Истории Пустоши | ходы игроков | Одиночка

Татум сидел за барной стойкой, расслабленно потягивая из гранённого стакана какую-то выпивку местного производства. Парень, порекомендовавший ему это заведение намекнул, что у хозяина есть самогонный аппарат и он делает лучший бузз в городе. На подтреснувшей фарфоровой тарелке лежал заботливо вымытый фрукт странного вида: зеленоватого цвета, он был сморщенным и на вид не шибко свежим, но Деклан знал, что его приятный лимонный вкус идеально сочетается с любым видом спиртного.
Городок, куда его занесло в этот раз был довольно небольшим, но тут был свой шериф, пара стоящих старьёвщиков, медсанчасть, казино и станция караванщиков. Комнату (судя по всему даже "с компанией") можно было снять в "мотеле" всего в двух кварталах отсюда.
Всю эту информацию он получил практически бесплатно - в придачу выпивке, которую он купил у словоохотливого бармена Риззи.

В руке старинный стакан. Немного пыльный, с разводами от не первой свежести тряпки, коей хозяин заботливо, хотя и довольно посредственно протер мутное стекло. Плещется на донышке какая-то желтовато-бледная с зеленью муть. На вкус – натуральнейший, чистейший "термоядерный", - кто бы еще объяснил, что это слово значит, - самогон из такого вот фрукта, что так скромно улегся на фарфоровой тарелочке с нитевидной трещиной по каемке. Вождь поднял ошибку природы, присмотрелся к сухой, испещренной крошечными точечками кожуре. Раньше как-то сам невольно морщился, когда представлял, что же эти фрукты-овощи вытерпели, чтобы такими стать – уродливыми, горбатыми, ужасно зелеными. А сейчас – будто бы и не заметил, как опрокинул стакан, да и тут же смачно откусил кусок следа эволюции флоры, чувствуя, как кисловато-соленый сок сочится по подбородку, впитываясь в жесткий слой многодневной щетины.
Утерся рукавом, отложив закуску.
Жестом подозвал бармена. Отказался от «еще одной», но внимательно так посмотрел в его честные глаза и спросил, вкрадчиво, тихо, задумчиво и тепло:
- Шериф где?

- А ты что, ещё один охотник за головами?.. Впрочем, не моё дело - тут же передумал бармен и пожал плечами -- Хочешь найти шерифа, как выйдешь - иди направо до перекрёстка, повернёшь у дома гробовщика. А уже оттуда вверх по улице не сворачивая - вывеску увидишь сам, не перепутаешь. Хотя если хочешь, можешь выкупить у Бонго его компас, хе-хе -- довольный своей шуткой, бармен кивнул на сидящего подле него сухощавого мужчину с "Рот Гатом" в руке, тут же одарившего его недружелюбным взглядом. Человек покачал головой, негромко что-то пробормотал, но всё же вернулся к своей выпивке.
Позади послышалось, как кто-то громко срыгнул, затем раздался громкий стук. Обернувшись, Деклан увидел как сидевший в одиночестве алкаш вновь со звоном треснул пустой кружкой по столу и пьяно заорал:
- ПИВА МНЕ! Радскорпион меня побери, здесь нальют выпить или сперва нужно разнести эту чёртову забегаловку вдребезги?!
Бермен, указывая на разошедшегося посетителя шепнул:
- Кстати, если отведёшь этого с собой - чтоб он случайно руки-ноги об мою биту себе не поломал - то за выпивку можешь не платить: спишем расходы на счёт заведения.

Бармен. Риззи. Небольшой – немаленький, не толст – не худ. Грязная шея, но чистые руки. По лицу бегут капельки пота, втесываясь в неглубокие морщины, цепляясь за жесткую щетину, преодолевая трудности на пути вниз, к дощатому скрипучему полу. Это называется – «гравитация». Слишком сложное слово для дикаря, пришедшего с Пустоши. Слишком незаметное для жителя города. Слишком необычное и, тем не менее, абсолютно пустое для одинокого путника. Нет нужды знать все слова на свете. Потому что и поговорить-то не с кем.
Капля пота катится вниз.
Одинокое «Кап» прерывает ее тернистый путь, разбивает об пол все ее мечты и надежды. А Татум и не знает об этом. Не придает никакого значения. Потому что это неважно. Внимательно выслушав наставления, да кинув взгляд через плечо, когда забулдыга за столиком подал голос, Вождь довольно сурово посмотрел в глаза бармена, по всей видимости приняв его предложение как попытку оскорбить. Ну, или за еще одну неудачную шутку. Мол, за наймита принял. За вышибалу. Так ведь не принято. Не положено. Вождь так не делает. Пускай мужичок ствол достанет из-под полы, или хотя бы до барышни за соседним столом доскребется – и тогда свершится предначертанное.
А так. Так дела не делаются. Потому помолчал недолго. Подумал, может быть. А затем тихо и спокойно произнес:
- Мне не нужны неприятности, - поправил шляпу. Портупею поправил с револьвером. Чтобы не болталось ничего. Хотелось подремать чуток. На лежаке. Хотя бы на рваном матраце, на куче сена, уж не вспоминая про мягкие кровати в домах отдыха. Да перекусить слегка. И снова в путь. Человек не должен сидеть на месте. Кости начинает ломить. А в дороге человек этого просто не замечает.
Так Старый говорил. Ну, у него ломило кости. Давно это было.
Выложил крышки на стол – всё, что полагалось за выпивку и закуску. Закинул рюкзак, стоявший прямо под ногами, на плечо. Еще раз за поля шляпы подержался, будто проверил, правильно ли сидит. Кивнул бармену, мол, «увидимся».
И вышел. И пошел. Пошел так, как должен был. Без компаса пошел, потому что компас – это лишнее. Да. Он знал, что такое компас. Но не умел им пользоваться. Да и не было нужды. Вон там север. Потому что там восток. Там солнце встало. Все верно. Внимание, уверенность, природная чуткость восприятия мироощущения. И своеобразная маскулинность созданного им самим образа. Суровый мужик, который не знает, что такое "маскулинность" и "мироощущение". Ему не надо. Ему можно не знать.
Направо, до перекрестка, у дома гробовщика поворот, и по улице. А там увидит. Взгляд прищуренный. Щетина. Грязная шея. Из нагрудного кармана мордочка мышиная торчит, то и дело запрыгивая обратно. Запах путешественника неустанно преследует, своеобразный, брутальный. И капелька пота на виске.
Одинокая.

Две крышки за выпивку - не так уж и дорого. Вести этого забулдыгу к шерифу - себе дороже будет. Он шёл по улице, наслаждаясь приятным ветерком и ярким погожим солнцем, словно всё так и надо было, и жизнь удалась. Хотя... он ведь другой жизни и не знал-то. По пути ему встречались люди - горожане, местные. Нельзя сказать, чтоб они были так уж приветливы, хотя с другой стороны на него особо не пялились, лишь двое-трое мужчин провожали его его взглядом.
По дороге к шерифу Деклан натолкнулся на прыткого голубоглазого мальчишку-зазывалу лет одиннадцати-двенадцати, предлагавшего любому "всего за пять крышек посмотреть на заспиртованное в банке тело инопланетянина", но Вождю пока было не до этого. Не снижая шага он шёл вдоль по улице вперёд.
Серое двухэтажное здание шерифа пропустить было совершенно невозможно: толстые решётки на окнах, тяжелые бронированные двери выдавали казённое строение за сотню шагов - не меньше, чем кованная металлическая вывеска в форме пятиконечной звезды. Судя по виду это место совмещало в себе участок и тюрьму.
Внутри было душно, жарко и пахло куревом, у входа висело несколько поблекших довоенных плакатов. В дальней стороне комнаты, среди металлических шкафчиков с множеством ящиков и какими-то табличками с надписями на последних, за внушительным деревянным столом сидел плотно сбитый мужчина неопределённого возраста в толстой кожаной куртке зелёной кожи и классической широкополой шляпе с блестящим значком. Когда Татум вошёл, мужчина поднял на него тяжёлый изучающий взгляд, но ничего не произнёс.

Размеренным шагом по пыльной улице. Под косыми взглядами особенно недовольных, под внимательным и нейтральным взором большинства - спокойное, тихое местечко, в котором от чужаков ждут лишь понимания и крышечек, а за хулиганство, воровство или, что вообще странно и нелепо, убийство - сразу же превращают обидчика в фарш, не взирая на его рост, вес, вооружение или страшную харю. На каждого жеребца найдется свой наездник, - говорил Старый. Что он имел ввиду, Татум так до конца и не понял, но общий смысл уловил. Всегда есть кто-то сильнее, или что-то вроде того. Да, Деклан не глуп. Отнюдь не глуп. Недостаток образования – не проблема на Пустошах.
Умение соображать и двигаться – более чем весомые аргументы там, где ловкий хук метко цепляет противника, а споры разрешаются на расстоянии полета пули.
Полицейский участок. Тюрьма. Клетка. Душно. Пыльно. На стене старинные плакаты, изображенные на них крепкие парни с винтовками. На заднем фоне красуется полуголая девица, какой-то уродец, всё это происходит на развалинах большого города, где уцелели многие дома из камня и бетона. Какие-то надписи. Цифры. 5$.
Татум привык не обращать внимание на такие мелочи.
Шериф. Крупный мужик в шляпе. Смотрит, как-то недоверчиво, но в тоже время с уверенностью, с чувством собственного превосходства. Смотрит как на чужака. А то и верно.
Выждав недолгую паузу, Вождь подошел чуть ближе к столу и, сложив руки на груди, негромко спросил:
- Рейдеры не беспокоят? – он всегда спрашивал людей о таких вещах. Если не было рейдеров, были либо муравьи-мутанты, либо рад-скорпионы. Жуки. Дикие волки. Что-нибудь всегда было. И всегда шериф/его подражатель/единственный парень на деревне с пушкой ленился/боялся/просто не хотел иметь дело с проблемами своего поселения. Так бывало.
Почти всегда.

В комнате за спиной шерифа лязгнула металлическая дверь и послышался отдалённый звон ключей. Затем на секунду всё стихло и послышались гулкие шаги - кто-то шёл к ним по коридору. Человек не оборачивался. Подошедший к столу Татум наконец смог рассмотреть, чем тот занимается. Шериф только что свернул и набил махоркой козью ножку, а теперь похлопал себя по карманам в поиске спичек. Когда он извлёк из штанов коробок, из дверного проёма появился ещё один человек. Квадратное лицо с узко посаженными глазами сияло чисто выбритой синевой, через левую скулу шёл длинный, уродливый старый шрам. Нос с горбинкой, носящий на себе следы перелома. На голове - такая же шляпа со значком.
- Это ещё что за один? - зычным глубоким баском осведомился вошедший и принялся сверлить скрестившего руки на груди Вождя взглядом.
- Не знаю - безразлично ответил шериф, оборачиваясь в сторону сотрудника - Видимо наёмник.
Затем, не дожидаясь комментариев, обернулся в сторону Татума и произнёс:
- Нет, с рейдерами проблем нет. И сразу отвечу на второй возможный вопрос: у нас в городе всё под контролем. Если хочешь подзаработать - для хэдхантеров у нас сейчас есть одна работёнка.
Шериф изучающе посмотрел на Деклана и его губы скривились в едва заметной усмешке когда он заметил в его глазах намёк на заинтересованность.
- Нужна голова разыскивающегося за убийство Джека Спрата, также известного как Крыса Джек. Он скорее всего этом гадюшнике, который называется Сприллстоун, это к юго-востоку на пятнадцать миль - городишко настоящий рай для всякой мрази, даже работорговля там узаконена. Во всяком случае Крыса там часто бывает. Мы бы не хотели нарываться на проблемы с гангстерами из Сприллстоуна, но если сделаешь дело - награда в 250 крышек твоя. Без торга и условий.

Удивительное спокойствие и даже изрядная молчаливость дикаря-ковбоя не удивили – скорее, наоборот – всё шло по четко заданному, проигранному вот уже десятки раз плану: шериф вспоминает все грязные делишки, которые творятся в округе, пытается сообразить, с чем ему удастся справиться своими силами, а что ему не по зубам, затем прикидывает на глазок, сколько «стоит» эта парочка рук, только что посетившая его спокойный мирный городок, и уж затем…
Вот. Вот оно. То самое место, об которое, по обыкновению, разбивается надежда на спокойную работенку с отстрелом набегающих на селение рейдеров в набедренных повязках, вооруженных дубинками и ножами, крепко сжатыми в грязных руках, утопленных по локти в чужой крови. Это место – стальной лоб шерифа-законника, такого, который не только не позволит вытирать о себя ноги, но и лично займется вытиранием своих ботинок о шкурки неугодных ему ребят. Всколыхнул он глубокое, сокрытое под маской безразличия чувство – некое подобие удовольствия, понимание того, что этот городок под контролем, пока у него есть собственные защитники – ребята, с оружием в руках отстаивающие свои права на свободу, мир и даже некое подобие процветания.
Что ж…
Выслушал предложение о работенке. Невольно поморщился при слове «хэдхантер», незаметно сжав пудовые кулаки – не каждому по нраву слышать о себе такие гадости. Но промолчал. Слушал дальше. И выслушал. Всё выслушал.
Призадумался. Слышал он это имя уже. Несколько месяцев назад парень с похожим именем порешил семью в далеком глухом городишке, немного южнее этих мест. Порешил красочно, с чувством. Убийца дикий. Заняться им стоит.
- Кого убил? – спросил негромко, хриплым голосом, - когда? И почему не схватили сразу? – шанс нарваться на неприятности из-за подрыва авторитета сил закона, которые не могут поймать преступника в собственном городе, рос, как на дрожжах. Ну что ж. Это их вина, это они допустили такое. И местью дело не решить.
Но смыть кровью позор можно. И очень даже.

Шериф ожидал этого вопроса. Он достал из стола папку и открыл, развернув её так, чтобы Деклан мог видеть, а затем, не смотря внутрь, ответил:
- Убийство одного из охранников каравана. Они доставляли груз морфия нашему доку. За день до прихода каравана из Мэнфилда он нанялся охранником, но как только пришёл этот караван, он ночью прокрался на склад и, прихватив большую часть груза, скрылся, заодно отправив к праотцам ночную смену охраны на базе. Это произошло месяца два назад, с тех пор он в городе не появлялся.
Всё так же стоящий за спиной шерифа парень, до сих пор жевавший жвачку, добавил:
- Нас в Сприллстоуне не жалуют, у них там свои порядки. Ну и будь они все прокляты. - он сплюнул на пол. - У нас "вооружённый до зубов нейтралитет": мы их не трогаем, а они нас. И если у тебя есть что-то в голове, то ты тоже не будешь проявлять там свой интерес к этой крысе в открытую.
Шериф утвердительно кивнул и наконец сунул в рот козью ножку. Бросив ещё один оценивающий взгляд на Татума, он чиркнул спичкой и прикурил папиросу:
- Что, ещё вопросы?..

Очень удобно. Охранник каравана, скорее всего – не местный. Но умер за благое дело, при исполнении прямых обязанностей по защите груза, а посему должен быть отмщен, да и вообще – не дело это, оставлять в живых грязных убийц, предателей и мародеров.
И всё-таки какой-то неприятный запашок витает в практически чистом жарком воздухе Пустошей. Запашок, который с натяжкой можно назвать «подвохом», ну, или предчувствием, на крайний случай. И предчувствие нехорошее. И случай крайний. И попахивает не сказать что приятно.
- Какие сроки? Нужна обязательно голова, или хватит пальца преступника? Или, может быть, какой-нибудь личной вещицы? – спросил тихо, постукивая пальцами по предплечью, - не люблю мараться. И вонь не люблю. Но люблю честность, открытость и гарантии, например, - посмотрел на помощника шерифа, если парень, усердно пожевывающий нечто, смахивающее на жевательную кору, и есть помощник. Потянул носом. На комментарий насчет открытости решил отреагировать. Медленно откинул полу куртки, предоставив вниманию «элиты» рукоять обреза. Рукоять выглядывала из кобуры как-то хищно, угрожающе поблескивая полуденными лучами солнца на черной изоленте, крепко обматывающей древнюю, изветшавшую, видавшую виды древесину.
- Думаю, мне удастся втереться в доверие к тамошним ребяткам, ага, - похлопал по кобуре ладонью легонько, полу обратно дернул, - а если не удастся – пущу свой арсенал в дело. Если есть еще плохие парни, что грабят караваны и требуют пулю – говорите сразу.
Сложил руки на поясном ремне, сунув большие пальцы за него. Вызывающе посмотрел на защитников спокойствия и мира. Мол, не пальцем делан. И пугать не надо. Как и умничать.
Умничать надо, если есть чем.

Помощник за спиной шерифа криво ухмыльнулся самоуверенности Вождя: он не раз уже успел побывать в сложнейших передрягах и отлично знал, что бывает, если разворошить осиное гнездо. А именно это, похоже, и хотел сделать этот незнакомец. Он покачал головой и, сунув звякнувшую связку ключей в карман, бросил шерифу:
- Я к Молли - посмотрю, что там творится.
Шериф понимающе кивнул и перевёл взгляд обратно на Деклана. Напыщенная поза последнего не произвела на него никакого впечатления. Скрестив руки на груди и откинувшись на спинку обитого протёртым коричневым дерматином кресла, он затянулся и, выпустив облачко дыма, наконец ответил:
- Если ты ещё не понял: это обычное задание для охотников за головами. Никаких сроков, но и никаких выплат если работа не сделана или уже выполнена кем-то другим: кто первый принесёт убедительное доказательство смерти Крысы - тот и срывает куш. Зачастую доказательством в таких случаях служит голова, но бывают и исключения. Если приведёшь его сюда живым - всё равно крышек не накину. -- шериф пожал плечами -- смотри сам. Другой работы нет.

Шериф договорил, но в ответ, вместо вразумительного поддакивания, мол, «всё сделаем, дядя, не волнуйся», прочувствовал перед собой лишь затылок – наймит, не распрощавшись, повернулся и неспешным шагом вышел прочь из центра добра и справедливости, всё еще пытаясь прогнать из своих широких ноздрей едкий запах табака, коим шериф попытался отравить свирепого путешественника, бороздящего Пустоши. Мечты о сне в мягкой постели, о ужине и завтраке, о тепле и уюте, пришлось отложить в самый дальний уголок своего неглубокого сознания, и именно поэтому эти самые мечты и желания окончательно прогнать не удалось. Жутко представить, что сейчас творится в сапогах Вождя - охотника за рейдерами, убийцами и прочей мразью, да за их личными вещами, головами и указательными пальцами. Но на Пустошах всегда так. Ты либо пытаешься уснуть на койке, высчитывая расход крышечек за последние три часа, и не можешь из-за этого заснуть – недостаток капитала всегда раздражает и втягивает в пучину уныния. Либо ты идешь по несуществующей дороге, подгоняемый ветром пустыни, несущим в себе пыль и песок; ты грязен, от тебя не пахнет розами, - «знать бы, что такое – розы», - и ты не помнишь, когда в последний раз спал в нормальной постели. Но ты знаешь, что доход превышает расход. И с каждой проделанной работой в Пустоши становится чище. Меньше грязи, похоти, отвратных поступков, ужасных убийств и мелочных людей. Грязь всегда требует к себе особенного отношения – она хочет, чтобы над ней покорпели. Поковырялись с нею. Но результат всегда радует глаз – хоть и руки по локоть в дерьме, но зато совесть чиста. И мир становится чище.
- Нет, малыш. В следующий раз, - сказал суровый дикарь в шляпе пробегающему мимо зазывале-мальчонке, предлагающему посмотреть на какую-то диковинку.
Мне некогда. Я работать иду. Есть такая профессия – стирать грязь людскую из мира человеческого.
А в баре заиграла старинная мелодия, будто бы провожая одинокого странника, идущего по своим странным, одиноким делам, не требующим вмешательства, но лишь отторгающим его.
Красивая, интересная старинная мелодия.

Городок действительно был недалеко. За шесть часов довольно спокойного пути - лишь раз невдалеке Вождь заметил нескольких не обративших на него внимание муравьёв - размером те были ему по щиколотку, - Деклан наконец добрался до ворот. Город окружал неровный забор грязно-рыжего цвета состоял из кое-как сшитых между собой ржавых железных листов и разбитых машин. Центральную "арку" составляли натянутые между двумя бетонными столбами железные цепи, на которых покачивалась табличка с надписью, в которой можно было лишь угадать название городка - Сприллстоун. Недалеко от входа стоял остов тюремного автобуса, окрашенный давно уже облупившейся жёлтой краской. Из-за зарешеченных окон раздавались громкая перебранка и грубый гогот. Когда Татум подошёл немного поближе, смог наконец кое-что расслышать:
- У тебя не могло быть очко!! Кэнс, падла, ты выложишь крышки обратно или я отрежу тебе руку!
- Не умеешь играть, не суйся. Сосунок!
Внутри раздался какой-то шум, послышалось несколько глухих ударов и сдавленный голос, словно говорившего оттягивали за ворот:
- Пустите меня, пустите! Я убью эту жирную скотину!!
Кажется охранники были довольно заняты там, внутри, пытаясь расцепить драчунов без особых потерь среди личного состава (ну, пара выбитых зубов и сломанный нос не в счёт), и возможно Деклану посчастливится не отвлекать драгоценное внимание этих весьма занятых в данный момент особ своей... скромной, так скажем, персоной.

Безжалостно палящее в спину солнце, обагрявшее своим сиянием, по обыкновению, темно-серые тучи, превращающее их в полыхающие огнем пушистые облака дыма, сочащегося завитками и клубами из курительной трубки шерифа, одиноко провожающего неизменно уходящее ко сну светило. Солнце потихоньку гаснет, уходит на запад. Вечереет. Татум, решив не тратить пули на назойливых муравьев, мельтешащих вдали, идет дальше. Дорога утомляет, но он идет, не сбавляя шаг. Он исходил эту Пустошь вдоль и поперек, излазил темные пещеры и все укромные уголки севернее этих мест – но не познал и десятой доли богатств и таинств, скрытых под вуалью древности. Знания, которые хранятся под тяжелым замком, и открыть громадную дверь способен лишь тот, кто, вместо мастерской стрельбы с двух рук, умеет распознавать странные загогулины на металлических листах и зеленых экранах, на истерзанных временем пергаментах и кирпичных стенах, да инстинктивно составлять их в понятные каждому слова.
Татум в тайне от самого себя порой терзался своей неграмотностью. Старый научил его всему, что знал, но умением читать и писать не поделился – потому что дикарю нужно пасти скот и защищать посевы от набегов, а не с умной миной почитывать на досуге чудом уцелевший экземпляр «Войны Миров».
Вот и сейчас, поглядывая на вывеску с непонятной для него тарабарщиной и смутно знакомыми символами, он захотел убить кого-нибудь. Кого-нибудь, кто сам на это напросится. Кого-нибудь, за чьей спиной уже висит гора трупов, чья совесть нечиста, а замыслы – порочны и грязны. Убить, жестоко и быстро. Перебить глотку каблуком, предварительно выбив глаз. Или вогнать кинжал в ухо по самую рукоять.
Ну, для начала – хотя бы найти мишень.
Идет, мирно и тихо, уверенным шагом, не глядя на толпу дерущихся внутри железной коробки придурков.
А солнце быстро гаснет, прячась за горизонтом. Солнце знает, что будет, если эти ребята попытаются задержать сурового, молчаливого убийцу, Регулятора Пустошей, зарабатывающего на грязи и лжи. И, так как солнце не располагает руками, чтобы прикрыть очи от неустанно приближающихся ужасов, оно просто прячется в тени зубчатых черных гор, цепью растянувшихся вдалеке, в десятках, сотнях миль отсюда.

В городе было не очень людно. Деклан попал на небольшую площадь, на которой стояло несколько потрёпанных брезентовых палаток довоенного образца. По правую сторону от себя Татум видел угловое здание - магазин старьёвщика или оружейника, по внешнему виду судить было сложно: на окнах стояли толстые металлические решётки из ржавой арматуры, ими же был забран выступающий из дома "киоск", за "витриной" которого можно было разглядеть какой-то хлам, и хотя тяжёлые бронированные двери были открыты настежь - это не создавало даже иллюзии гостеприимности этого места. Следующая постройка отстояла от магазина через довольно широкий (равно как и довольно грязный - не преминул отметить для себя Вождь) переулок. Это был салун - судя по вывеске и доносившимся оттуда громким выкрикам и шуму. Небольшие двойные створки дверец на входе были закрыты, но это совсем не значило, что там нельзя было сейчас заказать двойную Кровавую Мэри или ещё какое пойло, мало отличающееся по вкусу и прочим качествам от средства для очистки аккумуляторов.
Дальше находилось несколько двухэтажных домишек, обитых листовым железом, местами засмоленным чёрным гудроном. А через ещё один переулок, в левой стороне располагалась обгороженная территория с несколькими закрытыми бараками. За ржавой сеткой с колючей проволокой поверху бегало несколько собак довольно агрессивного вида.

Деклан не удивился безлюдности улицы – не каждый сумасшедший или юродивый рискнет казать свой нос на площади городка, который, по слухам, наполнен злобой и бесстыдством, насилием и похотью. Конечно же, место это не идет ни в какое сравнение с Нью-Рено. Или с Дырой. Да с многими паршивыми ямами современности, гниющими в болоте из собственной желчи и испражнений. Впрочем, бывает и хуже.
Дикарь прикоснулся к нагрудному карману, почувствовав легкое шевеление. Маленький мыш показал нос из кармана. Поглядел по сторонам. Узрев знакомое лицо, будто бы улыбнулся глазами. Индеец порыскал в сумке и нашел крохотный кусочек чего-то, смутно напоминающего выпечку. Отряхнул пальцем от пыли и песка. Сунул в карман. Цепкие лапки тут же подхватили добычу. Мыш подкрепился.
- Кушай, малыш, - прошептал беззвучно, одними губами, Татум, едва улыбнувшись. На секунду.
Через мгновение любой, кто мог бы посмотреть на площадь, увидел бы немолодого мужчину в шляпе, бредущего к покосившимся постройкам, похожим на дома бедняков. Дома некрепкие, временные. Жилище для убогих и неимущих.
Собственно, почти вся Пустошь наполнена ими.
Подошел к хижине. Предусмотрительно постучал указательным пальцем по стеночке, будто бы попросив приглашения. Или просто привлекая внимание. Всё-таки, воры не стучатся, перед тем как ограбить. Это Старый говорил.
Умный же был сукин сын.

Татум заглянул в палатку - назвать ЭТО жилым помещением язык не поворачивался. Внутри был притон. Самый настоящий. Здесь воняло потом, перегаром, мочой и ещё чёрт знает какой дрянью. Повсюду: на полу, деревянных ящиках, заменявших стол и стулья, обрывках бумаг - валялись использованные шприцы, тубы из-под джета, грязные бутылки - в парочке ещё можно было разглядеть мутную жидкость кислотного цвета на дне, остальные были совершенно пусты и лежали на полу уже некоторое время. Это всё было за пределами нищеты, но подобрать правильное слово для увиденного не получалось. Деклан перевёл тяжелый взгляд на обитателей (если можно так выразиться) этого гнилого места. Мужчины, женщины и - о боги Пустоши - даже дети! Осунувшиеся лица, закатившиеся глаза, обвисшая кожа, синяки под глазами, тёмные гематомы на местах уколов не знавшей о стерилизации иглой... Из углов постоянно раздавался хриплый кашель и приглушённые стоны. Это было ещё более ужасно, чем окружающая несчастных обстановка!
Вдруг одно из лиц обратилось к нему. Грязного вида старик, лежавший на каких-то лохмотьях, заменявших ему постель приподнялся на локтях и обратил на него свои водянистые глаза. Тонкие полоски обескровленных губ зашевелились, послышался хрипловатый шепот. Первых слов Татум не разобрал - шёпот становился порой становился чуть слышным или обрывался кашлем, но он смог услышать несколько обрывков фразы:
- ...вождь человеческий... огнём в сердце... совершить правосудие... пусть остерегается опасности... -- глаза человека вновь закатились и вновь он рухнул на грязные тряпки.

Войдя в обитель скорби и людской порочности, осмотрелся. Увидел всё – и дряхлых стариков с рыбьими глазами, и немощных женщин с маслянистыми бесцветными волосами, клочками растущими из обтянутых бледной кожей черепов. Увидел детей, изуродованных «винтом». Увидел разруху, боль, страдания и горечь. Безысходность и безрассудство.
И не было выхода для этих людей, кроме как впасть в греховную связь с тягучим ядом, отравляющим жизнь. Мир снов стал для них спасением, в то время как реальный мир – проклятьем. Он для всех проклятье, не важно, кто ты.
Некоторые умеют принимать всё как должное.
А некоторые предпочитают впадать в уныние и искать спасение в ложных символах.
Жаль, что среди них не нашлось достаточно сильных. А тех, кто нашёлся, наверняка сделали слабыми и подсадили на отраву. А то и просто закопали за городом.
Очень жаль.
Старик прошептал свою сухую, бессмысленную речь и затих, уткнувшись прыщавым длинным носом в тряпки. Расспросить его, как и кого-либо еще в этой лачуге, было невозможно. Татум провел рукой по лицу, на миг прикрыв глаза. Попытался представить этих бедолаг в счастье и хотя бы относительном комфорте.
Не получилось.
Развернулся и вышел, обдумывая брошенные старцем слова. Обдумывал несерьезно – видел он уже «пророка» в Нью-Рено, который молвил историю о легендарном Избранном из Убежища номер 13. Клялся, что империя зла падет, а добро восторжествует. А потом какой-то парень, судя по всему, джанки, ткнул беднягу ножом в пузо. Когда Деклан догнал его и спросил его, зачем он это сделал, наркоман лишь промычал что-то об Иисусе. А потом захлебнулся кровью.
Вот так вот бывает с этой дрянью.
Кхм.

Надо бы промочить горло.

Толкнув двери салуна, вождь решительно шагнул внутрь. В лицо ударили клубы табачного дыма и слабый запах перегара - прямо за дверью сизого от курева помещения стоял широкоплечий громила с сигаретой в пожелтевших зубах - не иначе как местный вышибала. Скрипнувшая дверца калитки, чуть не достававшая до места, где он стоял, заставила его заинтересованно повернуть в сторону Деклана щетинистое лицо, покрытое множеством шрамов. Руки детины были сложены на груди, из-за спины торчала рукоятка обреза, а на широком поясе у бедра висела резиновая полицейская дубинка. Окинув вошедшего безразлично-оценивающим взглядом, он вновь затянулся сигаретой и проводил Татума тяжелым взглядом, не проронив, правда, ни слова.
Мягкий желтоватый свет лился из ламп, подвешенных на спускающихся с высокого потолка длинных тросах. Зал был заполнен, но из-за наполнявшего его табачного дыма фигуры в дальних концах обширного помещения выглядели немного расплывчатыми. По правую сторону от схода находились ряды ширм со столами, некоторые были занавешены тяжелыми пыльными шторами грязно-коричневого цвета. Справа находились открытые столики, в большинстве своём занятые шумными компаниями. Некоторые столы были сдвинуты вместе. Сидящие за ними пили местное пойло и резались в карты. С той же стороны разделся резкий хлопок и низкий гул звук катящихся деревянных шаров - чуть поодаль за столиками находились два бильярдных стола, возле которых собралось несколько человек, без спешки и со знанием дела отдававших должное игре. Прямо перед Декланом находилась длинная барная стойка, на стене за которой стояли ряды стеклянных пузырей, бутылок, стаканов и прочей посуды для спиртного или со спиртным. За стойкой стоял полноватый мужчина и протирал грязным полотенцем какой-то стакан. Кроме громилы-вышибалы на входе на него никто не обратил и малейшего внимания.

Пыль улиц. Песок скрипит на зубах. Губы пересохли. Им нужна влага. Она им требуется, требуется немедленно. Сейчас же.
Остановился рядом с дверью. Такая, милая типичная для салуна дверь-калитка, покрытая облупившейся краской, потрескавшаяся и ужасно скрипучая своими ржавыми петлями. Дотронулся до кармана рукой, тихонько погладил себя по куртке. Куртка в ответ тихонько пискнула. Маленький нерадиокативный мышонок был доволен и сыт.
Татум уверенно и спокойно толкнул сухой ладонью дверцу.
В нос закрался, постепенно усиливаясь, мощный запах дыма. Курительного, отвратного дыма. Противного, заставляющего чихать и сморкаться, почесывая переносицу. Отвращение к едкому запаху дыма появилось давным-давно, когда Старый только-только взял к себе маленького дикарского паренька, не умеющего ничего, не знающего ничего. Почти ничего не понимающего. Аромат его курительной трубки, набитой сухой травой, был противен, но ничего не поделаешь – когда юноша слушал старика, ему приходилось терпеть. Терпеть зуд в носу. И стараться не чихать.
Это осталось на всю жизнь. Как и глубокая ненависть к рейдерам, кипящей сталью полыхающая в горне праведной ярости.
Ну, всему своё время.
Вошёл, проигнорировав охранника, но заприметив за его спиной рукоять обреза. Поправив шляпу, без остановки продолжил идти – неспешно, размеренно, смело. Поглядывая по сторонам из-под мощных выдающихся бровей.
Остановился рядом со стойкой. Тень, из-за полей шляпы падающая на лицо, не скрывала прищуренный взор безразличных глаз, по краям обозначенных морщинами.
- Пиво, - сказал негромко Деклан, скрипнув кожаной курткой. В руке быстро появились крышечки.
- Кто в городе главный? – спросил индеец мгновение спустя, сморщив нос. Почесывая переносицу указательным и средним пальцем, оглянулся, разглядывая один из затуманенных углов заведения.

Протиравшый грязной тряпкой стойку бармен равнодушно глянул на Деклана. Это был птолный мужчина лет сорока с небольшим. На непропорционально толстых пальцах рук белели коротко подстриженные ногти. Засаленный жилет и клетчатая рубашка обтягивали округлившийся пивной момон.
- Тот, у кого больше всех денег - резонно ответил на его вопрос бармен, наливая в надщербленный, но чистый бокал порцию коричневатого пенящегося пойла. Судя по всему, он был не из словоохотливых, во всяком случае по отношению к новеньким в городе. Краем глаза Татум заметил какое-то движение - один из посетителей за стойке махнул рукой и бармен, развернувшись и прихватив с собой бутылку, двинулся к подозвавшему его парню в металлической броне, оставив перед Вождём бокал заказанной им выпивки.

Вождь промолчал. Больше вопросов не задавал. Взглянул на мутное стекло стакана, на неаппетитное пойло, чуть ли не булькающее внутри кислотными пузырями. Отстоявшись, чуть желтоватая пена напоминала губку для мытья. Ту самую губку, которой умело пользуются банщицы в тех самых заведениях, где платить надо сразу, а оружие оставлять на входе.
Татум посмотрел на свои грязные руки, на пыль, осевшую на нем чуть ли не с горкой, на придорожный песок, ссыпавшийся с его сапог. Подумал вдруг о кадке с водой.
Да. Мечтать не вредно. Только после работы.
Взял стакан в руку, поднес к губам, но пить не стал, а лишь сделал неглубокий вдох – втянул носом запах, чтобы сразу распознать, есть ли в напитке отрава. Конечно, шанс был невелик, но что, собственно, может помешать бармену быть в сговоре с какими-нибудь прохиндеями, зарабатывающими на жизнь обиранием простых путников с большой дороги?
А Деклан был не прост. Поставил стакан на стойку, чуть отхлебнув. Самую малость. Медленно повернул голову, посмотрел на отошедшего по делам бармена, мол, дожидается его возвращения. А сам внимательно вгляделся в лицо «броневого» мужика, к которому толстячок и направился. Может, это и есть тот самый… «Крыса Джек»?

Н-да... Задачка! Нужно держать ухо в остро! Он пока ещё не знает, как выглядит эта крыса, которая к тому же ещё и Джек, а расспрашивать у первого встречного... В общем, что-то ему подсказывало, что это был не лучший ход с его стороны. У стен тоже есть уши, и - Деклан был просто уверен - Крысе шепнут на ушко о том, что им кто-то интересуется раньше, чем он успеет допить свою первую кружку. Кстати, про пойло - судя по запаху (а также по вкусу) - из чего бы эту дрянь не гнали, она была совсем неплоха! При том даже очень - и своих двух крышек она стоила.
Бармен налил парню в "железном костюмчике" выпить и, достав из-под прилавка пачку сигарет, оставил перед ним на столе, вышел в заднюю комнату. Судя по всему, там находилась кухня, так как через некоторые время он вернулся оттуда с полной тарелкой солёного мяса, бросив на ходу сальную шуточку, адресованную вроде как к уткнувшемуся мордой в салат алкашу за стойкой. Раздалось несколько понимающих незлобливых смешков - наверное, каждому тут хоть раз приходилось так же "отдыхать" после "тяжёлого рабочего дня".

Сделал солидный глоток пенящейся гадости. На вкус, конечно, не нектар божественный, но по крайней мере что-то, похожее на приличное пойло, здесь, в этой кружке, имеется. Разбавленное грязной водой в нехилом таком соотношении. Причем, явно не в пользу «пойла».
Отхлебнул, посмаковал. Утер кулаком рот, поскреб недельную щетину грязными ногтями. Осмотрелся так, словно пытается изучить местный колорит – довольно долго приглядывался к рогатому черепу, висящему на стене, в рамке. Череп был солидный, рога – очень объемные. Сложно себе представить, чтобы такая зверюга бродила где-то в окраине.
Хотя.
Хм.
Есть же брамины. Может быть, брамин-мутант, загадка природы с одной головой и огромными рогами? Бывают же на свете диковинки.
Бармен подтащил «металлическому» парню выпивки. Почти сразу же убежал на кухню. Затем вернулся, и, пробегая мимо, бросил скользкую шутку в адрес какого-то местного пьянчужки. Тот что-то пробулькал в ответ и замолчал. Татум вообще проигнорировал всё это, глядя на поверхность барменской стойки. Решил подождать. И дождался.

Когда бармен, наконец, вернулся на своё законное место, Деклан негромко начал:
- Хм. Перекусить бы не помешало, добрый человек. Не пивом же единым, - сложил руки на стойке, призывно глянул в глаза толстому мужичку в жилетке, - неси, что есть. И, поведай мне, есть ли у вас девчонки, - взял кружку, отпил, - а потом мы с тобой поговорим о делах.

Бармен, отрываясь от вытираемой полотенцем склянки, секунду поразмыслил и наконец утвердительно кивнув, произнёс:
- Сейчас посмотрю, что у нас есть из тёпленького.
Он ещё секунду повозился со стаканом в своих руках, затем отставил его на стойку и наконец направился в смежное помещение. На сей раз бармен отсутствовал немного дольше, а когда наконец появился, то в своих крепких толстоватых руках нёс широкий пластиковый поднос, довольно потёртый на вид и даже надщербленный с одного края, но всё же достаточно прочный, чтобы выдержать вес наставленной на него посуды. К восхищению Деклана, это был настоящий комплексный ужин - видимо, хозяин заведения хоть и был недоверчивой сволочью, но своих клиентов обслуживать умел. На подносе дымилась большая миска горячего супа с плавающими в нём кусками мяса, моркови и картошки, тут же стояла тарелка с очень аппетитного вида стейком из брамина, присыпанный пряностями, лежало несколько кусков хлеба. Смачную композицию довершала ещё одна пинта холодного пива. Вождь непроизвольно сглотнул слюну, принявшуюся обильно выделяться при виде такого роскошного кушанья. Поставив перед ним поднос, бармен приглашающим жестом указал на стоявшие позади Татума столики:
- На вот, держи коль с дороги. Приятного аппетита. Ну, а по поводу комнаты на ночь и девочек - это уж к мамаше Грейз... если тебя устроят её цены. -- последним своим словам он довольно ухмыльнулся и подмигнул одному из сидевших за барной стойкой посетителей. Вновь раздалось громкое ржание.

Татум сглотнул. Его желудок спазматически поморщился, издав короткий утробный звук. Деклан, почесав щетинистую щеку, выдавил некое подобие улыбки. Такой слабой, практически незаметной улыбки человека, который привык видеть зло в людях, который привык вычленять злых людей, и делать с ними то, что они делали с другими. Но гораздо сложнее было найти добро, увидеть его, поймать лучик света, ласковый отблеск в глазах, потому что добро почти невидимо, неуловимо в это тяжелое время.
Время всегда было тяжелым. И люди никогда не менялись.
Но добро есть.
Добро есть во всём. В добротно приготовленном стейке из браминьего мяса, пускай мясо само по себе жесткое и на вкус не такое, каким бы его сделала твоя бабуля. В пожелании приятного аппетита незнакомому человеку, пускай он и клиент твоего заведения, и эта вежливость, скорее всего, напускная.
Пускай.
И даже слабая тень улыбки может быть доброй. Пускай взгляд ястребиных глаз совсем пустой.
- Спасибо, - изрек своим тяжелым голосом Татум, подняв разнос. Отошёл к столу. Присел. И принялся есть, медленно, тихо и достойно. Изредка незаметно поглядывая по сторонам.
А стейк был вкусный. Почти такой, какой готовила бабуля.

Деклан мрачно оглядывал помещение салуна. Отребье. Он ожидал это видеть - вон он это и видел. Небритые лица, гнилые зубы, шрамы, видавшая виды просаленная одежда, опасно выглядывающие из-за пояса стволы, тускло поблескивающие рукояти ножей, грязная брань, громкий пьяный гогот... Не сказать, чтобы всё это способствовало пищеварению, но Вождь терпел. Приходилось. Как говорится: "такая работа". Он весь превратился во внимание, но обрывки донёсшихся до его ушей разговоров ни на йоту не приблизили его к выяснению местонахождения Спрата. Да, кое-что из услышанного касалось нападений то ли на караваны, то ли на какие-то патрули, краем уха Татум несколько раз слышал какие-то упоминания о рабах и "хорошо проделанной работе", но явно выдавать свой интерес прислушиваясь в обществе подобных "джентльменов" было не просто "не вежливо" - скорее, чревато.
Деклан и не заметил, как тем временем стейк на его собственной тарелке уже почти полностью "испарился" под уверенными и слаженными действиями его ножа и вилки. Да и выпивка, к невольному сожалению, тоже подходила к концу...

Татум прислушивался, но не смог вычленить из повседневной болтовни рядовых обдолбышей ничего полезного – слишком шумно, слишком громко, слишком невнятно. Произношение и так похвалить нельзя, так еще и постоянный хохот за соседним столиком мешает сосредоточиться. Нет. Так дело не пойдет.
Играя желваками, уперся локтями в столешницу и положил подбородок на два крепких шершавых кулака, глядя прямо перед собой.
Сидел, думал. Доел уже давным-давно. Даже крыса своего покормил, засовывая крошечные кусочки еды в карман нагрудный. Наконец бросил парочку крышек на стол, подошел к бармену, поинтересовался насчет оружейного магазина, для виду. Кивнул и вышел прочь из салуна.

Вышел и хорошо осмотрелся. Прогулялся по окрестностям. Зашел за одну из хижин, справил малую нужду. Вернулся на главную улицу, нашел магазин.
Обдумывая всю полученную информацию по местности, расположению строений в городе и головорезов, которые могли быть замечены, вошел внутрь.

Дверь в магазин, снаружи забранный ржавыми металлическими прутьями решётки, была тоже добротного вида - толстая, металлическая, она выглядела тяжёлой и массивной, но сейчас была распахнута наружу, а за ней находилась вторая дверь, на сей раз просто обитая листовым железом, но тоже весьма прочной. Магазин явно был не продуктовым, и даже не скобяной лавкой, хотя обилие металлических изделий внутри было вполне даже впечатляющим. Вот только по большей части это было оружие.
Деклан аж присвистнул. Настоящего мужчину всегда заводили две вещи: женщины и оружие. И если первого тут явно не хватало, то второго - хоть отбавляй. На нескольких столах ближе ко входу лежало холодное оружие: кастеты, армированные бейсбольные биты, армейские ножи, изогнутые кукри, внушительные тесаки, молоты и прочие игрушки, которыми так и норовят проломить голову или оттяпать палец по самое плечо. Дальше были разложены всевозможные пистолеты: парабеллумы, кольты, глоки, вальтеры, пара беретт - и даже Пустынный Орёл, как не преминул заметить Татум. На полках же вдоль стен было выставлено куда более серьёзное оружие: тут лежали и старые-добрые АК-47, и FN FAL, тускло поблескивали воронёнными стволами джекхаммеры, на отдельном стенде - красавец-Штаер, ещё - множество винтовок, пулемёты, гранатомёт, на зарешеченных полках - ручные гранаты, шашки динамита, взрывпакеты С4, а также противопехотные мины, растяжки и ещё много-много всего вкусного и полезного. Посреди помещения стояли около десятка манекенов в броне и касках разных форм и размеров. Тут же можно было найти рюкзаки, комбинезоны, сапоги и ботинки, палатки и прочие полезные в быту вещи.
Народу в магазине было немного, а если присмотреться - то и вовсе никого, ибо те трое, кто находились в помещении, вовсе не были покупателями. Двое парней в железе с мордами кирпичом явно были охранниками, а мужик в кожаной броне за деревянной стойкой - хозяином заведения.