы, как неистово вырываются из его ноздрей клубы пара. Ты чувствуешь, как об левую ногу бьет колчан стрел, и знаешь, что с правой стороны вьюка крепко примотан длинный лук. Видишь, как дорога виляет и изгибается, словно змея – слева начинается обрыв, справа – стена камней, с трещинами во мхе, с крохотными деревцами и кустарником. Скоро влево уйдет ответвление от основной дороги, незаметная тропа, укрытая в зарослях – по ней никто не ходит, потому что, по слухам, там пропадают люди, в этих ущельях; там обитают призраки и демоны.
Всадник наверняка не поскачет туда. А ведь там короткий путь. Ты об этом знаешь.

- Косоку, косоку! - Кайо нещадно бил лошадь пятками в бока. Его мерин нёсся быстрее, однако разбойник понимал, что догнать всадника по прямой попросту не получится. Сколько ещё протянет его лошадь? Километр? Пять? Не более... в то время как раскормленный, с лоснящейся шкурой жеребец посланца готов скакать пол дня. К тому же недалеко начиналась короткая полоса леса, а после город, куда ему нет доступа. Вариантов было немного - повернуть обратно, вернувшись с позором и дурными новостями, либо срезать через ущелья.
Ха! Духи предков, пропавшие души... Кажется, позавчера он травил эти байки неграмотному Хичи, слушавшему с открытым ртом и искренне верующему в эти небелицы. Кикути был на сто процентов уверен, что Хичи никогда бы не сделал того, что сделал он - Меченый уверенно направил лошадь в едва заметный просвет между кустами. Десять метров и начнётся ущелье, позволяющее срезать, подобраться на расстояние полёта стрелы или, если повезёт, полёта рыбки.
- Косоку! - ещё раз выкрикнул Кикути, вытсавляя руки вперёд и прикрываясь от хлеставших веток. Пускай безмозглый Хичи и другие верят в сказки и духов. И поделом ему, этому Хичи, да не найдёт его душа успокоения. Непонятно почему Кикути почувствовал острую неприязнь к погибшему товарищу. Трусов и трусов.

Ветви невысокого туевика необычайно больно хлещут по лицу, по выставленной вперед руке, но ты презрел боль – ты руководствуешься яростью, пылающей внутри. Яростью и предвкушением чужой смерти.
Дорога здесь укрыта в тени, ведь она тянется по самому дну ущелья, разбившего гору еще давным-давно, в далекие времена, когда по земле еще бродили великаны: по бокам заросшей тропы ветвятся царапучие кустарники, всюду пустынно и, может быть, здесь было бы очень тихо, да только шипение ноздрей, постоянно перебивающее мерный стук ледяного дождя о твою голову, разрывает могильную тишину и громкое завывание таинственных ветров. Над головою – сплошной мрак – тучи, вязкие, ползучие и очень темные, растягиваются на многие мили вокруг, только выплескивая вниз целые потоки воды в виде непрекращающегося ливня. Порыв ветра ударил в лицо, и тебе пришлось прильнуть к шее мерина, чтобы укрыться. Перед глазами – сплошная вода. Попадает в глаза. Больно режет лицо. Видишь что-то впереди. Кто-то идет. Туманное очертание, дрожащая в водных потоках фигура. Пытаешься прокричать что-то, но вновь сильный ветер лишает тебя голоса, и твой крик тонет в горле. Не свернуть. Слишком узко. Глупец идет прямо на тебя. Видать, пьяный крестьянин.
Сбей его.
Ну и пусть. Он сам виноват. Не отходит.
Ну и пусть.
Ты прибавляешь ходу, стукнув лошадь пятками по ребрам, и когда приближаешься, когда между вами остается с десяток шагов, ты понимаешь, что перед тобою – воин. В доспехах, с мечом в руках и луком за спиной. Он идет на тебя, пошатываясь из стороны в сторону. Он ранен. Ты хочешь остановится, но конь не слушается, просто скачет вперед, словно обезумевший. Еще секунда, и ты нарвешься на меч буси, и жизнь твоя прервется на горькой ноте.
Миг.
И ты скачешь дальше, не почувствовав ничего, кроме леденящего душу страха. Мельком оглянувшись, видишь, как буси идет дальше, как медленно превращается в дымку, в таинственный, загадочный силуэт-тень, как тает в его руках меч, как превращается в прах его доспех. Он на мгновение оглядывается. И исчезает. Всё. Пропал. Пропал в непробиваемом потоке воды, разбивающеймя о самое дно ущелья. Пропал в бледно-белом тумане. Пропал. Навсегда.
Призрак? Или голод сыграл с тобой, наверное, самую злую шутку из всех?
Не важно. Скоро будет поворот. Ты выйдешь на развилку, на главную дорогу.
Вынырнув из зарослей, выскочив на главную дорогу, видишь, как вдалеке, позади тебя, движется черный силуэт конного. Он идет прямо на тебя. Заметил. Блеснул холодный металл.
Он нападает.

Вот оно, то самое ущелье. То ущелье, куда не рискнули бы сунуться и двадцать Хичи, даже если бы объединили свою смелость и утроили доблеть. Эти места не для таких слабохарактерных суеверных глупцов. Что такое боги и их милость Каой забыл давны давно и не вспоминал до того времени, когда кого-нибудь нужно было выбранить или посетовать на тяжкую жизнь, обругав божеств которые обрекают на это своих детей. Слеливая чепуха вроде обращений к богу или зов кары на голову безбожникам никогда не трогали окаменевшее сердце Кикути...

Когда кусты закончились, Кайо прижался к крупу лошади, сам того не зная уменьяшая сопротивление ветру, что позволяло скакать быстрее и зорко глядя вперёд пытался просчитать насколько он сможет обогнать вестника. По его расчётам выходило, что он доберётся до дороги на несколько десятков секунд раньше, что у него будет время как следует приготовитсья к встрече. Меченый открыл рот, чтобы ещё раз подстегнуть коня криком, однако из его уст вылетели совершенно другие слова, когда он увидел одинокого путника. Из за дождя он не смог разглядеть кто это был, видел только, что оружия при нём не было, однако сути дела это не меняло:
- С дороги, ублюдок! Растопчу! Йехха!

Только приблизившись на расстояние десятка метров Кайо осознал свою ошибку. это был настоящий воин-буси при полном вооружении, хотя Меченый готов был покляться, что видел не более чем крестьянина! Сердце Кикути упало, когда неведомый буси занёс клинок. Промахнуться при таких обстоятельствах мог только семилетний мальчишка, с трудом удерживающий меч... но не буси! Прошептав что-то о немилости богов (впервые вспомнив их без бранного словечка), Меченый принял единственно возможное решение в такой ситуации: мало что не заверщав от страха и предчувствия того, как клинок буси разрубает его тело напополам, он резко направил коня прямо на путника, закрыв глаза. Прошла секунда, другая... испуганно захрипел конь и Кайо открыл глаза, резко дёрнул лошадь вбок - он мало что не налетел на каменную гряду, выступавшую на дорогу! Ничего не понимающий и обрадованно вскрикнув Кайо повернулся поглядеть, что стало с буси и улыбка торжества застыла на его губах от увиденного, а кровь в жилах, кажется, похолодела. Стало вдруг холодно, неуютно и со всей сторон потянуло замогильной серостью... Потрясённый до глубины души Кайо вновь припал к трупу коня и не сразу понял, что вот-вот встретится с тем, кого так упорно нагонял - ущелье вывело его на дорогу. Резко остановив лошадь, Кикути потратил добрые десять секунд на то, чтобы успокоиться и потерял момент для выстрела из лука. Он знал, что в таком состоянии не выдержит и одного удара врага, поэтому потратил драгоценное время на то, чтобы восстановить дыхание и унять дрожь в руках. Теперь же, счастливо избегнув одного клинка, он мог попасть под другой. Отточенным движением вынув рыбку, он подбросил её в руке, поймал на лезвие и метнул почти без размаха, когда между всадниками оставалось метров пять. Метнул метя в коня, чтобы сбить посланника с ног. И сам сразу же дёрнулся налево, падая с коня, чтобы разминуться с вражеским лезвием.

Так горячо любимая тобою "рыбка", просвистев в заряженном, наэлектризованном воздухе, разбивая плотный строй падающих капель одну за другой, одну за другой… бесшумно вошла в горло лошади, крепко засев в напряженных мышцах животного. Хрипло заржав, лошадь завалилась набок, унося за собой вестника, посланника. Того, кто уже не сбежит. Дорога узкая. Путь один. Барахтаясь, раненое животное медленно съезжает со скользкой дороги, с мокрых камней – всадник, бледный, напуганный и удивленный, вскочив, тут же вытягивает меч из ножен и встает в боевую стойку, отведя правую ногу назад. Круп агонизирующего животного скатывается вниз, и лошадь, заржав и последний раз блеснув своими раскосыми глазами, исчезает во тьме ущелья.
Шум дождя, разбивающегося об холодный металл, оголенный и предоставленный бою. Острый взгляд, впивающийся в твою голову с невероятной силой мысли – этот парень мечтает о твоей смерти, он уже видит тебя, окровавленного, лежащего в куче собственных кишок, выпущенных красочным и очень метким ударом его острейшего клинка. Он выглядит молодо – наверняка, именно поэтому он – гонец. Не так быстро устанет бежать, если загонит лошадь. Будет бежать, зная, что его будет ждать похвала старых товарищей. Бойкий, горячий. Он чем-то похож на тебя.
Чем?
Выставив меч под углом в сорок пять градусов прямо перед собой, медленно приближается, следит за шагами. Шаги короткие, четкие, уверенные. Видит, что в твоей руке «рыбка», но все равно идет. Храбрый. И глупый.
Верно?

Кикути подскочил словно ужаленный, увидев, что его бросок достиг цели. Ещё заваливаясь с лошади он отметил, что бросок был безошибочным и лошадь гонца была выведена из строя. Теперь бежать оному было некуда. Равно как некуда было бежать и Кикути.

Усмехнувшись, Кайо медленно отвёл руку назад, приготовившись сделать второй бросок. Левой же рукой выхватил сай, указав остриём вилки в грудь врагу. Сделал шаг назад, ещё шаг, заманивая, приглашая открыться и напасть первому. Меченый не обладал колоссальным опытом драк, его даже опытным воином нельзя назвать было, однако он уже вкусил горькую сторону жизни и умел выживать. Его инстинкты самосохранения были обострены до предела и именно они, зачастую, подсказывали верный путь и верно направляли руку. Именно они заставили Меченого успокоиться, после встречи с воином-призраком доходчиво объяснив мозговому центру к чему может привести нелепая растерянность. Кикути продолжал отходить от врага, время от времени поигрывая вилком и гримасничая - насмехаясь над гонцом. Он никуда более не спешил и ждал пока гонец вскинет руки в извечно рубящем жесте, нанося удар и в этом момент разогнул руку, метнув кинжал, а после резко выхватил катану, скрещивая своё оружие и принимая удар...

Взмах. Взмах клинка, обрубающего тоненькие нити-струны, неведомым образом поддерживающие жизнь; взмах от самого сердца, от всей души, - пожелание долгой и мучительной смерти здесь было бы лишним. Взмах, лишающий возможности вздохнуть глубоко и почувствовать, как прохладный воздух щиплет твои легкие; взмах, лишающий жизни и дарующий смерть – быструю и почти безболезненную.
Он сделал длинный взмах мечом, набрасываясь на тебя всем телом – твой кинжал-рыбка исчез, будто бы растворился по пути к намеченной цели, лишь оглушительно и больно звякнув по ушам металлом об металл. И больше ничего.
Только холод и боль.
Боль от осознания того, что этот воин – отнюдь не сопливый малец, за которого ты его принял в самом начале. По крайней мере, не такой сопливый, каким казался – на его шее красовался шрам, полученный в битве, а не в потасовке на темной улице, за косыми углами, в подворотне, где шакалы рвут друг друга, взмахивая кинжалами в темноте, наотмашь, лишь бы попасть.
Холод. Холод, острием клинка пронизывающий душу и тело. Ледяная дрожь бьется в коленях, мучительно больно треплет твой содрогающийся желудок, а перед глазами лишь водянистые, ненавистные и полные свирепой холодной ярости глаза цвета хмурых облаков.
Скрестил клинки. Ты – отнюдь не воин. Ты – шакал, бездомный дикий пёс, ощерившийся поломанными клыками на палку, которой тебе угрожает человек. Но даже самый вшивый, самый голодный и самый больной пёс может покусать.
Ты ударил. Уводя меч в сторону, дернулся вперед, рискуя нарваться на оголенный вакидзаси, резко рубанув с полуоборота. Свист лезвия в могильной тишине, где есть место только страху, холоду и боли. Изящная сталь мягко чавкнула, врываясь в плоть. Кровь вспыхнула красным облаком, растворяющимся в суровой стене дождя. С металлическим звоном выскользнула катана из руки, ударившись о серые булыжники дороги. Вслед за ней, устало опустившись на колени, на дорогу сел человек – грудь его была рассечена от предплечья, багряное пятно расплывалось по одеждам, будто бы радуясь своей долгожданной свободе. Еще одно пятно растекалось там, чуть ниже, в районе печени; там, где из тела выглядывал блестящий металлический предмет. Воин, опустив руки, стоял на коленях, глядя на тебя снизу вверх – лицо его было бледно, глаза влажно блестели. Он умирал. Мучительно. Больно.
Ты убил его еще тогда, когда погнался за ним по дороге.
Ты убил его своим мечом. Своими руками.
Есть повод гордится.
Он умер. Ты и раньше видел этот взгляд – мертвый взгляд остекленевших глаз, не видящих ничего, кроме мира проклятых, мглы небытия. Он умер в схватке, это главное.
Нет. Главное – он умер.

Вскрик изумления вырвался у Кикути, когда нож канул в безивестности. Соперник даже не пошатнулся, продолжая начатый взмах клинком...

Как? Как??? Он не мог промахнуться, просто не мог!!! С такого расстояния излюбленным оружием. Кайо хотел закричать, что не верит, но липкий страх уже закрадывался в душу. Далеко не любитель одиночных схваток Кайо почувствовал, как кровь леденеет в жилах в преддверии... честного поединка. Именно таких поединков он сторонился и даже побаивался.Однако выхода не было - вражеский клинок уже опускался.

... Неуверенным движением подставив катану под сильный удар соперника, Меченый заскользил назад, оказавшись отброшенным на пол шага. Как ни странно - это помогло. Первый, пусть неуверенный, но парированный удар... Кикути почувствовал, как отступает слабость и перестали дрожать колени, уступая место азарту схватки. Чему быть, того не миновать. Первая удача придала сил и Кикути, в свою очередь, ринулся вперёд, зарычав и далеко отведя руку назад для удара. Кикути никогда не считался бойцом и его единственной тактикой всегда оставался град ударов, вкупе с отчаянными уворотами, прыжками и неловкими отражениями вражеских атак. И сейчас он, разумеется, не стал отступать от убеждений (по другому он не мог, не умел) и бросившись вперёд нанёс сильнейший удар наискось снизу-вверх.

И внезапно всё закончилось. Схватка завершилась безоговорочной победой Кикути. Победой с одного удара. Враг осел, упал на колени и застывающим взглядом уставился перед собой. От переизбытка чувств, Кикути сделал шаг вперёд и с силой пнул тело врага, опрокидывая того на спину и уже в тупеюшей радости наблюдая за тем, как расплывается по мокрой земле красное пятно. Склонившись над гонцом он быстро обычкал его, выуживая все деньги, а также ценности, что были при нём и не забыв захватить его меч. И с лёгким удивлением отметил торчавшую из живота рукоять кинжала...

Быстрее. Прочь. Обыскав и вытряхнув из вьюков и карманов покойного все, что было, ты уносишься прочь на своем мерине, подбадривая его словами о вкусном овсе и пшене, которое его ждет по прибытии – животное игриво ржет и, кажется, начинает скакать быстрее.
Вперед. Прочь отсюда, прочь от дождя. Скорее, в укрытие, к своим товарищам – назвать их друзьями язык не поворачивается. Товарищи по полю битвы, товарищи по несчастью. Такие же одинокие, голодные и наглые, как и ты. Они ждут вестей.
Так гони же своего коня, быстрее. Быстрее, в тихо подкрадывающийся вечер.
Ты издалека почувствовал в воздухе вкус смерти – он ядовитым чувством осел у тебя на губах, металлическим привкусом мертвечины прилип к твоему нёбу, прикоснулся к твоему языку. В воздухе, несмотря на запах свежести озона и влаги дождя, пахнуло смертью. Ты чувствуешь такие вещи. Ты такое уже видел раньше.
Мертвецы. Много мертвецов. Бесчисленное множество мертвецов. Они, застыв в ужасных позах, с мечами в руках, молили о пощаде, звали своих предков, выли и стонали; они застыли, глядя в разразившееся громом и ливнем небо своими стеклянными, безжизненными глазами; они умирали, умирали долго, мучительно и страшно.
Тебе повезло. Ты остался жив.
Когда ты слез с коня, не доезжая до места, твоего рта неожиданно коснулась пятерня – рука была в грязи, была залита грязной водой и потом; тебе захотелось вдруг плюнуть, заорать, вдарить тому, кто решил так горько пошутить. Но тебя быстро кинули в придорожный кустарник и накинулись сверху – лишь тогда, когда ты увидел лицо Змея с поднесенным к тонким, бледным губам указательным пальцем, твоя рука ослабила хватку, а кинжал перестал впиваться в руку холодным металлом рукояти. Конь, которого Змей утянул в кусты, не заржал, наверное, только по тому, что ты пообещал ему сытный ужин.
И он не заржал к великой для тебя удаче.
Ибо по дороге шел отряд. Громыхали доспехи, звякали мечи, спрятанные в ножны. Стучали копыта, сопели лошади. Они медленно приближались к месту бойни, внимательно осматривая трупы. Ты заметил, что у нескольких верховых к вьюкам приторочены… головы. Сосредоточив все свое внимание, ты безошибочно угадал лицо своего Босса – оно было искажено гримасой боли, заставившей челюсти необычайно широко раскрыться, а глаза глубоко закатиться за лоб. Они догоняли убегающих.
Это была засада? Засада на бандитов, которую неделю терроризирующих тракт? Воины, наемники. Необычные буси. Все к этому и ведет. Они внимательно смотрят по сторонам, прислушиваются к сторонним звукам, изредка шуршащим в кустах зверькам, к шумам, которым здесь быть не положено. Здесь, на бойне. Дорога покрыта кровью. Все мертвы. Вся ваша банда. Тебя и Змея никто не будет искать, если вы сбежите. Вас и не было никогда. Вы умерли еще при рождении, умерли на дороге, умерли от тифа и чумы. Вас никто не знает и искать не будет.
Беги, - стучит что-то в голове, - беги и не оглядывайся. Беги в леса, в чащобу. Беги, что есть мочи, пока не кончатся силы, а потом беги еще столько же.
Охота началась.
Беги.
Змей, притаившись в кустарнике, припав к земле всем телом, даже головою, левой щекой, смотрит на тебя. Смотрит внимательно. И говорит с тобой. Глазами.
Он говорит – «Не беги!»

Застыший в изумлённой нерешительности Кикути в безмолвии оглядывал поле боя. Трупы... десятки трупов тех, кто ещё вчера делил с ним хлеб. Ловушка! Это была ловушка на них! Знал ведь, подозревал ведь! Нет, не одни тупицы и бездельники в сёгунате. Добрались и до них...

"ААААА" - безмолвный крик страха так и осталься не услышанным никем. Звук разбился о жилистую руку Змея на своей высшей точке. Вытаращив глаза и брыкаясь, Кайо не сразу понял, что его держат руки товарища. Всласть побрыкавшись, он наконец успокоился и позволил увести себя с дороги.

Соскользнув с лошади, (прихватив трофейное оружие) Меченый припал к земле и стал следить за процессией, с кислой улыбкой на лице. В это минуту его больше всего беспокоило только одно - он не получил ничегошеньки из того, что догнал и убил гонца. Ни лишнего золотого, ни бутылки саке, ни даже лепёшки, в которую он чуть не разбился, догоняя всадника. Горькая обида и разочарование бурлили в душе вытеснив страх. Далеко не сразу он стал прислушиваться к внутреннему голосу, так называемому шестому чувству. Бежать? Глупо! Неловкое движение и всё... Оставаться? Разумно! Но нелепая случайность - какой-нибудь ронин захочет отлить или заржёт лошадь - тот же результат.

Змей останется. По нему видно. По лицу позе, жестам... А Кикути... Кикути принял решение. Кикути Кайо зависит только от себа, а не от удачи или нелепых случайностей. Сжав зубы, Кикути легко помотал головой Змею, попрощался с нии взглядом - пожалуй, с этим некрасивым человеком он сдружился более всего, если такие отношения можно назвать дружбой, и медленно пополз назад, стараясь издавать как можно меньше шума и осторожно подтягивая трофейное оружие за собой, не оставляя его. Расчитывая продать.

Кусты. Крупные, развесистые цветы, плоды, зеленые листья, жухлый травяной ковер под животом, запах мха и гниения леса, запах грязи, песок и пыль на руках, на лице. Голод, посасывающий твой крохотный, атрофированный желудок. Неожиданно возникший зуд на шее – комар укусил. Ты не можешь дернуться, чтобы шлепнуть гада ладонью, размазать его простое тельце по своей коже и злорадно ухмыльнуться – ты даже промычать не можешь. От страха.
Рядом с тобой лежит труп. Ну, как лежит. Располагается, скорее. Полулежа, прислонившись плечом к дереву. Закатив глаза наверх, к плачущему небу. Раскинув кишками на метр вокруг себя. Бедолага пытался собрать их, засунуть обратно – его руки по локоть в крови, ладони плотно прижаты к распущенным кровавым ошметкам. Какое-то нехорошее ощущение вдруг подкрадывается скользким комком к горлу. Чтобы не видеть эту неприятную картину, ты поворачиваешь голову и смотришь назад. Туда, где был Змей. Туда, где что-то только что едва слышно треснуло.
Он бледен, как смерть. Он недалеко от тебя. Близко совсем. На его лице – пот и дождь. Он пополз за тобой. Раздавил ветку.
Плохо, - говорит кто-то внутри.
- Беги! – кричит Змей, вскакивая с места и с криком уносясь прочь. Всадники в броне уже заметили вас. Один достал лук и пустил стрелу вдогонку беглецу. Не попал.