Весьма неприятное ощущение безысходности закрадывается в душу, когда ты идешь по темному коридору, окруженному могильными каменными стенами со всех четырех сторон, когда плотный, пыльный и очень кислый на вкус воздух впивается в слизистую микроскопическими кусочками песка и плесени, и, это надо отметить в особенности, когда прямо перед тобой, будто бы провожатый в загробный мир, идет рогатый дьявол ярко-красного, купоросового цвета. Холодная расчетливость, природное умение держать себя в руках и оставаться хладнокровным, язвительно-ироничным по отношению к остальному миру и к самому себе спасает Дюбуа в который уже раз, и он не может не радоваться этому, и не похвалить самого себя за такое умение, мысленно прихлопнув по своей спине ладошкой.
Внимание приковано к мгле вокруг. Где-то справа что-то есть, он это точно знает. Он чувствует. Его никогда не подводит инстинкт, выдрессированный за годы службы в специальном разведывательном управлении с уклоном в суровое подчинение и мазохизм. Нет, его нюх уловил запах пороха и стали, запах уныния и смерти, исходящий от этой особенно жуткой, черной мглы, усеянной паутиной и грязью подземелья. Рука чувствует сочное дерево – рукоятка револьвера давно прощупывается всей ладонью, и указательный палец играется, задевая красивым, изящным ногтем триггер. Холодная тишина, все молчат. Вот она, эта мгла. Миг, и весь план рушится. Прохладное стальное дуло пистолета оказывается сбоку, а не дальше, не в двух метрах. Просчитался, ошибся. Должен был поплатиться жизнью.
- Сноу, кончать? – говорит гуманоид, - то, что это не человек, или, по крайней мере, не обычный человек, и дураку уже понятно, - и Дюбуа, замирая и прощаясь с такой манящей возможностью ощутить всю сладкую прелесть Джакиты, всю ее теплоту и мягкость собственным телом, мысленно выпячивает грудь колесом и готовится умереть, стоя прямо, не трясясь в поджилках. Страха нет. Есть осознание того, что потерять новичка из-за прихоти кровожадного агента – есть непозволительная ошибка, которую Сноу никак не может допустить.
А еще есть понимание того, что дуло твоего «кольта» смотрит в живот неизвестного уже вторую секунду, спрятанное под широким ворохом складок твоего пальто, и он снят с предохранителя, и стоит только нажать на курок, как все свершится. Может быть, это тоже придает сил и уверенности.
Разговоры, разговоры. Они не имеют значения, когда ты не знаешь их сути. Жан ничего не понял, но мысленно вздохнул, когда вражеский ствол, наконец, отпустил его висок с мушки, и капелька холодного пота, так не вовремя выскользнувшая на позолоченной в свете неона коже смогла все-таки поползти вниз, по щеке, к подбородку. Одна-единственная капелька пота. Это достижение. Обычный человек истекает потом, когда к его голове приставляют орудие смерти девятого калибра.
Дюбуа скользнул взглядом по снаряжению бойца, одобрительно отметив про себя его готовность к скалолазанию посреди бетонных джунглей, едва заметно кивнул и последовал за процессией, теперь уже не убирая револьвер на предохранитель. Во избежание, так сказать, повторения эксцессов и прочих свои ошибок.