[Screamers] Точка невозвращения | ходы игроков | - - Большой Огрызок, Alcoua Corp.

24 марта. Раннее утро.
Где-то под Нью-Кимберли.

Остаток дня и ночь прошли незаметно, в бесконечном тёмном коридоре. Словно сжимающиеся стены и потолок, редкий свет наплечных лампочек. Путь, ряд привалов небольших, передышек и перекуров. Несколько крупных привалов на пару часиков. Почти полноценный отдых. Сим Мэн Хо приводил тележку в жизнь поменьше остальных, поскольку был ранен и заслуженно отдыхал за всю компанию. Собирался с силами. Остальные работали, в общем-то, кто как - кто меньше, кто больше, но примерно соответственно.
Сим Мэн Хо, заснув где-то часов в двенадцать, проснулся буквально через час. В остальное время - силился поспать хотя-бы пару часиков. Но так и не заснул. В движении это просто нереально - то скрипнет механизм тележки как-то громко, то ещё что. На очередном же привале это не выдавалось возможным. То Нильсен храпнёт, сука, то чихнёт. Кроме того, едва заснув, Кореец перевернулся во сне и упал с тележки на пол. Не смертельно, и даже не ушибся толком - но ноге и этого хватило. Бедному Руду, и так обессилившему, пришлось ещё и перевязывать ещё разок.
Сам же Руд ван Броттен более-менее выспался, хотя храп Нильсена и вправду был ужасен. До первого замечания. Однако, сильно и это не спасло. Медик чувствует, что буквально истощён. Морально и физически. Выжат, как лимон. Трудно концентрироваться на чём-то конкретном. Мышцы рук и ног болят, словно бы работали всю ночь. Всё таки, не дело это - целому лейтенанту работать вместе с
Капитан Саймон Керр, оказавшийся настоящим крепышом Билл Нильсен, и в какой-то мере Чуринов перенесли переход спокойно.

Вода и запасы пищи, найденные, оказались вполне съедобными... и от них не фонило. Вода тоже оказалась достаточно чистой. Не иначе как Коалиционники притащили из своих запасов. По крайней мере, все, кто ими питался во время перехода - не жаловались. Обидно только то, что кончилось всё это добро достаточно быстро.

Сейчас все пятеро стоят в самом конце стального тоннеля. Лампочки под потолком давно потухли. Не гудят вентиляционные решётки. Зато, массивная дверь на кодовом замке, что удивительно, ещё работает, и замок освещает пространство перед собой подсветкой разноцветных клавиш. Дверь закрыта сейчас. Наверняка она замаскирована с той стороны. Кроме того, сразу за ней, судя по всему, начинается какое-то из служебных\технических помещений метро. Гражданского метро. Метро в Нью-Кимберли.

- Поздравляю, бойцы, - Керр коснулся ладонью гладкой поверхности двери провёл рукой вниз-вверх. После смахнул пыль с экрана кодового замка и повернулся к четвёрке солдат, - мы добрались до Нью-Кимберли.

В пути Керр не пытался сблизиться с ними. Он не держался особняком, не пытался командовать и не выпендривался, демонстрируя капитанские лычки. Он просто молча делал работу наравне со всеми. Конечно, будь здесь Батлер, Дип и прочие-прочие, кто не дожил до этого дня, путешествие прошло бы для Керра гораздо приятнее. Но их не было. Зато были Нильсен, ван Броттен, кореец и русский, для который Саймон никогда не станет своим и не станет командиром, которому можно доверять. Впрочем, это не играло никакой роли. Они были в одной лодке, а время отдавать приказы... оно должно было наступить под Нью-Кимберли. То есть, сейчас.

- Я бывал дважды в Нью-Кимберли. Давно. Но довольно неплохо знаю город и место куда нам нужно представляю чётко. Мы продолжим двигаться под землёй, через метро. До сих пор нам везло - мы не встретили ни одного коалита, но здесь... Я хочу, чтоб каждый из вас был бдителен и внимателен. Все устали, все хотят, чтобы это закончилось. А я хочу, чтобы всё это закончилось и никто не погиб, - наверно, нужно как-то так вдохновлять этих парней. Кореец ранен, хотя смотрит по-прежнему диким зверем на нового командира-капитана. Остальные более спокойны, но все они устали. А времени отдыхать уже нет. Последний привал был сделан пол часа назад. А дальше... дальше финишная прямая, - 1337104 *бормоча себе под нос ввёл комбинацию Керр* Сейчас мы будем двигаться медленно и по парам-тройкам. Перебежками. Мы с Мэн Хо будем впереди. Ван Броттен и Чуринов прикрывайте пулемёт Нильсена. Постараемся избегать столкновений с отрядами врага. Стреляем только в случае крайнем необходимости.

Керр провёл рукой по измождённому лицу. Под глазами появились мешки, правая щека перепачкана смазочным маслом, немытые волосы слиплись и ссохлись, шлема на голове по-прежнему нет, как и не было. Керр провёл рукой по лицу, как-то недобро ощерился, глядя на Мин Хо и не глядя ткнул кнопку, открывая дверь и перехватывая оружие поудобнее.

"И да поможет нам Бог" - мысленно закончил он, поворачиваясь к двери.

Путь. Тёмный коридор, пробурённый под землей, укрепленный проржавевшим металлом и бетонными плитами, с черными «косами» переплетенных друг с другом проводов и не частыми ответвлениями, вероятнее всего, в какие-нибудь служебные коморки. Тьма, мрак, редкие завывания сквозняков, запах пыли и пустоты. Пять призраков, плывущих в реке темноты. Ассоциируется почему-то со сказаниями о древней реке мертвых, реке Стикс. А они – неупокоенные души в царстве тишины, сомнений и смерти.
Впрочем, ассоциировать кореец не пробовал – он просто вглядывался во мрак, сидя на вагонетке, работающей от нехилых приложенных усилий потных мужских тел. Усталость постепенно, капля за каплей, копится в мышцах, закрадывается в душу гнетущей неприятной болью, ощущением концентрированного негатива. Все это чувствуют.
Док напрягался, краснел, когда подходила его очередь «крутить педали». Кореец сидел спиной ко всем, на носу вагонетки, и хотя он смотрел вперед, он мог чувствовать, что происходит с остальными, благо, не надо быть семь пядей во лбу, чтобы догадаться.
Поэтому после привала он тоже присоединился к «рабочим» силам, дабы ускорить прохождение через бесконечный мрачный коридор и быстрее оказаться на свежем воздухе.
Обедал тем, что было. Что выдавал Док и русский. Жевал, тщательно и неспешно, но вкуса не ощущал. Ощущал лишь невесомый, парящий рядом запашок. Запашок чего-то нехорошего, неприятного, и речь не идет о бороде Чуринова, в которой, наверное, до сих пор сохранились остатки супа, поданного две недели назад.
Речь о каком-то подобии… нехорошего предчувствия, что ли? Что там, в конце тоннеля? Когда он кончится и вообще кончится ли? Почему здесь так пусто? И что будет там, на поверхности Нью-Кимберли?
Вопросами наверняка задавался каждый.
Невысокий, но мускулистый кореец отбросил их первыми.

Нога саднит гораздо меньше. Уже легче, гораздо легче. И не только из-за этого – массивная дверь с кодовым замком кажется спасительным выходом, и даже свечение клавиш напоминает источник света, на который стягиваются ночные насекомые, в надежде согреться. И, вполне вероятно, сгорают в его лучах.
А кореец не думает об эзотерической брехне, не забивает голову мистическими переживаниями. Если где-то там, глубоко в корейском разуме был липкий ползучий страх за собственную жизнь – он его удавил крепким, жилистым мысленным «молчанием». И хотя нет надежды на то, что сейчас за ними прилетит «птичка» и заберет отсюда, на базу, в очередное «осиное гнездо», глубоко засевшее внутри какой-нибудь горной гряды – кореец не унывает. Нет причин. Всё всегда было так, и никак иначе. К вещам надо относиться проще.
Перекинул винтовку с плеча. Проверил, снял с предохранителя. Прямым, как рельса, взглядом посмотрел на Капитана. Потом на Билла волосатого. На русского бородатого. На Дока. Глубоко вдохнул, медленно выдохнул.
И ничего не сказал.

Нильсен, то довольно оценивающий качество собственного пайка в дороге, то угрюмо молчавший, внимательно слушал капитана. Изредка хмуро поглядывал куда-то назад, вглядываясь во мрак.

- Ясно, сэр. А это. Надеюсь... "крайняя необходимость", это когда в тебя уже летят пули, или чуть раньше?

Задумчиво почесав бороду и поправив очки, Билли чуть отошёл назад, когда капитан щёлкнул заветной клавишей. И дверь принялась открываться...

Дверь отъезжает в сторону. Служебное помещение местного метро. Низкий потолок, пара чернеющих проёмов выхода, с отсутствующими дверьми. Многочисленные трубы, изгибающиеся и переплетающиеся друг с другом. Ржавый стальной столик, заваленный хламом, несколько ящичков. Вентиляционные ходы. Снова трубы. Внутри них - только воздух. Вода нигде не капает. Уже очень давно, наверное.

В один из выходов. Выводящий в тоннель метро, прямиком к монорельсу. Узкие стены. Затхлый, сухой и холодный воздух. Пыль. Кажется, её концентрация на кубометр пространства слишком велика. Конусы вырывающегося из наплечных фонариков света кажутся всё более и более чёткими благадоря ей. Хотя, дышать кажется можно и без противогазов. Вроде-бы.
Тем не менее, под руководством капитана Керра, все двигаются по метро в нужном направлении. Пару раз народ сворачиват на каких-то развилках. Терпят десятки минут мучительного перехода.


Ощутимое расширение тоннеля. Станция метро. Мрак. Фонари цепляют обшарпанную плитка стены, колонны, какие-то рекламные плакаты. Мусор, вырванные с мест скамейки, опрокинутые корпуса торговых автоматов. Возвышающийся над монорельсом "перон", подпирающие потолок колонны, пара коридоров, ведущих в стороны - наверняка к подъемам наверх.

Внезапно, появляется запах крови.
Трупы. Всё там же. Узкоплечая девушка в серой форме и с лицом, практически полностью залитым кровью. Левый глаз закрыт и заляпан красной жижей. Правый открыт, и смотрит в потолок. Видимых пулевых или ножевых ранений нет. Зато... не так далеко лежит оставленный кем-то кусок арматуры. Весь в крови.
Позади - ещё трое. Двое мужиков в касках, и при бронежилетах. Один согнулся и валялся на боку, выплюнув перед собой крови. Тоже, без видимых ранений. Другой валялся на животе, лицом в пол. Ещё один - совсем молодой парень в очках, лет восемнадцати, полусидя-полулёжа находился у стены. Свесил голову вперёд. Руки лежат на коленях. А в них он, даже после смерти, держал что-то смутно сверкающее. Непонятное.

Тихо.

- Нильсен, - снисходительным тоном начал Керр, повернувшись к бородатому рядовому, - если у тебя плохо с воображением, то я тебе обязательно подскажу.

Как и было сказано, Керр двинулся вперёд, сделав знак корейцу двигаться за собой. Когда они отошли от тройки товарищей сделал знак двигаться и им как бы показывая расстояние, которое они должны выдерживать. Было очень пыльно и по прежнему жарко. Однако даже Керр не сдержался - чихнул в рукав брони, прикрывшись рукой будто платком. Как-то кривовато улыбнулся после этого корейцу, однако почти сразу стало понятно, что улыбку вызвала не собственная секундная слабость, а раненая нога Сима, потому как именно на неё смотрел Керр. А ещё... да хоть все черти раздерите, но взгляд этот Керра понять сложно. "Странный", "непонятный", "загадочный" и Керр явно желал, чтоб Сим этот взгляд заметил. Ничего не говоря бойцу, капитан двинулся дальше...

- Добрались до метро, - одними губами прошептал Керр, прищурившись оглядывая пустующий зал, - осталось всего ничего. Немножко везения...

Стало темновато. А потом совсем темно. Приостановившись, Керр поднял руку вверх и сделал несколько движений будто показывая бойцам, что включает фонарик. После этого ткнул себя пальцев в плечо и тонкий, но очень яркий лучик света забегал освещая пространство перед Керром. Кровь и смерть - везде одно и то же. Если здесь есть фанатики, то встречи с ними не избежать, поэтому Керр смело включил свет и склонился над девушкой, рассматривая кровь. Резко выпрямился. Поднял кулак, призывая ко внимаю тех, кто сзади и несколько раз быстро взмахнул рукой, призывая их подтянуться. Сам же выцепил светом труп у стены и в руках у того что-то блестело. Хмыкнув про себя, Керр быстро приблизился и присел на корточки, проверяя.

- Мы с Симом по-прежнему впереди. Вы сзади в цепь через четыре шага. Если начнётся стрельба ван Броттен, крайний справа, не втягиваешься. Занимаешь выжидательную позицию и откроешь огонь прикрытия по моей команде. Жопой чувствую засаду...

Сим глубоко вдохнул. Медленно выдохнул. Шагнул вслед за Капитаном, ни чуть не волнуясь, словно зная, что его ждёт там, за следующим поворотом. Бездна. Одна огромная серая бездна. Эта планета – уже ничто. Она стала ничем, когда взорвались бомбы. Но даже атомное оружие неспособно вычистить человеческую заразу полностью, оставить выжженную пустыню, усыпанную черепами и застланную костями, берцовыми и реберными. Нет.
Человек приживется везде. В метро. Под землей. Да где угодно. Он не хочет уходить с насиженного места. Он хочет побыть здесь – а если даже и не хочет – у него выбора нет. Сюда больше не ходят боевые корабли, здесь не ведутся репортажи, здесь не приземляются челноки. Всё. Эра человечества на этой планете подходит к концу.
А невысокий, но мускулистый кореец дочищает то, что не выжгли бомбы. Дочищает там, куда не добралось гамма-излучение.
Санитары подземелий. Их дело не правое, руки по локоть в крови, а совести никогда и не было.
Но кто-то ведь должен этим заниматься.
Еще трупы. Жертвы агрессии. Безразличие и холод. Так, словно смотрит не на тела убитых а на куски мяса в магазине – как-то оценивающе. Цинично. Без глубоких чувств и сантиментов.
Бывает ведь такое.
Смотрит. Поглядывает по сторонам. Водит стволом винтовки, крепко сжимая цевье. Поглядывает на Капитана. Молчит. Как всегда. Угрюм, суров и немногословен.
Настоящий кореец.

Саймон и кореец входят на перон станции, и принимаются за осмотр территории. Нильсен идёт следом за корейцем, третьим в строю. Ван Броттен уходит на запад станции, светя фонарём в стену перед собой, и в коридор. Чуринов держится замыкающим.

Сим Мэн Хо следует за капитаном. Осматривается на ходу. Наплечный фонарь цепляет конусом света стены, потолок, опять стены. Обгрызенные пулями и временем колонны. Осколки плитки на полу. Шершавая поверхность бетона. Пусты коридоры. Разбитые лампы под потолком. Электрораспределительный щиток у стены, неподалёку от мёртвого "очкарика". И... пять странно моргнувших во мраке рыжих огоньков под потолком коридора на север. Издали. Когда Кореец навёл туда фонарь, там однако, ничего не оказалось. Возможно, стоило бы подойти поближе.

Саймон присаживается напротив трупа очкарика на корточки. Луч тугого света упирается прямо в то в мертвеца, и капитан может чётко видеть его тело в подробностях. Треснувшее левое стекло в очках. Посеревшее лицо, застывшее с выражением усталости лицо, опущенное вниз. Серая, как и кожа, форма - штаны и куртку. Ботинки. Чёрные такие. Сине-зелёная нашивка "Био-Нат Интернэйшнл" на рукаве, и бирку над кармашком, гласящую: "Д. Ломбарди". В руках держал что-то, напоминающее стакан, или колбу, из светло-синего стекла. Его сверкание в лучах фонарей и привлекло внимание тогда. Верхушки этого "артефакта" видно не было, а многочисленные кусочки стекла валялись повсюду, вокруг трупа...

За спиной у того - на сухом и холодном бетоне стен метрополитена была нарисована какая-то непонятная красно-серая размазня. Граффити, и весьма странное такое. Сперва хаотичный, ничего не значащий набор линий и штрихов складывается в... человеческий силуэт? Возможно. Слишком непонятно.

Внезапно, однако, что-то происходит...

- Кхаи-и-и...

Шорох ткани. Один из трупов бойцов - тот, что лежал на боку, дёргается. Сначала кажется, что это проходящий мимо Нильсен задел того ногой, но движения его ладони, вцепившейся в землю, этим уже не объяснить.

- О-о-обнар...шен... пффф...тифф...нехх...
- О-о-тц...у...п...ить...

Сиплые и хрипящие голоса. Оба солдата негро Выплёвывая изо тёмно-бордовую кровь, расплескивающуюся по бетону, тот, который лежал на животе, упёрся руками в землю, и медленно - но с нарастающей скоростью - поднимался.

Девушка с разбитым глазом приподнимается резким движением...

Билл обернулся, услышав шевеление позади себя, и завопил на всю подземку.

- Аааа, ёбаный глаз!!!

До этого целиком сосредоточившийся на северной части тоннеля метро корпорат развернулся всем телом, подскочил, и улетел назад на несколько шагов, как будто бы в заднице того внезапно оказалась ракета. Через несколько секунд ствол винтовки Нильсена уже смотрел на медленно поднимающегося с земли засранца с более-менее безопасного расстояния.

- Капитан, тут эээ...

- Какого хрена, Нильсен!? - Зло бросил капитан не поворачивая головы. Он сначала наклонился, а потом стал на колено возле трупа очкарика, выцепил лучом света склянку и внимательно её осмотрел. Скользнул взглядом по рисункую. "Сейчас бы закурить...", - разговаривать разучился... ооо... бля!!!

Саймон бросил мимолётный взгляд через плечо на Нильсена, пытаясь узнать чего это он разорался. Понять не понял, но уловил какое-то движение и повернул корпус в его сторону. Затем резко вскочил на ноги, вскидывая оружие и направляя дуло в ближайший из трупов. При этом, сделал неудачный шажок назад, зацепился за ногу очкарика и привалялся спиной к стене, едва не упав.

- Ёбаная лужа... - Саймон пару секунд разглядывал поднимающиеся трупы, а потом встряхнул головой, - огонь!

И подал пример, плавно надавив на спусковой крючок. Мочить тварей, а потом разберёмся. Саймон говорит спать дальше, уроды.

Молча высматривает во тьме плотной врага. Нет врага. Ушел он. А если не ушел – значит спрятался. Так или иначе, трупы просто так в подземельях не валяются – кто-то оставил, кто-то постарался. Вот этого «кого-то» и нужно найти. И, может быть, поговорить с ним. Хотя, скорее всего, просто-напросто оставить в его черепе два отверстия: одно - маленькое входное, почти незаметное, черной точкой застывшее на лбу, другое – огромное выходное, оставленное после выхода наружу разорвавшейся внутри мозга пули.
Хм. Ничего особенного. Тьма, серость, убогость. Плитка, плитка, плитка. Пол, потолок, стена. Какая-то мазня. И еще..
Хм. А это что такое было?
Увидел. Как-то уловил, само по себе получилось. Случайно. Боковым зрением, или как-то так. Когда посмотрел опять – не увидел ничего. Напрягся автоматически, направил ствол в сторону, где маленькие рыжие огоньки показались. Сделал шаг, другой.
А затем услышал шум. Странный шум. Нехороший шум.

Мертвые восстали. Не каждый день увидишь.
Огонь, что ли.
Огонь.

Очереди хлопают. Вспышки выстрелов. Первый, что вставал за Биллом, получил очередь от того в грудь, и нагнулся книзу. Кореец и Саймон, затяжными очередями, вдоволь угостили свинцом и того, и другого. Поющие в унисон стволы. Пули, рвущие мягкие тела на части. Продырявленные насквозь конечности, хрустящий камень, журчание крови. И треск кости рассыпавшейся черепной коробки. Бурое содержимое чей-то головы разбрызгалось на полу. Трудно даже понять, кто кого снял. Но обе цели готовы.

Замыкающий Чуринов, однако не так удачен. "Поднявшаяся" девушка быстро - неестественно быстро - приподнимается, буквально подлетает, оказывается на ногах. Разбитое и заляпанное кровью лицо искажается, шевелится челюсть, будто та пытается сказать что-то.

Чуринов стреляет в неё из пистолета. Не раздумывая. Хлопо, звон гильзы на камне...

Не обратив внимание на попадание в упор, оживший труп влетает в подрывника. "Восставшая из мёртвых" сотрудница службы безопасности таранит его плечом, и валит на землю. Грохот упавшего тела. Пистолет вылетает из рук подрывника, бряцая где-то в стороне. Свет наплечного фонарика уставился в потолок.
Ван Броттен разворачивается только чтобы дать рассеянную очередь из ПП. Куда-то в сторону. Совсем не туда.

Стоя над упавшим Дмитрием и будто бы торжествуя, девушка резко задёргала руками что-то у своего пояса. Потянулась к заляпанные грязью и кровью подсумкам. Миг спустя - поднятая вверх, словно в победном жесте, рука. А в ней - граната. Осколочная.

Вспомни свой первый выстрел. Вспомни, как выпустил пулю в лоб человеку, которого даже не знал. Вспомни, как стрелял по крошечным человечкам, бегающим наперегонки с твоей мушкой: убежал – молодец, а теперь играем в прятки; не убежал, догнали – пиф-паф, ты убит.
Пластиковый термостойкий полимерный приклад мягко стучал в плечо – периодически, каждые две десятых секунды выплевывая ядовитый свинец. Кровь венозная, артериальная, застоявшаяся, отхлынувшая, черная, красная, блестящая, а вместе с ней рваные куски мяса, капли мускульной жидкости, частицы плоти, перемолотых под сокрушительными ударами костей – картина, достойная упоминания в самых кровавых историях из жизни человечества. Два солдата в упор расстреливают свои обоймы, тратят патроны, унося жизни. Может быть, жизни искусственные. Может, уже не жизни даже.
Но все-таки что-то уносят.
А взамен доставляют смерть.

Грохот, шум стрелянных гильз, шипение, бегающий цепкий взгляд, сосредоточенные движения тела, напряженные мышцы шеи, поворот головы и плохие новости в виде поднятой в победоносном рывке руки боевой осколочной гранаты.

Невысокий, но мускулистый понял, что не успеет ничего сделать. Достать нож и швырнуть в руку? Поздно, кольца нет. Подбежать, выхватить и выкинуть в сторону? Не успеет просто-напросто.
Что остается? Вопрос прост и банален до слез на глазах бородатого подрывника.

Бежать. Швырнуть себя в укрытие ближайшее, не жалея сил. Солдат должен выполнять задание, должен делать своё дело, а не кидаться в пекло, где смерть его стопроцентно предопределена, пускай и вся эта миссия самоубийственна.
Нет. Думать потом, делать сейчас.
Что ж.

Мне никогда не нравились его бородатые шутки.

Бах-бах-бах! Из дула вместе с огоньком и дымом вылетают пули, а отстрелянные гильзы ложаться под ноги. Неестественно медленно бьют маленькие фонтанчики крови из груди... из груди кого? Цели? Объекта? Но не человека... А потом грудная клетка одного из них разрывается и тебя окатывает каким-то дерьмом красноватого цвета немного напоминающим кровь. Хороший знак! Добрая примета! Значит нужно переходить ко второму. И бах-трах-тарарах повторяется снова. В два ствола. В унисон поёт оружие. Твоё оружие и оружие корейца, чей взгляд тебе не нравится.

А потом вдруг понимаешь, что что-то пошло не так. Что же? Два тела мешками осели на землю и больше не шевелятся. Ах да, их же было три! Быстро разворачиваешься, цепляешь глазами ещё одно тело. И Чуринова. Бородатый русский в беде. Встрял, как говориться. Девка схватила его за шкирку и сейчас грызанёт. Или цапнет. Или... Или... Или!!!!

Вертеть, ебать и не вставать.

- Граната! В сторону! Граната! - Керр мгновенно понял, что не успеет. Не успеет переложить корпус, наставить ствол и пристрелить дуру, пока та не вытянет чеку. Что не успеет футбольнуть гранату в другой конец зала. Что русский обречён. И что нужно позволить инстинкту самосохранения отшвырнуть тело, своё тело, куда подальше.

Кореец бежит и бросается к полу, как можно дальше. То же делает и Саймон. Плюхаются в грязный и запыленный пол давно брошенной подземки. Билл, беззвучно раскрыв пасть в недовольном жесте, рванул куда-то в сторону, и буквально влетел в землю боком. Освещаемая снизу лучом фонаря Дмитрия, уже не-мёртвая девушка, гордо стоя над поверженным Чуриновым, всё выше и выше держит над собой гранату. Внезапно, заметив движения у себя за спиной, та устремила было взор единственного уцелевшего глаза назад, как вдруг...

Вспышка. И вновь мрак. Даже, какой-то более тёмный мрак. Грохот. Мигом как-то потеплело. И похолодело сразу. Подбросило слегка, или даже толкнуло, прижимая к земле ещё сильнее. В ушах поднимается свист.

Секунды проходят. Вязкий свист в ушах не стихает. Оба - и Сим, и Саймон, чуть приподнимаются и видят что всё... темно. И чисто. Сплошной мрак. Не видно ни той, что стояла над бородачём с гранатой. Не самого бородача. Ни даже Ван Броттена, который вроде бы, стоял достаточно не так уж и близко, но не лёг когда граната взорвалась. Нет света от их фонарей. Только темнота. Естественного, фонарики трёх оставшихся в живых - в лучшем случае устремлены в потолок.

Откуда-то со стороны одного из коридоров, вдруг, послышался гулкий стальной топот...

Внезапно, в темноте одного из коридоров - того, который был самым северным, раздались шаги. Тяжёлые и механические. Следом, откуда-то сбоку выплыл красненький огонёк. Мигающий. И раздался громкий голос. Мужской такой, суровый. И явно электронный, но старающийся звучать с человеческой интонацией. И ещё дико громкий. Пробивается даже сквозь гул в голове и свист в ушах.

- Внимание, идёт анализ информации...

Секунды молчания. Красные мигающие точки во мраке неподвижны.

- Личный состав вооружённых сил корпорации "Алкоа". Пожалуйста. Оставайтесь на месте. Нет причин для паники. Берегите Ваш боезапас. Спасибо за внимание. Приятного дня.

Шаги. Красные огоньки, качаясь, плывут обратно. Похоже, источник шума двигается туда, откуда пришёл. Точно не видно.

- Бля... - Саймон с трудом перевернулся на спину и приподнялся на локте. Вытянул свободную, левую руку и несколько раз стукнул по фонарику на правом плече. Тот упорно не хотел загораться. Ощупав всё же целое стекло он ещё пару раз постучал по источнику света и, о, чудо, тот заработал! Проделывая эти нехитрые операции, Саймон оглядывался по сторонам.

Сначала он увидел лежавшего неподалёку Нильсена. Да и то узнал его только потому, что длинная борода здоровяка смешно встопорщилась и покрылась каменной крошкой. Владельца второго фонарика Саймон не разглядел и с выдохом лёг обратно на землю, слегка прикрывая глаза и позволяя себе расслабиться. Требовать большего от разбитого усталостью и чередой падений тела он не мог.

- Нильсен! Нильсен, ты жив? - попытался перекричать звон в ушах капитан, косясь на тело, - кто ещё тут? Ван Броттен? Сим? Churinov?

Кажется, прилично долбануло, потому что вместо рации Саймон подгрёб к себе какой-то камень и орал на него. Только выкрикнув пару имён он сообразил, что делает что-то не то, отбросил камень и продолжил кричать так. При этом продолжая косить глазом на Нильсена ожидая пока тот шевельнётся.

Как внезапно... из напряжённой, но всё-таки релаксации, его выдернул мужской, смахивающий на электронный голос. Капитан зашарил рукой в темноте, безуспешно пытаясь отыскать винтовку. Когда это ему не удалось, он перевернулся набок и коснулся пистолета. И почти сразу снова расслабился, узнавая патрульного робота корпорации. Кажется, добрались.

Керр пополз к Нильсену, проверить как у того дела.

За миг до вспышки. Мгновение. Боёк с силой бьет по капсюлю. Взрывающийся капсюль воспламеняет порох в запальной трубке. Огонь молниеносно и неотвратимо приближается к детонатору, а смерть тихой и незаметной тенью нависает над бородатым русским и Доком, стоящим в исступлении во мгле темных коридоров метро. Взрывчатое вещество детонирует, неудержимая сила ускоренного окисления вызывает разрыв корпуса осколочной гранаты, происходит оглушительный хлопок: десятки, сотни осколков разлетаются во все стороны, встречая слабое сопротивление в виде мягких тканей, внутренних органов, костей, мышц, глазных яблок и половых органов. Всё.
Маленькая вспышка обрывает жизни, оставляет рваные нитки, лоскуты, взвесь едкого дыма и поднятой от взрывной волны пыли – писк в ушах заставляет морщиться и тупо водить головой из стороны в сторону, приложив к голове грязные ладони в перчатках с обрезанными «пальцами».
Осознание приходит быстро. Всё. Кончился Док, кончился Бородатый. Это война. Война – суровая штука, вещь страшная и зело противная, но воистину человеческая. Воевать могут только люди. Животные дерутся. За самок, за пропитание, за жизнь.
Человек воюет. За фальшивые ценности, за никому ненужные территории, за «просто так». Человек глуп и невежественен. И в этом его проблема.
Человек умирает. Лежит, изуродованный осколками, маленькими трехграммовыми кусочками металла в своих легких, в желудке, в коленях, в мышцах. Ему сложно передать всю гамму сильных эмоций, обуревающих его в данный момент, и всё, что он может сделать – выдавить предсмертный сиплый вой, который на деле представляет собой уродливую гримасу немого ужаса.
Всё.
Кончились они. Нету их.

Кореец медленно поднялся с пола, глядя на громыхающего автоматона корпорации. Доверять теперь некому. Если Билл мёртв – точно. Капитан.. он не заслуживает доверия. Пока нет. И, скорее всего, никогда его не заслужит. Никто из рода человеческого не заслужит.

Доверять можно только самому себе. И то – не всегда.

- Ох-ох, ребятки. Бывало и лучше.

Нильсен лежал на боку, пока охранный бот не скрылся и к нему не подполз капитан. А затем, хиппанутый пулемётчик, перекатившись на живот, медленно и кряхтя как старик, поднялся. Отряхнулся. Подобрал с пола винтовку и очки, правая линза которых пошла трещиной. И первым делом, после восстановления правильного наклона наплечного фонарика, принялся ковырять руками бороду, вычищая её от всяческого мусора.

Три фигуры - Саймона, Корейца и Билла, поднимаются во тьме. Поправляют фонарики. Невольно оглядываются по сторонам. Вокруг - ни души. Ни даже тел. Привычные картины пола, потолка и стен, месиво непонятного граффити. Непонятное и бесформенное кровавое образование в стороне, где стояла девушка с гранатой - угадываются только покрытые рваной и грязной серой тканью низ живота и огрызки изодранных ног. Чуринова не видно - очевидно, снесло вниз, к рельсам, взрывной волной. Дока тоже нет. Небольшое красное пятно на месте, где он был - очевидно, тоже унесло взрывной волной с перона. Рядом на полу виднеется что-то стальное. Винтовка. Подобранная на руинах той самой ракетной базы штурмовая винтовка. Слегка поношенный "Традекс-Альфа-04" Хотя странно. Но так или иначе, тела нет. Ещё были изодранные и кое-где похожие на решето тела "повторно умерших".

В воздухе стоял запах крови, дыма и пыли. Потревоженная после многих лет спокойствия, она витала в воздухе сплошными белыми облаками, постепенно оседая на своём законном месте.

Предательская тишина и гул тоннелей. Грузно шагает робот, гремя тремя своими манипуляторами, далеко в коридоре.

Подошёл неспешно. Бородатый, типичный «чувак» в треснувших очках. Живой. Единственный оставшийся в живых «близкий» товарищ. На войне не бывает друзей. Бывают враги. Товарищи. И суки, которые вроде товарищи, а потом внезапно враги. Нильсен – он товарищ. Нет, не так – он Товарищ. Спокойный экстраверт, альтруист и просто бородач.
А этот.
Взгляд через плечо.
Капитан. Ты не мой капитан, а я не твой солдат. Ты – просто хрен с горы. Ни капли доверия тебе. Ничего. Во взгляде – холодная вкрадчивая злоба, сильно придавленная нейтральностью и подкармливаемая мизантропией. Научиться любить труднее, чем научиться убивать. А кореец, вестимо, не любитель сложных путей.
Нажать курок проще, чем обнять. По-любому. Даже по затратам энергии. Доказано.
Даже не похлопал бородатого по плечу. Лишь взглянул так. По-доброму. Типа, «хорошо, что ты с нами». А потом перезарядил карабин, стёр большим пальцем пыль с толстой красноватой линзы оптического прицела и медленно направился вперёд. Туда, куда нужно. Туда, куда зовёт голос внутренний. Естественно, осматриваясь, поглядывая по сторонам и под ноги тоже.
В любом случае. Солнце. Поверхность под пристальным взглядом мертвого ока. Она лучше, чем чертовы катакомбы. Человек не приучен существовать в таких условиях. И прикосновение теплых мертвых лучей бледного солнца гораздо теплее прикосновения таких же теплых мертвых лучей газоразрядной лампы.
А на Земле, в той Корее, которую помнил Кореец, есть культ Солнца. Они ему молятся. Верят в его силу. Верят в то, что под солнцем все равны, и всё оно видит, всё чувствует, всё знает. Наблюдает и следит. Боги Новой Эры. Эры Звезд. Может, Кореец тоже верит в этот метафизический бред. Хотел бы верить. Чтобы Сила была?
Нет. Умереть на глазах Божества приятнее. Чувствуется приближенность к чему-то высокому.
Это, наверное, диагноз. Но так вот оно получается.

- Эй! Кажется, тебе здорово придётся стараться чтоб отмыть голову, - Керр подсветил наплечным фонариком затылок Нильсена. Вернее, волосы, что закрывали затылок. Они были в крови. И, видимо, не в крови товарищей, судя по тому, что она была густой-густой.

Капитан проследил взглядом удалявшегося корейца и пожав плечами двинулся следом. Заблудится - сам прийдёт. Если повезёт - сам найдёт дорогу. А скорее всего остановится и подождёт. Уж Керр-то дорогу помнил. Приблизительно.

- Мы почти на месте. Самая малость осталась, - подбодрил Нильсена, бросив взгляд уже через плечо и зашагал вперёд.